ДОСТУЧАТЬСЯ ДО НЕБЕС.
Квартирный вопрос волновал не только москвичей. В других советских городах люди тоже рождались, вырастали, обзаводились семьями, и также мечтали и стремились расширить свою жилищную квадратуру. К сожалению, не всем это удавалось.
Существовала такая проблема и в Баку. В недалёком прошлом, это город тоже являлся советским, а значит, обладал всеми пороками и недостатками социалистического общества. Проблема жилья здесь стояла острее из-за того, что каждая восточная семья желала иметь детей и конечно, в их числе мальчиков.
Три заповеди для мужчины: посадить дерево, построить дом, вырастить сына, не всегда выполнялись из-за городских условий. Чтобы посадить дерево, нужно было взломать асфальт и добраться до почвы, и согласовать эти свои действия в районном органе советской власти. Построить дом было возможно только на окраинах города, и в самые короткие сроки, пока на такую стройплощадку не являлись представители власти в образе участкового инспектора милиции и других. Чем лучше удавалась им роль возмущенных служителей закона, тем быстрее хозяева выстроенного дома давали взятку, опасаясь, что их новостройку могут разрушить на законных основаниях.
С выполнением третьей заповеди тоже не всегда везло.
Сыновья не у всех сразу рождались.
Порой новорожденного парня нянчили пять-шесть, а то и больше сестёр. Мальчик рождался благодаря завидному упорству отца семейства. Долгожданного парня всю жизнь носили на руках.
Еврейский Район, где многодетные семьи не были редкостью, находился в центре города, такое название было не официальным. Горожане так прозвали это место в центральной части города не только потому, что здесь находилась синагога. Здесь проживали горские евреи, европейские, грузинские, а также азербайджанцы, армяне, русские, греки. Недоразумения на национальной почве между ними никогда не происходили.
Еврейский Район представлял собой несколько огромных кварталов, состоящих из слипшихся одно и двухэтажных построек ХIХ века или раннего ХХ-го. В свою очередь и они делились, на так называемые дворы похожие на питерские «колодцы». С той лишь разницей, что Бакинские «колодцы» были не такими глубокими, как в Петербурге, но были очень тесными.
В этих небольших по площади дворах целыми днями детвора занимала себя различными играми, сопровождая их своим ребячьим визгом. Порой этот детский шум нарушался недовольными возгласами пожилых домоседов, отстаивающих своё право «прожить остаток своих дней в относительной тишине и покое». Правда, когда вечерами шум смолкал, монотонная мелодия тишины пугала их больше, чем детские дневные крики.
Началом Еврейского Района считались фасады домов расположенных на нечётной стороне Красноводской улицы, название этой улицы менялось в зависимости от поворотов истории. После установления советской власти она называлась Красноармейской, а после смерти замечательного поэта Самеда Вургуна, стала носить его имя.
Всякий раз, когда власти пытались изменить архитектуру центральной части города, вставал вопрос: куда расселить десятки тысяч людей, проживающих далеко в не комфортных дворовых условиях. В каждой квартире кроме проживающих жильцов были прописаны целые семьи, которые снимали квартиры в других местах города или ютились у своих родственников.
Когда в 1965 году снесли напротив стоящую от еврейских кварталов табачную фабрику и на этом месте возвели большой концертный зал, у жителей района появилась надежда, получить новую квартиру. Поскольку генеральный план города предусматривал после воздвижения дворца снос старинных зданий, расположенных за концертным залом. При открытии, в конце1972 года, он был назван Дворцом имени Ленина, также как Республиканский стадион и метрополитен. Звучало не оригинально, но присвоение таких названий никто не оспаривал.
Задолго до открытия Дворца жильцы готовились к переселению. Мысленно, они размещали свою мебель в просторных комнатах новых квартир и воображали, что выходят на балкон новостроек подышать чистым воздухом Бакинских окраин, ещё не смешанным с автомобильной гарью, что наслаждаются жизнью лежа в ваннах, наполненных мыльной пеной. И, наконец, довольствовались мыслью тем, что, всякий раз захотев в туалет, им не надо будет «ходить во двор». Откуда, очевидно и появилось это деликатное выражение, часто используемое врачами наряду с аналогичным иносказанием – ходить на стул.
Семью Абрамовых, проживающей в одном из дворов, выходящих на Дворец, по праву называли интеллигентной.
Глава семьи Моисей работал врачом в поликлинике, его супруга Циала - преподавала музыку и мечтала давать уроки на дому. Но двенадцать жилищных квадратных метров препятствовали не только этой мечте. Росли двое мальчиков, которым для развития нужно было больше места для игр и прочих занятий. Старший сын, Вадим, уже ходил в школу и всех удивлял своими способностями. Младший, Славик, родные и соседи называли Джуджиком. Это прозвище так было созвучно с его нежной детской внешностью, что надежно закрепилось за ним.
Моисею с выполнением одной из мужских заповедей не пришлось долго мучиться
Хотя в квартире Абрамовых негде было развернуться, семья далеко не печалилась отсутствием гостей. К мальчикам приходили поиграть соседские дети, к Моисею, обращались соседи, как только чувствовали лёгкое недомогание. Циала была лучшей подругой
всех женщин двора, со всеми ладила, со всеми могла найти общий язык. У неё были три сестры, которые и дня не могли прожить без неё. В тёплое время года окна её квартиры, выходящие во двор, были распахнуты. Жили они на втором этаже и окна выходили на длинный балкон, расположенный по периметру двора. Телевизор у них находился прямо напротив окна и соседи часто собирались здесь, больше для простого человеческого общения, чем для просмотра телепередач. Телевизор являлся как бы катализатором их бесконечных бесед. Часто в этих беседах звучало пожелание, чтобы при получении новых квартир, они вновь стали соседями.
В летнее время, когда чувствовалось, что возбужденный разум может закипеть от нестерпимой жары, жильцы коллективно отправлялись в летний кинотеатр, который находился недалеко от их двора. И когда они просматривали фильм иностранного производства, кто-то обязательно подмечал после просмотра:
- А вы обратили внимание, как они живут?!
Итальянские или латиноамериканские фильмы не удивляли наших жильцов «роскошной» жизнью своих героев. Казалось, что эти фильмы копировали жизнь бакинских дворов. Похожие лица, и тот же южный колорит, и подчеркнутая бедность…
Через такие фильмы советский зритель знал, что у них там за границей всё безнадежно плохо, а в своей стране жить было хорошо, жить было весело. Многие были уверены, что с каждым партийным съездом эта жизнь будет ещё лучше. Так думала и Циала, что если женщины стали выходить на пенсию раньше мужчин на целых пять лет, то и в скором времени грядут социальные перемены.
Но время шло, дети росли, а жильцы продолжали жить надеждами на получение квартир в новостройках.
Шёл семьдесят пятый год. Циала с мужем неоднократно обращались в государственные органы с просьбой помочь улучшить жилищные условия. Время шло, а врач и учительница со своими детьми продолжали жить в тесноте и в обиде на не внимание властей.
В доме с парадного входа проживала армянская семья. Циала была не частым гостем в этой квартире, но решила за помощью обратиться к своей приятельнице.
- Надоело мне так жить, Рита, - пожаловалась она, - дышать уже в нашей «конуре» нечем.
Её сын Славик, с которым она пришла, в подтверждение похлопал своими длинными ресницами.
Соседка посмотрела на неё пристальным взглядом.
- Ты что-то решила сделать?
Циала покачала головой.
- В Москву будешь жаловаться? – поинтересовалась приятельница.
- С Москвы письма придут назад, с резолюцией “Разобраться”. А разбираться будет местная власть, те же люди.
- Так что ты решила?
- Сегодня во Дворце правительственное мероприятие…
Соседка Рита прикрыла ладонью рот от неожиданности.
- Да! Я хочу передать письмо Алиеву, - Циала достала из сумочки запечатанный конверт.
- Тебя охрана не подпустит к нему.
- Я думала над этим. Я начну кричать. Будь что будет. Мне надоело так жить.
По щекам Циалы потекли слёзы.
- Рита, я хочу твоей помощи.
- Но чем я могу тебе помочь?
- Заседание демонстрируется по телевидению. Оно подходит к концу. Мне нужно торопиться. Тебя я прошу об одном – последи за Славиком.
Соседка улыбнулась предстоящей миссии. Нянчиться с красивым и нежным ребёнком было одно удовольствие.
- Если меня заберут…
- Не говори глупости, - перебила соседка Циалу, хотя сама не исключала вероятности такого исхода.
- Кто знает, как у меня получится. Вадима со школы встретит моя сестра. Моисей ничего не знает. И вообще никто не знает о моём решении, кроме тебя.
Окно квартиры приятельницы выходило на Дворец им. Ленина, через него можно было наблюдать за выходом делегации.
Циала пристально следила в окно за происходящим напротив. Рита вывалила перед Славиком набор шахматных фигур, отобрав оттуда королей с острыми головками.
Ребёнок с удовольствием стал по-своему раскладывать фигурки на доске, понимая, что здесь живут только взрослые, и других игрушек в этом доме нет.
Гейдар Алиев, которого ожидала Циала, был первым лицом в республике, занимая пост лидера центрального комитета партии. Об его твёрдом характере и неутомимом желании наводить порядок в республике ходили легенды. Поговаривали, что он загримированный, ходил по городу и выявлял недостатки в работе торговли, в сфере услуг.
Как он поведёт себя в этом случае ни Циала, ни её приятельница предугадать не могли.
Циала заметила, со своих мест вскочили милиционеры, охранявшие служебный вход во дворец, и догадалась, что Первый секретарь вот-вот должен появиться.
- Рита, я пошла, - с волнением сказала Циала.
- Сумку оставь, возьми только письмо, - посоветовала Рита.
Циала последовала этому совету. Дамская сумка могла вызвать тревогу у охраны.
Она вышла из парадного входа. Перед ступеньками лестницы ведущей во дворец были припаркованы поражающие своим блеском несколько автомобилей. Слышался шум приточной вентиляции, эта мощная система проветривала огромный зал дворца, из жалюзийных проемов бил ветер, развевая одежду мимо проходящих работников охраны. Милиционеры просили не задерживаться прохожих, желавших увидеть руководителя республики.
Циала не стала переходить улицу, чтобы раньше времени ни привлечь внимания охраны. Она стояла у парадной, стараясь сделать непринужденный вид, но бледность покрывало её лицо, сердце готово было вырваться из груди.
Больше всего она боялась того, что не сможет передать письмо. Циала знала, что её поступок могут по указке партийных органов осудить в коллективе, где она работает, объявить выговор, уволить с работы, но никакие возможные последствия ни могли заставить её отказаться от задуманного. Всё это делается ради семьи, ради детей. Она больше не позволит, чтобы они терпели тесноту и поочередное выполнение школьных занятий за единственным столом…
Внезапно вентиляция перестала работать. Через витражи нижнего яруса дворца было видно, как к выходу направляется Г. Алиев со своей свитой. Он шёл уверенно, и по нему не было видно усталости после многочасового заседания. Милиционеры вытянулись в струнку, завидев его, и засуетились. Им так хотелось посмотреть на него, но в то же время нужно было проследить за прохожими людьми. По теории телохранителей любой прохожий может быть террористом, а любой непроверенный предмет – бомбой.
Гейдар Алиев уже спускался по лестнице, когда Циала переходила дорогу. Милиционер, наблюдающий за левой стороной улицы, ничего уже не мог предпринять. Ринуться ей вдогонку и оставить свой объект без присмотра он не решился, тогда толпа прохожих подошла бы, ради любопытства, поближе к первому лицу. В середине семидесятых это было невозможным.
Едва Циала перешла дорогу, как перед ней выросли милиционер и молодой мужчина в темных очках атлетического телосложения.
- Вы куда идёте, гражданка? – спросил мужчина, держа в кармане какой-то предмет.
Циала игнорировала вопрос и, пытаясь пройти между ними, воскликнула:
- Гейдар Алиевич, помогите!
В это время Гейдар Алиев садился в автомобиль. Услышав отчаянный возглас, глава республики выпрямился и посмотрел в ту сторону, откуда он донесся. Милиционер и человек в штатском не давали пройти женщине, в руках которой, находился обыкновенный почтовый конверт. Они стали выкручивать ей руки. Письмо изрядно помялось.
- Пропустите женщину, - спокойно скомандовал Алиев.
Но они не слышали этой команды и продолжали выхватывать конверт у Циалы, словно там содержался сверхсекретный материал.
- Гейдар Алиевич, помогите! – уже громче просила Циала.
Алиев подошёл к женщине и строго посмотрел на милиционера и человека в штатском. Они вмиг стушевались и отошли.
- Что у Вас случилось? – сочувственно спросил он.
Циала была взволнована и не могла ответить сразу на вопрос.
- Не волнуйтесь. Я Вас слушаю, - подбодрил он.
- Жилищные условия у моей семьи ужасные, Гейдар Алиевич, - в голосе Циалы были и слёзы, и отчаяние, и надежда.
- Дайте мне письмо, - он взял конверт в руки и разгладил его, - будьте спокойны. Письмо я прочту и разберусь.
Алиев направился к своему автомобилю, пряча письмо в карман пиджака.
Циала продолжала стоять, провожая взглядом автомобиль, в который сел Алиев. Когда остальные машины разъехались, она перешла дорогу. Прохожие и выбежавшие со двора соседи с любопытством смотрели на неё. Лицо у Циалы пылало, во рту пересохло.
Войдя в парадную, она не могла проронить ни слова. Рита приготовила ей стакан воды и рюмку с каплями настойки валерьяны. Сев на тахту, Циала и её приятельница Рита молча смотрели друг на друга, без слов было понятно, что переживает сейчас женщина, которая отчаялась на такой поступок. Прорваться к первому лицу республики в условиях лагерного социализма, когда в девятом управлении всесильного КГБ насчитывалось тысяча сотрудников, было невозможно. А женщина, обуреваемая материнским инстинктом, смогла это сделать.
- Славик спит! – сказала Рита, чтобы как-то успокоить свою приятельницу.
Циала покачала головой. Она хотела что-то сказать, не смогла, не давал образовавшийся ком в горле от волнения.
- Что теперь будет? – наконец заговорила Циала.
- Теперь ты точно получишь квартиру! – сказала Рита, но
уверенность приятельницы не передавалась Циале. Она теперь боялась того, как бы её поступок не усугубил её теперешнего положения.
Чтобы успокоить её, соседка стала приводить разумные выводы.
- Алиев прочитает твоё письмо. Узнает, что ты живёшь рядом с Дворцом и решит, что тебе квартиру следует дать в первую очередь и подальше от Дворца, чтобы во время его посещений, ты не выбегала к нему со своими жалобами?
Циала усмехнулась таким доводам. Оптимизм сменил её унылое настроение.
Соседи, узнав о подвиге Циалы, каждый по-своему пытались выразить своё восхищение и сочувствие. Никто не знал, чем закончится её знакомство с партийным лидером республики. Даже нелюдимый сосед живущий, напротив, через окно высказал своё мнение, что квартиру непременно дадут. В противном случае вражеские радиоголоса всему миру сообщат о нарушении прав советских евреев.
В течение нескольких дней Циала продолжала волноваться, пока её не пригласили в Бакинский исполком, где её немного пожурили за такой фривольный поступок, напомнив, что учительнице это не подобает.
Из исполкома Циала вышла с квартирным ордером на руках.
Прошли годы.
В просторной квартире, где поселилась семья Абрамовых царило благополучие. Время от времени Циала с Моисеем вспоминали инцидент возле Дворца, и каждый раз Моисей испытывал чувство вины перед своей супругой. Конечно, окажись он дома, ни за что бы не позволил ей рисковать своей жизнью. В Москве бдительные телохранители Л.Брежнева в миг уничтожили инспектора ГАИ, направившего свой радар на автомобиль, где находился Генеральный секретарь. Неизвестно, чем бы закончилась эта история, если бы в охране республиканского лидера оказались столь же старательные телохранители.
Всякий раз проезжая мимо еврейского Района, Циала использовала любую возможность заглянуть во двор, пообщаться с соседями.
В смутное время, когда большая советская страна перестала существовать, а в республике, казалось, никогда не закончатся политические баталии, многие бакинцы покидали свой город. Дети Циалы переехали в Германию, сестры в Израиль. И каждый раз, когда они оказывались в Баку, непременно посещали двор, изрядно поредевший жильцами, которых они знали ни одно десятилетие, а он продолжал жить своей жизнью.
- Двор наш снесут после моей смерти, - сказала однажды Циала и её слова оказались пророческими.
В марте девятого года её не стало.
На сорокадневный траур старший сын Вадим прилетел в Баку со своей дочерью. Она всегда мечтала побывать на родине отца, чтобы лучше представить, а значит лучше понять жизнь своих родителей и прародителей.
Вадим мечтал об этом дне, когда он сможет показать дочери тот дом и тот двор, где он провёл своё детство. Он представлял, как войдёт во двор, встретит бывших соседей, которых очень хотел застать. Но он точно знал, что не встретит соседей-армян,покинувших Баку раньше всех, из-за межнационального конфликта и многие из них, как и он сам, давно живут или в дальнем зарубежье, или в других новообразованных государствах.
Только не мог даже предположить, что явится свидетелем сноски своего родного дома.
Тяжело, было наблюдать, как экскаватор и бульдозер рушили его детство, а грузовая машина увозила его в виде обломившихся древних камней за пределы этого большого города.
Дочь задавала ему вопросы, пытаясь понять, почему так внезапно поник отец. Фотоаппарат с помощью, которого он хотел сделать снимки главной достопримечательности его детства, уныло висел на плече, словно понимая свою никчемность. Снимать эту душераздирающую картину Вадиму не хотелось.
“ Двор наш снесут после моей смерти” - вспомнил он слова матери и крепился.
Дочь взяла с его плеча фотоаппарат.
- Я сделаю несколько снимков нашего дома.
Вадим улыбнулся и кивнул, одобряя намерение дочери.