Я слепну, астигматизм искривляет восприятие,
И визуально не отличаю где машина или это деревья в паре?
Смешались цвета и без того неконтролируемые,
На ровном месте спотыкаюсь, делая вид неосторожности...
Очки цилиндровые по 800 руб. за стекло
Уже не выручают и не понять где зебра, а что киоск...
Вверху небо, а вот ноги не чувствуют земли,
Её не вижу, а только коричневую смесь и её уже нет.
Иду в ванну смыть пот с лица, толи кошка у двери замерла,
Ааа, нет, это чёрный пакет с банкой.
Допускаю ошибки в тексте, личного редактора нет,
Терпения нет...
Вдохновенье давно улетело, нужны идеи, их нет.
Воображение забыло о чувствах от увиденного огня на листьях
И умирающего голубя от голода прямо у подъезда.
Сливаюсь с воздухом, нО САМ ЗАДЫХАЮСЬ.
Ощущается, не увижу в себе я скоро поэта, а позже и человека,
И тела. Оно распадается под вой сквозняка,
Он завоевал треть комнаты, если не считать моего отражения
Под звёздами в сторонке от рассвета над дымом
И под алчной Вселенной, хвастающейся
Недосягаемой гармонией в научных книжках волнами.
Он напоминает, что я кусок материи с недостатком крови
и оптимизма,
Веществ питательных белков, одна чернота кофеина поддельного,
А может я просто отравился...
Успокойте душу мои верные 4 стены, пожалуйста.
Среднечастотно играет «Лунная соната» бунтаря Бетховена.
Капает на нервы, сливая воспоминания с реальностью,
Бабушка умерла этим летом.
Не успел с ней попрощаться хоть и знал что смерть
Над ней уже летала.
Я к при жизни заходил в комнату только чтобы взять
В шкафу полотенце и льстиво для виду улыбался,
А когда холодным стало её тело, вошёл так же для виду,
Упал на колени, как и мама в слезах режущих слух,
Чтобы ей было не обидно... но чуть дальше от кровати,
Брезгливость моя, наверное, ещё с рождения больного осталась.
Родителей совсем не берегу играя на сердце жизнью своей ничтожной.
Думаю, раз пишу о правде то и верю, прощенье мне Бог подарит.
Зажавшись в угол комнатушки, где за спиной дух умершей,
Нагоняет воспоминания, как к ней через тряпку на двери заглядывал
И махал, а она улыбалась, а потом с телевизором наедине оставалась.
Но и часто, когда меня звала налить для чая кипятка, я психовал
И всячески демонстрировал нежелание старушке родной помогать...
Она с грустным выражением наблюдает, напоминает, что я материя
И нет в крови совести, а лишь к людям светлое презрение...
но почему?
В стихах тёмных найдёте при желании вы ответы.
Ну вот, макушка Солнца показалась, я вырубаю жизнь из розетки,
И привычно слёзы на линолеум роняю тишине на потеху.
Открываю пластик на уровень микропроветривания,
Шуршит листва и запах мертвечины.
О ветер, спой мне, слушаю тебя.
Ну...
пожалуйста.