1. Чужая. Ожог

Владимир Акулинский
        Повесть

        Он не простил ей не измену,
    а признанье...
                Автор
   
        ***
    На столе уже выросла гора ватрушек, в духовке покрывался загаром любимый папин яблочный пирог, на плите дожаривались котлеты. Леночка старательно протирала тарелки, ножи, вилки и относила в комнату, не забывая по дороге всякий раз посмотреть на себя в зеркало очень удобно стоящего в прихожей трюмо: и туда идешь — видно, и обратно. Нет, бант держится. Иногда она останавливалась, поправляла ленту, тихонько вздыхала. Сама виновата, надо было расчесывать получше волосы, не лениться косичку заплетать. Папа, ей показалось, не очень радостно чикал ножницами, но мама сказала: хватит ходить растрёпой!
Теперь голова такая легкая, а по шее ветерок бегает, так и хочется поежиться. А вообще-то, бант ее не портит, даже наоборот. Он такой большой, как крылья огромной бабочки. И она порхает, как бабочка, из кухни в комнату, из комнаты в кухню. «Лето красное пропела..,» — вспомнилось ей. Нет, это про стрекозу. А косичку она и вправду пропела. Глупая была. Теперь — взрослая. Сегодня у нее день рождения — девять лет, и мальчишеская стрижка делает ее еще больше взрослой, и голубой бант этой девочке в зеркале очень даже идет.

    У мамы с папой сегодня тоже праздник. Десять лет назад они поженились, еще до нее. Ну что ж, это хорошо, что их трое, вместе праздник веселее.
    — Доча, отнеси на столик еще одну тарелочку и включи телевизор, сейчас «Вокруг смеха» начнется, — сказала мама.

    — Ой, у нас будет гость? — всплеснула руками Леночка. — Как хорошо! А то придумали — праздник без гостей совсем. А кто придет? — она сразу забыла, что праздник может быть веселым и втроем. И почему это мама так сказала: «Давайте по-семейному, без никого»? Придумала! Да и вообще, в последнее время к ним все равно почти никто не приходит. А если приходит, то все по делам да по делам. Мама иногда говорит, что надо кого-нибудь пригласить на чай. А если по делам пришли, разве нельзя чаем угостить? Раньше и по делам приходили, и пили, и ели... Не гостьевое какое-то время настало. Папа как-то сказал маме, что люди не научились еще чай пить. Смешно, неужели это так трудно? Конечно, папа пошутил. Вот придет гость...

    — Мамочка, кто же придет? — вспомнила Леночка и подбежала к зеркалу. На нее смотрела веселая курносая девочка в голубеньком платьице, с голубым бантом бабочкой и любопытными глазами.
    — Какой-то дядя, мы с тобой его не знаем, папин знакомый...

    В комнате затрезвонил телефон. Три раза, коротко. Обычно, когда папа был дома, он после таких звонков быстро одевался, хватал свой коричневый чемодан и убегал. Но сейчас папы дома не было, убегать было некому, и Леночка, подняв трубку, сказала:
    — А папа еще не пришел.
    — Ясно, — ответили там, и в трубке запикало.

    Мама загремела чем-то на кухне, ойкнула и запричитала:
    — Ну что это за день такой! Все из рук валится... Лена, ты отнесла тарелку? Ой, господи, да зачем теперь это...
    — Что случилось, мамочка? — Леночка вбежала в кухню и увидела, что противень лежит на полу, пирог развалился на две части и сполз с противня, а мама держит правую руку под струей воды...
        ***
    Так хорошо начиналось утро. В магазине Лариса успела на молоко и даже сметану. В заказе достались два килограмма хорошей колбасы, индийский чай и дефицитные сейчас дрожжи, не отказалась и от болгарского ассорти в пятилитровой банке. От Наташки из Ленинграда пришла и обрадовавшая, и немного растревожившая телеграмма: «Поздравляю Молодцы отец и его венец Готовьтесь штурму третьего рубежа Побеждайте прибавляйтесь Будьте счастливы Цулу я».

    В этом она вся, ее лучшая со студенческой поры подруга, оптимистка, никогда не забывающая даже мало-мальски важного в их жизни события. Вот и о том, что у них десять лет... Десять лет! Жалко, что Наташка не смогла побывать на их свадьбе, не доехала. Проторчала на вокзалах, не достала билета... Десять лет! Боже!

    А когда же они виделись последний раз? Полтора года назад... Нет! Сюда они с Сергеем приехали весной, а перед этим она ездила к родителям... Да, значит, почти два года. Наташка тогда к ней домой приезжала, к родителям. Наговорились, навспоминались, наплакались. Не стала Лариса утаивать свои беды от подруги. Узнала, что и оптимистка Наташка не такая уж оптимистка, что не так-то у нее все легко и просто, как в коротких письмах, и что пережила она уже не один семейный кризис. Как там ученые высчитали? Больше всего разводов через три, семь и одиннадцать лет после свадьбы. Самое опасное время. У Ларисы все по этим прогнозам: и через три года, и через семь лет — всегда в это время у нее были крупные разлады с Сережкой. Но одиннадцатый год пойдет с завтрашнего дня. Что он принесет ей? Кто знает… Повода к распрям она не находит. Планы — самые-самые, и все вместе, семьей... Она даже начала подумывать о втором ребенке...

    Гнетущее состояние охватило ее перед самым домом, когда она возвращалась из магазина. Что на нее так подействовало? Странная ухмылка Костецкого, когда, проходя мимо, он ни с того ни с сего как-то уж больно низко с ней раскланялся, не давала покоя. Порой и не замечал, а тут: «Здраст-те, Лариса Николавна! Отоварились? Ну-ну!» — и, повернувшись к своему спутнику, что-то с усмешкой сказал. Тот быстро глянул на нее и отвернулся. Лицо шедшего с Костецким офицера показалось Ларисе знакомым, но где она могла его видеть? Нет, пожалуй, обозналась.

    Тяжелая сумка оттягивала руку, и ей было ни до Валерки, ни до этого майора. Она торопилась домой. До вечера надо было всего наготовить. Опустила в коридоре сумку, а тяжесть на плечах осталась, на душе было неспокойно. Дался ей этот Костецкий! Завистник он и есть завистник. Они же с Сергеем на одном курсе учились, только Сергей уже командир дивизиона, а Валерка все еще зам. Метил он, конечно, на место командира. Сергей говорил, что, не зная и не желая того, он перешел дорогу Костецкому. Но Сережа тут вовсе ни при чем. Вот Володя Макаров тоже их однокурсник, а уже заместитель командира полка, лучше знает Костецкого, больше с ним прослужил здесь, чем Сережа... Ладно, шут с ним, с Костецким, с его ухмылками. Такой уж он человек, — без зубоскальства, видимо, не может. А у Ларисы праздник, и никто его не испортит.

    Она старалась больше не думать о своем настроении. Ее настроение — она сама. А сама она еще при всем, что должна иметь привлекательная женщина. Отражение в зеркале это подтверждало...
    Молодец Сергей, что поставил трюмо в простенке между комнатами:
    — Какая женщина не захочет еще раз посмотреть на себя перед выходом на улицу? А перед тем, как выйти в комнату к гостям? Здесь у тебя под рукой вся твоя косметика — не возражай!
    Тут она возражать не стала. Тесновато в прихожей, но бегать в спальню к Леночке и правда неудобно, в комнате, где они сами спят, — оно не смотрится.

    ...Лариса подмигнула своему отражению, игриво встряхнула кудрями светло-каштановых волос, уложила на место упавший на лоб локон и, подхватив хозяйственную сумку, пошла на кухню. На плечи больше ничего не давило, она даже тихонько запела: «Но нас с тобой соединить паром не в силах...»

    — Мамочка, это ты? — из-за двери в спальню высунулось заспанное личико Леночки. — А что, я не пойду сегодня в школу? — Прошлепав босыми ногами по крашеным доскам пола, она подбежала к Ларисе и обхватила ее за талию. — Не пойду, да, мамочка?
    — Почему это ты так решила?
    — Так уже поздно, а ты меня не разбудила, — с тайной надеждой ответила Леночка и вкрадчиво добавила, — потому что у нас праздник?
    — Ах, ты хитрюшка моя маленькая! Так не хочется идти в школу? — Лариса потрепала короткие волосы дочери и поймала себя на мысли, что немного сожалеет о том, что настояла обрезать косы, не такие они и плохие были. Но раз сказала... А волосы вырастут, да и Ленка подрастет, научится за собой ухаживать, а пока...

    — Иди собирайся, прогульщица, вы же на экскурсию идете сегодня, забыла? — она чмокнула дочь в теплую щеку, и та, вспомнив, что у них не экскурсия, а целый поход в лес, запрыгала вокруг матери и весело защебетала:
    — Мы будем осень наблюдать и грибы собирать! — Новенькая пижамка была ей великовата и раскатавшимися рукавами, будто крылышками, она размахивала перед Ларисой.
    — Иди, попрыгунья-стрекоза, распрыгалась здесь! —  хотела подтолкнуть она дочь к двери, но неожиданно схватила Леночку на руки и, поддаваясь внезапно нахлынувшей нежности, стала целовать ее в губы, глаза, брови. Все Сережино, все родное, носик только ее, мамин.

    — Маленькая моя, именинница ты моя, какая же ты большая уже, дочурка ты моя папина, — все у нее в груди сжалось. Давно ли она носила ее в себе, давно ли мучилась страшной мыслью... Неужели этого родного человечка могло не быть?!
    — Мамочка, это же хорошо, что я большая, ты не плачь. Мы же с тобой мужественные женщины, да? — и Леночка размазала по своей щеке мамины слезы. Ларису будто подтолкнуло что-то, ослышалась она, что ли?
    — Мы? С тобой? Конечно, мы мужественные женщины! — она засмеялась.

    Сколько раз, когда Сергей уходил на дежурство или пропадал на учениях, говорила она хныкавшей перед сном маленькой Леночке эти слова. И не столько ей, сколько себе, потому что успокоенная и убаюканная, дочь в конце концов засыпала, а Лариса усаживалась на диван, укрывала ноги пледом и вязала или читала, смотрела телевизор или слушала магнитофон. Она ждала. Она, мужественная женщина.

    Но давно она уже не вспоминала этих слов, не говорила их ни себе, ни Леночке. И надо же — та сама!
    — Чудо ты мое! Разнюнилась твоя мама. К старости, видно.
    — Что ты, мамочка, ты у нас такая молодая. Разве ты не веришь папе? Он всегда говорит, что ты молодая и самая красивая!
    — Ладно-ладно! Беги умываться, одеваться, завтракать — и в школу! А то и правда опоздаешь в свою осень.
    — Да-да, мамочка, папа мужчина, он лучше нас знает! — и, довольная своим мудрым заключением, Леночка вприпрыжку выскочила из кухни.

    День пролетел быстро. Поставила для пирогов тесто, убрала в квартире, перекрутила на котлеты мясо, поругалась с Леночкой из-за того, что та принесла из лесу большую ветку рябины, усыпанную ярко-оранжевыми гроздьями.
    — Мало того, что ты деревцу сделала больно — оно и погибнуть может, — ты и птичек оставила без еды на зиму. Видишь, сколько много ягод, — значит, зима будет морозная. Что птицам клевать? Разве можно так? Куда ваша учительница смотрела?
    — Я не сама. Это Петька мне подарил, — обиженно шмыгала носом Леночка. — Он говорит, что я похожа на рябиновую веточку... А Ирина Владимировна сначала поругала, потом сказала:  раз сорвали, тогда несите домой, - вот я и принесла.

    Что там Петька нашел общего в рябиновой ветке с Леночкой, Лариса не поняла, но, поворчав еще немного для острастки, разрешила прикрепить ветку над зеркалом.
    — А мы зимой повесим веточку птичкам на балконе. Хорошо, мамочка? — поняв, что она прощена, оживилась дочь и принялась весело рассказывать, как Петька полез на рябину и как свалился с нее вместе с этой веткой прямо на елочку.
    — Елочку он не сломал, мамочка, она такая мягкая, согнулась и разогнулась, а Петька даже не ударился. А Ирина Владимировна не видела, потому что Малов нашел в кустах какой-то гриб. Он оказался съедобный, все бросились искать еще, Ирина Владимировна стала собирать всех, а Петька полез на рябину.

    Леночка щебетала без умолку и, хотя не забывала вспомнить, что она сегодня именинница, бросалась во всем помогать матери. Даже когда Лариса пробовала тесто, тоже отщипнула немножко от вздувшейся в тазу массы, и, пожевав с озабоченным видом, серьезно сказала:
    — Хорошо, мамочка, сладко. И соли хватает, да? — И пытливо посмотрела на мать.
    — Хватает, хватает, доча, пора и в духовку ставить.
    «Доча» и вовсе вдохновило Леночку, и она вызвалась протирать посуду и относить ее в комнату на стол.