5. Чужая. Камень на сердце

Владимир Акулинский
    На первом этаже в подъезде хлопнула дверь. Он! У Ларисы екнуло сердце. Она засуетилась, снова начала доставать из шкафа убранные туда тарелки, вилки, бросилась к холодильнику за салатом. Поставила на плиту сковороду, чтобы разогреть котлеты. Голодный, небось, идет!

    Щелкнул замок, и во входной двери появилось загадочно улыбающееся лицо Сергея. Лариса облегченно вздохнула: «Ничего не знает!»
    — Не спишь, хозяйка? Гостей принимаешь? — Он тихонько вошел и, не закрывая дверь и пряча за спиной руки, остановился. Фуражка сбита на бок, сапоги в грязи, шинель в какой-то паутине, то ли еще в чем. Лариса обеспокоенно глянула за порог.
    — Так ты — один?
    — Не один, — протянул загадочно Сергей, и Лариса еще раз удивлённо посмотрела на распахнутую позади мужа дверь, но там никого не было.

    — Вот кто со мной! — наконец перестал он испытывать ее терпение, и перед лицом Ларисы вспыхнул красный букет калины!
    — Ой, какая прелесть! И что это с вами сегодня — один рябину ломает, другой — калину. Не стыдно? — и пока Сергей раздевался, она рассказала ему о Леночкином походе в лес, о Петькиных за ней ухаживаниях, услышав шаги в квартире над ними, вспомнила и о новом подтеке на кухне.
    — Ничего, высохнет! Что с ними делать, с этими беспризорными испытателями. Лида же комиссию обслуживала сегодня. Твой детсад отдыхал, а столовая-то работала. Проверяющим тоже кусать хоц-ца, а? Или забыла уже, как сама обкармливала начальство?

    Ларису от этого напоминания бросило в жар. Нет, не забыла она столовую в Дальнем. Из-за той работы, из-за того Дальнего все и произошло... «Неужели?..» Но Сергей уже плескался в ванной и возбужденно рассказывал, как они сегодня здорово отвоевались. «Какая же ты мнительная. Успокойся, Лариса!» — прикрепив калиновый букет рядом с веткой рябины, она дрожащими руками поправила прическу, посмотрела на свое отражение: как будто все в порядке.
    — Ты знаешь, я сам не ожидал, что так получится, — Сергей вышел из ванной, растирая тело полотенцем. — Помнишь, я тебе рассказывал про одного сержанта, да ты его знаешь, он Филевых пацана забирал из детского сада, когда она в больнице лежала. Самовольщик, сукин сын, невеста, видите ли, говорит… Ну, который подрался из-за нее с местными.
Лариса согласно кивнула ему и бросилась в кухню. Позабытые котлеты трещали на сковороде, и брызги кипящего жира разлетались из-под них в разные стороны.

    — Вот растяпа! Совсем забыла о них! Склероз уже старческий! — Лариса начала ругать себя, обрадовавшись возможности выговориться и, действительно, быстро успокоилась.
    — Да ладно! Склероз подгоревший — тоже нам по зубам, — Сергей вошел вслед за ней в кухню и, не замечая пунцовых пятен на щеках жены и еле сдерживая вызванный какими-то воспоминаниями смех, попросил:
    — Застегни мне запонки, пожалуйста, у меня что-то пальцы не гнутся. Так ты представляешь, этот самый Кольцов сегодня всю погоду сделал...
    — А ты чего это парадную рубашку надеваешь? — Лариса удивленно посмотрела на мужа.
    — Как это «чего»? Разве у нас не праздник?
    — Так поздно уже, и Леночка спит...
    — А разве у нас с тобой нет повода посидеть, поговорить вдвоем? Молодость вспомнить? Она подарки нашла? — Сергей заглянул в спальню.

    — Не успела, заждалась тебя, даже уснула, не раздеваясь. Пирог без папы отказалась пробовать. Может, специально и под подушку не полезла, раз ты не пришел?
    — Ну, пирог и мы без нее не тронем... Так ты представляешь, — Сергей закрыл в спальню дверь и, повернувшись к Ларисе, только тут заметил ее усталый и какой-то не праздничный вид.
    — Ты что, маленькая, заждалась, замоталась? — он подошел к ней и, увидев вокруг ее глаз темные круги, обнял, уткнулся носом в ее завитушки возле уха.
    — Не ждала бы, ложилась тоже спать. Неужто не привыкла за десять лет?
    — Привыкла, Сережа, привыкла, ко всему привыкла, — прошептала Лариса, сдерживая слезы, и, отстранившись от мужа, улыбнулась.

    — А где ж твой гость? Кто он?
    — Какой? А-а! Корреспондент из окружной газеты. Статью будет писать о нашем дивизионе... Ты представляешь!.. — Сергей, снова о чем-то вспомнив, неожиданно взмахнул руками, но, увидев ожидающие ответа глаза жены, рассмеялся.
    — Земляк оказался. Весь день вчера и сегодня за мной ходил, все расспрашивал, записывал. Я его и пригласил на семейный праздник. А тут — как налетели! Проверка-то закончилась еще вчера. Сегодня итоги подвели. Кстати, поздравь командира отличного дивизиона, то есть меня, естественно. Ну, молодец все-таки этот Кольцов! Сниму взыскания — все до одного. Голова парень! Может, и правда влюблен по уши? Поможем!
    — В чем ты ему поможешь? Сватовством? Ты все-таки земляка почему не привел?
    — Куда там! Поздно, говорит, пойду в гостиницу. Тепло-то хоть сегодня? Батареи греют? А то после дубаря в гостинице напишет он о нас репортаж из-под пяти одеял, — Сергей дотронулся до радиаторной батареи и отдернул руку. — О! Отлично! Значит — репортаж из жаркого боя!

    — Садись есть, говорун, а то опять все остынет. — Лариса, еле управляясь левой рукой, поставила на стол сковороду, тарелки, фужеры и открыла холодильник.
    — Лор, что это у тебя с ладонью, обожгла? — Сергей осторожно взял ее за руку. — Бедненькая моя, а я тут болтаю все и ничего не вижу. Больно?
    — Ничего, уже проходит, а до свадьбы совсем заживет. Держи! — она подала ему большую бутылку.
    — Шампанское! Ого! Где достала? Ну, ты меня поражаешь! — Сергей искренне удивился тому, что Лариса сама купила вино.
    — Вот не ожидал... Молодец! Полусладкое — мое любимое! — и совсем уж неожиданно для нее сказал:
    — Давай не будем его портить? А то на ночь много не выпьешь, а оставлять открытым — выдохнется. Нам ведь и так хорошо, правда?
    — Да, — произнесла она и удивленно посмотрела на мужа.

    Его слова озадачили ее: как, и шампанское нельзя? Но тут же одернула себя: ну и что, что шампанское — вино же! Но что-то не о том она, при чем тут «вино — не вино», не злоупотреблял Сергей, опасений у нее не вызывал пристрастием, хотя... Но то было раньше, а здесь... И не только потому, что построже у них стало с выпивками, мальчишниками. Сегодня просто ей хотелось посидеть вместе с Сергеем так, чтобы в руках бокалы, чтобы в комнате полумрак, и чтобы... чтобы все как не всегда.
    — Но, Сереж, так проверку же вы сдали, тем более, что завтра воскресенье, — Лариса посмотрела на часы.

    — Скоро будет «сегодня воскресенье», и я хочу, чтобы ты надела то голубое платье. А проверка тут ни при чем, маленькая. Вспомни, сколько и чего мы выпили на нашей свадьбе?
Он подошел к ней и осторожно сжал своими шершавыми ладонями ее пухловатые, оттененные привлекательными ямочками щеки и чмокнул в полные губы.
    — Вспомнила, маленькая?...
    Вспоминать было нечего, потому что за два дня свадьбы они не выпили ни грамма спиртного. И только на третий день, когда разъехались и разошлись гости, и в доме остались одни родственники, Лариса выпила шампанского, а Сергей — немного домашней настойки.

    Тогда ему этого было достаточно и для веселого, и для грустного настроения. Потому что — говорил он ей и до свадьбы, и еще долго после — он страшно терпеть не может не столько состояние опьянения, сколько стадию отрезвления. Ему еще долго и потом было достаточно «чуть-чуть», ради приличия, чтобы просто обозначить участие в компании, а веселиться он мог и без граммов. Тогда еще мог. И тогда ему было достаточно только держать в руках что-нибудь рюмочное...

    — Ты прав, Сережа, мы ничего не пили, и сегодня не будем, да? — она со вздохом поставила шампанское обратно в холодильник и вдруг, хитро улыбнувшись, сказала:
    — А все-таки будем! Вот это!
    Пока Сергей с интересом изучал красивую этикетку на такой же бутылке, наполненной каким-то темно-розовым напитком, Лариса переоделась в «так идущее ей» платье, подкрасилась и вышла на кухню.
    — Что это за новость? «Вечерний...» Я такого не пробовал, — он обернулся и изумленно воскликнул:
    — Слушай, маленькая! Да ты у меня вообще! Зачем мне вино, зачем мне «другая, у которой глаза голубень»? Да ты у меня... — Он смотрел то в подведенные глаза Ларисы, то на отливающее блестками свободно лежащее на ней платье.

    — Чужая, как пить дать — чужая! Слушай, маленькая, ну их в баню — и котлеты, и эту шипучку! Пошли спать! — Сергей подхватил ее под мышки и закружил по кухне.
    — Ах, ему, видите ли, чужая понравилась! Нахал. Все! Развод! Отпустите, отпустите меня! — обхватив его руками за шею и поджав ноги, Лариса смеялась и кусалась в поцелуях, и все крепче и крепче обнимала мужа.
    — Отпустите, наконец, нахал! Как вам не стыдно, а еще женатый десять лет человек! — она куснула его за ухо и выскользнула из объятий.
    — Ладно уж, накормлю напоследок! — сжалилась она над стоящим перед ней с молитвенно сложенными руками и потупленными глазами Сергеем, весь вид которого говорил о раскаянии и последнем-последнем разе. — А то кому ты нужен голодный и слабый. Отпущу к чужой сытеньким, может и сгодишься на что.
        ***
    Утомленные, они лежали, тесно прижавшись, и Сергей, смеясь, рассказывал ей, как провожали проверочную комиссию.
    — Ты же по своей прежней работе помнишь, разве было такое, чтобы начальство сухим уезжало? Вот-вот! А тут провожаем, значит, пожимаем друг другу руки. Все хмыкают, откашливаются, мы рассыпаемся в благодарностях за оказанную помощь. На трезвую голову не научились расставаться. Командир сопит, а Володька, шутя, конечно, намекает, мол, работу закончили, может, старинку вспомним, «нарушим». Так один майор... Да, кстати, ты его может быть и помнишь, он приезжал еще капитаном к нам в Дальний. Ты его тоже там должна была кормить вместе с той комиссией, когда нас главком проверял.

    Он, оказывается, какой-то друг Костецкому, очень они по-приятельски общались эти дни. Так, ты представляешь, этот майор напыжился весь и на полном серьезе Макарову отвечает: «Вам, товарищ майор, скоро подполковника получать, а вы так неудачно шутите!» — Отмочил! Да по утрам невооруженным глазом было видно, где и как они с Валеркой вечера проводят, командир — и тот узрел. Но молчал. Пусть Костецкий ублажает проверяющего.

    А Володька как-то нехорошо посмотрел на майора: «Шутить, говорит, — не вредно, вредно попусту языком трепать!» Тот парень заносчивый такой — не знаю, чего они с Макаровым не поделили, — промолчал, как не слышал. Только скорчил мину, пожал плечами — с тем и расстались. В общем, укатила комиссия, как гора с плеч.

    Лариса никак не могла унять мелкую дрожь. Сергей еще крепче прижал ее к себе:
    — Ты что, замерзла? Тепло же, — но на всякий случай, стянув с себя часть одеяла, подоткнул под нее, укутал, как когда-то укутывал в их первые ночи. Но она вдруг отбросила одеяло, и, не накидывая сорочку, выбежала в прихожую и тот час же вернулась.
    — Сереж, давай целоваться, как тогда, зимой, через калину! — и, не ожидая ответа и навалившись на него всем своим горячим телом, зубами начала срывать с ветки ягоды.

    — Ты что, с ума сошла, Лорка! — ее глупая выходка рассмешила Сергея, — они же зеленые еще, горькие!
    — Сладкие, Сереженька, сладкие, — прерывающимся шепотом дышала на него Лариса и впивалась жаркими губами в его губы.
    — Маленькая, что это с тобой? Что за страсти не по возрасту? — задыхаясь от смеха и ее поцелуев, бормотал Сергей.
    — Да ты никак плачешь? — почувствовав соленость на ее лице, отодвинулся в сторону Сергей.

    — А что? Мне обидно... Разве не обидно? Я тебя ждала, ждала, а ты мне все о своем сержанте, да о сержанте... Все о проверяющих, да о проверяющих...
    — Ну ладно, прости меня, маленькая, и хватит тебе жевать эту гадость! — он отобрал у нее веточку и сунул куда-то за изголовье. — Кто же ест зеленые и немытые ягоды? Моя чистюля Лорка? Дай я тебя поцелую без этой горькой калины...
    Он обхватил ладонями ее голову и снова долго и крепко целовал... Совсем как когда-то, давно... Совсем как недавно, сегодня...

    Она сначала вяло отвечала на ласки Сергея, неохотно уступая его настойчивому требованию. Но в первые же секунды близости ей вдруг показалось, что это не Сергей, а тот, казавшийся ей забытым Алексей обнимает, сжимает ее своими мускулистыми руками и, как тогда, бессвязно шепчет ей в ухо нежные слова, до боли впиваясь своими железными, желанными пальцами в ее тело, прерывая свой шепот мягкими влажными поцелуями ищущих по ее шее губ, судорогой отзывающимися в ее теле, заставляющих исступленно биться под ним, рваться навстречу его толчкам и всхлипывать, стонать, терять от счастья сознание, охать и рыдать от неизведанного прежде восторга, жадно ловить его прохладные губы, прижимать к себе его плотное тело с яростным желанием вобрать в себя его всего, поглотить, слиться с ним и забыться в остром чувстве этой близости.

    Она уже не сдерживала себя, дав волю своим горячим рукам и не отказывая проснувшемуся в ней и так распалившему ее желанию, отдавалась Сергею жадно, искренне.
...Проснулась Лариса от ощущения какой-то легкости во всем теле и предчувствия чего-то светлого, хорошего. Неясная взволнованность, которую она ощутила с первого момента пробуждения, казалось, жила в ней всю прошедшую ночь. Что произошло? Что пробудило в ней эту приподнятость?

    Она покосилась на разметавшего по кровати руки Сергея и вдруг вспомнила все, что произошло между ними вчера, а может быть уже сегодня? Почему? Почему за десять лет супружеской жизни такое случилось между ними впервые? Неужели она сама виновата?.. Что мешало им? Ссоры, передряги по пустякам и без повода, или вся жизнь, там, в Дальнем? И только ли испытанная сегодня радость полного обладания друг другом так воспарила в ней? Нет, с этим чувством пришло что-то еще, что-то большее, важное, очистившее ее измученную совесть, снявшее с сердца тяжелый камень вины перед Сергеем.

    Этот камень давил, не давал ей спокойно жить уже несколько лет. Где-то там, в глубине сознания, она сделала для себя какое-то открытие. Какое? Она почему-то без вчерашней тревожности вспоминала свои встречи с Алексеем и удивлялась своему спокойствию. Перегорела? Перешагнула через барьер страха перед возможностью быть .раскрытой? Но она и сейчас, сейчас тем более, не хочет, чтобы Сергей узнал о том...

    Теперь-то она понимала, что не любовь, не увлечение, хотя Ларисе он очень понравился: вежливый, обходительный, глаза с длинными ресницами красивые, улыбчивые, карие, полные губы — все по ее вкусу, и весельчак — без нового анекдота ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин не приходил, — нет, не это бросило ее в объятия Алексея... А может не только это? Месть? За что? За грубость, невнимательность? Еще что, что? Желание чувствовать себя полноценной женщиной, заслуживающей внимания и ласки? Желание нравиться — естественное желание всего женского рода? Что? Вся ее посудомоечно-официантская жизнь в Дальнем? Конечно, все это вместе!

    Но почему именно к Алексею? Потому что он был очень похож на Сашку-Левку, ее первую девичью любовь? Который потом уже, когда ее чувства остыли, и в ее жизни появился — хотя и застенчивый и тем тоже очень милый, но надежный, спокойный парень, не просто парень — курсант военного училища, без пяти минут офицер-ракетчик, потом — и уже поздно — Сашка начал досаждать ей своим ухаживанием и не просто, а замуж, видите ли, выходи за него, — ей уже было смешно. Сердце было отдано Сергею, да и заявление они уже с ним тогда подали.