Пусть все существа избегнут похмелья и причин для похмелья.
Пусть все существа избегнут раскаянья и причин для раскаянья.
Пусть все существа придут в себя и научатся радоваться жизни как она есть...
Радоваться жизни, как она есть, не разрубая время на череду тусклых будней и пьяные вспышки кратких праздников.
Радоваться реальности, находя источник счастья в ней самой, а не в препаратах, в обилии производимых ее суетливыми обитателями.
Радоваться, осознавая что ни для праздника ни для грусти нет ни малейших оснований за исключением тех, которые мы себе выдумаем сами...
Легко сказать...! Когда после очередного куража находишь свою голову в совершенно другом месте, нежели ожидал. Не говоря о ее состоянии, как никогда далеком от светлой благодати по поводу изменчивости мира и тщеты всех дел в нем...
Весенний акт ритуального жертвоприношения только что убитых цветов к ногам юной богини кульминирует фейерверком страсти, традиционно принимаемой за врата рая. По счастью, на сей раз врата не охраняются суровым и неподкупным святым Петром, ключик оказывается на месте и даже как нельзя кстати подходит к замку.
Интересно, где сейчас Петр...?! И не разверзнется ли актом коварного небесного правосудия в самый неподходящий миг дверца платяного шкафа, и не устремится ли из мрачного чрева его на меня обличающий перст бородатого апостола? Изыди, Господи, из мыслей моих и из дел моих, и не мешай мне пережить эту ночь.
Ведь боги существуют для того, что бы помешать людям спать. И вообще мешать им жить своей жизнью. А праздник придумал бес, что бы попрать бога в голову. И стать ненадолго самим собой, а не образом и тенью небесного Отца. Потому что когда папа дома, то игра как то сразу теряет свой интерес.
От того так приятно быть взрослым. Потому что взрослый человек есть тот, кто сам себе и отец и мать. Тот, кому не мешает ни бог ни черт, и кто не ищет себе новых отцов ни в небесах ни под ними. Кто позволяет себе быть собой. Потому что нет такой вещи, как «быть собой». Ведь кем бы мы ни были, и сколько бы ни выпили по очередному поводу или без него, мы — это все равно мы. Такие, какие есть.
Для того, что бы понять это не нужен праздник. Для этого нужно утро после праздника. Утро, когда срезанные в жертву радости цветы начинают умирать. Потому что праздник не весел без их смерти. Он неполон без жертвы. Даже если это всего лишь убийство нескольких роз. Мы сможем забыть, что у них есть душа. Что хрупкие стебли хранят сознание и чувства. И чувствуют боль. Это реальность, а не романтика.
На востоке поднести женщине цветок, значит оскорбить. Потому что цветок это она сама. Трепетное женское лоно, податливо и мягко раскрывающее себя навстречу ласкающе жестким лучам восходящего солнца. Солнце — мужчина. Цветок — женщина. Подношение цветка выражает желание овладеть. Любить, ласкать, уничтожить, подчинить и лишить воли. Потому что цветок срезан. И он — в наших руках.
Цветы — символ смерти. Воплощение мимолетности красоты и непостоянства бытия, кратким цветом своим напоминает об изменчивости счастья. Подарить его женщине, значит сказать, что ее красота не вечна. И очень скоро облетит и завянет как цветы в наших руках. Прекрасное тело склонится к земле, лицо иссушат глубокие морщины. А потом она умрет. И никого из тех, кто любил ее красоту, не будет рядом.
Потому цветы подносят буддам. Тем, кто смело взглянул в черный зев пожирающего времени. И увидел в нем радугу. А затем показал ее нам.
Потому цветы подносят богам. Тем, кто попирает время ногами. Предвечным сияющим существам, играющим искрами наших душ ради радости вечной игры.
Потому цветы подносят мертвым. Тем, чья красота и сила кратким светом украсили мир, и сошли навсегда в край вечной тьмы.
Для того что бы взять цветы, женщина должна быть богиней. Или мертвой. Поднося цветы живым, мы говорим что они мертвы в наших глазах. Даже если сердце еще бьется. Мы дарим им пожелание смерти. Благословляем на старость. При том находя в этом странный повод для радости. Потому что Женщина это не просто цветок. Она сама символ смерти. Ее объятья воплощают пространство. Бесконечное пространство космоса.
Каждая женщина есть образ Великой Матери. Древней богини, породившей богов до начала времен. Они выросли и растерзали ее. Потому что у них не было иной плоти, что бы создать мир. Пустота, безграничное пространство космического вакуума, это ее тело. Первичная материя. Изначальная сингулярность. Черная дыра, исторгшая себя чудовищным цветком Большого Взрыва. Мы рождаемся, живем и умираем внутри него.
Цветок это образ вселенной. Даря его, мы подносим мир. Не спрашивая его согласия. И не задаваясь вопросом, как распорядятся им наши богини. Потому что играть судьбами смертных есть участь богов. Цветы это наш выкуп. Наши жертвенные агнцы. Не знающие речи, не могущие молить о пощаде. Послушно идущие под нож. Что бы смертью украсить наш праздник. Что бы поднести себя нам.
У цветов есть причудливая вера. Они верят в прекрасный Небесный Тюльпан, сына Радуги. Он пришел на землю и жил как обычный цветок, уча собратьев цвести полной мерой. Когда пришел час, он позволил грубым рукам людей срезать себя и продать свое истекающее соком тело на базаре. Три долгих мучительных дня умирал он на столике юной красавицы. И сделал это ради всех цветов мира, во искупление их грехов.
Он и сейчас умирает каждый год. Потому что первородный грех это красота. За нее мы будем срезать цветы. И бросать перевитые лентами связки их тел к ногам своих богинь. Особенно по весне, когда кровь не согрелась после зимних стуж, но уже предчувствует грядущий жар короткого лета. Весна это время биоцида. Избиение жизни ради улыбки хищного божества.
Пусть наши боги обретут счастье и причины для счастья. И пускай срезанные ради них жизни возродятся вновь. Или хотя бы пропадут не зря.