Васса
Васса Ивановна сидела за столом и перебирала открытки , письма и фотографии. Что осталось человеку в девяносто с хвостиком лет, как только перебирать открытки, письма и фотографии, вспоминать людей, родных и близких, знакомых и незнакомых.
Открытка, присланная ей отцом с японского фронта, когда она была ребенком. На ней казак, нанизывающий на пику десяток желторожих японцев.
Еще открытка, на этот раз с германского, с ней в одном конверте фотография, где отец в окружении офицеров снят в Львовском фотографическом ателье. Еще фотография, строгая величавая княгиня Голицына, мать и патронесса Смольного института. Опять отец, который навсегда для неё останется молодым и красивым. Мать дородная казачка умершая когда младшей из дочерей не было пяти годков.
Муж Вассы.
В тот год когда Литовская Териба (государственный совет)провозгласила независимость Литвы, младшей дочери Вассы Марии был уже год. Она была замужем за инженером путейцем (железнодорожником) Андреем, сыном кафедрального протоиерея из Вильно. Андрей настаивал на необходимости переезжать в Вильно, революционный Петроград ему мягко говоря не нравился, и такая оказия случилась спустя ровно год.
Еще в 20 году власть большевиков казалась историческим фарсом, который долго не продлится. После победы Пилсудского над большевиками, казалось стоит подождать год, - два как власть большевиков рухнет. Но она все держалась. Никто и не мог подумать, что этот ужас затянется на семьдесят лет. В том же двадцатом году свет Божий увидела и вторая дочь Вассы –Анна.
Вильню вошел в состав Речи Посполитой. Андрей Емелианович работал на Виленском железнодорожном узле, а Васса воспитывала дочерей, учащихся единственной русской гимназии.
В двадцать шестом году, на свет пожаловал Евгений, третий ребенок Андрея и Вассы, в том же году Андрей оставил путейскую службу и стал, надо полагать не без влияния своего отца, православным священником в том самом соборе. Это быль серьезный шаг, поскольку польское правительство вовсе не собиралось поддерживать православную церковь, что духовенством, воспитанным в Российской империи воспринималось как гонения. Хотя настоящие гонения были еще впереди. Отец Андрей был арестован и расстрелян большевиками в 1939г.
Васса осталась одна с четырьмя детьми, взрослыми Марией и Анной, подростком Евгением, и младенцем Григорием, родившимся за два года до смерти отца.
Мария.
Мария была хлопотливой и веселой. А еще она стала коммунисткой. Что стало для неё толчком к коммунизму, не ясно. То ли вездесущая дурь «дифензивы»(аналог КГБ в РП), толи увлечения философией, сначала Гегеля, потом Маркса. Диалектический материализм, экономическое процветание СССР, - ложь в которую тогда многие верили. Даже арест и смерть отца не стали для неё чем то пугающим. «Лес рубят-щепки летят», - написала она в письме матери.
В 1939 году, Вильно был занят большевиками. Не теми шизоидными крикунами и бандитами, как двадцать один год назад, а уже могущественной машиной сталинского государства. Союзники в начале Второй Мировой войны, СССР и Германский Райх, разделили Литву, Мемель и Ковно отошли к нацистам, Вильно – большевикам.
Мария официально отреклась от семьи, вышла замуж за коммуниста и поступила на работу в какое советское учреждение, с названием в виде непроизносимой аббревиатуры.
23 июня 1941г. Вильно был занят немцами. Мужа Марии литовские националисты расстреляли у неё на глазах, а её беременную на последних сроках отправили в гетто, ведь отрекшаяся от семьи, по фамилии мужа, она стала еврейкой. Там в больнице гетто она и родила сына, имени которого сейчас уже никто не помнит. Виленское гетто знаменито тем, что в нем погибло 95% обитателей, но Мария выжила.
Когда их гнали куда то, голодных оборванных людей по снегу, в лютый мороз декабря 1941, Мария несла на руках своего трехмесячного сына. Мальчик громко плакал и кричал. Немецкий солдат, подойдя к ней, вырвал из рук драгоценный сверток с её ребенком и выбросил в сугроб.
Саму девушку пинками и ударами, угрозой смерти погнали дальше. Полицаи гетто, по сути такие же узники как и она сама, избили её дубинками.
Движимая каким то неведомым науке инстинктом, она буквально через полчаса смогла сбежать из колонны и вернулась на это место. Её сын был уже мертв.
Сбежать из гетто не было возможности, но она сбежала. Скрывалась Мария у каких то людей, фамилии которых она даже не знала, явиться в дом от которого она отреклась у неё не было сил. Там же она попала в ряды польской освободительной армии Крайовой, в которой в качестве санитарки принимала участие в освобождении Вильнюса от нацистов, - операции Остра Брама.
После освобождения Прибалтики советской (уже не красной) армией, Мария попала в руки НКВД. Она не скрыла, ч то смогла сбежать из гетто и воевала в Армии Крайовой, и после издевательств нацистов оказалась на одной из Колымских «командировок», где тоже выжила. Она стала игрушкой для комсостава Сусуманской пересылки, но выжила. После освобождения работала поварихой и кладовщицей и еще черт знает кем, но выжила в аду, в котором погибали многие гораздо более сильные чем она.
Там же, уже в состоянии какого то безумного отчаяния, она написал письмо матери в Вильно, но ответа так и не получила.
Анна.
Анна, младшая дочь была тихой и склонной к одиночеству девушкой. Её основным увлечением были языки,и конечно более всех немецкий. Язык Гёте и Шиллера, вдохновлял и радовал более остальных. Впереди виделся университет и служение преподавательницы немецкого языка.
Гитлер обещал Литве независимость, но нацистами Литва была включена в Рейхскомиссариат Остланд. В квартиру к Вассе подселили трех немецких офицеров. После большевиков, нацисты выглядели людьми порядочными и добрыми.
По пятницам и субботам они устраивали «вечера», во время которых пили дешевое Кёнигсбергское вино и слушали пластинки на патефоне. Иногда, они являлись в комнату «фройляйн Анна» и просили исполнить, что ни будь на фортепиано.
Во время одного из таких вечеров Аннушка и познакомилась с Дитрихом. Молодой штабной офицер фон Тальберг был пленен Анной.
Как то вечером он сделал ей предложение, но сложность заключалась в том, что для полноценного брака ей надо было стать «фольксдойче», то есть сходить в рейхскомиссариат и заявить немецкое происхождение. Знание языка у Аннушки было достаточным, поскольку по слову Дитриха: «даже сам гауляйтер, не говорит на таком превосходном хох дойче (литературном немецком), как фройляйн Анна». Так что сыграть роль остзейской «гретхен», для неё не составит труда. К тому же статус «фольскдойче» спасал её от вывоза на работы в Германию.
Любовь, или ненависть к большевикам-убийцам отца, были решающими в этом выборе, но Аннушка стала фрау фон Тальберг.
Незадолго до 44 г. Дитриха перевели в Мемель, а после в Кёнигсберг.
В Кёнигсберге было действительно страшно. Город пылал во время налетов британской авиации, и Аннушка отсиживалась в бомбоубежище вместе с остальными офицерскими женами. По личному приказу Гиммлера, всех кто высказывал паникерские настроения, арестовывали.
Гитлер объявил «Фольксштурм», во время которого в армию стали забирать даже тринадцатилетних подростков и семидесятилетних стариков. Репродуктор надрывался голосом Геббельса, но этому уже мало кто верил. Верить стали только после того, как солдаты видевшие Неммесдорф после ухода большевиков, подтвердили его слова.
Дитрих, который знал, видимо, что то большее чем то что официально вещал Геббельс, вывез Аннушку в Пиллау, и внес её в списки эвакуируемых.
В то время как в Кенигсберге маршал Василевский придумал посылать собственную пехоту под собственный артиллерийский огонь, что бы сократить потери от стрелкового оружия противника, в Пиллау люди штурмовали вокзалы и пристань.
После налетов британской авиации трупы лежали по всюду. Тех кто пришел на пристань раньше толпа, тесня, сбрасывала с пристани в ледяную февральскую воду. Мертвецы стояли в воде стоймя.
Паромы не отправлялись, и только когда раскаты от советской артиллерии стали слышны в городе, началась эвакуация. Паромы с эвакуируемым населением и раненными топились в море советскими подводными лодками. Потом Аннушка узнала, что плавающий госпиталь с гражданскими и раненными «Вильгельм Густлофф» был потоплен советскими войсками. Эвакуирующиеся рассказывали про зверства, какие творят большевики, им не хотелось верить, но Анна знала, что это так.
Чудом только можно объяснить, что она выжила в аду эвакуации и потом в Бреслау, где восставшие, некогда угнанные в Германию из Польши и Украины молодые люди, вооружась ножами и палками убивали бывших «рабовладельцев», жестоко мстя за низведение человека на уровень рабочей скотины.
Она выжила, но писать семье, в страну большевиков, она боялась. Она знала, что там расстреливают за письма из заграницы. Только будучи почтенной вдовой фон Тальберг, она написала на тот адрес в Вильнюс, и не получила ответа.
Григорий.
Старший сын Вассы, Евгений погиб во время штурма Вильно красной армией и армией Крайовой. Он не был участником боевых действий, ни солдатом ни партизаном, он просто неосторожно вышел на улицу, ему было только девятнадцать лет. Были убившие его немцами, литовцами, поляками или русскими, - никто не знает.
В 1946 г. Вассу как ЧСВН отправили в ссылку. Себя она в шутку называла «ЧСВН в кубе», поскольку перед властями была членом семьи не одного врага народа, а сразу трех, мужа и двух дочерей. В мордовской малокомплектной сельской школе, она преподавала математику и черчение. К преподаванию внеидеологических дисциплин ссыльных допускали. Потом ей разрешили ехать куда угодно, но предписали «минус сто», потом и это предписание сняли. Ей предлагали выйти замуж, но она была верна убитому мужу.
Григорий после службы в советской армии, при оформлении паспорта взял девичью фамилию матери и под славной фамилией хорунжего донского казачьего войска поступил в Казанский университет, на агротехнический- единственный факультет куда (как ему объяснили) могли его взять. Потом он конечно перевёлся на любезную себе математику и даже стал кандидатом физико -математических наук.
Григорий стал искать. Поиски не приводили к каким либо заметных успехам. Только когда началась эпоха гласности и перестройки, он нашел и в далекой ФРГ фрау Тальберг, и в далеком Колымском крае Марью Андревну, переменившую множество фамилий старушку с множеством хронических болезней, узницу ГУЛАГА и Виленского гетто.
Васса
Васса держала в руках новую фотографию. Такие делают сейчас фотоаппаратами похожими на мыльницу. Яркие цветные, кажется ярче и цветнее чем сама жизнь. На Ней были обе её дочки вместе, и она посреди них. Они согбенные старушки, и она со спиной прямой, как при посадке в седле на уроках верховой езды или при уроках танцев под патронажем княгини Голицыной.
Сложив всю стопку фотографий в деревянную шкатулку, Васса стала смотреть на огонек лампадки перед иконой висящей в углу. И в маленьком рыжем мерцании, она чувствовала как соединяется душою со своими детьми, чья судьба была так похожа и так разнообразна, с убитым сыном, с мужем которого любила, с отцом вечно молодым и матерью которой не помнила, с Богом…