Отступление от темы, но как вступление к написанному…
Пленэр, от французского (plein air) открытый воздух. И среди художников, означающее не что иное, как творческие работы на лоне Матушки Природы, к чему мы всегда и стремились всей своей душой. Это целый ритуал, сложившийся годами, десятилетиями. Вот об этом мне и хотелось рассказать, именно так, как оно есть на самом деле.
И ещё.
Пленэр, в первую очередь, предполагает поиски чего-то совершенно нового, а это для нас, конечно же, наша российская глубинка, с её замечательными пейзажами от границ нашего столичного проживания и за её пределы, но более всего притягательную силу всегда имела область Подмосковья. И к тому же это ещё и проникновение в тайны искусства рисования, мастерства владения кистью, расширения своего творческого потенциала, причём на самой природе.
Каждый из нас, как художник видит окружающий мир совсем по-другому.
Будь то малая деревенька, перекошенный дом, колодец, небо, цветы, деревья, роща, река, обнажённая женщина. Последнее, с обнажёнкой на природе было постоянной тематикой на всех пленэрах, что часто приводило в этакое замешательство наших гостей, хотя и доставляло им настоящее удовольствие и наслаждение от увиденного ими, а проще – «сносило башню».
Пленэр, в первую очередь – это диалог художника и видение мира именно так, как только он это видит, превращая совсем скучное, обычное и рутинное, а часто и чёрно-белое в предмет восторга гармоничной красотой, когда окружающий мир должен заиграть всеми цветами, рождая в душах музыку.
Описываемые в рассказе события не выдуманы, происходили ещё в те времена, когда я сам в доармейское время был этаким «учеником-подмастерьем» у одного довольно знаменитого и замечательного художника! И спасибо ему за то, что научил меня видеть мир более красочным.
Идея написать именно этот рассказ, родилась просто и банально, сидя за столом с бутылкой хорошего и любимого французского красного сухого вина «Chateau La Cardonne» и замечательной кубинской сигарой марки «Cohiba», под замечательную музыку, моей самой любимой композиции A.Vivaldi – Four Seasons. Winter. Или Антонио Вивальди «Времена года. Зима». События подлинны и все участники реальны.
Все художники, да и просто творческие люди, будь то писатели, поэты, музыканты, артисты, дизайнеры, фотографы, да хоть кто с кем часто приходится общаться – прекрасно знают и понимают, что есть Пленэр для каждого из нас. Открытый воздух, глоток этого воздуха творчества и свободы! Да, именно глоток нового и чистого… для нашего творчества, для восприятия того, что ты живёшь. Живёшь по настоящему, творя и постигая! Ежегодная подпитка.
Итак…
Все на Пленэр, все! Эта весть всегда радовала студентов, будущих художников. Потому как Пленэр – это свобода, это творческий взрыв, это, наконец, и свобода в некотором смысле от всего, что препятствует нам в городе, в учебном заведении, в мастерских и в отношениях. Снимается этакое табу, добавляя наэлектризованности среди всего сложившегося за эти годы маленького богемного общества. Всё ожидание всегда сводится к одному, а что же эта новая поездка нам всем готовит? Вот с этим вопросом в глазах все и отправляются в новое путешествие под общим названием Пленэр.
Хотя всё началось, как всегда!
Быстрые и суетливые сборы. И главное, чтобы не забыть забросить в свои огромные сумки-котомки и рюкзаки то, что и требовалось на Пленэре профессионально каждому из нас: мольберты, пачки картона, рулоны ватмана, альбомы, кисти, краски, уголь, сангина, карандаши. И, что ещё немаловажно, как всегда в таком случае для наших прекрасных половин – так это сарафанчики, платьица, шорты, джинсы, всевозможные купальники и шляпки всякого калибра!
Иначе это будет просто не Пленэр! В чём же это тогда нашим прекрасным художницам дефилировать перед нами всеми? И, конечно же, перед деревенской братией, которая одичало, взирала на нас, но как-то молча, всегда сносила все наши «прибабахи» с каждым приездом, как ни как… из столицы то, однако! Городские нать!
За три с лишним года мы все уже привыкли друг к другу, каждый из нас прекрасно знал все привычки и «заскоки» любого, но, однако ежегодно случались новые приколы и новые романы, как закономерность «жизни и быта» художников. Предвидя впереди новые и бурные события, все прекрасно понимали, что можно будет и поработать, и отдохнуть: сделать множество набросков, этюдов, при этом и позагорать, покупаться, потанцевать и всласть попеть под гитару возле ежедневного ночного костра, это было как негласно установленный закон.
Среди и преподавателей, и студентов я слыл всегда «профи» не только по графике и рисунку, потому как без остатка отдавал себя всего нашему ремеслу и творчеству, все меня шутливо называли «мастер», это прозвище и закрепилось за мной в дальнейшем на долгие годы. Работал я всегда быстро и долго не зацикливаясь на чём-то. Но было ещё нечто, за что прозвище «мастер» и дают, а это, то самое, послерабочее и прельщающее, в рамках отдыха, где можно было быть «самим собой», веселя всю нашу компанию.
Дружно собравшись, мы выдвинулись к железнодорожному вокзалу, чтобы вначале на пригородной электричке доехать до конечной так сказать станции, а там ещё верст двести с гаком на автобусе в глубинку, где мы ежегодно и проводили наши «пленэрные выезды и дни», под общим прикольным названием «заглушка». Так в своё время мы назвали все эти выезды на природу, ввиду того, что мы «глушили» в этой глуши, на «задворках империи», как я говаривал… все наши душевные разлады и страсти греховные, постигая при этом законы, правила и приёмы изобразительного искусства!
На станции наша немногочисленная компания «вщемилась» в пригородную электричку и она, поглотив нас, как монстр, «визжа и дёргаясь» стала уносить нашу честную гоп-компанию от города в приятную неизвестность, где затаилась что-то новое и тайное. Так было всегда. Никто и никогда не знал, что нам преподнесёт эта новая поездка на Пленэр? И это всех заводило, доводя некоторых до скрытого экстаза уже при выезде из города. К тому же у ребят в рюкзаках прослушивался этакий «хрустальный перезвон», явно предназначенный не для восприятия творчества, живописи или основ композиции…
Наши общие размышления «о насущном» прервались запланированным приездом до назначенного первого пункта, откуда путешествие приобретало более экстремальное продолжение по части ожидания, покупки билетов на не так уж часто курсирующий автобус до конечного пункта под названием село Лутугино. Большая часть молодого поколения-населения этого забытого Богом закутка уже давно не жила в этом селе, уехав за «поиском счастья» в город.
А всё народонаселение брошенной «республики» состояло более из пенсионеров, которые коротали свое существование не за работой, как бы вы подумали, а за ежедневным поиском «смысла жизни» в ней, той самой сорокоградусной. А наши приезды, хоть как-то разнообразили их жизнь, давая и им новый глоток цивилизации!
Приехав «на село», нашим взорам открылась знакомая картина разрушенного и заброшенного монастыря, красочный изгиб реки перед ним и всё это на фоне густых лесов, цветочных полян, различных лесных опушек, пойменных лугов, густо заросших мятой и малинником. Забегая наперёд, скажу, я уже знал, что вся эта красота будет нами впитана, чтобы потом в течение целого года, дорабатываясь с этюдов и зарисовок, появляться в работах студентов-художников на наших совместных выставках, как отчёт о пребывании летней порой на Пленэре.
Мы прекрасно понимали, что кроме нас в этих местах будут ещё и другие художники, приехавшие «подзарядиться» духовно и творчески и в этом не ошиблись. Уже на подходе к месту нашего проживания нам встретились первые, жаждущие этого «покоя, тишины и уединения». Прямо навстречу шла группа из десяти-двенадцати человек, и среди них прекрасного пола преобладало более чем мужчин – это уже радовало, значит, вечера, а может быть и ночи, будут «напряженными»! Мы приветливо и радостно поздоровались и разошлись, спеша в наши деревенские дома, обещая скорой встречи.
По позапрошлому году помнится здесь «обитали» и маститые художники из Ленинграда, от Союза художников СССР и даже были художники, приехавшие с Урала из Свердловска. Именно они были тогда самой шумной компанией, более тридцати человек и оставили у всех неизгладимое впечатление в плане организации различных «капустников», концертов и танцев под луной. Они и на этот год «грозились» приехать, чтобы более скрасить наше одиночество, как они выражались, и утопить всех в «портвешке» или в болгарском «Старом замке».
Условия проживания в деревне, конечно же, более походные, но для всех это понятие не менее как «великолепные»! Да и все прекрасно понимают, что приехали сюда совсем за другим – это творческий напряг, общение с коллегами по цеху из разных мест Союза, жажда новизны, дальних красивых планов, перспектив с реками, озёрами и самобытной русской красотой, где главенствующее место должна занимать, конечно же, церковь, либо часовенка. А этого здесь как раз хватало.
Проходя мимо одного деревенского домика, мы заметили художника, который по двору расставлял свои этюды, чтобы панорамно рассмотреть итог своей работы, причём работа эта у него уже исчислялась не одним десятком. И у нас сразу же появилась мгновенная тяга и порыв к творчеству, хотелось всё быстрее бросить и рвануть на природу поработать. Это как зависимость, придающая опьяняющую окраску своим деяниям.
«Хороший улов…» – брякнул я, показывая нашим, да все и так прекрасно видели плоды труда этого темпераментного и работоспособного автора. Перед нами предстали во всей своей красе этюды маслом и темперой, уровень работ профессиональный. Мы понимали, что в этом году опять будет мощный творческий десант из художников со всех городов и окраин «нашей многострадальной и великой». А это даже и неплохо, это уже нас «заводило» к быстрейшему размещению, осмотру местности и началу работ.
Здесь в этой глубинке везде очень красиво и много мест, где можно писать этакие классические русские пейзажи. Но чтобы почувствовать саму атмосферу Пленэра, нужно в неё окунуться, нужно быть именно здесь, быть одним из всех, кто стремится запечатлеть всю эту красоту. Если честно, то даже просто находиться в этой атмосфере приятно и хорошо, если ты и не художник, но попал сюда по воле судеб и это прекрасно.
Стоять рядом и смотреть, как работает мастер и художник, перенося пейзаж на холст – это уже счастье, это действует завораживающе и магически. Для себя нужно ощутить это состояние, творческий накал, запах не до конца высохшей краски на палитре, на холсте, всё это пьянит и заставляет смотреть на окружающую природу совсем другими глазами.
Из прошлых дней особо запомнился первый рассвет по приезду, когда мы группой из семи человек вышли на крутой берег и увидели перед собой такую картину, что она даже по прошествии времени не уходит из памяти, красота необыкновенная! Прямо перед нами поднимается огромное красное солнце, в пойме реки стелется густой туман, от земли тянется прямо какое-то фантастическое испарение, вода на реке, как бы парит. Сказка, да и только!
От увиденного у всех нас в глубине души нарастает необыкновенное чувство восторга, хочется взять побежать, закричать и взлететь. Душа ликует, душа поёт! И вот именно этот восторг каждому потом хотелось выразить в своих работах, у кого-то это получилось и получилось неплохо, потому как многие сразу же после своих работ в прошлом году и проведённой выставки попали в поле зрения Союза художников СССР, хотя у меня к этой организации всегда было двоякое отношение.
Мысли развеялись под весёлые крики девчонок, подойдя к домику, в котором ныне останавливаемся уже третий раз. Снаружи мне всегда он нравился своим сказочным видом с декором из деревянной резьбы, хотя внутри не очень из-за своей тесноты. Но мы все в нём успешно размещались этаким «колхозом», что придавало какого-то душевного единения и сплочения, при котором постоянно витал дух творческого устремления, вдохновения и желания работать. Что, в общем, сразу и произошло. Забросив свои вещи «в горницу» я, взяв свой мольберт, направился вниз к реке, чтобы оглядеться и немного порисовать.
За спиной на высоком берегу громадой кирпичных развалин нависали стены старого монастыря, всегда вселяя где-то в глубине души какую-то тревогу от тайны прошлого. Поговаривали, что в тридцатых годах, монахов не пожелавших уезжать их монастыря, зверски замучили прямо здесь, а неуспокоенные их души нет-нет, да появляются, пугая народ. Может это правда, а может, и просто легенда, придуманная местными жителями для создания этакого мифа, чтобы ещё сильнее притягивать сюда в эту глушь всевозможных искателей приключений, художников, писателей и поэтов.
Подходя к желаемому месту у реки, я увидел сидящую на берегу прекрасную незнакомку, в её руках был небольшой планшет, на котором кнопками прикреплён ватман и она кистью быстрыми и точными движениями наносила мазки акварелью, смахивая при этом остатки воды в сторону от себя. Часто при этом макая кисточкой в баночку из-под майонеза. Её густые длинные светлые волосы развивал ветерок, налетающий от воды, что придавало этакую законченность пейзажа. Или попросту сказать показало мне картинку из жизни, этакого выхваченного мгновения красоты.
Я встал тихонько поодаль от неё, за спиной и стал быстро карандашом делать набросок этой замечательной композиции, о которой мечтает каждый, чтобы выразить этим именно то, что ты видишь при своём восприятии красоты. Поймать из жизни то самое мгновение, которое бы легло на бумагу для дальнейшей проработки. Она, почувствовав на себе взгляд и услышав шорох за спиной, не обернулась ко мне, хотя при этом, как мне показалось, вздрогнула. Схватив, в общем, самое главное и продолжая скорее дорабатывать уже более детально свой рисунок, чтобы не сменилась увиденная мной «декорация природного и красивого», я увидел, что вдоль реки в нашу сторону приближается два человека.
«Некстати…» – подумалось мне, потому что не хотелось терять этой замечательной композиции-экспозиции, и этого неожиданного молчаливого знакомства с прекрасной незнакомкой, которое душевно единило нас на расстоянии. Я это почувствовал, я это видел. Как только эти двое человечков были уже почти на подходе к нам, это прелестное создание обернулось ко мне, как бы понимая, что некая тайна, связывающая нас только мгновение назад, нарушена и заряд творчества вот-вот исчезнет. А вместе с ним могу исчезнуть и я.
Но это я так думал, она, же улыбнувшись мне своей жемчужной улыбкой, произнесла, мешая слова, то на немецком языке, то на русском:
«Guten Tag, Maestro! Ох, хорошо то, как здесь! Ist es nicht? Не правда ли? Mein Name ist Dagmar! Меня зовут Дагмар, что значит девица дня! Вот пришёл этот замечательный и прекрасный день, и вместе с ним пришла к тебе я. Ты можешь называть меня просто Догма, меня так близкие зовут с самого детства. Мне это имя больше нравится, оно несёт в себе что-то хорошее и могучее. Приехала сюда я уже почти две недели назад из Питера, там учусь, но пока ещё живу с родителями под Ригой. А ты?»
Отстранившись от своего рисунка, размышлений на тему любви, о влиянии божественности искусства, впитывая взором её красоту, я ответил:
«А мы группой только что приехали и я вот решил посмотреть, что тут и как? Und ich sehr gut verstehen Sie! Хотя не очень то балакаю по-немецки, но частью понимаю»
«Класс, немок у меня ещё не было! Да, природа ничем не пожадничала для неё, неплохо было бы с ней…» – подумал я, стоя молча перед этой очаровашкой, не отводя своего восхищённого взгляда.
«Ну, что? Есть желание к творчеству? И жизнь прекрасна, так? И чего это ты всё улыбаешься, понравилась, что ли я тебе или любовь с первого взгляда? Liebe? Любишь? Понравилась тебе? Я здесь была ещё позапрошлый год и помню тебя, как ты тут всё общество «художников и разгильдяев» заводил при своей компании. Хотя я тогда была ещё маленькая девочка, такой некрасивый и гадкий утёнок, которого ты и не мог бы заметить. А теперь вот какая я! Стала настоящая Frau!» – сказала она и рассмеялась, демонстративно встав передо мной, раскинув руки в стороны и показывая мне всю себя, во всей своей красе. На, мол, наслаждайся!
А насладиться визуально было чем. Передо мной стояла во всей своей красе настоящая Афродита. Дагмар была одета в джинсы, что подчёркивало её стройную и гибкую фигуру, особо выделяя соотношения тонкой талии и широких бёдер, красочно подавая для восхищённого обзора попку и длинные стройные ноги. Взгляд невозможно было оторвать и от высокой груди, приятно покачивающейся в такт её движений. И она очень хорошо понимала, какое впечатление производит всегда на мужчин её красота, совершенство форм и соответственно подавала себя, как богиня.
«Sehr gut! А, что пройдёмся вдоль по улице сермяжной?» – задорно глядя мне в глаза, спросила она, всем своим видом показывая, что ей очень бы хотелось, чтобы наше сегодняшнее знакомство не закончилось одними «здрасте, до свиданья, хорошо, спасибо». При этом подошла ко мне, желая посмотреть, что же это я там успел нарисовать? Понимая, что главная героиня в композиции, конечно же, она.
Я показал свой набросок, желая узнать её мнение о работе. На листе был скорый рисунок полуобнажённой девушки, сидящей на берегу реки, именно в той позе, в которой она только что прорисовывала свою акварель. Я ухватил именно порыв движения и все её прелести, показывая божественность женской красоты, хотя несколько в стилизованном характере, скомпоновав композицию из длинных волос, раздираемых ветром и солнечных лучей.
Дагмар, посмотрев на рисунок, оценивая работу, несколько зарделась румянцем и произнесла:
«А можно мне подарить это «полотно», маэстро?»
Этак «галантно расшаркиваясь» я, отставив в сторону ногу, и протянув ей навстречу руку, произнёс:
«Dagmar! Для Вас, милейшая из милейших и прекраснейшая из прекраснейших, хоть в омут головой! А про этот скромный подарок я даже и не говорю!» – и демонстративно показывая в сторону реки, протянул ей свой рисунок.
«Danke, Maestro! Графика! Для меня это как несбыточная мечта. Всегда хотела вот так лаконично передавать то, что хотелось, но у меня не совсем с этим воспроизведением графического, надо более тонко, что ли чувствовать именно ту грань и тонкость передаваемого и главного, чтобы рисунок не потонул во множестве общего и ритм не сломался! Здорово, мне так нравится! Я всегда восторгалась работами Пикассо и Матисса, они так прекрасно чувствовали именно графическое воспроизведение! А у меня даже в технике «гризайль» и то не очень то, получается» – произнесла Дагмар, всматриваясь в лист бумаги, как будто там было что-то такое, что ей не было знакомо, или было недосягаемо.
«Тогда давай, пойдём на село, чтоб от сердца отлегло, а нам стало весело!» – произнёс я, делая ударение на последнюю букву «О» в каждом слове. Желая только одного, чтобы это наше знакомство как можно дольше продлилось в этом счастливом дне. И, что приятно было ощущать так это то, что и ей тоже этого же хотелось, как я понимал и видел.
«А почему у тебя такое имя? Du bist Deutscher?» – спросил я Дагмар, желая заполнить паузу молчания и некоторую тень своего смущения, от простоты отношения и открытости этой красавицы, которой я был несколько ошарашен. Дагмар мне нравилось произносить больше, это имя было более звучным, чем Догма.
«А у меня папа немец, а мама русская, он и назвал меня именем, которое ему нравится. И я вот такая получилась. Нравлюсь я тебе? Могу быть твоей Музой?» – вновь спросила она меня, взяв под руку.
«Надеюсь, что ревновать меня никто к тебе в вашем высокохудожественном обществе не будет? – задала Дагмар опять мне вопрос, на который я так и не успел ответить. Так как из символических воротец, калитки или просто порушенного входа во двор деревенского дома, где мы наметили ныне жить-поживать, выкатилась стайка наших девчат, которые от неожиданности остановились, как будто бы их ударили обухом топора по голове и стали нагло и пристально разглядывать мою спутницу.
«Ну, и как? Нормально?» – спросила их Дагмар, явно желая зарядить напряжением и негативом сложившуюся обстановку и не желая ни в чём уступать неожиданным гостьям.
«Подхожу я ему?!» – вновь произнесла она, с несколько презрительной иронией.
На что одна из присутствующих наших дам-с произнесла:
«Вот, блин! Не успели приехать, доехать мы и разместиться, а наш «маэстро» уже подцепил себе этого ангелочка!» Причём слово «ангелочек» было произнесено с таким выговором, что этот ангелочек был сродни либо чёрту, либо проститутке, которая приехала сюда на заработки.
На что Дагмар тут же парировала таким стервозным ответом, который просто не ожидаешь услышать из уст этой божественной красавицы и который поверг всех участниц этого разговора в некоторый, явно выраженный шок:
«Шли бы вы своей дорожкой, столичные красавицы, приехавшие мозги дурманить-пудрить деревенским мальчикам и дяденькам! Спешите, а то их на деревне всего лишь несколько, не считая вашего подержанного и всё молодящегося препода, скрытого извращенца, маниакально желающего всех вас сразу! Да только у него и на одну то из вас здоровья вряд ли хватит, хотя бы минуты на две-три!»
Понятно, что ситуация, в которой мы все находились от всего сказанного и услышанного называется «столбняк»! Да, да, именно так и не иначе! Меня же это просто «опрокинуло навзничь», минут несколько назад наше совместное нахождение там, на реке было настоящей идиллией, и тут на тебе, «получи деревня трактор».
Как-то так не вязалось красивое там, и нечто вульгарно-наглое здесь. Девчонки криво усмехнувшись, пошли вдоль улицы туда, откуда мы с Дагмар, только что вернулись. И она, понимая натянутость ситуации, сказала, взяв мои руки в свои:
«Nein! Прости, извини меня за весь этот спектакль, но я не люблю все эти «женские разборки», да и потерять мне именно сегодня тебя так не хочется! Прости меня глупую, если что-то не так я сделала? Я безумно хочу, чтобы всё это время здесь в этой деревушке мы были вместе с тобой! Ich liebe dich! Уже давно…»
Сказанное ей и показанный «спектакль» всего за какой-то час нашего совместного пребывания и такого «разнопланового», что прослеживая театрализацию подхода, я начал теряться в догадках:
«А какая же ты есть на самом деле, принцесса из ниоткуда, вдруг так неожиданно появившаяся в моей жизни!»
Дальнейшее происходящее вообще выходило за рамки понимания. Дагмар, резко повернувшись ко мне и приподнявшись на цыпочках, обняв при этом меня за шею, припала ко мне таким страстным и сладостным поцелуем, что голова пошла кругом! Я тут же ответил ей, привлекая к себе, скользнув руками вниз к так желанной груди и ещё ниже по талии, обхватив цепко и жадно за бёдра. Она так же резко отстранилась, прервав наш пьянящий поцелуй и сказала мне, засмеявшись:
«Nein! Ух, ты, какой наглец! Пользуешься слабостью невинной девушки!»
Это было уже сверх всякого восприятия, за короткое время она какой уже мне только не представилась… и нежной, и высоко духовной, и божественно красивой, и стервой, и вот теперь к тому же ещё и наглой насмешницей, которая иронизирует по поводу смешной ситуации, и которая насмехается, открыто надо мной, манипулируя чувствами.
К этому я не привык, сам всегда был распорядителем в делах любовных, и сам принимал всегда решение «быть, иль не быть, любить, иль не любить». Обычно я бросал своих женщин, уходя, когда «хлопнув дверью», а когда тихо так на рассвете, выскользнув из объятий. Хотя данная ситуация «не из стандарта», как я её отметил про себя, несколько и заводила в тоже время. И я принял эту её игру, понимая что, обидевшись, так и не смогу узнать в какие ещё дебри она может завести при этих «страстях-мордастях», а я желал, просто жаждал развязки интересного впереди и, конечно же, её...
«Was? Что-то не так? Извини ещё раз меня, но мне так сильно захотелось тебя поцеловать, что я не могла сопротивляться своему желанию…» – пропела ответно нежно-ангельским голосом мне Дагмар, нарушив тем самым мои размышления.
«Да, нет. Всё прекрасно!» – поспешил я отреагировать на её вопрос. А сам тут же подумал:
«Ну, и актриса! До чего классно ломает комедию и рулит ситуацией, что я не успеваю даже понять, что она может вытворить через минуту! И какова она тогда в постели?»
И как бы прочитав мои мысли, Дагмар ответила, улыбаясь:
«Liebe! У них впереди было так много ещё времени для любви, целый вечер и целая ночь! Но как жаль, что они совершенно не дорожили этим отпущенным для них мгновением!»
«Ну, так и есть чёрт в юбке, а точнее в джинсах!» – промелькнула у меня мысль.
При этом я сказал: «А ты мне нравишься и чем дальше, тем больше!»
«Ja, ja! А я и не сомневалась в этом! Ты мне тоже очень нравишься, причём ещё с того года, когда я впервые была здесь!» – ответила мне Дагмар, изменившись лицом. Мне показалось, что какая-то печаль коснулась этих божественных черт, гранича с некоей душевной болью.
И я был прав, так как она, как бы очнувшись от наплывающего дурмана, произнесла почти шёпотом:
«Ich liebe dich! Всё это время я так ждала этого дня, я так мечтала о нашей с тобой встрече! Я просто болела тобой, а ты всё не ехал и не ехал сюда, где я впервые тебя встретила и где я ныне желаю быть только с тобой, потому, что завтра в обед я уже уезжаю, а встретимся ли мы ещё, кто знает?» – выпалила она мне, боясь, что что-то, да забудет.
Бросив свой нехитрый скарб в домике, я вернулся к поджидавшей меня на крылечке Дагмар. Мы направились туда, куда вела нас с ней либо сама судьба, либо любовь, либо страсть. А может и всё это вместе? Проще же сказать, мы пошли к ней, в её обиталище. В дом, где она снимала себе комнату на время своего пребывания в этой творческой поездке, при ожидании своей любви и при ожидании свершения своей призрачной мечты. Тут на меня «навалилось бремя тупой ответственности», очень уж хотелось оправдать все её ожидания.
Войдя в дом, я понял, что он совершенно пуст. Я спросил Дагмар, придуриваясь и выговаривая ломано слова по-немецки: «Was ist das? А где народ, где хозяева?
Она мне ответила коротко: «А никого нет, и не будет. Хозяйка уехала в город на целую неделю. Не беспокойся, мой милый. Никто нас с тобой не потревожит, и не должен тревожить! Verstehen Sie?»
Я понимал! Ох, как я понимал эту ситуацию, где мы с ней только одни и ничто нам не мешает, но…
«Просто как-то так звучит маниакально …и не должен тревожить! Словно она заказала – всем не тревожить! Да, что это я? Как придурок полный херню всякую в голове своей перебираю! Тут такая дева желает со мной… а я ещё рассусоливаю! Ну, полный и конченый идиот!» – большего я и ответить себе не мог, ища ответы, которых, может, и нет в природе. Да и зачем собственно? Жизнь тем и прекрасна, что в ней столько неожиданностей и приятных поворотов! И уже втянувшись в болтовню, по-немецки произнёс: «Gut, gut!» И засмеялся!
Обман, туман, дурман…
Обман и неверие в происходящее, туман от страсти застилавшей мне глаза, а дурман от того прекрасного и прельщающего своей красотой! Да, это было, как сладкий сон! Забыв про всё на свете, мы шагнули друг другу навстречу и началось. Началось наше – то ли падение, то ли полёт ввысь, хотя какая разница, главное в этот момент было только то, что под руками, в наших объятиях и с нашими поцелуями, приносящими наслаждение. И мы это принимали своими душами, сердцами и телами. Телами, желающими только одного – длительного сладострастия и непрекращающейся кульминации того восторга, который и принято называть почему-то греховным? И почему?
Дагмар уехала рано утром, хотя можно было быть вместе до самого обеда. Я так и не смог заглянуть в её глаза, она всё время их прятала от меня. Ну, почему? До сих пор задаюсь этим вопросом! Только по прошествии нескольких лет я узнал от неё при переписке, на сколько высоко было её смущение от наших чувств и неожиданных любовных отношений, которые она так трепетно ждала, и которые её сразили своей необузданностью и влечением. Она попросту испугалась той страсти и любви, которых ранее не испытывала, при этом не желая ранить моё сердце предстоящей разлукой при её отъезде.
А уезжала в дальнейшем она, закончив учёбу в Германию, в «свой родной и не родной» Фатерлянд, как она сама выражалась. И только оттуда она мне написала, жалея о содеянном. Дагмар до сих пор любила меня, не смотря на то, что у неё был муж и двое детей. Тогда я у неё был первым мужчиной. Это был самый прекрасный вечер и самая прекрасная ночь в моей жизни. Ничего более похожего так и не повторилось в моей жизни, и если бы она ныне позвала меня к себе, то я не задумываясь, бросил бы всё и умчался к ней. Но холод расстояний и паутина лет были для нас теперь той самой стеной, которую уже невозможно было сокрушить. Прошло так много лет. Но…
Но сказка в нашей жизни бывает, причём так неожиданно, что мы и сообразить не успеваем, хотя…
Я получил приглашение по работе приехать в Германию, для согласования договорных условий по исполнению заказа для одного промышленного концерна, находящегося на западе Германии в Рурской области. А Дагмар проживала в Кёльне, это совсем рядом по нашим российским меркам. Мне очень хотелось её повидать и совместить нашу встречу с посещением знаменитого Кёльнского собора, самого большого готического собора Германии. Об этом можно было только мечтать!
«Вечного ничего не бывает и любви тоже!» – сказал я сам себе, прогуливаясь по улочкам Кёльна, приехав в этот город только из-за неё, чтобы увидеть свою любовь и понять – люблю ли я её? В голове болезненно и как-то навязчиво вертелась классическая мысль: «Что день грядущий нам готовит?» Тем самым выбивая меня из колеи предстоящего.
И тут как ангельское видение появилась она, моя Дагмар. Она не бежала ко мне навстречу, а как бы летела, паря над тротуаром. До чего же она была хороша собой! Прошедшие годы её не изменили в худшую сторону, наоборот она расцвела, как роза, была свежа и прекрасна. Теперь я точно понял, что не смогу уехать из этого города без неё, либо останусь здесь вместе с ней! Первое, что она произнесла, подбегая и обнимая меня это: «Ich liebe dich! Как хорошо, ты вновь рядом со мной. Я так измучилась здесь без тебя и теперь ни за что не отпущу тебя назад. Все эти годы я жила, как и тогда только надеждой на встречу с тобой! Больше не могу так жить! Ты останешься?»
То, что я ответил ей и так понятно…
Мне вспомнился тот далёкий день Пленэра, где мы познакомились с ней и где часы Вечности стали отсчитывать свой бег в другую сторону, сближая нас неожиданной разлукой.
Я был счастлив как никогда! При этом подумал: «Нет, есть всё-таки Любовь и она Вечна! И в этой Вечности для нас с Дагмар есть место, мы его заслужили при своих чистых чувствах»
Обнявшись, мы шагали с ней в неизвестность, под названием Любовь. А проходя по мосту через железнодорожные пути, впереди внизу на заборе я прочитал надпись: «Liebe!» Что-то символичное было в этом, я начинал верить в предначертания!
Фото размещено из Интернета...