« - Закрой глаза, что ты видишь? - сказал Будда.
- Ничего, - ответил Ананда.
- Ты не можешь видеть ничего, - сказал Бхагаван. - Ты видишь темноту.»
«Шурангама-Сутра»
***
От МИДа дул ветер, небо было зелёным. Само здание возвышалось над Садовым кольцом как огромный доисторический зуб, который в полетё над этим противным, злым городом выронил из своей пасти птеродактиль, давным-давно. Как он оказался здесь? Он вспомнил. Сегодня утром, идя по своей улице гадалке, он увидел на обочине дороги, у тротуара, хрустальный шар, брошенный кем-то в грязь. Шарик был небольшой, похожий на те, что когда-то продавали на Белорусской в магазине «Путь к себе», там ещё во дворе была скамеечка, на которую можно было присесть, как-то он украл оттуда упаковку китайского фруктового чая, маленькие кусочки разных экзотических цветов вперемежку со специальным прозрачным кусковым сахаром, в Бадахшане его называли «ледяной». Просто зашёл, сделал вид, что вокруг смотрит, положил, вынес оттуда, так, для прикола, деньги у него были. Чтоб квалификацию не терять.
Бадахшан. Он щелчком выбил из пачки дорогую сигарету «Лайт», вытянул её зубами, чиркнул зажигалкой. Увидел шар, так вот сюда и приехал, на метро. Потом поднялся вверх по переходу, пошёл на Арбат, когда-то он тут работал, брали дань с художников, обменных пунктов валюты, просто ларьков, собирались в кафе «Роса», случалось, летними ночами у Новоарбатского на мангале жарили шашлыки. «И цигун от края и до края пусть пропагандирует Аллах, я — не русский, я себя не знаю. «Вах!» - кричу я. Вторит Ваха: «Вах!» Чёрные люди, не местные. Ездят на чёрных лимузинах, носят дорогие чёрные очки, одеваю чёрные костюмы от «Версаче», едят чёрную икру. Как он прибился к этой братве? Наверное, карма. Он посмотрел на Садовое: машины шли сплошным потоком, быстро. Вот повалит снег, злорадно подумал он, посмотрим, как вы поедете. Свой мерс он давно уже продал, за долги — тварь, дешёвка, это всё бывшая жена, не развелись бы, как бы было круто, квартиру заложил Махмуду-азербайджанцу, у них ту целая мафия, честно, но стараются делать всё по понятиям, не беспредельничают, и поехал в Бадахшан. Хотел понять, кто он. Без этого как?
Бадахшан. Он вздрогнул, как-будто снова вдруг оказался на ошской дороге, кругом одни горы, дальше Афганистан. В котором он уже был в Армии. Второй раз не хотелось точно.
Бадахшан. Там сегодня только наркотики. А когда-то был центр медитации всего мира, или, по крайней мере, один из центров. Недуальная дхарма. Искали вселенский ритм, растворение. Мгновенный просветленный путь, основу. Когда путь и идущий по нему йог с самого начала признаются неотличимыми взаимно. Пусть мой ум обратится к пути, пусть моя практика превратится в путь, пусть на нём будут покорены все мои заблуждения, пусть они превратятся в мудрость! Он улыбнулся, шрам на правой щеке каждое утро напоминал ему о его прошлогоднем визите. Когда наконец получил немного денег за ту работу, взял лучший свой нож, охотничий билет, бросил в чемодан, поехал туда. Хотел увидеть шесть огней. Общую основу сознания и пять уровней пространства. Первый - сам свет, второй - светоч своего сердца, третий - светильник мягкого белого канала, соединяющий его с глазами и всё такое. Формально Бадахшан входит в состав Таджикии, но фактически столице не подчинён, горные таджики вообще другие, иное племя, исторически, этнически, вообще, это вам не городские ребята с оленьими глазами, скорее персы, мощные и дикие, больше всего на них в Москве похожи курды. В главный центр, Хорог всё время и продукты завозили-то горной дороге из Оша, сколько могли, там ничего не растёт, всё привозят. А торговля наркотиками там - работа, вот и пописали его, спутали с каким-то заезжим купцом с Кавказа, охраны гостиниц там как таковой не существует. И между людьми отношения тоже неформальные, обмани ближнего своего пока он не обманул тебя, так говорят, как будто надо так. Там вообще барыги одни, пацанов нету. И баи всем управляют, главари кланов. Вон, завалили из автоматов в самом центре Хорога какого-то местного, показали в «600 секунд», из двух проходящих мимо машин, на большой скорости. Значит, стрелял такой же, как он, профессионал. А, может, русак? ВДВ?.. Как знать. Не случайно есть антинаркотиковая программа ООН, тназывается "Узел Ош", посылают миротворцев в ошский узел.
Ош, Хорог...Он в тот вечер только приехал, кинул вещи, спросил у портье, куда можно поехать, посмотреть на «бешено бурлящий Пяндж», на буруны, на волны, потом отправился в ресторан, туда двое вошли, увидели, как он есть и сразу в него и засадили, из двух винтовок, кто знает, кто они. Одна пуля вскользь прошла по щеке, вторая в грудь, еле откачали. Потом из больницы позвонил матери, в самолёт и обратно в Москву. Потом снова больница, потом в Турляндию, лечить раны, в Турцию то есть. Не хотел искать, мстить. Кого искать, где? В пустыне ишаков?.. Выходит, рано ему было тогда идти в серьёзную эзотерику, сначала надо было отдать кармические долги.
... - А зачем тебе деньги, Лен? - тогда сказал он. Злоба полыхала в нём, но он старался держатся. Гримаса исказила его лицо. Ударит её сейчас, вызовет ментов. А они только и ждут, чтоб его захомутать, на остальное-то нет свидетелей. А тут такой повод - «физическое насилие над женой», обеспечено КПЗ. Можно, конечно, и с ними поиграть, кто первый, но тогда всё, навек ему закрыта дорога в большие города, а он хочет жить в Москве. Лучше денег дать адвокату, забрать квартиру через суд. Тогда и ребята будут довольны, всё-таки своя хата.
- Нет, ну вот скажи, зачем? Что ты будешь с ними делать? Я деньги платил в кооператив, покупал, основной взнос, так что квартира моя. А ты иди к родителям, тусуйся там.
Он посмотрел на неё.
- Красивая. Ещё замуж выйдешь. За какого-нибудь американца.
И вышла.
- Суд будет на моей стороне, - сказала она.
- Я имею право на эту жилплощадь по-любому, слышишь, по-любому. Хоть как. Потому что я здесь прописан.
Квартиру он тогда у жены отобрал. Не отдашь, сказал, замочу. Может, этот грех нивелировать сначала? Но как? В Индию ехать, карму очищать? К кому? Кинут его там, на все деньги. А рыпнется, дадут лет пять, ни за что. В индийской тюрьме. Как тому русскому экипажу, что с оружием сел там, с патронами, чуть всех к стенке не поставили, еле выдернули свои. Нет, надо в Москве, каким-то образом...
Рядом с эти брошенным в грязь хрустальным шаром он на той дороге увидел маленький бумажный пакет-мерзавчик с недопитым фруктовым соком, «вот я, апельсин-вимбльдан, выпей меня!», уже порядком испорченный утренней изморозью, морозом; недалеко от него оправой вниз лежало порядком поржавевшее зеркало, плохой знак. Когда-то оно было красивым, кто в него смотрелся, говорят, зеркало дал женщине дьявол, чтоб считать время, мучаться, на самом деле сущность основы мира — изначальная чистота.
Он поднял голову и посмотрел на солнце на Арбате. Оно было закрыто облаками. Потом он повернул её, посмотрел на луну, в Москве так бывает иногда вечерами, солнце и луна на небе одновременно, да, наверное, и не только в Москве, она была какая-то маленькая, словно уменьшенная копия, меньше солнца раз в десять, странно. Потом опустил голову вниз, через боль в висках, сказывалось выпитое вчера спиртное, на свой модный шарф. Белый шёлк его недавно купленного шарфа, все кавказцы должны носить белые шарфы, как в Италии, денег на это - не жалеть, уже был выпачкан маленькими цветными пятнами, где он их посадил? А кашемировое пальто было чистым, от «Хьюго Босс», девки на него так и смотрели. Интересно, чтобы они подумали, если бы узнали, что больше у меня ничего нет, ни машины, ни квартиры, ни денег, подумал он. Наверное, ничего, больше бы не смотрели. Два последних года он почти не ел, сидел на винте, все деньги спускал туда, брал на Даниловском, у абхазца, Дато, этот первинтин, это смерть, дуреешь мигом, чётко внушаем. А винтовых девочек можно сразу делать хоровод, по кругу пускать человек на пять, у них от этого кайф есть. А у него ещё этот винт на его характер, становится берсерком, как викинг, ищет жертву, дайте кого порвать на множество частей, говорят, боец, кто не знает. Что винт, это стимулятор, а он бывший наркоман. Винт не просто стимулятор, это мощнейший стимулятор, как вколол, всю ночь не спишь, «двигаешься», по клубам ездишь, как в адском газу, хочется газовать, напряженный, от него едет крыша, зубы сжаты, скрипят, глаза как фонари, а секс, какой секс под винтом! Нужен гарем. После такого обычного и не хочется, ни ей, ни тебе.
Он с усилием, смотреть не хотелось, поднял голову вверх, посмотрел. Фонари сегодня странные зажгли на Арбате, а, может, нет, их сила уменьшена дневным светом. И деревья тут прогнившие повсюду, не деревья, а так, деревца. Всюду ходят торговки с цветами. Как им разрешили менты? Или братва. А цветы все, между прочим, испорчены — морозом, конечно. И церковь здесь звонит с надтреснутым звуком. Но хорошо, что звонит, раньше там был мосфильмовский склад. Пять «БМВ» мчались, чтобы отвезти его в аэропорт в этот Бадахшан, на знаки светофора не останавливались. Да у них в 92-м были такие номера, что там ГАИ! Это сейчас всё переиначили, а тогда...Заходили на любой автосервис, всё чинили бесплатно.В любой магазин, всё на вынос брали, не платили, хоть ковёр, хоть телевизор. Кроме государственных, конечно, типа «Микродин», туда не ходили, там большая братва. Называется власть. У этих, больших - угоняли машины, отбивали жён. Жизнь была.
Винт высасывает из человека всё, нервы горят. А их у нас, говорят, в теле километров семь, тоже трасса. Сначала невообразимый подъем духа и плоти, дух и плоть, так и прёт, голова особенно чистая, резкая, в руках сила, можно романы писать, творить, как Достоевский, ты всё знаешь, и всё знает тебя, можно, как Александр, пол мира завоёвывать. Потом - в какой-то момент! - начинается резкий спад, бьёт: депрессняк, жесть. Сначала ведь как, в банде живёшь, воруешь, грабишь, горишь в этом режиме, человек так долго не выдерживает, надо взбодрить себя чем-то, снять стресс, нервы. Водка, бычка, бычий кайф уже не берёт, блюёшь. Значит, наркотой. Едешь, покупаешь, берёшь. Отнимать не дают, за это убить могут, всё под контролем, убили же Кеннеди, значит платишь. Но доза, которая производит нужное действие, постепенно становится недостаточной, надо повышать. А каждый - обладает определенным уровнем энергии, если измерить её нормальное количество по десятибалльной шкале. Колешь винт, или героин взбадриваешь себя, ширнулся, и свою энергию поднимаешь, абсолютно, ну, скажем, до числа «13» за кубический сантиметр, входишь в изменённое состояние сознания. Такой кайф! Он поморщился, кайф, он, конечно помнит. И сейчас чёртом сидит в голове, дай! Дай! Не случайно его любимая книга - «Бесы», каждый раз читал перед работой, перед тем, как ехать на стрелку. Ангелы, изначально выступившие против бога. Немного, по кусочку, как дозу. Например: «Ложась спать, клал земные поклоны и крестил подушку, чтобы ночью не умереть...» Или: «Есть два рода: те которые убивают себя или с большой грусти, или со злости, или сумасшедшие, или там все равно... те вдруг. Те мало о боли думают, а вдруг. А которые с рассудка - те много думают.» А, каково?! Как он перед делом, думал всегда, гонял мысли. Может, м ысли надо убрать перед занятиями эзотерикой? Не допускать, чтобы естественное состояние своего обычного ума преследовало привычные образы прошлого, обращаться к будущему, не делать никаких умственных построений в настоящем. Если сознание пребывает в естественном состоянии, медитация наступает мгновенно...А всё время отвлекается или проявляешь рассеянность, медитация не происходит. Тогда надо пристально часто смотреть на какой-нибудь предмет в четыре пальца толщиной...Бесы. Рано утром и в сумерках их чары возрастают. А тринадцать несчастливое это число. И в наркотиках нет ничего хорошего.
А назавтра хочется всё - повторять, как себя сдержишь. Но вчера, чтобы подняться до «13»-ти, хватило одной дозы. А через месяц уже две, организм привыкает. Или через день, у кого как, винт, он вообще сам кодирует себя. А когда снова возвращаешься в нормальное состояние, оказываешься, брателло, не на «десяти», а на «восьми». И вянешь. Еле двигаешься, ешь. Люди, которых готов был расцеловать, совершенно, которым всем подряд вчера говорил los palabros del amor, слова любви(исп.), признавался, кажутся вселенским ОМОНом, сволочами, даже воздух и стены становятся нереальными. Крушишь всё, бьёшь на кухне посуду, зажигаешь, ругаешься матом. Можешь кому-то ни с того ни с сего позвонить, послать на три буквы. И больше уже не можешь - жить нормально, потому что нормальная жизнь требует энергии, равной цифре «10». И вот снова: возникает побуждение подняться до тринадцати, как раньше. Только теперь для этого потребуется три дозы три, а не одна. А когда снова опустишься, шкала эта будет «6» или даже «5», потом страх и депрессия - ещё больше.
Он снова поднял голову, ещё раз посмотрел на тусклый свет, фонарей. То, что он видел сегодня утром, всё плохие приметы. Чакры болят. «Все, кроме отмеченных тьмой, имеют на теле семь звёзд», Один сказал. Тот, что семь дней на дереве висел где-то Дании, норвежский бог. Особенно горловая. Наркотики он прекратил, совсем, вот что, но, наверное, в чакре сжёг прау лепестков. Ни винта, ни опиатовто есть, первый — чёрное, вторые — белое, как инь и янь на картинке, рыбой, у него давно нет. Кстати, винт безопасен, если кто его употребляет его, не обязательно попадает в преступный мир, сидит себе дома, варит, вот и всё,на человека по полтора куба, а вот героин обязательно приведёт в систему, а это всё, коготок увяз, пропала птичка.
Он покачал головой. Как он утром ту дуру бил под винтом, за то, что попросила его включить на кухне газ, побеспокоила, она, оказывается, с детства боялась газ включать, а он отказался, думал, издевается, и за что, она его обозвала дураком, винт всё удлиняет, втрое, дуууууураааккк, он на неё пошёл, голый, в одной руке газовый ключ, в другой молоток, она побежала, кинут и то и другое, молоток, ключ, дал по спине, копчик чуть не сломал, потом к ней на работу розы возил-ездил, с того же «Даниловского», у того же Дато, пока простила, весь рынок перевёз почти, простила, а почему, сама наркоманка, не хотела терять доступ, а не сказала бы ничего, укололись и разошлись, как алкаши, на троих после сытного обеда, сначала поесть, потом уколоться, в таком порядке, и сколько раз было так? С ключами, женщинами и молотком.
И так, заряжая винтом свою энергию снова и снова, продолжаешь - выходить за пределы доз, тело человеческое не может принять более четырёх -пяти, и когда для того, чтобы подняться до «13»-ти, прежней отметки, их требуется шесть-восемь, что-то взрывается, сердце, мозг, печень, отказывают, и приходит конец, так бывает, обычно, удар, уход. А если сердце или печень всё же не рвутся, наступает полная деградация, теряешь лицо, перестаёшь замечать разницу между плохим и хорошим, совершаешь чудовищные поступки, за укол сестру можешь армянам продать, перевозчикам, пусть с ней делают всё, что хотят. Или наставить на хорошего друга ствол и выстрелить, просто так, поэтому нет веры наркоманам ни у бандитов и воров, ни у ментов, если примут, если что, такой сдаст всех, лишь бы взлететь туда, там, где хорошо. А потом опуститься.
И ещё одна причина, наркоман, в сущности, пытается добиться особых состояний насильственным, не естественным путем, что приводит к разрушению самой структуры нашего энергетического тела, каналов — он посмотрел вверх, свет от фонарей на секунду стал ярче, вселенная приветствовала его мысль, каналы тонкого тела, а есть ещё тело сна, но это другое, это потом, каналы под действием наркотика сначала резко расширяются, а когда его действие кончается, сужаются, так же резко, энергия не успевает занять привычное для неё место, прийти туда, и разрыв энергетического потока создает прямое ощущение ломки, как-будто во вводят иголки тебе в тысячи суставов и костей, особенно после героина, и замыкание отдельных частей этого естественного потока в непривычных местах приводит к нарушению сознания, преломляет мир как кривое зеркало. Вроде того, что он видел сегодня утром, это всё плохие знаки. Думаетшь что видишь другие, невиданные миры, но оказываешься в плену собственных вторичных иллюзий, и платишь за это, не бывает бесплатных пирожных. А разрушение внутренних энергетических каналов человека делает проблематичной и возможность посмертного освобождения, переноса. Что может привести и к духовной гибели. Нет, скажете вы? Или, скорее, нет? А тонкий аспект чувств не имеет видимой формы, он нематериальный. Вы же не отрицаете, что во время сна вы продолжаем видеть, слышать, обонять, ощущать вкус? Выпитая во сне вода может быть живой и мёртвой. А удовольствие и боль? Для наркомана вл сне возможен и приход, спит и видит себя лежащим на татарском ковре с полотенцем на глазах, и его торкает. Что же это, если не тонкие аспекты органов чувств, осуществляющих такое восприятие? Наши глаза закрыты во сне, уши не слышат, не работает язык, ноги, руки. И идёшь к йогам, те говорят, точно, тонкий орган обоняния похож на две скрещенные иглы, а орган вкуса имеет форму полумесяца. Так что всё это вполне реальные вещи, не бред. Самый тонкий уровень чувственного восприятия происходит на уровне шести чувственных сознаний, а не органа вкуса.
И вот так несколько лет, на наркоте, сам себе варишь этот адский хаш, сам с похмелья, и в двадцать три, или раньше, это смотря как начал кто, сам уже старичок, волосы, зубы, внешность. У него, например, уже почти везде — коронки. Хорошо что хотя бы их вставил, не пустил по вене. А ему сегодня, между прочим, двадцать пять, день рожденья. И, заметьте, давно как не под винтом, бросил, знает, винт может заставить его сделать что угодно, бросил. Теперь надо ещё найти путь к себе. Это примерно как на большом перекрёстке где-нибудь на Каширке стоит сто женщин, одна из них твоя мать, которую ты никогда не видел, и нет времени отводить их всех в стороны знакомиться по одной, а надо взять, угадать, как раз такая ему предстоит работа. Но, он усмехнулся уголком обветренных губ, шанс есть. На пути к себе всегда можно встретиться с самим собой.
Он пристально посмотрел на магазин «Диета», сколько раз, будучи наркоманом, он брал там «Пепси», гасит во рту сухость, выходил, давал деньги глухоненым, покупал пустые пластиковые бутылки, для следующего разлива, покрепче запахнул плащ, повернулся, пошёл по направлению к «Смоленской». Проходя мимо залитого тусклым неровным светом «Макдональдса», он помахал кому-то рукой, ему ответили, он, конечно, не знал, кто. Плохих примет с утра было много, и его смерть, что в этом году сегодня утром нагадала гадалка, но от смерти можно себя выкупить, сделать куклу из теста, подарить духам деревянные монеты с надписью имени, адреса и имущества больного человека, нарисовать магический круг со звездой вокруг себя и прочее, так говорят, и эти все приметы - брошенный в грязь хрустальный шар, испорченный изморозью фруктовый сок, старое, проржавевшее зеркало, закрытое облаками солнце, маленькая, слабая луна, испачканный странными пятнами белый шёлк, тусклый светильник, прогнившие деревья, цветы, съеденные морозом, барабан, в данном случае церковный колокол с надтреснутым звуком, это был его день, он это знал. Просто пока он всё ещё не сложился, вот и всё. Как он проведёт его, только что вышедший из одной из самых могущественных в Москве преступной группировки, без друзей, в разводе, голодный, в маленькой съёмной квартире бог-знает-где, он не знал. Знал только одно - без наркотиков. Когда он вернулся домой, в пустой квартире зазвонил телефон.
- Завтра едешь в Непал, - натужно сказал чей-то голос в трубку. - Грёбаный Кастанеда. - Голос вдруг тоже что-то вспомнил, повеселел. - От тебя нужно только паспорт, визу. Всё сделают бесплатно, пиши телефон. Прилетишь в Катманду, тебя встретят, индус, Шарма Пракаш, по виду брамин. Дальше делай всё, как он сказал.
Он постоял немного босиком на полу в холодном коридоре, что такое, в сущности, человек, если он босой, а ты в сапогах, так, доходяга, разве могут против кирзы босые пальцы, послушал отбой, гудок. Телефон был старый, зелёный, до него здесь жил один депутат, убили его. Он чувствовал себя одновременно старым меховым воротником на чьём-то пальто и распахнутой приготовленной рыбой.
Я полетел в Катманду.
***
...На улицах его поразило обилие животных, зверей. Нет, не кавказцев, как в Москве зовут их на улицах, собак и обезьян. Обезьяны с собаками дрались за банан, за кусок хлеба. При этом простой непальский народ равнодушно взирал на это зрелище, он не мог.
Его постоянно преследовало ощущение. Страх, оставшийся с ним ещё с наркоманских времён. Что как-то, в один прекрасный вечер, когда он будет просто к кому-то ехать в галстуке и с тортом, тихо-мирно, подойдут менты, сами подойдут, попросят показать паспорт. Потом заберут, отведут в отделение, или куда-то затащат, как тогда в том вагончике на «Проспекте Маркса», когда он ехал переводить ждавшим его на Красной площади англичанам, только что пришедший из армии, молодой. Полный стремления и надежды, тогда ещё почти и не знавший смысла слова «вор», июньским летом. Внезапно подошли двое, показали удостоверение, он, наивный, пошёл, надо было лечь на землю как при команде «вспышка справа», упираться, кричать. Сбежались бы люди, они бы не посмели, Солженицын писал так одна женщина в тридцатые годы избежала ареста, схватилась среди бела в центре города за фонарь, начала орать благим матом, он не стал, в армии занимался карате, философией дзен «надо всё принимать» . Эти двое его затащили в стоявший неподалёку строительный фургончик, синий такой, старый, с облупившейся краской, типа фургон наблюдения, там ещё трое, впихнули внутрь, повернули лицом к мавзолею, он был хорошо виден, стали бить, по лицу, по щекам, по ушам, по щиколоткам, он с силой вцепился руками в стоявший там стол, схватился за ребро крышки так, что косточки побелели, сквозь боль смотря вперёд на мавзолей, только не отвечать, только не отвечать, только не отвечать, убьют совсем. Пока не начал пускать розовые пузыри. Особенно старался старший, маленький такой, он не бил, смотрел, ругал его по матери, задавал вопросы, а, сссука, отвечай, в белой рубашке, чёрных брюках, спрашивал так быстро, что он смысла не понимал. А день был солнечный, как сейчас пишут в суперкнижках в мягких обложках, налитой, люди куда-то шли отдыхать, центр города, воскресенье, радостные, с детьми, с цветами, кто-то ел мороженое, чей-то ребёнок воздушный шарик пускал, и никому не было дела, да никто и не знал что его сейчас здесь унижают, просто так, не объясняя причины, скажет слово, возможно, в этом фургончике и убьют!..И как потом выгнали оттуда пинками, с разбитой мордой, разорванным галстуком, опухшим ухом, хромая, он добрёл до Манежа, англичан давно не было, больше и не звонили, а хотели, между прочим, пригласить его в Лондон, он бы поехал, тогда из русских там не было почти никого, и вся жизнь его сложилась бы по-другому.
Потом он нашёл знакомого адвоката, пошёл в районную прокуратуру, всё рассказал, через какое-то время оттуда адвокату позвонил знакомый, сказал, это вообще КГБ, не менты, прикрывались ими, у них тогда были муровские ксивы, позвонишь, дежурный подтвердит по номеру, спецоперация там какая-то была, вроде по поимке шпиона, а кто там его бил, не знают, говорят, не били никого никто, а затащили, наверное потому, что было скучно, пообщаться, и не затащили, а пригласили, имён, конечно, не дал никто, тем более адресов. Тогда он впервые понял своё бессилие перед системой. Действительно можно просто взять с улицы любого, сделать с ним что угодно? Может быть,это повлияло потом на его уход в криминал? И он всю жизнь боялся, что это повторится ещё раз, но теперь уже серьёзнее и насовсем, надолго - пробьют его фамилию по картотеке, а там за ним целый хвост и всё с пометкой «выпускаем». Мол, взяли, человек серьёзный, при проверке и выпустили за недостатком улик, доказательств, он ведь есть в милицейском компьютере. Но не отпустят в этот раз, в метро, кинут что-то в карман, и он поедет в КПЗ, всё равно, Бутырку или Матросску. Потом, возможно, дело это смогут развалить на суде, тот же его знакомый адвокат, но всё равно — поедет, хлебнёт. А, может, в тюрьме что сделают с ним вертухаи, они там могут что угодно. А подойдут к нему в метро не потому что кто-то дал приказ, а потому что подошла его чёрная карма, созрела, карма, она когда созреет, как летящий по небу орёл, сначала видна только тень, потом обязательно спикирует, упадёт. Но в преступном мире о своём страхе не говорил никому, никто его бы не понял. Старший бы сказал, это всё херня, расслабься, старичок. Давай дам тебе баян, то есть шприц. Пройдём по вене, полотенчико на глаза, у меня на ковре полежишь, и всё пройдёт, поверь, поверь.
Так вот в Непале ощущения этого не было, в Катманду он спокойно шёл по переполненным улицам и даже чувствовал себя сильным, сильнее, чем все бродившие с ним рядом по центру иностранцы, что они знали о жизни, эти лохи. Не боялся и идущий рядом Пахан, которого дома ждала если не каторга, то верная смерть, папа-большой-милицейский-начальник что-то бы придумал. Не боялся и идущий рядом Андрей, впрочем, Андрей, как он понял, вообще не боялся никого. А приехал он сюда потому что прочитал, что когда умираешь, земля растворяется в воде, вода в огне, огонь в ветре и тэ-пэ, но это в спокойном состоянии, потом там появляется свет, надо прыгнуть туда, и не нужно проходить все ступени, сразу попадёшь куда надо, хотел найти, как он выражался, найти какого-нибудь «шамана», узнать что делать когда автокатастрофа или замочат тебя, тогда это всё происходит невероятно быстро, не среагируешь, как тогда быть, в Москве нашёл одного продвинутого йога, всё время в позе лотоса сидел, выдернул его за волосы из этой позы, волосы были как у металлиста, длинные, они таких в восьмидесятых гоняли вместе с люберами, металлист от обиды чуть не заплакал, Андрей его поднял на одной руке над полом, задал вопрос. Ты лучше спроси, что делать, когда попадёшь в ад, прохрипел несчастный отшельник. Андрей опустил его на землю, дал коленом в живот, также, как он делал с должниками, бил не сильно, тот упал от шока и стресса. Потом связался с Диспетчером, Диспетчер ему рекомендовал в нашу группу, все люди нормальные, поезжай с ними, один из них армянин, знает английский, что надо переведёт. А я сейчас помолюсь, сделаю вам распределение заслуг, вы там встретите кого надо. Андрей перевёл деньги, заплатил, подошёл к нам в Дубае. Пахан его спросил, с кем он в Москве работал, Андрей ему что-то тихонько на ухо сказал, Пахан отошёл. А я и не спрашивал. Я Диспетчеру верил как себе, он меня с иглы снял, с нами так с нами, что серьёзный, это даже хорошо. И потом, спрошу, а это будет ему болезненно, болезненные аспекты нашей эмоциональной личности, равно как и приятные, есть двери к нашему освобождению: захочет, расскажет сам, мы и так всё время неверно интерпретируем обнаруживающуюся вещественность и пустоту и как необходимость отклика на это используем несколько искусственных шаблонов, связанных с теми же землёй, огнём, ветром, пространством, стихиями, характеристиками которых являются свойства этих элементов, как они проявляются в нашей энергии.
Например, огонь понят неверно, чувствуем изоляцию, одиночество, как реакция, цепляемся за приятное, бежим из эмоциональной пустыни для общения, ездим целыми ночами по клубам, а надо его трансмутировать, превратить в сострадание, зачем ещё к огню добавлять ветер? У нас, пацанов и так на душе тяжело, жизнь не сладкая, всё время на пределе, он же не просто так спрашивал тогда у этого московского схимника, только за волосы тащил зря, это некультурно, сейчас жизнь меняется, надо было просто немного постоять рядом, подождать, тот бы из медитации сам вышел, точно, жизнь бандитская, можно погибнуть и от ножа и от выстрела в спину, от снайпера-то точно никто не спасёт, что там, а ему хочется — достигнуть. Конечно, не зря приехал, влился в нашу группу! И старших у нас тут в Непале нет, каждый сам себе старший, и не тот возраст, все тёртые, попробуй, например, покомандуй Пахану. И вот так ходим-бродим, знакомимся с монахами на улицах, орём вместе с обезьянами в храмах на холмах во весь голос, пьём дешевые фруктовые соки, любим горы, прожили один день в буддийском общежитии, но ушли, там женщины и мужчины отдельно. И потихоньку — ищем. Вот, Шарму уже нашли например. А может он нас познакомит со своим Сай Бабой, как знать? В общем, не торопись, братан. Главное здоровье. Нет здоровья, как будешь занимать Дхармой? А потом ведущая в учение дверь, кто-то должен нам её открыть, показать дорогу. А уж сколь далеко мы по ней пройдём, зависит только от нас. А ещё как?..
***
Катманду нас встретил спокойно, таможенник на входе даже практически не посмотрел паспорт. Русские? Проходи. Кругом ослы, люди. И все в шапочках - кто в чёрной, кто в белой, кто в какой. Аэророрт - яма. Кругом - горы. Посмотрев на наколки на руках у Виталика, пожилой старик в плоской чёрной шапочке с ожерельем из черепов на груди только покачал головой.
- Это отрицаловка, - во весь рот начал лыбиться Андрей друг. - Беспредел! По малолетке.
Он повернулся всем корпусом ко мне и заорал:
- Эй, армян! Переведи, а проститутки тут есть?! Пару-тройку!
Угюмый, молчаливый Пахан неожиданно быстро для своей комплекции тут же встал между непальцем и им.
Хорош...Значит, кличку ему дали не зря в Москве: он и правда рулил. Ладно, я тоже не промах, за плечами Арбат и мойки. Мойки это чисто бандитский бизнес, притрёмся, всё будет хорошо. Только бы без наркотиков. А то если наркота, бесполезно и говорить, сам год только как слез с крутого драйва под названием "винт", жизнь была провалена в яму наркотическую. А Пахан - боевой, во как встал. Интересно, почему ему пришлось из России уехать, неужели не мог укачать? Утрясти то есть, сунуть на лапу? Значит, дело серьёзное. Дочь мента. С дества дружили, ходили в один класс, потом он стал хулиганом, пацаном, чистый босяк, живёт на то, что отнимет. Но это потом, а тогда он вернулся, отслужив в ВДВ, мастером спорта, вольная борьба. И попал в ОПГ, организованную преступную группировку, тогда их было много по всей Москве. И стал там одним из первых, усы, часы, газета, сигарета, дас ист фантастиш, кого-то в центре города расстрелял, сколько-то бегал. А потом, случайно, не пьяный, на улице встретил её.
А случайностей не бывает. Попробуйте, идя по улице, вдруг нис того ни с сего сунуть какому-то васе в табло, что идёт на встречу, посмотрите, что с вами через три дня будет. Карма, вернувшаяся от ударенного ни за что.
И пошла любовь-сука... Да так понесла, что ой! Только держись. А у неё папа в ментах сильных. Сказал, ни-за-что. И Пахан её украл. Подъехал к институту на бмв, в джинсах, подтяжках, красной майке без рукавов, весь перекачан, запихнул в машину, за рулём сидел товарищ. И любил две недели где-то на островах. То ли Кука, то ли Майорки, а папа её и его дома - в розыск, на него установку, сторожевик, при любой проверке - к нему в кандалах. Он и не полетел домой, Пахан, любовь не дороже денег. На него в Москве оскалились все, мол, как так? Пахан, выходи! Как без тебя на стрелки? А он — от винта, у меня любовь. Короче, насолил и тем, и тем, а она сбежала, он не знает куда, говорят, в Лондон, папа её теперь тоже там, охраняет чуть ли не БАБа, к тому же проворовался у себя на работе, спалили его, у кого-то взятку взял, на шлюх тратил казённые деньги. В общем, пришёл там где-то на Майорке Пахан в один вечер из качалки в отель, купил бутылку пепси, ледяную, а её нет там, девочки этой, думал - на пляже, пошёл туда, нету тоже, видно, ушла, так всю ночь и ездил по клубам, в почти истерике. И ни записки, ни телефона, ничего. Как, с кем, куда?! Он в тот вечер напился сильно. И какую-то немецкую туристку - толстую, с ней не то что танцевать, стоять близко страшно было - окунул в стоявший на вечернем буфете таз с креветками с головой, на него накинулись местные турки, так он их называл, турки эти, хотели, опускаю конкретный эпитет Пахана, изнасиловать, опять опускаю, как он их назвал, а он их всех стульями на танцплощадке покоцал-поломал по-взрослому, стулья-то железные, потом скрывался дней десять где-то в горах, позвонил Диспетчеру. Диспетчер его и направил сюда в Непал. Остынешь здесь, говорит, у нас тут как бы собирается спецотряд, только свои, к ламам для просветления серьёзного. И тебе надо. Проведёшь небольшое отшельничество на какой-нибудь горной вершине, порадуешь Защитников, глядишь, всё утрясётся в Москве, а то и какая-нибудь немка полюбит, с деньгами, уедешь на постоянку в Германию, даст аллах. Пахан ответил - так это ясно, вселенная создаётся сознанием, и страдают все, а Диспетчер - очистишься, время хорошо проведёшь, нивелируешь грехи. Он ему и поверил, он ему верил всегда, знал давно, ещё с 89-го года, как из армии пришёл.
Диспетчер, говорят когда-то тоже служил в ДШБ ВДВ, и не просто - Афган, и не просто, а спецбригада на вездеходах, группа "Вымпел", погибли все кроме него, все, у него тогда было первое сатори, понял, что такое война, и хотя никто из нас ни разу не видел его в лицо, Диспетчера как такового, вообще, мы не знали в натуре какой у него голос, голос его всегда нудил в трубку, гудел как робот, тембр было не разобрать, может, и высокий, и низкий, но помогал он всем так помогал, скольких он и от тюрьмы, и от сумы спас, и от беспредельного суда своих же. Всегда выслушайте вторую сторону, не устраивайте разборок, говорил он, не берите много на себя, кто вы такие, чтобы сразу решать чужие судьбы? Ох и врагов было много у него, с разных концов стола, и стреляли и взрывали, а он - выживал. И менял номер телефона. Что ни месяц, то пришлёт на пейджер, тогда смс ещё не существовали, не ищите меня, я вас найду сам. Вот так Пахан в Непал и попал.
...Я это писал, а самому вспомнилось: ночь, только что из "Рэдисона-Славянской" с разбора(зачёркнуто) разговора с чеченцами, доехал быстро, трёхкомнатная квартира на Мичуринском проспекте, в большой велотренажёр и красивая Шейла. Я не шучу: имя такое, мама её увлекалась во время беременности арабским языком и поэзией. Кожа её прекрасная, шелковистая, чуть красноватая по цвету, как огонь последеней кальпы в конце эпох, я сижу и смотрю на неё, почти как монах, какой там гонор, она чудо, эта Шейла! Глаза её как два агата, а не как два прицела, что у меня, и смотрят во время разговора почему-то всегда чуть поверх моей головы, словно на звёзды. Сидишь с ней рядом, ощущение, будто не вечер, а раннее утро, светает, потрясёшь головой, поморгаешь, ан нет, по Мичуринскому мокро, быстро несутся машины, тогда ещё в один ряд. Я вообще не люблю микрорайон Раменское, хотя Раменского самого знал близко, пухом ему земля, серьёзный пацан, завалили. А тогда получал с "раёна" и пусть, как говорится, воруйте, не попадайтесь, у меня была жизнь та же, что ни день, то стрелки-белки. А денег - никаких в общем, хуже чем у менеджеров на каких-нибудь пепси-колах, что домой приходят в семь вечера, только бензин рекой в джипе льётся, туда-сюда, ездишь от стоянки к стоянке, я уже тогда понял, всё это бред, страна уже в комммерции. Волосы у Шейлы блестящие, до пояса, она в расцвете своей молодости, грудь налита, а соски наполнены желанием и стоят тоже чуть вверх, туда, куда она смотрит, на такой сосок, сами занете, настоящий мужчина посмотрит, и затих надолго; обнажённая, она украшена только орнаментом из своих блестящих подвесок. И на голове диадема настоящая, честное слово, и браслеты на руках и ногах, когда она только их надела, вроде пять минут как вошли сюда. Я вообще тогда любил, когда красивые женщины ходят по квартире без ничего, но на это способна не каждая, а потом, красивых-то немного. А уж из них кто голой ходит по квартире, вообще кот. В смысле, наплакал. Но Шейла могла. И тут она говорит:
- Смотри, видишь тот овраг? Смотри!
Я посмотрел. Это на другой стороне проспекта во дворах. С высоты виден отлично. Овраг большой, сначала только холм, а потом пропасть чёрная, лютая, помню, ещё подумал, зимой там дети, наверное,катаются на санках. Или с ледяной горки, там их можно много соорудить. Потом овраг поднимается, а за ним пустырь, там дома, двенадцатиэтажные, шестнадцати тоже, почти во всех окнах горит свет, тут много живёт народу - на Мичуринском проспекте. Говорю:
- Да.
Коротко так, реально. Жёстко, сильно. Как будто провел по коже острым лезвием, что при касании - рассыпается, тотчас.
А она напевно, мне:
- В нём мой бывший муж убил человека.
Помолчала.
- Сел потом.
Вот у нас жизнь была в 90-е года! А парихмахерские? Расскажу потом.
***
- Но переживания, которые я получаю в молитве - не реализация, - Шарма обнажил жемчужно-белые зубы, выпучил глаза. В полумраке нам казалось, что их у него было несколько. Да, им к дантисту ходить не надо, это не московская водичка.
- Они... - он реально замялся, - ...похожи на образы, отражённые в зеркале, познавания. И поверьте, порой производят гораздо более сильные впечатления, чем эти... - Индус повёл плечом в сторону входной двери своего дома, за которым бурлил ночной Катманду. В нем ходили туда сюда толпы людей в легкой летней одежде, но все они молчали, не было слышно ни звука. Или мне так казалось. Наверно, медитировал на гневную Кали, подумал я. Говорят, с ней шутки плохи. Даже мастерам. Но и защита хорошая, от ножа, от яда, от скорпиона. А то всё тихо-мирно, а утром часов в пять где-нибудь в старом городе баклан тебе вставит пару сантиметров непальской стали под ребра, молча, такой народ. И будешь, как я когда-то в Москве, падая от потери крови в лифте гостиницы "Спорт" на Вернадского, рану пальцами зажимать, ждать пока лифт с 22-го этажа спустится на первый. И брести, в данном случае до проспекта, шатаясь, ловя такси, зажимая пропоротое мясо шарфом, пропоротое буквой "V", "V" значит победа, чья только, а оттуда кровь рекой, пропитывая шарф. А в больницу нельзя, в больницу, из больницы сообщат, и амба. А потом лежать месяц дома, мама колет пеницилин, в бреду с попутным воспалением легких, так, довесок, и молиться, поэтому правильно сказали, прежде чем ездить на стрелки, научись молиться. Хотя какой тут шарф, в Катманду? Тут майкой, тут тепло.
- Иногда, - Шарма закатил глаза, - бывает ясность и пустота...- Он на миг словно покинул нас, сидящих в этой гостиной, наполненной искрящимися в лучах неяркой, но большой люстры облаками курящихся благовоний, к потолку уже плотно становившимися из синих бардовыми, испарявшимися в пустоту. - Но всё же это только образы. А надо в себе зеркало обнаружить, такая цель. Зеркало всех йог.
- А потом, - вежливо, но напористо спросил я, - что - отражать? Для такой цели? Мир есть свет, свет есть мир, мир миров. Но для этого надо преодолеть интеллектуальную позицию, май фрэнд, не так ли? Люди делятся на две категории. Те кто верит и не верит в богов.
Я сделал ударение на "не". Примерно как во фразе, девушка, не поднимемся ли мы к вам домой выпить чашечку кофе?..Это когда подвозишь кого. Я так поднимался много.
Шарма московских реалий не знал и ответил:
- Ага. Для этого образы и нужны.
Эзотерика, личный опыт. Девушка, которая мне снится, не зайдём ли мы с вами в снящийся нам обоим этот старый подъезд и не поднимемся ли на снящийся нам этаж. Чтобы выпить там снящийся кофе. Что спрашивать...Жаль только, он, этот опыт, даётся так дорого. Хотя бы и иллюзорный.
- Он понял, - вставил слово до сих пор скромно молчавший Пахан. У него за плечами не было как уменя сданного экстерном экзамена на священника, но он был хорошим налётчиком. Профессиональным. - Он познал. Жизнь.
Я перевёл, переводил всё вообще я. Шарма засмеялся. На переводе: "Он понял".
- Если бы! - Когда Шарма закатывал глаза, становился очень похожим на стоящего на московском рынке азербайджанца, бананы-ананы, ананасы-бананасы. - Я...Что есть "я"? Есть путь. Отречения, трансформации, самоосвобождения и прочее. Я выбрал последний. А по нему идти ох как не легко.
Вентилятор, приделанный сверху к люстре, медленно гудел и вращался как в фильме "Апокалипсис", разгоняя духоту, как в бане.. Смуглый Пахан, наверное, был Марлоном Брандо, лежал в кресле своми ста киллограммами наполовину заплывших жиром мышц, как у потерявшего форму бывшего боксёра-тяжеловеса, под вентилятором, не было олько полёта валькирий. А может был, мы не слышали - ухо человеческое временами туго. А вот духоту ощущали. Солнце, дождь, солнце, дождь, это Катманду...И когда после дождя печёт солнце, в баню ходить не надо, пот льёт, парилка. Из которой не броситься в бассейн, кругом горы. Но лучше было бы этот вертолёт выключить, от него навевает, разные мыслеформы. А мысль материальна, братцы. Вкупе с нашим неожиданно серьёзным разговором, он придавал происходящему вид абсолютной нереальности, сюра, и прочими, как мы потом поймем еще только оформляющимися событиями. Я бы сказал, весьма фантастичными, кто знал, что потом нас примет сам Сай Баба? И не только примет, а будет учить. А мне предложит стать его сыном...Я откажусь, это будет страшно. Он скажет, что у меня серьёзные препятсвия мудрости. Но поезд уйдёт, опять в Москву, и меня опять будет искать наша краснознамённая. А потом я опять - убегу, и уже навсегда, всегда храня Сай Бабу в сердце, вернее в том солнце в груди, что над полумесяцем. И его сказанные на прощание слова:
- Только тот, кто занимается йогой, всегда вместе со своим гуру. Занимайся!
И я - пойму. Но чего это будет мне стоить, буду знать только сам. А Пахана убьют в Питере, на разборке, и, кстати, всё из-за той же бабы. И, кстати, бандиты, друзья отца, это называется коррупция. И будет плакать спешаший к нему на пормощь Андрей, который никогда не плакал, в том же городе, мечущийся по Пальмире в поисках другана, и хорошо, что не найдет, Андрей погибнет позже, в Америке, насмерть забитый в тюрьме надзирателями, за одно слово! А пока четверо находящихся в Москве в розыске пацанов приобщаются к великой йоге. Дорогу к которой мне лично осветил, как свечу зажёг, тот тибетец, встреченный мной в Пятигорске на железнодорожном вокзале у билетных касс жэдэ, разостлав коврик и делая там на газоне гимнастику, школа "Рассыпающейся при касании тайной острой бритвы":
- Придёт время, по небу замашут крыльями железные птицы, и истина полетит в земли красных людей.
То есть нас, с белой кожей, тибетцам она кажется красной, которые практикуют эту школу в Гималаях, так и происходит сейчас. И будет происходить.
- А вы как сюда попали? - Шарма лёгким жестом показал на Пахана. Видимо, из нашей компании, лёжа в под вентилятором в кресле, он смотрелся наиболее экзотично.
- Я страдал, - медленно сказал Пахан. - Я страдал. А потом увидел в телевизоре космос.
Это он правду сказал. После того, как его бросила подруга, ради которой он бросил всё, он зашёл в номер, загляну в телевизор, непонятно зачем, и увидел в нём всю вселенную, космос, планеты, звёзды, не пьяный, они там вращались. И стремглав выбежал оттуда.
С чёрными густыми смоляными усами, наголо бритый (уже загорел!), он казался засланным в непальский лагерь противника запорожским казаком. Хотя на вид, здесь это было особенно заметно, сам походил на местного бандюгана. - И больше не хочу, уважаемый друг.
Если он сейчас скажет про отрицательный опыт в духе Варлаама Шаламова, подумал я, я упаду под стол, прямо тут. Невозможно, чтобы его читала российская братва! Но Пахан не сказал. Видимо, говорил чисто за себя. Как принято выражаться в нашем кругу. Это было мудро.
- О, человек из Москвы, страдавший! - хозяин дома расплылся в улыбке. Видимо, его и правда впечатлили усы Пахана, весь его вид. Такой туг, душитель людей, прекрасный и ужасный одновременно. Заманивает отставших от караванов путешественников сладкими речами в свой красивый шатёр на колышках, а в кармане - удавка. Потом на шею, и раз! Готово. И в яму, богине. Англичане постреляли их всех, а Пахан выжил, остался. Какой же индус будет этому не рад. - Вкушай лучший из напитков, нектар внимания, так сказал поэт. - В эту духоту Шарма был настроен поэтически. - Поток которого - неиссякаем.
В этот момент в комнату вошла Сина Водани, жена Шармы. В прозрачном сари, похожая на накидочки, в которых любит показываться на людях столичный бомонд. Вернее, его женская половина.. У меня в штанах тут же стало набухать. Какая фигура! Атас. Ради одного этого стоило сидет скорчившись, лететь сюда из ненавистного мной и столь хорошо знакомого Дубая. Но жена друга, нельзя никак, это западло. И потом, тантра учит жерствовать натуральным аспектом любви, чтобы понять, что женщина по-настоящему может дать мужчине.
Сина поставила медный кувшин на стол, в нём был настоящий чай. Масала с корицей. И молоком. Такой в Лондоне в ресторане стоит пять паундов, в Москве вообще нет, сколько бы не платил. Ещё там кардамон, бадьян, гвоздика, перец и имбирь с мускатным орехом. Тростниковый сахар добавляется по вкусу. Потом я пил масалу в Дели, Мумбае, Калькутте и Гоа, самый лучший делала Сина. Сина Водани, странное имя, итальянское. На выдраенном до блеска медном подносе, который она держала левой рукой,ведическое печенье. Изготовленное ей самой по рецептам аюрведы. Что лечит людей, но может и убить, во всяком лекарстве одна треть яда. Хотя ел мой друг в Москве на спор ртуть из градусника, ничего. И цвета, какие цвета! Я никогда не видел такого. Красный у неё в печенье был малиновым, зелёный салатным, синий фиолетовым, а голубой...Я такого цвета не только здесь, а вообще не видел, совсем. Сколько времени прошло, а не могу передать словом. Как будто над равой летит бабочка махаон, солнце отражает. И всё вокруг становится синего цвета. Говорят, цвет промежуточно чочтояния между новым рождением и смертью фиолетовый, а синий, значит, это жизнь. А чёрный - особая картина, Пиросмани иногда рисовал по-чёрному, брал клеёнку. Чёрное,это отсутствие света, белое — отсутствие памяти. Цвет забытья.
Сина словно поняла, о чём я думаю. Она подняла глаза, махнула ресницами, это движение я видел прямо со своего места, когда кто-то в кого-то влюбляется, часто искривляется пространство, нежно так, и тихонько посмотрела на меня. Губы её были очень чёткими, красным нарисовала, с немного загибающимися к верхним уголкам гневными краями, манящими. Её чуть гневные губы и взгляд вынули из меня всё, всю душу. Она чуть-чуть, только чуть-чуть, улыбнулась одними глазами. Мне показалось, что из её сердца, словно инфракрасный свет, которым мы в детстве лечили простуду, исходят горячие лучи, и едва этот свет касался моего сердца, я тотчас же превращался в красный световой круг размером с небольшой шарик, нематериальную каплю-точку, и этот шарик с каким-то потрескивающим звуком устремлялся к ней. Интерсно, как формируется звук и цвет, подумал я, и что было до этого. Звуки ведь все тоже внутренни, а не внешние, а в Азии говорят что свет и есть цвет. Мол, смотрим на воду, а на самом деле это белый свет такой, просто мы его как воду видим. Вот - доброта гуру, не скажет и не узнаешь.
Мне бы раствориться в этом её состоянии предельной красоты. Я насупил брови. Пусть не думает, что это так легко, взять меня и очаровать. И не такие смотрели! Но внизу не отступало. Внизу я был напряжён, я стоял колом. Хорошо что в темноте не видно, вот было бы стыда, Шарме не объяснишь. И, признаться, скрывать это напряжение лицом тоже получалось неважно: слишком она была красива и желанна, несмотря ни на что. Талия так тонка, движения так соблазнительны! Босые ноги, гибкие, гладкие. Это женщина. Я помню, с одной такой был роман три года, похожа была на неё, расстались, не захотела выходить замуж, как она сказала, за блатного, у их жён бывает тяжёлая судьба, я её понял, а потом встретились как-то в ЦУМе на Новый год, брат тогда с тюрьмы вышел, она его знала, так она с ним поздоровалась, а на меня даже не посмотрела, вот. Это логично? Как их разберёшь? Скажете, Сина не такая. А почему? Вон как искалечило Пахана...
Я выдохнул, и штанах у меня стало в порядке, на шесть часов, правде на лбу проступили капельки пота, а видом я, наверное, напоминал срезанный сноп рисовой соломы, какая тут боевая форма. Сина неторопливо стала расставлять чашки, потом посмотрела опять.
- Страсть рождает море желаний! - на хорошем английском сказала она. Она увидела? Хотя многие тут живут по многу лет в тёмном отшельничестве, это когда делаешь упражнения в малёнько комнате без доступа света, не видна ни одна щель, и потом видишь в темноте как днём, используя свой естественный свет, тут говорят, мы, смертные, видим солнце и луну трлько потому что наш естественный свет утерян, тысячи лет назад их не было, люди в них не нуждались, сами сияли от добра, а потом пошла плохая карма, перестали светиться. В Москве бы услышал кто, пальцем у виска покрутил, а тут так говорят. Вот древняя цивилизация, всё по-другому.
- Страсть, она ядовитый лес, да, - сказал Пахан. Он вспотел тоже. Видимо, тоже вошёл сознанием в ядовитый лес своих грехов, и, похоже, стал в нём плутать. Сина теперь смотрела на него. Она знает правду, истину, похоже, ей смотреть было всё равно на кого, просветлённые женщины, они такие.. Как бы чего не вышло, подумал я. Я пацанов не знаю, встретились мы все в Дубае в зале ожидания, дал же аллах помощь этому маленькому государству, нефтяную. По воле Диспетчера. Случиться сейчас здесь что, не предъявишь, можно только попробовать начать уговаривать до того, мол, Шарма, это наш связной, мы тут не дома и всё такое, и это его жена, а так, вообще, нет, вот чем страшно. У нас свои, веками опробованные лагерями и городами законы, в чём-то очень правдивые, но только в чём-то, объясню потом, но ничего не произошло. Пахан устало отвёл от неё взгляд, посмотрел в потолок на вентилятор.
- Цвет чая, наливаемый в чашку, вызывает одно, а его аромат совсем другое. Ваши европейские многоярусные дворцы из стекла, бетона и стали подобны летнему цветку, уничтожаемому первыми заморозком и ветром.
Вспомни "Чёрный сентябрь", подумал я.
- Огромные и стоящие прямо, сами по себе они являются иллюзией и причиной падений. Что вы, белые люди, знаете о карме? Изобильные шелка и драгоценности на ваших жёнах, купленные в дорогих магазинах модной одежды? Как капли росы на траве! Хотя они лежат сейчас, мгновенно исчезнут с первыми лучами солнца. А все ваши большие и грубые мужчины, надобные для свершения неправых дел, рэкета и грабежа? Покупатели на базарной площади. Идущие по мосту, соберутся вместе и растают. Да и жизни ваши похожи на свечу на непальском ветру, невозможно определить, когда и где и кто её задует.
Я ошалел. Она права! Она права!
Сина перестала говорить и налила чай, ровно и аккуратно, не пролив ни капли. Говорят, был такой индийскии святой Сараха, он понял как достичь просветления, смотря на работу девушки из касты неприкасаемых, когда она делалала стрелы для лука на рынке. Взять древко, приладить оперение, попробовать остриё, всё это отверженная делала безупречно, без оазрыва в мышлении, японцы в бое на мечах называют это "сУки", остановка, следят, кто первым потеряет дзен, смертельная игра. И бьют в эту прорезь. Всё ведь только сознание создаёт. А боги помогают нам защититься от нами же созданного "я". Потом эта девушка стала женой святого, из-за неё он расстригся. А Сина моей не станет никогда.
Губы пересохли. Я посмотрел на Пахана. Сина неслышно ступая своими идеальной формы ногами, ушла к себе на женскую половину, тинь, звякнул на её ножном браслете колокольчик. Значит мы все контролируем себя. Я улыбнулся Шарме.
***
...Город Катманду находится в долине, которую, говорят прорубил мечом много веков назад бодхисаттва мудрости Манчжушри, бодисаттвы, это такие будды, совершенная истина, только из сострадания к нам они остаются в кругах рождений. Поэтому со всех сторон горы, прохладный ветерок с которых иногда доносит до живущих звуки небесной музыки и запах роз, розы были и в саду этого дома, красные как агат, они пахли волшебно. По-китайски агат называется "манао", по созвучию как иероглифы "лошадиный мозг", правда слева добавлен ключ "князь", по-китайски "ван", интересно, подумал я, почему? Если меня после моих наркотиков пустят ещё раз в ИСАА, надо будет спросить педагогов-филологов. На кафедре старокитайского, веньяня, или просто, кто знает, почему. Хотя после того, как мы там назначили во дворе дагестанцам стрелку, и чуть не была война, вряд ли мне будут рады. Вы бандит, сказали мне в деканате тогда. Бандит? Ладно. Я им ответил, а кто Оптину пустынь построил? Оптий святой. Так он по пояс был в крови, а я...И перчаткой от "Pal Zileri" так в окно на эскорт свой показал, пока ещё нет. Но готовлюсь. Типа, как у Швейка, вы меня не знаете, но вы меня ещё узнаете, солдаты. И только одна монголка, преподавательница монгольского языка, у них ещё посольство на Арбате, век бы не слышать этого слова, непонятного возраста, может, тридцать, может, пятьдесят, восхитилась:
- Какой у вас конь!
Это было по-каквказски. И мы с ней пошли. То есть поехали. Сначала в ресторан "Чингисхан" недалеко от "Кропоткинской", нарушая правила движения по встречной по Садовому кольцу, все думали, едет сопровождение президента банка, охрана, давали дорогу, а потом в общежитие к ней домой, я конечно был по чужому загранпаспорту как всегда, нельзя в гостиницу, потом она меня голубила, обнимала. Но у мужчины нет права об этом говорить много, мужчина должен молчать.Та моголка, она была храбра. А настоящая храбрость, в общем, не всегда связана с мужеством. Это болезненные слова, до них надо дожить. Для того, чтобы ограбить в центре города пункт обмена валюты, иногда совсем без риска, с предварительным сговором с хозяином пункта, выстрелив в бедро охраннику, главное в пузо ему не попасть, не было такого договора, он упадёт, а вы всё заберёте, друзья, кто ему друг, он барыга. Настоящая рабрость это принятие с радостью временного страдания других на себя для того, чтобы все достигли счастья. Как в финале у "Сталкера", счастья для всех.А несчастливы - И некого винить. Это к нам, описав полный круг, возвращается колесо острых кинжалов, боевая чакра, плод наших прошлых ошибок и грехов. Трудно выбросить тьму, если она царит в комнате, где не включают свет.
- Слушай, Шарма, а как ты заставил Сину выйти за тебя замуж? - сказал Андрей. - Ты ведь, в сущности, сам из себя ничего не представляешь. Так, простой турагент.
Да, это мы, пацаны, подумал я. Совок. Ни немец, ни англичанин так бы никогда не сказал. Шарма не обиделся - Восток дело тонкое. Например, вот это:
"Притворись, что не узнал бородатого козла, который далеко. Молчи и кричи. Черным было мое прибытие в железный замок. В долине, где нет выхода ни вверху, ни внизу, срежь волосы с маленьких палок и положи их внутрь. Заверни вверх белый шелк и помаши черным. Луна пришла туда, где солнце!"
Один министр, вынужденный остаться в другой стране после ведения переговоров о браке царевны той страны со своим царем, так весточку своим передавал. Используя тайный язык. Когда он собирался идти в кумирню молиться, под видом нищего к нему прибыл посланец, министр так ответил. Затем нищий ушел, и передал его слова по инстанции, царевна расшифровала:
- Притворись, что не узнал бородатого козла, который далек значит, нищий не должен был разговаривать с ним, это у него длинная борода. Молчи и кричи, что в тот момент он должен был хранить молчание, а рассказать обо всем позже. Черным было мое прибытие в железный замок - я сжег семена, и они посеяны, в долине, где нет выхода ни вверху, ни внизу, срежь волосы с маленьких палок - приготовьте много стрел в колчанах. Заверни вверх белый шелк и помаши черным - отдыхай днем, а передвигайся ночью. Луна приходит туда, где находится солнце - скоро я догоню тебя.
А то ещё метнут в тебя магический золотой снаряд, и конец. Не сыщут ни прокуроры, ни братва. А у человека из девяти отверстий - носа, рта, ушей и глаз при вскрытии достанут грамм пятьдесят золотой нити, вместе с кровью и гноем. Страшно.
***
Уходя, загадочный индус оставил мне визитку. На ней было написано: "Agun International. Import & Export Division of M\S K.E.I. Movies and Graphics (Pvt.) Ltd." Что это такое, я не знал. И, чуть ниже, адрес:"E-448 Greater Kailas (римскими) 2 New Delhi 110048" Факс, телефон. Меня мгновенно пробил пот: как я попаду в Индию? И, главное, зачем?!
...В Индию я потом всё-таки попал, сразу в плюс 52, и мы плевали слюной на белые камни, отгоняя женщин-дьволиц из потустороннего мира, "мохинь", которые питаются сексуальной энергией мужчин, те мужчины, которые эякулируют по ночам, в любых странах мира, бессознательно призывают, сами того не зная, этих суккубов. Также мохини заинтересованы и в удовольствиях самого секса, если знать как, можно заключить с ней об этом договор, обычно на следующий с момента заключения цикл Юпитера, это двенадцать лет, как говорят в Индии, круг. И она будет защищать тебя и твою собственность от врагов и кредиторов, охраняя, наводить на них порчу, доводя до безумия, вплоть до физического уничтожения, делать всё, что угодно. В обмен на обещание удовлетворять её похоть раз в месяц по определённым лунным дням. Но договор этот тяжёлый и не простой - когда она будет приходить к тебе за сексуальным удовлетворением, она может в течение одной ночи принять восемнадцать(!) различных форм, ожидая, что ты выполнишь все требования каждой из них, и если ты не сможешь, лишишься жизни. Пахан не верил, но когда он там, в пригороде Бенареса, по-индийски Варанаси, сам яркой лунной ночью, луна светила так, что можно было читать газету, в бамбуковом лесу увидел приближающуюся к нему со скоростью и повадками огромной белой сороконожки мохини, она плыла в лунном свете по траве не сгибая колен, он офигел, и офигел ещё как! И плевал, родной, на камни всей своей слюной, которая была, убегая и кидая их через плечо так, что шум стоял. Почему? Из всех человеческих жидкостей слюна по составу наиболее напоминает мужское семя, поэтому это верный способ отвлечь её внимание, или их, мохини часто бывает не одна, от самой(самих) жертв, она видит брошенные камни, наклоняется и их поднимает. И ещё, если в течение этих двенадцати лет тебе понравится любая обычная женщина, плата за это тоже смерть, вырвет кровью, и - амба.
Позже, через год, когда я переведу Сай Бабе как смогу "Легенду о великом инквизиторе" - особенно понравились ему слова "Вместо того, чтобы овладеть свободой людей, ты увеличил им ее еще больше" - ФМ, и тем самым обрадую наставника, как всегда спокойным голосом он объяснит мне, что так называемые духи, которых настоящий йог должен обязательно уничтожить, находятся не вне нас а внутри, аллюцинации, которые мы воспринимаем в форме дьяволов и бесов, огонь, наводнения, молнии, дикие звери, враги, привязанность, отвращение, все негативные эмоции, экзальтация и высокомерие, а самом деле возникают потому, что в нас существует вера в то, что сами мы - реальны. И, соответсвенно, всё нас окружающее тоже. Вещи, которые мы называем бесами, сидя на обмазанном кладбищенском пеплом трупе, скажет мне он, на самом деле являются верой в то что наша психика и физика и есть мы сами, и это самость реальна. И мы все - я, Пахан, Андрей, сопровождавший нас Шарма, стараясь не смотреть на труп утонувшего мужчины-евнуха, хиджры, почти поймём.
- Разбить эго, вот что важно, - скажет Баба-святой. - С такой силой, словно бросаешься вниз на острые колья с девятиэтажной пагоды. Остальное всё - приложения...
А тогда, неужели этот индус тоже преступник, всё думал я? Повезло, вырвался из Москвы, вновь попал в группировку. Наверное, усмехнулся я про себя, если попаду вдруг в Америку, тоже, моментально, к бандитам. И будем там грабить банки, пока не поймают, наверное, так. Огромный индус, на голову выше Андрея, говорил со мной на хорошем английском воровском сленге кокни, там всё шифруется, зарифмовано. "Тrouble and strive means "wife","apples and peаrs means "stairs", "dog and bone means "phone", "Сhina plate means "mate". Вот и говорят "how is your trouble and strive?", означает "how is your wife?", как твоя жена, "can I use your dog?" -" can I use your phone?" - "я могу позвонить по телефону?", "I'll go up apples'n'pears" - "I will go upstairs", я пошёл наверх, "your China plate" - "твой друг" и так всё. Но это ещё ничего, можно что-то понять по рифме - если "страйв", значит, зашифровано что-то на "в",а не на "н" или "б", вполне возможно, что и "вайф", "жена". А вот когда второе слово опускают - "Tommy Tucker means "supper" и говорят: "Let's go and have Tommy!", что тоже значит, давай пойдём, поужинаем, брат мой, нормальный английский язык превращается просто в непонятное скопление слов. Потому что "plates of meat" means "feet", "тарелки, мяса" или "с мясом" это "ноги" и выражение "It nearly knocked me off my plates!" или "me plates", что круче - нарочно ошибочная грамматика - "Это меня почти сбило с тарелок!" надо переводить как "Это почти сбило меня с ног!", только иногда можно догадаться. Это всё пошло из лондонского Ист-Энда в местечке что возле церкви Святого Джеймса, жившие там люди специально создали эти фразы и слова, чтобы полицейские не понимали. Индус говорил со нами именно на таком языке, он что, жил в Лондоне? Пахан, конечно, ничего не понял, а я только кивал, делая вид, что всё хорошо. Значит, этот индус был вором? Сразу нахлынули воспоминания.
***
...Слово сленг, конечно, ничего не значит на Кавказе. Так думал я, спускаясь тогда с Чёрных гор. Растущие по бокам густые ливанские кедры прекрасно оттеняли ландшафт и совсем не чёрное море. Говорят, Пауло Коэльо пишет по одной книге в два года. Прежде чем сесть и написать, он позволяет ей созреть в своем сознании, так сказать, вызреть. В интервью газете "Фигаро" он как-то сказал:
- С одной стороны, нам нужны крылья для свободного полета, с другой корни, нужно помнить о своем происхождении!
Поэтому когда он собирается сесть и написать книгу, мысленно должен вернуться в Бразилию своих дней, не в пространстве, а во времени, и вновь соприкоснуться с тем образом жизни и с тем народом, владеющим невыразимой способностью не отделять реальность от вымысла, видеть магию в материальном мире. Они, дети Рио, смешали все. Для того чтобы написать книгу, ему необходима именно эта атмосфера магического реализма.
Это: 1) Фантастические элементы могут быть внутренне непротиворечивыми, но не объясняются. 2) Действующие лица принимают и не оспаривают логику элементов. 3) Многочисленны детали чувственного восприятия, часто используются символы и образы. 4) Эмоции и сексуальность социального существа описаны очень-очень подробно. 5) В страсти можно освободиться навеки.
А также - искажается течение времени. Обычно оно циклично, а не линейно, а иногда и вовсе кажется отсутствующим. Плюс так называемый коллапс, когда настоящее повторяет или напоминает прошлое. А, если подумать, ведь и в жизни часто меняются местами причина и следствие, верно ведь? Имхо? Например, персонаж той или иной книги может страдать и до трагических событий, вспомните сами! Особенно тех, где вольно или невольно содержатся элементы фольклора или легенд, события там представляются с альтернативных точек зрения их героев, как сейчас модно говорить, альтернативная история, голос рассказчика то и дело переключается с третьего на первое лицо, избегая потока сознания или сознаний. В принципе, поток сознания это прибамбас. Часты и переходы между точками зрения разных персонажей! И как следствие - внутренним монологом относительно общих взаимоотношений и воспоминаний, построений сюжетных линий. Прошлое контрастирует с настоящим, астральное с физическим, герои романа друг с другом. А открытый финал произведения просто позволяет читателю определить самому, что же было более правдивым и соответствующим строению его мира, фантастические или повседневные вещи.
А я сам? Если честно: пишу на сленге для преступного мира России, только он меня и читает. Сорок два года с ворами, страшно сказать. Среди которых, между прочим, попадались и сумасшедшие на всю голову, и растлители малолетних, и убийцы женщин. Ну и что, скажете вы? Тоже люди! Почему бы о них не писать? Конечно. Только когда с ними встречаешься - по долгу творчества, или-как-там-ещё - в какой-то момент у них там часто, в сердце, в голове, что-то замирает, перекрывая людское. Потом шевелится как гусеница, переключается, и они, уже не думая, сразу за нож. Вернее, сейчас в Москве - за ствол, ножом ведь убиваешь с близкой дистанции, видишь глаза, это может не каждый брателло. Вот и тогда, тем страшным летом, позвали на пикник, поговорить вроде, мясо, зелень, фрукты, ветер, волна, а во время него - на моих глазах тихо убили человека. Какой-то паренёк на старой «Волге», хорошо пел. Казалось, тоже из их группы, красивый, видный такой, не мелкий. Убили тихо-мирно, он брал аккорды, все жевали, вдруг этот ужасный тип, старичок, с головой, похожей на жёлтую облизанную конфету в голубой моче, молча встал со своего шезлонга, подошёл к тому барду и, ни слова не говоря, ударил его в живот. С моего места казалось, что рукой - на! - а присмотрелся и понял, что финкой, вся рубашка стала красной от крови. Как-будто ему, как в дестве, положили во время чужого дня рождения за шиворот помидор, он скатился вниз, а потом хлопнули по животу, мы так шутили. Но тут была далеко не шутка.
- Как Гарсия Лорку, - ехидно ухмыляясь, сказал старик, при росте метр с кепкой ухитрившись посмотреть на меня сверху вниз. Так смотреть можно научиться только на зоне.
Я как можно более невозмутимо ответил:
- Да, его на расстрел тоже вели в белой рубашке, но шёлковой. Эта - из хлопка.
Старик хотел ещё что-то сказать, но не стал, рубашка парнишки и правда была хлопковой. Вдруг послышался хлопок, ак взорвали китайску хлопушку, петарду. Мне ещё вспомнились стихи:
Устану, наконец, от творчества и бессилия,
пойду рабочим на завод надувных игрушек,
вечером буду приносить домой фейхоа в корзине,
жарить жене на ужин больших лягушек!
Когда я последний раз ел фейхоа? Не помню. Точно не в Непале.
Потом показался дым, звук, он ведь всегда раньше света, звук это такие волны, в плотной среде производящие колебания, распространяются и их создают, а мы слышим. Так как у нас есть специальные барабанные перепонки в ушах, кого не контузило. Колебания передаются из-за находящегося в среде нашего обитания плотного воздуха, создай вакуум и звука - не станет. Так же и в музыке, струна виолончели - колебания - барабанные перепонки - звук и реакция. А свет - это излучение, испускаемое веществом, и действовать он может там, где звук уже нет, если смотреть через прозрачный колпак, из-под которого выкачали воздух, то видно, как под ним бьётся молоточек маленького колокольчика, а звука не слышно. Кстати, скорость света в вакууме - с = 299 792 458 м/с. Из школьного учебника, безальтернативного.
Дым рассеялся, и я увидел человека с протянутой рукой, а в ней вальтер. Парня-музыканта кто-то дострелил. А как же не стреляйте в пианиста? Не сработало. Или специально?
- На мясо, на мясо! - вдруг закричали все, кто был на шашлыке.
- Нет, на сожжение, серьёзно сказал старичок.
Видимо, он был настоящим ворОм. Но вот это была - шутка, есть его мясо никто не стал. Да и не предлагали, кто-то принёс из багажника стоявшей на берегу водохранилища волги ковёр, больше похожий на одеяло и канистру бензина, закатали и чиркнули зажигалкой, тут же повалил густой человеческо-резиновый дым.
- Иди, писатель, - старичок через бороду показал мне зубастую улыбку, зубы сверкали золотом -, дуй отсюда, даст бог, больше не увидимся!
Слово в слово, именно так.
- Почему?! - искренне удивился я, как же? - Вы же меня пригласили.
Про себя, конечно, вслух ничего не сказал, в воровском мире многое делается про себя. А сказал бы?
- Встретимся, я тебе оба глаза выколю, насажу на палец, - наверное, ответил бы он. - И сожру!
И для защиты авторитета я должен был бы тут же его убить. Нахера? А потом, может, и не смог. Я видел, старичок был как камень, такой старик-кремень. А я испугался. Я был очевидцем множества смертей, но чтобы так? Внезапно и хладнокровно...Нет пока. И ведь за минуту до этого всё было хорошо!
От него звонили потом, какой-то Арсен, назначал встречу, на встречу я не пошёл. Тогда я банально убежал. Внутренне. А внешне -выслушал, встал, вежливо попрощался, ушёл с поляны, сел на мотоцикл и умчался, потом пошёл дождь. Дождь смоет следы, подумал я. Хорошо. Значит, никто никого не будет искать. Но почему? В голове намертво засел этот вопрос, уже столько лет. Значит, это была разборка? Того парня специально пригласили, как и меня. Зачем? Я не каждый день сам себе стал отвечать на этот вопрос, на своей духовной эволюции человек проходит много этапов, часто ему непонятных, возможно, говорить нельзя, нарушает запреты. Не то что говорить нельзя, нельзя даже упоминать!Приехав домой, я тут же сделал огненное подношение своим божествам, умоляя об искуплении возможных ошибок, они пришли, кто, зачем знать читателям. И как они выглядят. "Зачем?!" - очень волнуясь, задал я им вопрос. Иногда можно задавать вопрос тем, кто появляется, но осторожно. Божества ответили со смехом:
- Твой этап развития низшей личности прошёл, иди дальше!
И ушли.
И всё? Понимай как знаешь! Этапы духовного развития у низшей, средней и высшей личностей - разные. Последний, третий, включает первые два. Значит, я -всё это время, несмотря на все мои книги на блатном языке, был средней личностью? В своём духовном развитии. Вполне возможно, всем свойственно себя переоценивать. если честно, я всегда был такой средний писатель. А на следующий день после их ухода заболела спина. Сначала чуть, едва, потом на второе утро - дико, сильно. Накатили воспоминания.
- Сука! - крчала она мне, - дерьмо! Сломал мне жизнь, всю сломал!
- А ты мне, - невозмутимо говорил я.
И были дети, двое, он и она. Миша и Полина. Как Виардо. И болит спина. Накатили воспоминания.
Как она болит! Поход в туалет превращается в испытание. Пока сидишь, ничего, давит просто. Как будто в тебя вонзаются тысячи тупых игл, нет ощущения боли, просто непроходимость энергий. Черви, я называю эту боль, черви, черви. Особенно болит ниже желудка, выше тонкой кишки. И шея отказывает работать, на экране компьютера возникают непонятные буквы-биджи. Как присмотришься, потрясёшь головой, становятся понятными, так и сидишь в этом жёстком ощущении истин. А вот встать нельзя, можно только немного приподнять зад над креслом, и повисеть. Для чего надо сначала:
а) надо убрать руки с клавиш, сжать их в кулаки — хорошо, что у него руки сильные!
И - б) упереться ими о предательски мягкое сиденье, потому что на жёстком вообще не высидишь и пяти минут. И зависнуть, как тот самый компьютер, расслабляя позвоночник.
Который не расслабляется, и что тоже больно. Кажется, что мозг в это время пребывает в горячей массе разлагающихся нечистот, словно глист, питаясь такой жижей. Черви, черви. Спину щиплет, очень щиплет, нестерпимо щиплет, жжёт, очень жжёт, нестерпимо жжёт, целиком сжигает. А уж потом - наклонить корпус немного вперёд и поменять положение, оторвать бёдра, упираясь руками в колени, как в шерифы в кино в старых американских боевиках, и остаться так на этой зависшей в никуда высоте, отдыхая в неувидье. И нельзя ни вверх, ни вниз, как в чистилище. И в этом промежуточном состоянии - фактически то же чувство неудовлетворённости, как при творчестве: эти книги на блатном суржике, жаргоне кто читает? Никто! А если кто-нибудь и прочтёт один раз, второй раз читать точно не станут. Хорошо только мне и издателям, деньги. И такая шняга годами. Накатили воспоминания.
Сохнут губы, горло, нутро. Поняв, что руки устали и дрожат, в этот момент обычно сильно напрягаются ноги, хорошо, что они прокачаны, раньше в зале я вставал двести, как я приседал, приседал, как Рембо, податься назад и вниз, хватаясь за подлокотник и снова зависая. Тут главное - не расслаблять мышцы, вот это больно, кажется, что копчик валится в огненный ад, как прикосновение к открытым ранам серной кислоты, всё растворяющей, но можно несколько поменять градус. И той, относительно здоровой частью спины опереться на спинку стула, перевести дыхание, утереть со лба выступивший здоровыми градинами пот. Потерявшая себя часть человечества, где вы? Ау! В такие минуты - точно со мной. Лица, крики, да не лица, а рожи, кричат, вопят, просят о чём-то, как смотришь Гойю. И потом опять повторить весь путь. Поясница изгибается как лук, лицо покрывается морщинами, и чтобы чуть выше разогнуться и встать - гудящие от усталости руки теперь не нужны, пусть отдыхают, встать сразу тоже нельзя, ноги не слушаются, подгибаются, валишься назад, хватаясь за книжную полку, - избавление. Слава тому, кто эти книжные полки придумал. Вот поза - нижняя часть тела похожа на творог в пакете, только не вытекает, верхняя накачана, висишь, схватившись руками как Тарзан, во весь рост! Кровь приходит в ничего не чувствующие ноги, так бывает когда их отсидел или при болезни Рота, и можно опять начинать свой скрюченный и извилистый Путь. Сгорбленный, идёшь до кровати, спокойно, больной человек должен быть скромным, беречь себя, или до ванной комнаты. Чувствуешь как столетний, каждый шаг даётся не то, чтобы с трудом, наоборот, предательски легко, вот что пугает, ведь это иллюзия, одна из многих, ты знаешь сам, что пока не приедет "Скорая" и не вколют укол - не разогнёшься, потом доходишь до выключателя и включаешь свет. За свет тоже не заплачено за месяц...Каждую лампочку боишься включать и выключать тоже, говорят, при щёлканье выключателем расходуется намного больше света, чем когда он горит. Но выключаешь, подальше от греха. При этом по писательской привычке сам комментируешь себе каждый свой шаг: "старику сесть как плюхнуться мешку с порвавшейся верёвки, встать, будто дерево с корнем вырвать". Или - "страдания смерти сильны, но кратки, а болезнь сия долгозлостна, муки её изводят больных, как дичь охотники!". Литератору трудно убрать наблюдателя, у нас всегда раскол и шизофрения, профессиональна деформация, и думаешь - выздоровею, напишу об этом, только бы написать. А писать надо по свежаку, пока не ушло. А как? Боль в голове и дурные руки. Вот, копишь в память, на жёсткий диск, чтобы потом, как выздоровеешь, оттуда вынимать эти полезные ископаемые. А как выздороветь, если позвоночник весь железный - друзья-врачи. Из-за них - весь на штифтах, я - Айрон-мэн, только не летаю. Вообще странно, что в Росии не прижились комиксы, самая та страна. Тут может быть только временное избавление. У меня, в смысле, а не у России, с Россией через сорок лет будет всё хорошо, а вот я - вряд ли буду. Бог с этим! Что и есть в данном случае счастье, радость? В моём положении? Что не даёт до конца искалечить сердце, ожесточить к прекрасному? Только сила воли. Надо жить! И не быть калекой и инвалидом.
Так же, полусогнутым, опускаешься на унитаз, минута истины. А что? Попробуйте умереть от внутреннего отравления, узнаете, один раз ему это мне почти удалось, в реанимации, кал ощущается прямо во рту как нектар: идёшь по-большому...На унитазе так - подтереться сам не можешь, ты толстый, у тебя живот, унитаз - нормальный. Чтобы достать туда рукой, нужно наклониться вбок, это болезненно. Уже не тупые иглы, а острые, со вспышками света, видишь, встаёшь. И тихонько стараешься ткнуть туда рукою с судорожно сжатой онемевшими холодными пальцами скомканной бумажкой между ягодиц, авось попадёшь. Прекрасно зная, что все кальсоны за пару дней изнутри будут с коричневыми подтёками. Но расплывается же у некоторых тёмное мокрое пятно на ширинке при виде красивых дам, и у меня расплывалось в юности, приходилось бежать вон из близлежащего магазинчика или метро, от гиперсексуальности этой. Только бы не заметила мать, только бы не заметила мать, только бы не заметила мать...Так что пусть. Потом рукой хватаешься за косяк двери и - в постель. "Как снег с сильным ветром с приходом зимы лишает красы лес и травы, так обезображивает нас болезнь, расставание со здоровым телом весьма печально". Вот он, литератор, сам себя комментирует. А комментировать что, всё пустота. И проходит. И это пройдёт. Но живёшь, так как - надо. Правда, непонятно, сколько.
На кровати тоже так, садишься, старчески закидываешь ноги на неё двумя руками, как инвалид, валишься, сначала на правый бок, не дай бог на живот, заорёшь, или будешь эзотерически выдыхать: «Ха! Ха! Ха!», и так - лежать. Пока поясница не расслабится и не отпустит. Тут хорошо - когда нет нагрузки, её не чувствуешь совсем, как и ног, нет даже фантомных ощущений. Как-будто просто есть только верх, и всё, тут врачи сделали свою работу. И отец. После того как я продавал богатым преступникам лошадей, открыл своё агентство, без крыши, я же и сам, тоже вроде бывший гангстер, любил в свободное время кататься в открытой повозке, однажды летом одна из них понесла, перевернув её, и об стену парка. Я увидел свою ногу. Согнутую от колена вверх под углом, прямым. Кричал благим матом, все слова, на всех языках. Интересно, кто-нибудь когда-нибудь подвергался таким же пыткам? Наверное, подвергались, следующий мой опус, моя книга, я принципиально называю их опусами, на большее не тянут ни при каких обстоятельствах, смешно, будет об этом. Проехать по всему миру, встретиться с жертвами пыток во всех мыслимых странах, и об этом написать и описать, как, продать дорого. А в том прошлом, после производственной травмы, главный врач наотрез отказался оперировать. Сказал, режем ногу, отрезаем. Он воевал а Афганистане, у него слева грыжа, справа артрит бедра, почему и зачем он выжил, Кабул, Герат и так далее. Отец, который и сам пережил подобную вещь в тюрьме, чуть не отрезали ноги, сидел общим сроком лет тридцать, один на один оставался с тремя здоровенными уроженцами солнечной Грузии в пресс-камере, один из них банку сгущёнки открывал носом, его опускали, но не опустили, не смогли, перевёз меня в другую больницу. Сказал, всё отдам, но чтобы у сына были ноги и позвоночник. Нога была, позвоночник нет, ссыпался в трусы. Ерунда, можно писать, сколько надо сил, чтобы тюкать по клавишам? Плюс интернет, всё в сети, надо только уметь искать. И просить у неба помощи, извинений за плагиат, и вставлять в свою прозу, вставлять, в нашу эру - нет никаких секретов что там...И не гнаться за деньгами, они сами приходят. Но и отказываться от них тоже не надо, дорого всё в Москве, дороже, чем в Лондоне, не то время. Эх, какие наши ровесники поднимают бабки! Бабло - побеждает зло? Побеждает? Главное при этом поиске сеть и не чихать, что трудно, пыль кругом от прошлого и от сигарет, рефлексивный дым, а при чихе неизбежно напрягается крестец и теряешь сознание, если чихаешь через нос - убивает диафрагма, срубает наповал, валишься, не в силах сказать "Мама!". И в крайнем случае - чихай через рот. Выглядит это странно, но чих - снимает. Хотя вообще надо до спазма потереть переносицу, успеваешь не всегда. Теряешь сознание, валишься со стула, после этого не помогают и руки, приходишь в себя, ползаешь по полу на четвереньках по тому же самому маршруту, при болезнях спины по полу ползать вообще хорошо и ещё лежать на специальном треугольном лежаке на брюхе, разгружает позвоночник, люди с переломами позвоночника именно так лежат, и блюёшь - ничего не берёт желудок. Так долго. "Аааа! Аааа! Аааа!" И - одежда. Самому попасть в штанину практически невозможно, значит, звонишь друзьям. Чтобы приехали, помогли. А друзья у меня только преступники, других нету, такая карма, для них я живу и пишу. И для них иногда занимаюсь магией, той, что научился в Непале, действенной и банальной, для неё не нужно здоровое тело, надо проглотить Вселенную, иметь доступ ко всему, что в ней есть, к чему угодно только силой мысли, и помогаю им как может в их разных делах, чёрных и не очень, наверное, попаду за это в ад. Поэтому с деньгами, девками и едой у меня проблем нет, всё привозят. Деньги наличными, девок из агентств, еду из "Седьмого континента" или "Азбуки вкуса". Хотя в моём нынешнем состоянии любовь в кровати больше похожа на пляжную прогулку или пикник, я наполовину парализован. Но хоть так!..
Но это будет потом, а пока горы, пацаны и Непал. И ноги сильные и крепкие, даже кататься на лошади не умею, не то что продавать. (Этому буду учиться позже в Гилфорде в Англии, там будет шикарно.) По вечерам, почитав что-то для души, могу присеть 50 раз на одной ноге, пистолет. Правда, с опорой у шведской стенки, безопорного мышления у меня ещё нет, оно появится потом. И вокруг ребята - Андрей, Шарма, Пахан, тот индус, Сатраджит Маджумдар, гунда, индийский гангстер, имеющий в Бенаресе на каждом причале, где жгут трупы, свою территорию, убивший там одного конфликтного японца. А в тот вечер он сказал, он киноактёр. А что? Из братвы в заключённые, из заключённых - в актёры, это на них похоже. Нахлынули воспоминания...
Мне стало зябко. Что-то рановато в этом году в в Бомбее появился крепкий лёд. Темная пыль аналогична пеплу, к которому обращались все святые на протяжении всех веков. Надо открыть сишумара-чакру, астральную трубу, идущую спиралью от Полярной звезды в низшие области, телепортируя элементы физического тела через этот канал и собирая себя в любом желаемом месте, сказал индус. А как?
С невесёлыми мыслями я рассматривал эту визитку. Позже я пойму, она стоила жизни Пахану и Андрею. Вернее, Андрею и Пахану, хотя Пахан погиб раньше Андрея. Именно в таком реверсивном порядке, часто человек умирает до своей смерти, к сожалению.
***
- Ну об ты, - сказал Пахан, - ну че непонятно?! Ты, енто, не твое тело и не твой ум, но кроме твоего тела и ума, понимаешь, нет никакого «я»! Таким образом ты не самосуществующая. Взаимозависима, Сонечка, взаимозависима. И если применить это к богу, - он сложил обе руки лодочкой над головой, о, Господь наш Авалокитешвара, - то окажется, что Бог — то же самое! Значит, на абсолютном уровне мы равны и не отличимы друг от друга. И все эти градации, ангелы, эргрегоры, демоны, черти на абсолютном уровне — херня. Вот три великих короля, это другое дело...Точно как у Толкиена, страшные охранители. Этот край ими покорен...
- Да, - сказал я. - Что читал у Толкиена в СИЗО, все сбылось в Непале. Даже не верится.
Не въезжаю, - сказал Андрей. - Если честно, ни хера не въехал. Делайте, что хотите, только в зад не гребите.
- Блин, ну ты тупой, - сказала Соня. - Кто будет тебя трахать в зад, бандит? Это ты всех побеждаешь пока что. Че смотришь, - Соня посмотрела на меня, - я тебе не Сина Водани! Не такая красивая. На абсолютном уровне бог и я, как два стакана.
- Два стакана чего? - Андрей спросил меня, а не Пахана. Против "бандита" он, видимо, ничего не имел. - Давай, уточни! Водки, портвейна? Здесь две тыщи метров над уровнем моря, махом дашь, так звезданет: сплющит, будешь двое суток очухиваться, приговорит вас всех здесь бычка.
Вот это меня всегда бесило, сидеть так и ничего не делать! Как-будто мы все будем жить вечно. Блин, полубоги...Важно понимать, что нам не нужно физическое тело, чтобы иметь чувство собственного «я»! Например, у богов и духов в бесформенных параллельных мирах тел нет, а чувство «я» есть, однако. Оп-ты, как сейчас сказал Пахан. И заметьте, все трезвые. А мои кажущиеся отсутствие мысли и бессодержательность взгляда временами, мама в таких случаях в детстве быстрее поправляла мне шапку, чтоб я не смотрел на всех вокруг стеклянными глазами, просто вводят нас в заблуждение. Если не рассматривать себя божеством, сколько времени понадобиться, чтобы стать Буддой?
- Сука, червяк! - закричала Соня. - Я тебе говорю, тебе!
И чего это она так ругается? Красивая, а материться, как извозчик. Честно! Она даже Пахану сказала, как ты меня ...шь, как ты меня ...шь, он рассказывал. Во время страсти. Наверное, карма. Или она была мужчиной в прошлой жизни? Плевать, ерунда, разберемся. В крайнем случае я ее задушу. Не будет же братва со мной разбираться из-за телки.
- Ну, - сказал я, - все сложно...«Сампута-Тантра», любовь червей. Долго объяснять, эзотерика. Потом.
- Объяснишь, - сказал Соня, - я тебе дам! - Соня надула нижнюю губу и слегка раздвинула ноги. Правда, в джинсах, но у меня в закипело. Как они берут нас, мужчин: раз! Бессильны мы в плане секса. Она показала на Пахана. - Он даже не станет ревновать.-
- Не стану, - подтвердил Пахан, - не стану, гадом буду, сукой.
Какая там любовь, подумал я, у меня член, как карандаш. От этого непальского напряжения и пресной пищи. Сейчас бы сервилата навернуть с балыком. И пол литра «Посольской». Типа, когда мы отплыли от Кубы на пол бутылки виски, как у Хэмингуэя: по ком звонит колокол, по всем нам. Это вечное чувство вины, в Москве бандитов перед лохами, коммерсантами, бандиты каждого считают «лохом», потом убежал от срока в Эфиопию, в Аддис-Абебу, женщин черных пилить за деньги, белого человека перед черным, совсем не свойственная мне вина, потом, там было дело, пулемет «Максим», в Израиле — еврея перед арабом. Когда вина, какая потенция? Так, иногда здесь в горах пачкаю трусы по ночам; если Соня ноги раздвинет, максимум еще на сантиметр, на что меня хватит? Тоже максимум - нагнуться и «туда» поцеловать, как индусы говорят, «пососать треугольничек», намекают на исток Вселенной...Вызывая в ней блаженство. А потом - потечет из меня под напором святая вода, мой телесный сок, пять-шесть пульсаций, брызнет мутно. Это в пятнадцать лет он прозрачный был, и я не знал, кто такое кровь и песок, потом стал московский гладиатор, бился насмерть на улицах этого чертового города за чужие деньги. Так и сказал мне директор «Анаконды», когда мы приехали его ресторан охранять, мол, примем за тебя смерть, он сказал, нет, вы за свою зарплату воюете. А хотя бы и так, ну и что? Тоже почетно. Как пел Высоцкий, все не от водки и от простуд. Может, десять... И почему в России девки заставляют нас всех всегда кончать? «Почему ты не кончил, почему ты не кончил? Вот, наконец, кончаешь, как человек?» Это так важно вроде? Настоящий секс, если хотите знать, он некочаемый. Или нескончаемый, что одно и тоже, одновременно.
- Спасибо, Соня, - стараясь сдерживаться, сказал я. - Я попытаюсь! Только не предлагай мне себя, пожалуйста. ты для меня жена друга, на Кавказе это все, должна же быть этика!
- Да, - сказал до сих пор молчавший все время Шарма, - конечно, должна! Этика, она выше религии на Востоке. У нас в горном Бадахшане был йог, он членом всасывал в себя из стакана молоко, а потом туда выпускал. Так можно удовлетворить много женщин! - лицо Шармы приняло еще более непальское выражение, видно было, он размечтался: женщины, гарем, фрукты...Кому-то, глядишь и бэйцы отсечет, будет там евнух, значит. Ошибка в царском гареме стоит самого дорогого.
Соня помолчала и вынесла про йога свое решение:
- *****!
Вот это да, подумал я. Значит, определила, сразу. А Чехов говорил, не наклеивайте ярлыки...Это московская девочка, это Москва. Косит под английский итсэблишмент, плохо косит, хорошо косить под него может только англичанка. Папа-олигарх, квартира на Манхеттене бог-знает-за-сколько миллионов долларов на восьмом этаже, по периметру громадный балкон-сад, огибающий квартиру. Хотя чего считать чужие деньги: говно трудно есть, а их - зарабатывать. Сам поди наколоти на пентхаус, потом вякай. Тут другое, ну как ее оттуда свои же и сбросят? Вниз головой? Что она, матерясь, папу будет что-ли, летя вниз, вспоминать? Вдуматься, тут не обойтись без пустого стебля лангалы. Набитого с одного конца синдхурой(1).
Мне надоело сидеть в номере. Угнанный в полдень в какого-то книготорговца-индуса мерседес тихо остывал под окном, я вышел из номера, вызвал лифт, дверь открылась. В кабине стоял пожилой японец в жилетке с галстуком, я нажал кнопку с иероглифом "шан", наверх, мы поехали в находящийся на крыше японский ресторан. У Японии с Непалом хорошие отношения, они тут часто вкладывают деньги. А вот хорошего кантонского ресторана - уточка и прочее - ни одного нет. Наверное, он владелец. Или по крайней мере менеджер. А платит кому? Хотя здесь демократия, коррупция, бандиты и полиция одно и то же.
- Я учу китайский, - сказал я на английском японцу, - по-китайски "шан" значит вверх, вниз - "ся", по-японски так же. Они даже похожи, но отличаются.
- Да, - вежливо-сдержанно кивнул японец.
Интересно, подумал я. Если я ему сейчас внезапно суну апперкот снизу вверх, он сможет, как в кино самураи, так же быстро защититься? Или просто уйдет в нокаут? От неясности этого у меня по коже даже пошли мурашки. Тю-тю-тю. Иголочки.
Японец широко оскалабился, словно прочитал свои мысли. Может, он "скрытый Будда"? Один из "тех"? "Непонятные соседи".
- Вы из России?
Как он дагадался? Впрочем, несложно, под окном-то 600-й мерседес.
- Да, - сказал я весело японцу. - Страны дураков.
А сам подумал: почему расстреляли Юру Соколова? Директора "Елисеевского" магазина? "Универмаг номер 1". Маленький я часто ходил туда, как в музей. Там была осетрина только первой свежести...У него статья была от 5 до 15, не расстрел. За то, что всех сдвал? Как его сломали? Он же сидел год-полтора, когда был таксистом, знал, что говорить можно, а что нельзя. За то, что воровал? Брал со служащих слишком много? Так система была такая...Нет, не понять этого седому японцу: русский менеджмент. Никогда не понять.
- У вас проблемная страна, - сказал он и задумался. Как конфуцианцу, ему хотелось ответить что-то вежливое. - А я знаю одну русскую загадку, хотите?
- Хочу, - ответил я, хотя в этот момент захотел Соню. все ей простить, забыть, зарыться в ее пышные волосы, целовать в шею. Снова пошли мурашки. Нет, нет у меня будущего йога, слишком я мирской человек. Хотя...Зарекалась вдова к попу ходить, в истории еще не такое бывало.
- Внезапно вы слышите по-русски такой диалог:
- Как хорошо!
- Давай еще!
- Я не могу!
- Дай помогу!
Что это?
Опять секс, подумал я. Тут, в Катманду все сумашедшие на сексе, "Кама-Сутра" продается на каждом углу. Причем с иллюстрациями.
- Горячая русская ночь, - как я устал от всего этого. Есть суши внезапно расхотелось, возвращаться в номер к своим еще больше. Андрей сейчас тжимается от пола, Пахан дует Соню, джинсы с подтяжками повесил на стул, а потом будет ей рассказывать, как он служил в кавалерийском полку, Шарма спит. Особым образом, во сне осознан, знает, что видит сон. - Hot Russian Night, сэр.
Как трудно иногда угадать правильное обращение к человеку. В свое время на Арбате за "сэра" можно было получить и в рожу. Но мне удалось.
- Нееет! - рассмеялся японец. - Два муравья тащут соломинку.
«Непальские хроники»
продолжение следует
Примечания. (1) Лангала или (уст. хинди) «лангали» — тропическое дерево, похожее на бамбук, но тоньше. Обычно отрезается кусок стебля длинной в несколько дюймов, один конец егоестественно запечатан растительным коленцем, звеном, а другой должен оставаться открытым. Порошок синдхуры (красный порошок, используемый индуистами для урашения женщин и в религиозных целях, обычно из святого места), особым посвященным в тайном ритуале собирается в восемь маленьких чашечек, расставленных перед мандалой его богини, потом начитываются мантры, заклинания, затем каждая чашечка опустошается в стебель, и он запечатывается вырезанной из дерева пробкой со специальным знаком. Позднее йог с ним на плече отправляется искать жену. Или любовницу?