Жила в Бежице, за линией, ведьмочка одна, Катькой звали.
Ворожила кому надо, ну и отвороты-привороты разные там де-
лала за деньги. Сколько годков ей было, никто не знал, говорили
лишь, что она еще с Троцким дружила до революции – фотки у
нее видели.
Так вот, повадилась эта Катя ночами на Керосинке рыбаков
пугать. Прилетит туда в полнолуние, обратится в русалку и пле-
щется возле сетей, резвится, значит. Рыбаки думают, что в сети
крупняк попался, один плывет проверять, а Катька резко выны-
ривает и хвать его за нос. Да смеется весело так, заливисто.
В ту ночь тоже как раз полнолуние было. У костра Маврик
с Юраней дремали после спирта разбавленного; и тут смех жен-
ский: хи-хи-хи, хи-хи-хи за кустами. Маврик сразу насторожил-
ся – любитель он до женского пола большой. Выходит из-за ку-
стов девица красоты неписаной, голая совсем и спрашивает:
– Мужчина, у вас не найдется спиртика грамм двести для
дамы?
Маврику стало очень приятно, что его назвали на вы, и де-
вушка очень понравилась. Он хотел ответить остроумно, при-
гласить даму к костру, но онемел как-то, только мычал и глаза
таращил.
– Ой, какие-то мужики несмелые пошли, – хихикнула деви-
ца, поцеловала Маврика нежно, вскочила на метлу и полетела
над Болвою, крикнув: – Катя меня зовут, малыыыш!
А у Маврика во рту червонец царский золотой оказался.
Жаль, Юраня все проспал.
С тех пор Серега Маврик грустный стал такой, задумчивый.
Придет на речку, сядет у воды и подолгу всматривается вдаль –
тоскует очень сильно.