Дембели

               
     Утром cобрались на краю деревни. Солнце уже вылезло из-за Синюхи. До россыпей, где плодилась дикая смородина,  далеко. Потопали пешком. И  дошли, четверо молодых ребят. (Санька с Петькой только что закончили школу - восьмилетку, Витёк и Бориска этой весною дембельнулись.) И сунулись было за дарами, но напоролись на гадюк. Гадюки висели на кустах - в их глазах - гроздьями. Грелись.  Ребята отступили.
     Спустились с горы, потолкались в нерешительности. Солнце пригревало, на небе ни тучки. Упали под сосёнками на шёлковую траву-мураву, у скал, неподалеку от чистой горной реки, клокочущей за деревьями. Рядом - заросшая травою дорога, ведущая в село, исчезнувшее в середине прошлого века. От Тавды остались приметы: бурьян, дорога в пещеры, Красный Камень, Могильный лог без крестов и кедр плодоносящий - единственный на всю округу.
     Двое опустились на колени: рассказывал  возбуждённый Бориска - невысокий шустрый крепыш. Бориска первым, возможно, и налетел в росистой траве на тихий клубок змей, и якобы топтал их резиновыми сапогами. Санька с Петькой не поверили бы в эту развесистую картину, если б сами не наткнулись на разлёгшуюся на ветках смородины гадюку: большую, серую. Пацаны всё ещё посматривали под ноги и по сторонам.
     Бориска сидел, гордо подняв белобрысую голову, между ног - перевёрнутое ведро, в подтверждение своих слов он иногда поколачивал по гулкой жести.
     Его тихий, молчаливый  друг Витька прилёг, пуская кольца дыма в иголки сосёнки, слегка ухмылялся; помалкивал, в детстве на сеноуборке он набросился, в лапоточках, на такую серую – топтать – цапнула. Откачали в больнице. Санька с Петькой, слушали, не двигаясь.
     Бориска всегда много говорил, если не о текущих событиях, то об Армии - особенно об Армии - был полон не выговоренных впечатлений.
     Со змеями было покончено, Бориска пересел на кочку.
     -В Армии было весело, - начал Бориска. - Однажды случился такой случай. Был у нас весёлый комбат, относились мы к нему на грани уважения и боязни: его подловатости. Шестолапов Владимир Иваныч: невысокий, кривоногий, ходил вразвалочку – загнутые носки сапог вразбежку, чёрные дерзкие усы, строгий, резкий.
     Да, кстати, единственный настоящий офицер – порядочный, кого я встретил в Армии, его потом в Чебаркуль в училище забрали, о нём с уважением говорили даже сами офицера – лейтенант Юрин Коля.  Высокий, стройный, подтянутый, с глуховатым голосом. Глаза у него были какие-то… с необыкновенным, задумчивым, выражением - ясные, большие,  светло-серые. И - главное - понимал и жалел он нас, солдат. Я сначала всё думал, может, он прикидывается, играет роль хорошего. Мало ли артистов было в Армии?! Пока не попали с Попкой на Магдебургский полигон, мастерить мишени. Раньше я с ним не сталкивался особо, он с огневого взвода, а мы с управления. Ну, заблудились в лесу. Попка раньше ходил этой дорогой, а тут заплутал - и всё! Лес у них разбит на квадраты, просеки – не отличишь. Ну, блудим втроём, ищем палаточный лагерь, где мы должны были жить. Другой офицеришка заел бы на хер, со свету сжил этого Попку. Юрин вопросами не допекает, ещё и его так ненавязчиво подбадривает.
     -Ну и что? - Завозились вчерашние школяры, усаживаясь половчее.
     -Что, что…, - осердился Бориска. - Нормально, вышли, куда надо.
     -Что дальше?
     -А-а… Да, любил комбат ловить, супом не корми, дембелей на месте преступления - натурально выслеживал! И наказывал показательно.
     Попал ему в лапы как-то Венька Пономарёв, дембель, с Новгородской области. Спал в кузове 131-го в послеобедный зной, а Матнязова, узбека из аула, с нашего призыва, поставил охранять и оборонять. Комбат подкрался, Матня сидит под берёзкой, как апостол, кемарит; продрал свои, заплывшие жиром, глазки - и сразу сдал. Комбат залез - не поленился - и выволок опухшего Веньку. Венька не здоровый, но такой крепкий.
     -Ну что, Веня-дедушка, угорел ты! – приговаривал ласково комбат. Ну, собрались все на представление. Комбат резко скомандовал "газы", у Вени, конечно, противогаза на шее не оказалось, он ещё раз - "Газы!!!", Веня и побежал за ним в свою палатку. Потом и рыл пенёк в нём. Но недолго, комбат вскоре ушёл в холодок лесочка, а рядовой Пономарёв сначала от****ил слегка Матню, а потом распорядился:
     -Матня, иббия мать, проспал, салага! Теперь, пока все пеньки в округе не вытащишь, спать у меня не будешь. Понял?! Вперёд! – пихнул подошвой сапога в толстую задницу.
     -Жара стояла неимоверная, как нынче, нас поэтому и выгнали на полигон, весь полк. Задристались - дизентерия. За короткий срок все пеньки в лагере были выколупнуты; отцы-командиры, с помощью преступников в ОЗК*, углубились вскоре и в тёмный лес.
     А однажды комбат устроил весёлое представление для дивизиона: выгнал всех нас, дембелей с нашей батареи, на уголь. Как раз привезли накануне.  Комбат дежурил в ночь, с субботы на воскресенье: пришёл утром на поверку и подловил. Мало ли грехов у солдата - сапоги, бляха, иголка. Уголь - под окнами казармы, кочегарка - в подвале.
     Старшим команды назначил Саню Шихматова, с нашего призыва, старшего сержанта, замкомвзвода. А молодых всех отправил в кино.
     -И, не дай Бог, к отбою не скидаете! – напутствовал он.
     -Было нас человек десять, наполовину сержанты, командиры. Правда, с нами были ещё двое годков – они, в основном, и лопатили. А мы стояли, болтали. Наблюдаем так друг за другом, кто слабину даст. Саня поворчит, покидает сам немного, и станет. Ну, мы тоже маленько бросали.
     А в основном скучковались по интересам, по дружбе и землячеству. Болтали о том, что этот комбат - издеватель, и его надо убить. Шум-гам под окнами, уж и потёмки начались.
     Мы с Толиком Ландышевым тоже размечтались. О Толике надо сказать особо.
     Бориска посмотрел на ребят, улыбнулся.
     -Толик был из деревни, с Саратовской области. Это был души-человек: невысокий такой, пухленький, приятный увалень, ходил косолапя, как медвежонок, говорил плавно, врастяжку, и всё делал основательно, не торопясь. Комбат про него говаривал на политзанятиях: "Толик, ты умный, как Бобик, всё понимаешь, а сказать не можешь". А другой, лейтёха, Якобинец, с усами цугула, как только начинали буровить азеры про Печин, столицу Китая, глядя безнадёжно на бойца, изрекал: "Из зарослей бамбука вылазит хука-пука". На полном сурьёзе. И было не понять, чё он там барагозит. Потом всё повторял, для закрепленья.
     Слушатели посмотрели на рассказчика.
    -Ну, мы с Толиком и размечтались. Говорю ему, Толик, я передам тебе координаты по рации через Славика, где мы находимся, (на НП *с комбатом) и отойду за бугор, как будто поссать – и тягу! Славик тоже интересная фигура…
     -Не-е-е… не надо! - в один голос завопили школяры.
     -Что, не надо? - Бориска повернул к ним большую круглую голову.
     -Про Славика не надо! – и упали на животы, перевернулись на спины, примостив под головы вёдра.
     Бориска улыбнулся.
     -Но и баю Сане, чтобы он шарахнул полным зарядом по НП. Саня смолчал, озабоченно посматривал на медленно убывающие кучи брикетов.
     Швили, грузин, высокий, заносчивый, оперевшись на вилы, орал всех громче:
     -Да, да, Борка, правилно, толко дай координат, мы паставым прыцэл! И залп всэй батарэей! – Он тоже был наводчиком.
     Солидный Тарас Ленинский помалкивал, тоже опершись на вилы и уставившись в землю. Мой дружок, Лёха Хащенко, всегда открещивающийся от хохляцкого звания, как и Коля Отто - от немецкой фамилии, стояли неподалёку, шептались, опять что-то задумали: ребята они были крепкие, не совсем управляемые водилы. Правда, их шептания так и не осуществились.
     Как-то мы с Лёхой захотели поспать в парке после обеда, в кузове 66-го, только разделись-разулись - под тентом жара! Глядь, а тут комбат с Равлюком,  взводным, – совсем рядом. Как мы так лоханулись? Газик стоял в конце парка, пред нами пустое пространство, да и за нами. Мы заметались, болтая машину, - было поздно удирать. Я успел закинуть свою амуницию в пустой высокий ящик из-под приборов у переднего борта и вползти сам. Леша не пожелал, прижался в уголке у заднего борта, где тент был зашнурован. И только я, абсолютно беззвучно опустил крышку над головой, как появился палец, отодвигающий полог, за ним - ехидные усы и глаза. Я во все шары, прикрыв рот рукой, смотрел в щель меж досками. Глаза комбата, в преддверии потехи, пошарили по кузову – остановились в радости.
     -Лёша, иди сюда, - ласково поманил его палец.
     Вы бы видели, с какой рожей Лёха полз в пасть к этим удавам!? Конечно, насовали под бока. Допытывались, где я. Леша не сдал!
     Бориска стукнул ладонью по ведру и победно посмотрел кругом.
     -Но и чё дальше-то?
     Бориска взглянул на Саньку.
     -Комбат с Фриком! – крикнул кто-то сдавленно. Мы схватились за инструмент.
     -Строиться здесь! – чиркнул пальцем капитан Фрик, начальник штаба нашего дивизиона. Мужик серьёзный, справедливый, немногословный - его уважали. Тоже, естественно, русский. (Ведь немцев в ГСВГ* не брали служить) Да, конечно, наш - бухарик ещё тот. Его держали: он был умный, хороший специалист. Пил у себя в кабинете. Саня Соколов рассказывал, он при нём тёрся: рисовал там, писал – был писаришкой штабным. Один раз Саня нажрался в самоволке – Фрик его отхерачил, только по кабинету летал. Саня сам рассказывал!
     Выстроит, значит, Фрик всех, полупьяный, когда нет дурака комдива, ремень ниже яиц, тулья фуры загнута, как у фрица. Вытащит пред строй какого-нибудь забулдыгу-самовольщика:
     -Ну, ты, северный герой, расскажи своим товарищам, коль попался, как к собратьям нырял? А почему герой? – спрашивал он у дивизиона, и сам отвечал. - Я же не буду его называть хр-р-рен моржовый, - показывал он скрюченным пальцем на преступника.
     Говорил не спеша, хоть трезвый, хоть пьяный, размеренно, как бы думая о чём-то, не в строчку. Загадочная личность… Но иногда резко, властно, покрикивал. Тошнее не было позора - попасться - тут-то уж он ославит!
     -Быстро строиться, - подсуетился и комбат. Они встали пред нами, в свете окон, воткнув пальцы в расслабленные ремни.
     -Ну, что, достукались?  Кто всех рьянее хотел меня расстрелять? - резко спросил комбат. - Ты?! – ткнул костяшками пальцев мне в щеку, да больно, ёлкины! - а от него свежей водкой прёт.- Или ты, Кавлилашвили!
     -А что я-то, таварыш комбат, - заныл Швили.
     -А мне что уготовили? – Фрик смотрит в упор, набычившись, расставив ноги, автомата только не хватает.
     Короче, говорят о том, о чём мы болтали.
     Мы все - в шоке. Первая мысль: какая сука настучала, как так быстро? Вроде, никто не уходил. Они ещё потопали ногами в сапогах, ещё что-то зло орали, уж и не помню, мы думали, бить будут по мордам.
     -Чтобы до отбоя уголь был в подвале. А в понедельник разберёмся, - сказал комбат.
     -Особист разберётся, - добавил Фрик.
     И ушли, пошатываясь, тропкой меж казармами – пить дальше. Голова гудела от мыслей, от изумления и загадок – всё это было более, чем неожиданно.
     Уголь, конечно, затолкнули раньше срока - на выходные отбой в одиннадцать.
     В понедельник, с утра, комбат собрал всех преступников в ленкомнате и заставил писать объяснительные, пояснив, что хочет знать, кто зачинщик и кто какие функции должен был исполнять в заговоре по уничтожению командного состава дивизиона. А может и полка – добавил он, глядя сурово. И напомнил, что отдаст наши объяснительные особисту.
     Это было уже серьёзно – стало ещё страшнее: особиста боялись пуще огня. Вышли из ленкомнаты на ватных ногах. На другой день комбат с серьёзным лицом кратко обсказал, вновь собрав всех, что было в записках стукачей. Он так и сказал, стукачей - удивительно. Все сидели с опущенными головами. В писульках было много интересного: сразу стало ясно, кто есть кто, - проговорил Бориска грустным голосом последние слова, и вздохнул, и посмотрел под ноги. – Всё говно, что держится полтора года в человеке, вылазит в последние полгода…
     -А ты?
     -Что, я? Написал, что, да, всё, что нам предъявили комбат и Фрик в тот вечер, соответствоваит нашим реальным речам. Только это была шутка - мы просто безответственно болтали. Всё! Точка! – крикнул Бориска, долбанул в последний раз по донышку. И вскочил с кочки.
     -Ну, и…
     -Короче, ничего не было. Все остались живы, здоровы, только нас с Лёхой перевели в соседний дивизион - за совокупность всех наших преступлений.
     -А как узнали? – спросил Петька, взглянув вверх. Бориска смотрел задумчиво, в проголызину меж соснами, вдаль, - на горы в мутной дымке.
     -Комбат, видно, поднялся на третий этаж, на масандру, посмотреть, что мы там наробили, и подслушал из тёмного колидора, из открытого окна. А может и Фрика позвал – он это мог.
     Жара пробралась и под сосенки: скалы, деревья, трава, земля - вся природа - прогрелись. Было душно. До деревни два километра. Приятели, бурча про себя, и дыша в остановившийся воздух, и пыхтя, и отдуваясь, встали, и, гремя пустыми вёдрами, поплелись домой.
                2000г.

ОВЗК * - общевойсковой защитный комплект, в который входит: противогаз, прорезиненные комбинезон с капюшоном и сапоги с застёжками.
ГСВГ * - Группа советских войск в Германии.
НП * - наблюдательный пункт.