ЧУМА

               
               
     Признаюсь, я долго сомневался, выносить или нет эту насквозь криминальную историю на ваш, уважаемые читатели, суд. Решил поступить следующим образом. Давайте с вами договоримся: меня, автора, здесь как будто и вовсе нет, а по сему каждый решает сам, справедливо ли распорядилась судьба участью героев "Чумы".
Кому вы отдадите свои симпатии, кого заклеймите негодованием - исключительно ваше дело.  Я же изо всех своих сил постараюсь быть объективным по отношению к каждому из них, хотя это почти неразрешимая задача.
     На зоне у Чумы была совсем другая кличка (потом скажу, - Авт.). Освободился он аккурат перед выборами  президента и по неизвестным широким поселковым массам причинам прибился к месту именно в их Богом и губернатором забытом шахтерском поселке.
Приняла Чуму "во двор" одна из несчетных местных разведенок, тридцатилетняя хохотушка Настя Комарова, растившая двоих близнецов, второклассников Владика и Мишку. Зачем приняла? А затем, что на безрыбье, как говорится... Две шахты, благодаря наличию которых жил и худо-бедно развивался поселок, закрылись как нерентабельные и трудоспособный молодой люд двинул кто куда на поиски места под солнцем похлебней да повеселей. Перспектив-то каких ни то радужных у поселка с его десятью тысячами жителей как-то не просматривалось, хотя губернатор и обивал поначалу кремлевские пороги с идеей возрождения угольного бассейна. Рынок он и есть рынок! Коли уголек паршивенький, зольный сверх всякой меры, то кому он нужен? В свое время по нужде великой понарыли в наших местах десятки и сотни шахт, чтобы хоть кое-как топить паровозы, котельные и ГРЭС (это когда фашисты Донбасс отрезали), а теперь, оказалось, дешевле антрацит из Норвегии возить. Да и ученые, вон, говорят, подмосковному угольку надо созревать до приемлемой кондиции и товарной ценности минимум еще три тысячи лет. Запустить бы в тех шахтах покуда производство грибов; шампиньонов там, либо вешенок, а то и туристов-экстремалов туда водить, как на Западе, но это ведь не наш путь. Мы всегда и всюду идем "другим путем"...
     Разбежался, в общем, детородный поселковый мужик по миру, а тот, что остался, ценился у брошенных с детьми молодых бабенок чуть ли не на вес золота. Чума, между прочим, запросто мог в соломенных вдовушках аки в copy копаться, чем он, пообжившись и прикормившись у Насти, и занялся в свое удовольствие. Местные мужики-поскребыши ему в этом-то деле и в подметки не годились. Хоть и ценили, как я уже сказал, их молодайки, а толку с них мало, что с козла молока. Сплошь пьяницы и алкоголики, только на словах крутые производители. Редкие семейные мужики-праведники, как вы понимаете, не в счет...
Вел себя поначалу Чума вполне прилично, пока не пригляделся как следует к окружающей действительности. Капитализация поселка практически не коснулась, приватизация тоже. Чего приватизироватъ-то, единственный детский сад, или школу? Весь капитализм состоял из нескольких ларьков с жевательными резинками, презервативами, чипсами и пивом, да на краю поселка у дороги прилепилась автозаправка. Убогий, короче, капитализм. Ни тебе рэкета, ни "крышевания", ни разборок со стрельбой, как положено во всех нормальных местах обитания россиян. Даже поселковое отделение милиции прикрыли за ненадобностью, оставив лишь штатную должность участкового инспектора.
     Бывший начальник отделения, кстати, и стал владельцем автозаправочной станции на две колонки, а его заместитель открыл ларек у железнодорожного вокзалъчика, где paз в двое суток останавливался на полминуты пассажирский поезд.
     И Чума решил стать местным рэкетиром, попросту мелким вымогателем. На заправку и вокзал, понятное дело, не совался. Принялся "бомбить" попервам сапожника, фотографа, телемастера и булочника, чьи ларьки-скворечники стояли в ряд на площади перед школой-восьмилеткой. Навару с них, конечно, было не ахти, едва на пиво и курево хватало. И тогда Чума придумал свое, так сказать, "ноу-хау". Кто в поселке регулярно получал какие-то деньги? Конечно, пенсионеры, иногда врачи и медсестрички местной больницы, учителя и конторские служащие. Вот на них и повадился "наезжать" новоявленный рэкетир-халявщик. Не то чтобы по крупному. Так, по мелочевке в основном. Дай-ка, мол, дядя потерпевшему от тоталитарного режима стольничек на хлеб-молочишко. А ты, бабуля, чего жмешься? Полтинник несчастный в могилу хочешь унести?.. Эй, мужик в шляпе! Грешно тебе, интеллигенту, с неимущим не поделиться...
     Пытался ли народ дать отпор наглому вымогателю? Нет! У Чумы были пудовые кулачищи, широкие плечи, наколки на руках и груди. И люди, задуренные напрочь телесериалами о мафии, репортажами о разборках между криминальными группировками и отстрелах несговорчивых граждан, боялись Чуму и сами спешили откупиться малым, дабы, не приведи Господь, не лишиться квартиры, либо чего другого существенного и жизненно необходимого. Чума-то, паразит, в случае чего грозился "поставить на счетчик", а то и "урыть" наглухо. Он и пример как-то показал в назидание всем. Старушка одна не дала ему требуемые пятьдесят рублей с пенсии, так наутро все ее полтора десятка кур обнаружились дохлыми. Может, обклевались чего, однако молва вмиг приписала Чуме месть за старушкин бунт. Больше никто не хотел рисковать.
     Настя пыталась усовестить Чуму. Чего, дескать, тебе не хватает? Зарплату я получаю на железной дороге регулярно, брат из Москвы деньжатами немалыми помогает, сад-огород у нас прибыльный.. Зачем людей обижаешь, настраиваешь их против нас?.. В ответ была нещадно бита. И раз, и другой и третий...
     А пацанам Настиным, Владику и Мишке, крутой отчим очень даже в кайф пришелся. Благодаря ему даже взрослые ребята-восьмиклассники заискивали перед близнецами и наперебой торопились угостить то жвачкой, то сигареткой, а то и пивком, ставшим с подачи беспардонной рекламы "ну оч-чень живительным" и полезным едва ли не с колыбели народным напитком.
     Как-то ранним летним утречком у Настиного дома остановился "навороченный" внедорожник "Ниссан-Патрол" с московскими номерами. Соседи, цедившие из колонки воду для полива огурцов-помидоров, с удивлением признали в выбравшемся из-за баранки крупном, одетом с иголочки в белый костюм-тройку мужике Толяна Комарова, Настиного брата. Чac от часу не легче! Тоже не подарок. Натерпелись от Толяна поселковые, покуда того в армию не забрали. Девок, зараза мордатая, поперепортил - не счесть! Сверстникам проходу не давал: к любому прицепится, бывало, и портрет лица изукрасит - любо-дорого смотреть, глаза б не видали... А в армию ушел как сгинул. Толковали, будто десантником стал, воевал где-то, потом сидел за хулиганство, а затем в люди выбился. Судя по шикарной одежке да по машине, а еще и по тому, что ежемесячно присылал сестре строго пять тысяч рублей (почтальонша тетя Нюра разгласила народу тайну почтовых отправлений), жил ныне Толян на широкую ногу и прочно держал фортуну за хвост или что у нее там еще есть.
Между тем Толян выволок с заднего сидения огромную спортивную сумку (никак подарки сеструхе и племяшам) и подался в дом.
     Как водится после долгой разлуки, пообнимались-поцеловались, и тут Толян разглядел у Насти под глазами свежие "фонари". Слово по слову - всплыла истина. Чумы-то дома как раз не оказалось: навешал Насте тумаков и подался ночевать к очередной зазнобе.
Толян выслушал сестру и вроде бы даже не возмутился ее отношениями с сожителем. Сама принимала, сама пусть и запрягается на правеж со своим хахалем. Не Толяновы проблемы. Только вдруг засобирался прошвырнуться по поселку. Ностальгия, дескать, приключилась, восхотелосъ родные помойки штиблетами из крокодиловой кожи потоптать. Племянников, натянувших подаренные дядькой шикарные джинсы и просто обалденные ветровки, взял с coбой.
     - Позавтракали бы! - взгоношилась радостно-тревожная и маленько испуганная Настя. - Окрошечки твоей любимой приготовлю...
     - Готовь, - отмахнулся Толян. - Обернемся, с удовольствием похарчим!
     Чума уже отирался у пивного ларька посреди поселка, напротив сиротливо зиявшего побитыми окнами помпезного когда-то здания шахтоуправления. Вокруг вымогателя словно мухи вились местные алкаши, восторженно гомонили и нахваливали его, в надежде за свое славословие разжиться дармовой кружечкой пивца, а лучше, конечно, черепушечкой водочки, которую хозяин ларька втихаря продавал в розлив. Чума под настроение иногда бывал щедрым и выставлял выпивку в счет поборов с ларечника.
    Племянники не без гордости указали Толяну на Чуму. Надо сказать, Настин приживальщик детишек ее никогда не обижал. Даже деньжатами кое-какими на карманные расходы снабжал. А исподволь не только собственным примером, но и словом приучал ребят к своему образу жизни, поощряя каждый раз, когда узнавал, что они отняли у кого-то из сверстников игрушку, "фенечку", кусок пирога...
     Толян притормозил племянников, подошел к Чуме со спины и хлестко, пистолетным выстрелом, бросил одно-единственное слово:
     - Фекла!
     Чуму будто бревном сверху огрели. У него вмиг согнулась спина, голова ушла в скукоженные плечи, и ростом он стал чуть не в половину ниже обычного. После оглушающей заминки он повернулся враз посеревшим лицом к Толяну и потупил забегавшие подобно крысам на пожаре глаза. А Толян, нехорошо как-то кривя губы в подобии улыбки, вроде как обрадованно проговорил:
     - Феклуша! Живая еще, сучка отдупленая... Борзая, говоришь, стала? Борзая...
Кое-кто из алкашей, отмотавший в свое время срок, начал уже понимать, что к чему и отодвигаться подальше от Чумы. А тот, припертый, как говорится, к стенке, еще не раздавленный, но уже и не жилец, вдруг отчаянно взвыл, выхватил из кармана финку и кинулся на Толяна.
     Дальнейшее произошло мгновенно. Удар, и нож летит в ставень ларька, захват, резкий поворот, хруст шейных позвонков и... Чумы в поселке и вообще на белом свете не стало.
Толян отпустил тело, резко выдохнул. Как учили... Брезгливо отряхнул пиджак, поправил галстук, подозвал перепуганных племянников.
     - Давайте за участковым!
     Участковый инспектор, бывший Толянов одноклассник и даже в какой-то мере приятель, капитан милиции, подъехал к месту происшествия на выделенном в его распоряжение потрепанном и скрипучем "козлике". Подошел, кивнул приветственно Толяну, посмотрел на тело с неестественно вывернутой головой, задумчиво обронил:
     - Оно тебе надо?
     - А тебе?.. - вопросом на вопрос буркнул Толян. Капитан промолчал, зато вовсю загомонили пришедшие в себя алкаши. Ларечник с перепугу выставил им дармовой ящик водки, и теперь они были храбрыми.
    - Слушай, командир! Эта сука на него с ножиком кинулась! Мужик не виноват! Падлами быть, все в свидетели пойдем!..
     - Знал его? - капитан кивнул на труп, обращаясь к Толяну.
     - Довелось. Нa зоне встречал. В ''машках" он там ходил. Падчерицу восьмилетнюю изнасиловал, а на зоне принялся постукивать хозяину (начальнику колонии, - Авт.). Братки и опустили поганца... По амнистии откинулся и, видишь, где, сука, объявился...
Toляну Комарову дали два года лишения свободы по части первой статьи 108 УК РФ (убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны). Не был бы ранее судим, вполне мог отделаться условным сроком.
     А в поселке люди радостно вздохнули. Никто не пожалел Чуму, даже Настя, славившаяся тем, что всех всегда жалела и всем всегда сострадала.