Младший лейтенант милиции и два его брака

Татьяна Мартен
Пустозвонов себя уважал и не без оснований, из простого деревенского парня дослужился до младшего лейтенанта милиции. Без блата, мохнатой руки и прочих лазеек , всё сам, своим умом и своим горбом.
С первой женой ничего не получилось, она его за дурака держала и не просто держала, а так и говорила: «Как я устала от тебя, дурак!». Это он-то, сногсшибательную карьеру к тридцати годам сделавший! На развод подала, Пустозвонов никогда бы не решился. Он морально устойчивый, политически грамотный, хороший товарищ и отличный семьянин, как, совершенно справедливо,  в характеристике написано.
Вторая жена первоначально тревоги не вызывала.
Покладистая, веселая, симпатичная, в детском саду музыкальным работником работает, правда, полненькая, до тройного подбородка, а остальное всё при ней и состоятельные родители, и квартира, и прочие мелочи- дача, машина. Он, когда жениться собрался, в деревню поехал, своим так и сказал, что женщина очень хорошая, потому что в наше время с людями- то работать трудно, а с дитями и подавно, а она ничего, присутствия духа не теряет, с вверенными ей обязанностями справляется. Родители у неё спокойные, вежливые, с лишними расспросами не лезут, нравоучениями не достают. Так и порешил – женюсь. И женился. 
Тут и началось!
Пришли к тестю друзья – дедки уважаемые, бывшие преподаватели, доценты и прочая шушера. Теща свой фирменный рыбный пирог на стол метнула, по рюмочке выпили, разговоры начались, давай они про писателей, композиторов, художников умничать, слушал Пустозвонов, слушал и слово своё вставил
- Ущербные они люди! – сказал, как с горки сбежал. Пусть знают, что зять тоже своё мнение имеет.
- А Вы не могли бы пояснить в чём эта ущербность заключается? – с ядовитой вежливостью спросил старикашка, бывший преподаватель музыкального училища.
- Что они в своей жизни видели?  Композиторы, кроме музыки или художники, кроме  картин, а писатель тот и вовсе отсталый человек пишет и пишет безвылазно, чтобы толстую книжку написать, сколько не разгибаясь сидеть надо? А жизнь идёт, они её не видят, потому и ущербные!
Воцарилась тишина, Пустозвонов понял, что сразил всех наповал, пусть наших знают, интеллигенция! Возражать ему не стали, а что скажешь, когда он кругом прав, только на Оленьку посмотрели с сочувствием и жалостью, оно и понятно, куда ей до него, младшего лейтенанта милиции, но ничего, он её до своего уровня доведет и медведя  на самокате кататься учат!
Однажды вернулся домой раньше супруги, решил заботой и вниманием удивить.
Приходит Оленька усталая, а он улыбается
- Садись к столу, ужин готов!
Вошла Оленька в комнату, на столе заботливо газета разостлана, на ней сковорода с жаренной картошкой, хлеб ломтями нарубан и банка с килькой в томате. Пустозвонов дыхание затаил, ждёт, когда жена от счастья на шею бросится, учитывая её габариты, стойку принял, но в жизни, не как в мечтах.
Супруга ничего не сказала, молча убрала газету, накрыла стол скатертью, картошку по тарелкам раскидала, хлеб на блюдо положила, банку с килькой на тарелочку поставила и праздник души исчез. Ну, зачем, спрашивается, этот выпендрёж со скатертями, ведь они  в семейном кругу, чего по тарелкам размазывать, и как поджарки выскабливать, если сковородку со стола убрали. Скатерти только на больших праздниках нужны, но что она понимает! Эх, перевоспитывать и перевоспитывать эту откормленную маменькину дочку надо!
Перевоспитание решил начать с трудотерапии.
По весне,  приехав из деревни, заявил
- Я  заказал, загон земли, - обвел семейство победоносным взглядом.
Немая сцена.
- Зачем? – задал идиотский вопрос, пришедший в себя папенька.
- Картошку посадим, - нетерпящим возражений тоном, ответил Пустозвонов.
- Зачем? – противоборствовал папаша.
- Сдавать будем, это дополнительные деньги в бюджет,- объяснил младший лейтенант милиции бестолковым людям.
И тут началось, зачем это надо, кому это надо, и что в финансовом смысле затея не умная, труд огромный, прибыль ничтожна, это тёща, экономист хренов, в  воспитательный процесс вмешалась. Довели они Пустозвонова.
- Зачем, зачем, хочу из вашей дочери человека сделать! – разозлился Пустозвонов.
- Вручив ей лопату! – истерично завизжал папенька.
- Да! Лопату и тяпку, и вилы, тогда она станет полноценным представителем общества, труд сделал из обезьяны человека, - блеснул знаниями младший лейтенант.
- Значит, я обезьяна! – со слезами в голосе воскликнула Оленька.
- Это, выражаясь научным языком. Обижаешься, потому что в вашей семье Маркс и Энгельс не в чести, какой только ерунды на полках нет! Диккенс, Сименон, Шопенгауэр и ещё куча всякой макулатуры, но ни одной книжки с трудами, например, Ленина я не видел, что вы после этого можете понимать?  Ты считаешь свою работу трудом? Да, семечки всё это, вот женщины, которые асфальт или шпалы кладут, это трудящиеся, а ты на пианине отбренькала и пошла. Мой отец пастух и мать моя не балерина, но я  горжусь этим, они трудящиеся! И ты трудящейся будешь! – патетически завершил  монолог Пустозвонов.
- Я вижу, вариант с картошкой вас не устраивает. Хорошо, есть другая идея, по грибы, по ягоды ездить будем, а потом бочками в магазины и рестораны сдавать, -  добавил, как ему казалось, позитива.
- Чтобы собрать такое количество грибов и ягод, надо в лесу поселиться! – возмутилась маменька.
Непробиваемая семейка, как тевтонцы на Чудском озере, построилась свиньёй и его политически грамотная атака захлебнулась.  Пустозвонов понял, что передовые мысли принимают и понимают далеко не все слои населения и  предстоит борьба за внедрение прогресса в закостенелое сознание новых родственников.   
Оленька долго дулась, едва помирились. Помирившись, супруг предложил создать новый быт, без оглядки на родителей
- Это как? – робко поинтересовалась Оленька.
Вечером Пустозвонов принёс полуфабрикат борща в стеклянной литровой таре и килограммовую банку пресервов салаки. Гордо выставил на стол.
- Что это? – удивилась тёща.
- Это наш ужин. Зачем тратить деньги и силы на приготовление борща старым способом? Можно просто - вскипятил воды, высыпал содержимое и через пять минут всё готово! – поучал довольный собой Пустозвонов.
Когда закипела вода, открыл банку с полуфабрикатом и вытряхнул содержимое в кастрюлю. По кухне пошёл малоприятный запах, по мере готовности борща, запах становился гуще и противнее, кот и собака бросились прочь, чуть не затоптав хозяев, в гостиной попугай упал с жердочки, потеряв сознание. Пустозвонову стало ясно, что борщ   есть никто не будет и он в том числе.
Но надежда умирает последней, Пустозвонов ловким движением вскрыл банку с пресервами. Содержимое напоминало братскую могилу полуразложившихся салак,  схватил за голову рыбёшку, дёрнул, в руках остался скелет, а рыбная масса, отделившись, продолжала покоиться в банке. Он повторил эксперимент ещё с парочкой рыб. Эффект тот же, позвоночники отдельно, филе отдельно и вонца неописуемая.
Эксгумация закончилась тем, что тёща, брезгливо скривив губки, молча выбросила пресервы в мусоропровод.
Решил Пустозвонов самоутвердиться путём сооружения антресолей. Сооружал на зло всем, папенька лез с указаниями, то не так и другое не эдак. Но Пустозвонов себе цену знал и за качество конструкции ручался. Оленька смело забила антресоли всякой всячиной.
Прошла неделя, Пустозвонов, гордый своим умением и сноровкой, стоя под антресолями, ехидно заметил папеньке
- Напрасно, Вы Иван Кузьмич, пытались…,- но договорить не удалось.
Сооружение рухнуло. Тяжелый латунный таз для варки варенья, больно ударив, повис каской на голове, следом, лязгнув о таз, упала электрическая двухконфорочная плитка, нанеся Пустозвонову контузию средней тяжести. Затем градом посыпались валенки, старые лыжные ботинки, ржавые  коньки, сломанный зонтик. Раритетный чугунный утюг глухо долбанул по тазу и Пустозвонов, угасающим сознанием, уловил: «Как я устала от тебя, дурак!». Всё было просто, как мычание, впереди маячил очередной развод.