Ты не можешь войти в космос 3

Дрейк Калгар
Ты [не] можешь войти в космос

3. Сквозь туман

Мне кажется, я начинаю слышать. Слушать.
Я вижу в этом мальчике что-то. Возможно, что-то и он видел во мне.
- Как тебя зовут, кстати? - спросил, спохватившись, Осанн у мальчика на своей спине. – А если вдруг тебя никак не зовут, то я могу придумать тебе имя, а?
- Ниал, - ответил мальчик.
- Досадно… нет, в смысле имя классное, да! И вовсе ничто не вызывает досады… быть может, досадно то, что… ай, не важно, забудь. А меня, зовут Осанн, - ответил мой спутник. – А моего друга – Миру.
- Миру странный, - тихо проговорил Ниал, возможно, впервые взглянув на меня.
- Вот и я говорю! Миру, что ты молчишь? Скажи что-нибудь.
- Мне нужна твоя одежда, ботинки и мотоцикл, - сказал я.
- Ха-ха! Нет, Ниал, ну ты слышал? – расхохотался Осанн. – Миру – золотой парень! Молчит, молчит, а потом вдруг как скажет… ты не понял шутку, да? Ах, да, я же ещё не рассказал тебе, как мы с Миру встретились. Так вот…

В забегаловке, которую мы избрали для обеда, было пусто. Не петлях скрипела входная дверь, а у входа нас встретила гора песка. Настоящего пляжного песка. И мы так и не смогли найти хотя бы один столик, который бы крепко держался на своих ножках и не качался из стороны в сторону. Осанн подложил газету под ножку и сказал, что так сойдёт. Титульная странница. «Страшные катастрофы и бедствия. Небесная кара. Космические предзнаменования…» Хотите узнать больше? – откройте газету на седьмой страннице, а пока мы расскажем о падении акций и разводе звёздной пары.
Мы сидели за столом и ждали Осанна, вновь занявшегося поварской практикой. Кое-что меня поразило в Ниале. Ни его взгляд полный жизни. Ни его глаза, чуть налитые кровь и слегка покрасневшие. Ни то, как он отстукивал по столу мелодию своими пальцами. И даже не так… «поразило» - неправильное слово. Просто, когда я наблюдал, как Осанн усаживал его на стул, как этот мальчик подтягивал свои ноги и ставил в более удобное положение… я не знаю, как правильно это выразить – тогда я понял, что никогда, даже в прошлом, не испытывал подобных чувств. Просто не знал, что это такое может быть. И теперь я открывал для себя новые, совершенно новые горизонты. Но я не знал, как описать то, что я почувствовал. Гордость? Может, сочувствие? Страх? Вдохновение? Что-то между ними всеми…

…Когда это всё ещё можно было исправить, Ниалу пообещали, что возьмут его из больницы. Заберут, и всегда будут держать в кругу людей. Пообещали, что не бросят, что всегда у Ниала будет, кого попросить передать соль через весь стол или помочь надеть кроссовки.
Ниал ждал, а тем временем в больнице просыпалось всё меньше людей. Тревога и немая паника витала по пустым коридорам, и эхо шагов – каждый шаг – звучало словно долгожданный голос, призывающий Ниала готовиться к поездке, но никто так и не открывал дверь в его палату. И когда сил больше не было терпеть, Ниал сам открыл дверь и отправился на поиски еды. Обязательно выживет… он обязательно выживет…
…Как-то сидя за столом, Ниал неосторожно дёрнул рукой за стаканом сока, и опрокинул нож. Растерявшись, он стал смотреть на пол, вокруг себя. Куда же делся нож? Он отдавал себе отчёт, что не сможет дотянуться до пола, но всё равно ему нужно было знать, куда упал нож. И, ведь, он даже стука не услышал. Он даже примерно не мог предположить, в какую сторону он отскочил, но, скорей всего, отскочил нож далеко. Справа – нет. Слева – нет. Нож был на коленях. Не просто на коленях – нож проколол ногу. Не сильно – можно сказать даже, что он ткнулся носом и упал. Но по ноге потекла кровь. Страшная красная линия. Но больше она была страшна тем, что он не почувствовал абсолютно ничего. Он давным-давно смирился со своей ролью в этом мире – он обязан сидеть, или лежать, и вызывать сострадание. Но именно с этого момента – когда он увидел свою кровь впервые – Ниал стал бояться боли. Ведь боль обязана быть, если случилось что-то болезненное. Может, боль никуда не исчезает? Может, на самом деле она копится в теле, в ногах, и ждёт момента, когда вылиться страшной агонией за все те разы, когда Ниал был небрежен? Ведь чем он лучше других? Он должен чувствовать ровно столько боли, сколько и получил, и ни грамма меньше...

… Ниал сидел и неприятно вертел головой, косясь на меня.
- Почему вы на меня так смотрите?
Я смотрел на него, не отрываясь, где-то пять минут. Наверное, я бы и сам испугался подобного взгляда.
- Извини…
Слова таяли в тишине, словно здания, которые мы оставляли за собой, в тумане. Мир, казалось, учтиво строился на нашем пути, и так же тихо и скромно разбирался, как только мы уходили.
У меня в голове словно костью встала мысль: Осанн, пустой город, безногий мальчик… я не мог понять, что я не мог ещё собрать… мы втроём не собирали этот мир…
Когда Осанн принёс еду, глаза Ниала загорелись голодом. Словно он блокировал это чувство и бурчащий желудок, и теперь понял, что больше сдерживаться не нужно.
- Ребят, - сказал Осанн, присаживаясь третьим. – Вы делаете меня счастливым. Честно!..

…Люди растекались прочь, словно шли туда, где хотели бы умереть. С каждым часом они всё меньше говорили друг с другом, не видели больше нужды в общении, не видели смысла создавать что-либо новое, если зритель или слушатель в любую минуту может заснуть, как и сам создатель, не насладившись творением рук своих. Осанн насильно остановил человека, и его встретил мёртвый отсутствующий взгляд, взорвавший на спине тысячи мурашек.
- Куда ты, мать твою, идёшь?! Почему покидаешь город?!
- В космос, - ответил пустым, словно растворяющимся в воде голосом, человек. – К звёздам…
Руки сами соскользнули с человека. Мужчина поплыл себе дальше, а Осанна затрясло. Он взглянул на свои руки и попытался сжать их в кулак, но ещё пять минут они его не слушались.
Люди уходили из города, как пираньи, бросив останки жертвы, расплывались прочь. Мерцая в закатах и пропадая в тихом сквозняке. К ноге Осанна прицепилась газета, гонимая ветром.
- Даже ты покидаешь город, - стиснув зубы, процедил Осанн и, как мог, порвал газету ногами…

Выносить Ниала на улицу Осанн поручил мне.
- Ниал, ты ведь доверяешь Миру? Он хороший, не бойся, только странный, - сказал тогда Осанн, уже лишь выглядывая из-за дверного проёма. – Я кое-что заприметил там по дороге, надо проверить. Как раз вы доедите, выйдете, и у меня будет сюрприз для Ниала.
Дети действительно тяжёлые, как и говорил Осанн. Даже без тени сомнений Ниал обхватил руками мою шею, и я поднял, наверное, самую тяжёлую вещь в своей новой жизни. Учитывая, что в моей новой жизни я пока больше ничего вообще не поднимал.
На улице стоял Осанн, а у ног его почти блестело кресло-коляска. Немного странная картина: за спиной Осанна город таял в тумане, пустая улица, Осанн стоял посреди дороги и тряс слегка повреждённое кресло.
- Надеюсь, нам не придётся когда-либо идти по бездорожью, - заметил Осанн, почесав подбородок, но Ниала это не смутило.
Ниал улыбался, словно Дед Мороз принёс ему лучший подарок на новый год, да при том вручил его ему лично. Уголки губ выглядывали из-под респиратора, а брови удивлённо поднялись. Даже руки задрожали. Кажется, он мечтал о подобной вещи. Учитывая, какой путь он прошёл ползком, лучше кресла-коляски для него сейчас мог быть разве что ковёр-самолёт. Как только мы с Осанном усадили мальчика в коляску, он буквально пустился в пляс, кружась в коляске по ровной и слегка захламлённой дороге.
- Скоро ты для него станешь отцом, - сказал я Осанну, с удовольствием наблюдавшему за мальчиком.
- Не успею, - сказал Осанн и достал из кармана какую-то бумажку. – Вот, смотри…

«Убежище Прощённых.
Если вы читаете это, значит, вы вели правильную жизнь.
Идите же к своим братьям и сёстрам и поведайте историю своего прощения!»

Внизу адрес.
- Это всего-то в десяти кварталах отсюда! – сообщил радостную весть Осанн. – Я же говорил тебе, что мир не пуст. Здесь есть люди.
Эмоций на моём лице не было.
- Только не говори, что ты уже привык к нашему бродяжьему образу жизни? Ты всего день, как на ногах, и я, возможно, уже нашёл вам дом! Где же радость на лице?
- «Вам» в смысле нам, только без тебя?
- Ну, разве ты не хотел найти себе спокойное место с людьми, чтобы вспомнить свою жизнь? Тебе там могут помочь… наверное.
- Не знаю. Ладно, посмотрим.

Город казался огромным. Просто потому что никого больше вокруг не было. Зато были небоскрёбы, чьи верхушки терялись в тумане, были перекрёстки дорог и припаркованные машины. И немного ветра.
Осанн раздобыл ещё один противогаз, и теперь мы напоминали небольшую чокнутую семейку. Терялись в облаках. Разгоняли муть руками. Мешали воздух этого мира. Осанн положил на колени Ниала свою сумку и стал сам толкать кресло, дав рукам мальчика отдохнуть.
Не встреть мы мальчика, мы бы так и шли по дороге, неизвестно куда. Меня это устраивало. Наше движение я ассоциировал с самим собой – не важно, что было в прошлом, и даже не важно, что будет в будущем, просто нельзя стоять на месте. Мы шли недолго, словно по инерции рассекая туман. А теперь у нас была цель. Я не знаю пока, хорошо это или плохо, но меня точно устраивало отсутствие цели...
Что же там за люди? Определённо, там какие-то религиозные последователи. Не знаю, почему, но меня это пугало. Прощение Бога? Правильная жизнь? Как же быть с жизнью сейчас? Сейчас жизнь закончилась, и осталось сплошное выживание. Не тяжёлое, правда, особенно если судить по действиям Осанна: захотелось есть – разбил окошко и забрался в продуктовый; одежда – разбил окошко и проник в походный… За отсутствием каких-либо агрессивных мародёров мир открывался у наших ног. Зарабатывать больше не приходилось. Только вот как это будет действовать вне города?

… Большие города не пугали Осанна. Ни люди, ни машины… наоборот, Осанн стремился в места, где шумно, где людно… где лица плыли в море деловых костюмов, изредка поглядывая на наручные часы. С тех пор Осанн почти не изменился, разве что надел противогаз.
Ярко светило солнце. Где-нибудь на людном перекрёстке Осанн остановится, откроит футляр и достанет гитару. Конечно же, он надеялся на подачки, но больше его всегда радовали лица людей, которые обращали на него внимание. Всё равно редко кто подкинет монетку, а оборачиваются все, кому не лень, кто услышал. Он стоит и играет, пока не стемнеет, или пока на перекрёстке не станет пусто, или пока его не прогонит полицейский.
Вот только за стремлением ко всей этой людности и наполненности, Осанн напрочь перестал ценить вкус одиночества, индивидуальность прохожих. Они превращались в бесконечный косяк рыб, который не жалко съесть. Города становились одинаковыми, а люди и вовсе безликими. Казалось, нацепи на них всех маски, и ничто не изменится. Всё те же люди плыли мимо и радовались тому, что не стоят вот так же, как Осанн, и не просят подачки, чтобы прожить ещё день.
- Вы ещё попляшете у меня, - думал Осанн, улыбаясь. – Я – избранный. Настанет время, и это я на вас буду смотреть свысока…
Время прошло, и Осанн действительно смотрел на них всех свысока. Потому, что он один стоял. А остальные все спали. Прямо на дорогах. Человек просто думает, что сильно устал. Думает, что сейчас вот посидит, полежит на обочине, и всё пройдёт. Всего несколько минуток. А спустя эти несколько минуток впадает в кому или летаргию… Осанн не врач, чтобы знать, что с ними такое. Но они всё ещё тёплые. Может, на самом деле Осанн всегда видел лишь свежие жертвы? Те, чьи тела ещё не остыли? Это бы немного спасло его умственные муки, однако тогда получается, что он – вестник смерти. Там, где он ходит, умирают люди. И это не есть правда, ведь вот Миру и Ниал живы. Но это благодаря тому, что он успел надеть им противогазы. Остальные же до этого не додумались. Осанн – один из немногих, кто понял вовремя, что зараза в воздухе. Ведь, вот они лежат, все на дорогах, без масок. И больше не способны жить. А Осанн в противогазе и жив – это ли не аргумент?
И кое-что ещё пугает. То, что Осанна совершенно не испугали трупы. Он стоял на перекрёстке и играл на гитаре. В перчатках, правда, было неудобно: баррэ ставилось очень глухо, а первая и вторая струны совершенно не звучали. Но это не смущало Осанна – никто же не слышит. Он стоял, словно встретивший химическую войну, и у ног его валялись люди в деловых костюмах. Туман только начинал сгущаться над миром, небо всё ещё виднелось. Голубое чистое небо. Ранний рассвет. Лучи солнца стремительно бежали по улицам, но коснуться смогли лишь Осанна.
- Получили, сучки?! – ликовал Осанн, чуть ли не отплясывая. – Я выжил. Спасибо за монетки, блин!..

- Миру, - обратился ко мне Осанн, и я вернулся из транса.
Плотно поевший, и изрядно подуставший ребёнок Ниал в кресле-коляске, оказывается, заснул, откинув голову назад. Город всё ещё пуст. Я проморгался и вернулся вниманием к Осанну.
- Ты мне прям в душу глядел, как будто, - хихикнул Осанн. – Ты знаешь, в этом противогазе взгляд в душу крайне зловеще выглядит. Надеюсь, ты таким взглядом не сверлил Ниала?
- Сверлил, - сознался я.
- Тогда надеюсь, что ему не снится кошмар. Эх, Миру, такой же милый мальчик на лицо, но вот взгляд, как у убийцы детей, - Осанн нежно погладил мальчика по лысой противогазной макушке. – В подобное время так страшно засыпать. Но без сна нельзя. Риск, с которым, если осознать, сложно смириться.

Нас провожали люди. Возможно, потерявшие когда-либо здесь жизни. Они стояли на самой грани тумана, где заканчивался наш мир. Они не могли сюда войти. И им оставалось лишь смыкаться колечком вокруг нас. Быть может, завидовать. Быть может, сочувствовать. Но я видел совершенно пустые лица-силуэты. Туман их почти поглотил. И у меня проснулось тогда то чувство. Я уже не просто шёл по дороге. Я ступал по тому месту, по которое топтали тысячи пар ног. Тысячи раз. Миллионы. Сколько ног коснулось этой поверхности? А сколько здесь умерло? Сколько уснуло? Небольшая дрожь охватила меня от мысли, что вот они все – на расстоянии исчезновения в тумане, стоят жертвы, души этой дороги. И им приходится тесниться, потому что они не могут пройти сквозь туман.
Мы находились в маленькой тлеющей сфере. Маленькой относительно планеты Земля. В пузыре, если уж на то пошло. А вирус… что-то мне подсказывало, что вируса нет. А если уж он и есть, то он не сможет протиснуться сквозь туман к нам. Ведь, это так волшебно, что туман
вокруг лишь нас
сгущает нашу жизнь
и защищает нас неведением…

- Вот оно, - сказал Осанн, вернув меня из потустороннего мира людей.
На расстоянии исчезновения от нас проявлялось небольшое здание. Кажется, в таких учат детей… школа, вроде. Стены почти терялись в голубой тьме тумана. Окна вообще казались впалыми глазницами черепа монстра.
- По крайней мере, адрес указан этот, - почесал в задумчивости затылок Осанн.
Это был тот адрес. Я уже это чувствовал. Потому что люди в тумане расступались и от этого места тоже…

The American Dollar - The Slow Wait Pt. 1