Зима с 1990 на 1991 год. Корабль в судоремонтном заводе в Росте, что на окраине Мурманска. Спокойная, размеренная и предсказуемая служба, нехарактерная для нашего крейсера. Кажется, что омрачить её может только автобус, приехавший с опозданием за офицерами и мичманами сходной смены.
Зима на удивление холодная. С раннего утра не меньше двадцати пяти градусов – для этих мест многовато. Под ногами хрустит снег. Безветрие. От смутно проступающего в полярной темноте корабля тут и там через вентиляционные решётки поднимается пар. Значит жизнь на корабле теплится! «Хорошо, что мы предусмотрительно слили воду из системы охлаждения антенного поста радилокационного комплекса и ему мороз не страшен!» - думаю я о своём, поднимаясь по скользкому промёрзшему трапу.
Внутри корабля чертовски холодно: свои котлы выведены для ремонта, а заводская котельная, к которой подключена паровая магистраль корабля, не справляется. Она не всякий раз может обеспечить достаточным давлением пара даже котлы для приготовления пищи. Зачастую обед «переносится вправо» по его неготовности. Говорить о нормальном тепловом режиме в офицерских и мичманских каютах просто не приходится. «Ремонт, одним словом».
Офицеры и мичманы прибыли со схода. По кораблю объявляется сигнал «Большой сбор» для утреннего построения экипажа. Обычно, даже на выходе в море, мы строимся на полётной палубе, но изредка в лютые морозы – в ангаре: так меньше больных. Постановка задачи на новый день.
Под самый конец построения раздаются частые короткие звонки - аварийная тревога! Страшнее сигнала на корабле нет. Значит что-то фактически происходит: горит, топит, рвётся. На послужившем своё корабле такие тревоги не редкость. Но к ним привыкнуть невозможно. Экипаж, как обычно, занимает свои боевые посты и командные пункты. Из информации по корабельной трансляции сначала становится ясно, что обнаружен дым в носовой части корабля на второй палубе, а через пару минут, что горит одна из кают офицеров по левому борту. «Моё заведование!» - отмечаю про себя.
Несмотря на грамотные действия носовой аварийной партии, из-за сильного задымления аварийного отсека и отключения по причине мороза наружного контура пожарной системы тушение затягивается. Под злополучной каютой расположен погреб артиллерийского боезапаса. Старший помощник командира корабля принимает решение затопить погреб во избежание взрыва.
Немного погодя, на борт прибывают офицеры штаба флота. Видя, что тушение пожара организовано правильно, в действия старпома не вмешиваются. К левому борту подходит аварийно-спасательное судно и начинает тушить горящую каюту через выбитый иллюминатор. Позже окажется, что при этом сначала пожарники «промахнутся» на четыре каюты в нос и подадут воду в неаварийную каюту, разметав в хлам только-только полученную первую персоналку.
«Пожар потушен!» По закопчённым и ещё не до конца проветренным коридорам, где плещет вода, с фонарями проходит командование, чтобы предварительно оценить ущерб. Каюта выгорела напрочь, но это ещё цветочки: за подволоком явно пострадала и кабельтрасса.
Тушение закончено, но обстановка стремительно ухудшается: офицер моей боевой части, каюта которого рядом с горящей, непостижимым образом успевает надышаться дымом и доставляется в санчасть. Когда я его увижу, он будет лежать на кушетке с красным лицом в окружении наших медиков.
Совсем немного погодя окажется, что нуждаются в срочной госпитализации 27 человек личного состава моей боевой части, надышавшиеся угарного газа при уборке плохо проветренных коридоров. Медики организованно отправляют личный состав, кутающийся в одеяла, в госпиталь в Североморск. Мозг отказывается воспринимать всё поступающий и поступающий негатив. Ясно, что сегодня - мой день.
А за бортом ещё утренние сумерки. «Что день грядущий нам готовит?!»