Среди людей, связавших в прошлом свою жизнь с исследованием Средней Азии, немало забытых и полузабытых имен, И часто это происходит не из-за неблагодарности потомков, а лишь потому, что время безжалостно стирает следы их деятельности, Так случилось и с Григорием Федоровичем Генсом — человеком во всех отношениях незаурядным и высоко ценимым многими известными исследователями и государственными деятелями его времени. В течение двадцати лет (1825—1845 гг.) он возглавлял Оренбургскую пограничную комиссию — отделение Министерства иностранных дел России, ответственное за проведение внешней политики в отношении Киргизской степи (как тогда называли Казахстан), среднеазиатских государств и сопредельных стран Востока.
Григорий Федорович Генс родился в 1787 г. в Дерпте (ныне г.Тарту, Эстонской ССР), в семье беспоместного, служилого дворянина) и после окончания университета в родном городе и военного инженерного корпуса в Петербурге, был направлен военным инженером в распоряжение Оренбургского генерал-губернатора Г.С.Волконского (отца декабриста С.Волконского). Вскоре он становится начальником военных инженеров отдельного Оренбургского корпуса. Способный и широко образованный молодой офицер быстро обратил на себя внимание губернского руководства, и в 1825г. его назначают председателем Оренбургской пограничной комиссии, которая занималась как дипломатической, так и разведывательной деятельностью в отношении огромного региона Среднего Востока и Центральной Азии. Без сомнения, это назначение было признанием больших способностей Г.Ф.Генса как исследователя-востоковеда (он самостоятельно освоил несколько восточных языков, живо интересовался географией, историей и этнографией стран Востока, и что самое интересное — в течение свыше двадцати лет вел дневниковые записи, занося на страницы массивных гроссбухов рассказы караван-башей из Бухары и Коканда, купцов, пришедших из Индии и Тибета, русских пленных, выку¬пленных в Хиве, путешественников и дипломатов, вернувшихся из глубин Азии). Все эти сведения и составили тот бесценный «личный фонд Генса», который к моменту его кончины в 1846г. составил многие сотни папок и «портфелей». К настоящему времени в Государ¬ственном Архиве Оренбургской области осталось всего восемь небольших тетрадей, но они содержат бесценный материал по истории и этнографии Средней Азии, Афга¬нистана, Индии, Кашгара. Среди них — интереснейшее свидетельство деятельности в Средней Азии английской разведывательной миссии Муркрофта-Требека, которая вызвала большой резонанс в политических кругах России; сведения о дея-тельности английской миссии. Мне довелось в свое время ознакомиться с ними. Именно на этих материалах я и основываю предлагаемую читателям литературную «реставрацию» исторических событий, произошедших в Средней Азии более чем двести лет назад.
* * *
1825 г. Июль. Оренбург.
«Разрешите, ваше благородие, срочное донесение!» — голос адъютанта-поручика Филатова оторвал полковника от замысловатой вязи шикаста в книжечке с кожаным переплетом, страницы которой он разглядывал сквозь массивную лупу. Не поднимая на вошедшего глаз, он застегнул две верхние пуго¬вицы мундира и медленно встал из-за стола: «Слушаю, поручик».
«Из Орска сообщили, что бухарский караван, вышедший с товаром из Оренбурга седьмого числа прошлого месяца, разграблен в районе Мугоджар киргизами. Люди частью угнаны в плен, частью бежали к нашей пограничной линии». Полковник, наклонив вперед лобастую лысеющую голову, смотрел исподлобья в окно, в пыльный зной оренбургской улицы — думать было о чем — за последний месяц уже четвертый разгром каравана. Эти события напрямую касались именно его.
Подчинялся Григорий Федорович непосредственно Оренбургскому генерал-губернатору, но, поскольку иностранными делами в это время в России ведал небезызвестный Карл Нессельроде, которого Россия окрестила «министром странных дел», оренбургские острословы при-клеили начальнику «своего внешнеполитического ведомства» звание полковника «странных дел».
«Что случилось с киргизскими султанами? Отчего они, позабыв договоры о подданстве и мире с Россией, беспощадно грабят и русские, и бухарские караваны? Во всем этом нужно разобраться немедленно и прекратить разбой безотлагательно...»
Для Генса грабежи связывались с донесением, полу¬ченным еще два месяца назад от его тайного агента из Бухары: «...февраля двадцать пятого числа года нынешнего в благословенную Бухару прибыли два английских офицера и еще один — врач, с конвоем превеликим, пушки имеющим. Живут ныне в Бухаре как гости эмира Хайдара...» Случай этот, прямо сказать, из ряда вон выходящий. Нужно было основательно разобраться в ситуации.
Отпустив подчиненного, Генс открыл один из своих вместительных книжных шкафов. На полках теснились корешки одинаковых массивных гроссбухов. Это был его личный архив, который он собирал с момента прибытия в Оренбург в 1807 году.
Заголовки конспектов красноречиво говорили сами за себя: «Замечания на путешествие монаха Плано Карпина»; «Султаны киргизские. Убийство хана Джантюри»; «Взятие в плен киргизами сотника Подурова и прапорщика Медведева»; «О восточных народах»; «Рассказ переводчика Оренбургской пограничной таможни Байкшиева»; «Мнение магометян о подданстве иноверным владельцам»…
Полковник достал один из гроссбухов, на котором значилосъ: «Великобритания. Интересы в среднеазиатских государствах». Все собранные здесь сведения были для своего времени уникальными и ценнейшими. Но особенно дорого за них заплатили бы некоторые «ориенталисты» в Великобритании! Здесь Генс собрал материалы, касавшиеся действий «владычицы морей» на суше — в Бухарском, Хивинском, Кокандском, Ташкентском ханствах, а также в Туркмении, Кашгарии и Афганистане; донесения своих агентов, газетные статьи, конспекты речей в английском парламенте по вопросу Индии и Средней Азии, отношение Англии к восточной политике России и многое другое.
Григории Федорович углубился в чтение.
В 1812 году через неза¬висимые княжества верховьев Инда в Коканд и Бухару проникает разведчик-пандит из индийских мусульман — Мир Изетулла. Он тщательно высчитывает свой маршрут в милях, описывает все свои стоянки, населенные пункты на своем пути. Встре¬чается он с бухарской и кокандской знатью, которой передает подарки от вице-ко¬роля Индии. Послан Мир Изетулла Уильямом Муркрофтом, официально — управляющим военными конными заводами Ост-Индской компании в Бенгале, а «по совместительству», нигде не рекламируемому, — начальником разведывательной службы этой «торгово-промышленной империи».
1819 год, Уильям Мурк¬рофт отправляется с разведывательной миссией самолично. Ост-Индская компания щедро снабжает разве¬дывательную экспедицию: она финансируется двумя крупнейшими калъкутскими компаниями — Палмера и Кратендера. Муркрофт везет с собой товаров на очень крупную по тем временам сумму — 5 тысяч фунтов стерлингов, дабы добиться «установления торговых отношений с загималайскими странами, что должно быть чрезвычайно выгодным для Великобритании». Немало выделено средств и в звонкой монете — «на дела огласке не подлежащие...»
В составе экспедиции, кроме У. Муркрофта, еще один английский офицер — Джордж Требек и метис, англо-индиец, врач Гетри. Миссия подкреплена военным эскортом в 70 человек из войск Ост-Индской компании, имеет пушки.
Около двух лет английская экспедиция исследует Малый Тибет — Ладакх, офицеры ищут подходы к проникновению в запретное государство лам, в Лхасу, но... безуспешно. Исследовав горные перевалы на пути из Читрала в Кашгарию, миссия отправляется в Афганистан. Воинственное племя хазарейцев в центре страны преградило путь экспедиции, более похожей на воинскую колонну, — пришлось пустить в ход артиллерию...
Наконец, Муркрофт с то¬варищами переправляется через Амударыо и 25 февраля 1825 года прибывает в Бухару.
Вот кто прибыл в город «опоры ислама» и живет там на правах гостя эмира. Генсу было понятно, что путь для этого визита был расчищен еще миссией Мир Изетуллы тринадцать лет назад. Полковник раскрыл еще од-ну папку — «Донесения из киргизских орд». Сомневаться не приходится: пребывание в Средней Азии Мир Изетуллы ознаменовалось большим беспокойством среди киргиз-чиклинцев, усилением грабежей на караванных путях. Теперь — то же самое... Только, надо думать, «круги» от Муркрофта пойдут по степи еще более широкие — видно, богато отсыпают золото англичане алчным киргизским барантачам. Что будет дальше, можно предположить без труда — с юга, из Индии, потоком пойдут товары с торговыми марками Манчестера и Бирмингема, заполоняя все базары Средней Азии, затем появятся английские инструкторы в эмирских и ханских войсках, затем... затем будут крупные осложнения между Англией и Россией, очень крупные!
1825 год. Июль. Бухара.
—Да, да, мой дорогой' Джордж, я берусь утверж¬дать, что именно Шекспир был родоначальником детектива! — Муркрофт решительно поставил на низкий резной столик свой серебряный кубок с джином, словно восклицательный знак после своего утверждения. — Най¬дите в литературе, пусть не английской, нет, до него что-либо подобное по структуре замысла, как в «Короле Лире», «Гамлете» или «Отелло»!
Его собеседник — Джордж Требек — неопределенно пожал плечами и потянулся за солеными косточками,
— Вот именно — сюжетов с преступными замыслами и деяниями можно в избытке найти и в песнях миннезингеров, и в норвежских сагах, но вся выстраданная глубина действа убийцы, как и понимание его противоположной стороной — страдающей, а позже и карающей, - имен¬но у Шекспира!
—Не берусь спорить с вами, сэр! — примирительно развел руками Требек, - даже ваш однокашник по Кембриджу, майор Итон, пасует с вами в беседах по части литературы, куда мне...
Муркрофт, довольный по¬хвалой, пружинисто поднялся с места и, расправив плечи, подошел к узкому стрельчатому окну, выходившему во дворик с хаузом. На загорелом моложавом лице его застыла мечтательная полуулыбка, Знаете, Джордж — задумчиво проговорил он, рассеянно наблюдая возню прислуги внизу, — а ведь наша с вами политическая миссия в Бухаре, пожалуй, почище многих захватывающих детективов прошлого!
—Сэр, — поморщился Требек, — единственным детективным происшествием во всей нашей поездке от Ладакха до Бухары я нахожу... потерю английского золота, оседающего в карманах местных правителей!
Муркрофт весело захохо¬тал, откинув голову.
— Джордж! Еще раз с удовольствием убеждаюсь, что у вас прирожденное чувство юмора! Но, дорогой мой Джордж, - улыбаясь продолжал Муркрофт, - детективность нашей миссии гораздо глубже. С смотрите в корень, вы же британец!
Муркрофт снова улегся у низенького стола, подоткнув с правого бока две атласные подушки. Большой позер, он сам однажды заметил Требеку, что это была обычная поза древнеримских патрициев за столом. Что же, в роскоши, которой окружал себя управляющий конных заводов Ост-Индской компании, он им никогда бы не уступил...
— Наш детектив, Джордж, начался не с выхода из Калькутты, а тринадцать лет назад — с маленького каравана Мир-Изеттуллы. Именно тогда была подготовлена почва для нашего с вами визита сюда. И деньги, которые, как вы правильно изволили заметить, мы щедро пересыпаем в карманы местной знати,—начали тратиться именно тогда! Эти фунты создали нам друзей здесь в Бухаре в лице наследника престола Батыр-хана и его камарильи; у Кокандского престола, и, что очень важно, — среди киргизских султанов, кочующих от низовий Сырдарьи до Мугоджар — как раз на главном караванном пути из Бухары и Хивы в Россию. Они и без наших денег время от времени потрошили караваны, но а теперь в скором времени, дай Бог, вообще перекроют этот путь! Для того, чтобы снова привести их в повино¬вение — они как никак подданные России, — Петербургу придется приложить столько сил и времени, что компания успеет заполонить своими товарами все рынки от Хивы до Маргелана! Вот в чем детектив, вот где захватывающая политическая интрига, Джордж!
— Вам бы взяться за перо, сэр…
-Дайте время, Джордж, дайте время... Вот... потратимся еще немного, вернемся в Калькутту, где, не скрою, компания нам выплатит за успех весьма солидные премии, и тогда я запасусь хорошими перьями!
- За ваши будущие литературные успехи, сэр!
1825 г. Июль. Оренбург,
Петр Кириллович Эссен— оренбургский военный губернатор — принял полковника незамедлительно. Но все же генерал-майор, по происхождению лифляндский немец, не удержался, чтобы не попенять своему земляку Генсу отсутствием пунктуальности: «Уж не взяли ли в осаду губернскую канцелярию киргизы в сей полночный час, а, Григорий Федорович?» — ехидно поинтересовался губернатор, указывая подчиненному на кресло.
— Еще раз прошу извинения, ваше сиятельство, но канцелярию берут в осаду... британцы! — протянул Эссену докладную полковник.
Пока губернатор читал до¬кладную, Генс привычно наблюдал, как на глазах преображается его лицо.
—Да, вы правы, полковник, — не укороти мы сейчас этому «коноводу» руки, через месяц-другой киргизская степь превратится в ки¬пящий котел. Ясно, что придется списываться с госу¬дарем и с Нессельроде, но пока суть да дело, нужно самим меры принимать, тем более, что такие права нам даны. Значит, отсыпать надо звонкой монеты?
—Считаю, ваше сиятельство, что этого в настоящий момент будет достаточно. Миссия Негри пять лет назад в.определенной мере сумела нейтрализовать британцев на рынках Бухары и Киргизской степи и...
Эссен вынул из ящичка бюро листок личного бланка с родовым гербом:- «Важность разведки политической на Востоке мне ясна давно, иначе бы и должность вашу занимал бы какой-нибудь заплесневелый профан, а вы до сих пор бы крепости да редуты в степи строили...»
Мелким, аккуратным почерком губернатор указал на бланке сумму, предназначенную полковнику. Генс через своих людей должен был на-править деньги в Бухару, Коканд, Хиву и в Киргизскую степь лицам, которые пожелали бы «извлечь личную пользу из добрых отношений к России». Именно это золо¬то должно было противосто¬ять английским фунтам, щед¬ро рассыпаемым сейчас Уильямом Муркрофтом и Джорджем Требеком в далекой Бухаре.
1825 г. Июль. Оренбург, Киргизская степь.
Ровно через сутки, прохладной ночью ушел с Менового двора в сторону Орска
и дальше в Киргизскую степь караван. Он принадлежал кокандскому купцу Мир-Али
Ахмаду и вез на родину скобяной товар и юфть с Нижегородской ярмарки. По «своим торговым интересам» к каравану присоединился татарский купец Сеитов со своими четырьмя верблюдами. Примерно через пять недель пути, когда караван миновал приаральские Кара-Кумы, Сеитов исчез, уйдя ночью только со сменной лошадью и четырьмя бурдюками воды. Не надо было знать терявшемуся в догадках Мир-Али Ах¬маду, что Сеитова (он же есаул Оренбургского казачьего войска Бехметьев) давно и с нетерпением ждали некоторые сановные люди Бухары, испытывающие «сильные сте¬снения в средствах»...
1825 г. Сентябрь. Бухара.
Тяжело живется в Бухаре рабам. Но тяжелее всего живется куш-беги — первому министру государства...
Никто не мог понять особой любви куш-беги к маскаробозам: он покровительствовал канатным плясунам, щедро одаривал их, часто любовался на рыночных площадях, даже уговорил как-то эмира разрешить выступать им на Регистане — площади перед Арком — его резиденцией. После того, как куш-беги раз вступился за дерзких скоморохов, хуливших правителей с высоты ходулей и канатов, бухарская полиция вообще перестала их трогать — а те и носы задрали, поносили власть имущих пуще прежнего — народ на площадях аж замирал от страха! Но стали маскаробозы и куш-беги славить: такого он не ожидал, хотя и оценил свою популярность.
Но не был первый министр благословенной Бухары меценатом. А любовь его к воздушным акробатам была от глубокого, подспудного сознания, что они с ним... коллеги!
Прикрыв козырьком глаза от солнца, смотрел куш-беги на человека с шестом, под рев карнаев уверенно идущего в слепящий круг солнца, и у него судорогой сводило мышцы, внутри зарождалась и наполняла все тело пульсирующая горячая кровь — казалось, все по плечу! Так же, каждый день ходил по канату дворцовой политики и куш-бе¬ги. И та же расплата грозила ему, если оступится...
Словно змеиный клубок во¬круг трона престарелого эми¬ра Хайдара — три взрослых сына. Ждут не дождутся, когда уйдет в лучший мир их родитель! За каждым из сыновей немало приспешников, в огонь и воду готовых идти за будущие посты, должности, звания, гаремы и дворцы! Да и соседи — Хива с Кокандом, конечно, в, стороне не останутся: наверняка кинутся ли-бо кому-то из наследников помогать, а что еще вернее, пользуясь заварухой в Бухаре, попытаются отхватить на границах куски пожирнее...
Самый опасный из претендентов — сиплый толстяк Батыр-хан, сластолюбец и садист, хитрейший интриган. Что для него помощь кокандских и хивинских сарбазов — он расчитывает на индийских сипаев! На английские пушки!
Куш-беги - человек, без сомнения, одаренный политической мудростью - хорошо понимал, что он сам сможет удержаться у власти при любом из новых приемников. Кроме Батыр-хана. Раз инглизы помогут ему, они захотят ви¬деть рядом с ним человека, проводящего их линию, а первый человек при эмире — куш-беги - первый министр эмира Хайдара, увы, никогда не был поклонником инглизов, и те это хорошо знали...
В стрельчатом проеме дворцового покоя, в синеве бухарской ночи, не мигая, сверкала Зухро — утренняя звезда. В древних трактатах, каких много в библиотеке куш-беги, греки называют ее «Утренняя звезда», а русские — Венерой. Русские...
Они были где-то далеко на севере, а где-то далеко на юге — инглизы. Здесь, в центре Вселенной — благословенная Бухара, опора ислама, несокрушимая, вечная!
Все изменило русское посольство, появившееся здесь пять лет назад. Куш-беги встречал их тогда у самой границы и провожал в их резиденцию в Вабкенте — под Бухарой. Потом был прием в Арке, у эмира: под грохот и сияние начищенной меди военного оркестра шли по Регистану строем полтысячи русских солдат, бронзой и позолотой отливало оружие и эполеты парадных мундиров офицеров, единого слова которых было достаточно, чтобы остановить, перестроить и снова заставить идти всю эту массу людей! И это — эскорт посольства, а что говорить об армии?! До чего же жалкими показались ему бухарские сарбазы с короткими кольчугами поверх халатов, в дедовских шлемах на головах, со щитами и тяжелыми копьями...
И посланник царя господин Негри, и командующий эскортом капитан Циолковский, оказались людьми очень обаятельными и... щедрыми. Нет, конечно, никаких расписок куш-беги русскому послу не писал, — всё покоилось на дружеских чувствах и устной договоренности... Но теперь, идя по канату дворцовых интриг, куш-беги надежно держал равновесие с шестом из золота.
Нет, не удастся Батыр-хану сесть на трон своего отца, сгинет он вместе со своими друзьями-инглизами!
Все ярче разгоралась в предрассветном небе утренняя звезда, в бледнеющей сини на минаретах и куполах священной Бухары просыпались в гнездах и расправляли крылья белоснежные аисты.
1825 г. Октябрь. Оренбург.
Долог и опасен путь мусульманского паломника, совершающего хадж к святым местам родины Пророка - Мекке и Медине. Можно отправиться южным путем — через Кара-Кумы, Персию и Ирак. В Туркменской пустыне поджидают тебя разбойники-аламаны, готовые схватить и продать за выкуп своим же родственникам в Бухару; а в Персии уготованы для тебя, паломник-суннит, «дороги; слез» — хоть вытянись и подохни в дорожной пыли, персиянин-шиит пройдет мимо тебя, не дав ни глотка воды и пищи!
А можно отправиться на север: и, если не заарканит, тебя барантач-киргиз и благополучно доберешься ты до русской пограничной линии» то, тогда — хвала Аллаху! В России, стране неверных, ты, вознеся хвалу Богу в одной из мечетей Оренбурга, можешь спокойно отправляться по наезженному почтовому тракту через Царицын прямо до Екатеринодара, где, отдавшись на волю волн, кораблем доплывешь в Трапезунд или сам Стамбул — обитель «главы всех правоверных»— турецкого султана. Оттуда до Мекки и Медины уже нёдалеко.
Рахматулло-ходжа избрал второй путь. Приставка к имени — «ходжа» — указывала на то, что он уже один раз совершил паломничество в святые места и является человеком благочестивым и уважаемым. Прибыв вчера с бухарским караваном, он сегодня отправился помолиться в. главную оренбургскую мечеть, а заодно сделать в городе кое-какие дела, к хаджу непосредственно не относящиеся...
Была пятница, и на полуденной молитве мечеть была заполнена до отказа. Перед входом, на мощеном жженым кирпичом дворике, рядами выстроились галоши и чувяки правоверных. Выслушав хутбу и повторив четыре положенных раката, Рахматулло-ходжа со словами «Аллаху-акбар» («Аллах велик») не спеша провел по бороде ладонями и подождал, пока выйдут из мечети все прихожане. Татарин-мулла почтительно поклонился бухарскому паломнику в белоснежной чалме, указывающей на духовный сан. Тот, впрочем, ошарашил его вопросом о том, как найти в городе британскую евангелическую миссию. Не поднимая глаз, дабы не выдать своего замешательства, мулла разъяснил достопочтенному паломнику как пройти на вторую Овражную улицу. Рахматулло-ходжу в Бухаре предупреждали об осторожности. Потому и спросил о дороге в миссию не первого встречного, а муллу, который, как он полагал, никогда не выдаст правовер-ного христианским властям!
* * *
На второй Овражной не было ничего подозрительного: в куче золы у дома играли два голопузых мальчугана, живо отметивших его появление дразнилкой — «шайтан-басурман!»; у соседнего забора дремала облепленная мухами кляча, запряженная в плохонький тарантас; под де-рюжкой спал, похрапывая, пьяный возница...
Отец Брэдли - высокий, подтянутый мужчина лет сорока пяти, с коротким посеребренным сединой ежиком волос - принял своего коллегу по общению с Богом с радостью, едва сдерживаемой этикетом. Паломник вынул из складок одежды короткую медную трубочку, сплющенную с обоих концов. Отец Брэдли из¬винился и вышел с ней в соседнюю комнату. Здесь, легко разогнув щипцами концы, он вытряхнул на ладонь туго скрученный рулончик с зашифрованным донесением от Уильяма Муркрофта. Безошибочно достал с полки маленький томик, изданный миссией на башкирском языке, и открыл тридцать третью страницу «Евангелия от Марка» — здесь был шифр. Бы¬стро, сокращая слова, переписал донесение на английский язык, прочел. Жесткие складки у губ Брэдли одобрительно дрогнули...
Вернувшись в гостиную к Рахматулло-ходже, он сердечно поблагодарил его за добрые вести от «общих знакомых» и, звякнув связкой ключей, извлек из стенного сейфа небольшой увесистый кожаный мешочек...
На улице все было по-прежнему: тот же пьяный возница со своей клячей, те же ребятишки... И потому очень удивительно и обидно было Рахматулло-ходже, когда в ближайшем переулке взяли его под белы руки двое крепких бородатых молодцов и подъехал тот самый тарантас... с очень трезвым и бодрым возницей. Расстроен¬ный достопочтенный паломник даже выругался по-английски. Поручик Филатов, руководивший наблюдением за евангелистской миссией, решил, что «плод созрел»...
—Вперед, братцы! — ско¬мандовал он очумевшим от многодневного безделья ка¬закам.
* * *
«Успеть бы!» — стучало молотками в висках отца Брэдли (он же полковник ее Величества Королевы, Ри¬чард Робертсон). (Уже разне¬сли створку ворот, ворвались во двор). Входная дверь за¬перта. Двери кабинета тоже — на ключ. Без паники, пол¬ковник, пусть еще докажут, кто ты есть! Лист из «Еван¬гелия от Марка» — в комок (звон стекла — высадили раму в гостиной), донесения из сейфа — в комок, все на серебряный поднос — «Успеть бы!» Спички... (Трещит дубовая дверь кабинета). Славно огонь занялся! Славно!!! Размять надо пепел. Ничего, что руку от огня сводит — заживет, полковник! (Срывается с петель дверь, мат и топот за спиной — шея цепенеет в предчувствии удара!!!) Обожженная ладонь дымится — одна сажа, больше ничего! Успел!!!
1825 г. Ноябрь. Кундузское ханство. Андхой.
Поздняя осень в Кундузе - не лучшее время года. А в этом году особенно: рано зарядили дожди, кругом все темно-буро, дома и дувалы оплыли, и кажется, что выросли», они из этой земли. Муркрофт с отвращением отвернулся от окна. Мутило, жар не проходил уже второй день. Подумалось,- «Может все же лихорадка?»
А ведь все было так хорошо и в Бухаре, и по пути сюда, в Андхой. Он уверен в Батыр-хане: недаром же напичкали эту куклу такими деньгами?! Скоро, с божьей по¬мощью, эмир Хайдар отдаст концы, и тогда можно быть уверенным в британских интересах в Бухаре. Но что-то все-таки случилось там, в Бухаре... И почему промолчал Робертсон на его донесение? Снова огненные и золотые круги перед глазами, жжет внутри...
—Джордж! - позвал больной Требека. Тот тревожно заглянул в дверной проем.
—Сядь, Джордж, — Муркрофт глазами указал на чашку с водой, ему подали, он отпил, тяжело задышал.
Запомни, самое ценное - бумаги... Мои дневники вместе со своими картами храни больше жизни, - увидев попытку Требека возразить ему, прикрыл глаза, властно мотнул головой, — их ты обязан донести... Это не лихорадка, сэр... - криво усмехнулся, — упаси тебя Бог, Джордж, от такой лихорадки…
К утру Уильям Муркрофт скончался. Тело его было обезображено синими пятнами,
которые выступают у человека, отравленного одним из ядов, огромное количество которых было выдумано за тысячи лет политической борьбы на Востоке…
Джордж Требек и Гентри погибли чуть позже, здесь же, в Кундузе, в городе Мазари-Шариф. Длинные руки были у бухарского куш-беги!
1825 г. Декабрь. Балх.
Горька судьба изгнанника. Снова и снова возвращался в своих мыслях Батыр-хан к событиям в Бухаре месяц назад, когда, наконец, почил его владетельный родитель. Все было так, как задумал он с инглизами: и люди верные (хорошо оплаченные) вокруг него вмиг собрались, и коро¬новался он не где-нибудь, а на «Кок-Таше» («зеленом камне») — троне Тимура в Самарканде! Казалось, что братья остались с носом, но... Проклятый куш-беги! Он, Батыр-хан, по наивности считал его лишь бессильным чучелом, тенью при своем умирающем отце! Так ошибиться... Начальник охраны Самарканда, караул-беги, открыл ночью ворота войскам противника, — как уцелела голова у Батыр-хана — до сих пор сам удивляется!
Батыр-хан отбросил недописанное письмо в Калькутту — после .того, как сгинули в Кундузе Муркрофт и Требек, вряд ли инглизы решатся прислать обещанные когда-то войска...
* * *
Мир и спокойствие верну¬лись на время в великую Киргизскую степь, размеренной жизнью вновь зажила после неудачной попытки переворота Бухара. После большого дипломатического скан¬дала в Петербурге из Оренбурга была выдворена британская евангелическая миссия. Но «дело Муркрофта-Требека» продолжало эхом отдаваться в русско-английских отношениях, интересовать дипломатов и разведчиков многих стран. Особый интерес для всех представляли пропавшие вместе с англичанами дневники и карты пути, сделанные за шесть лет путешествия по Ладакху, Кашмиру, Афганистану и Бухаре. И в первую очередь они, конечно, интересуют председателя Оренбургской пограничной комиссии — полковника (а вскоре генерал-майора) Г.Ф.Генса.
В 1831 году в Бухару с тайным заданием переодетый татарским купцом отправляется П.Демезон (Де Мезон), Перед отъездом в Оренбурге для него составляется «Записка о предметах, долженствующих обратить на себя внимание Де Мезона при приезде его в Бухарию». Пункт 24-й «записки» гласит: «В 1825 году был в Бухарин англичанин Муркрофт, прибывший туда из Индии и убитый на обратном пути в Хульме. Пожитки его и товарищей сделались добычею местного начальника и прода¬вались публично. Бумаги его, не имеющие никакой цены для тамошних жителей, могли сохраниться, и вероятно даже, что можно достать оные за современные подарки и обещание будущих наград. Правительство, вероятно, не откажется пожертвовать нсколькими тысячами рублей, если представлены все записки сего путешественника».
После возвращения в Оренбург, Демезон писал по поводу бумаг У.Муркрофта в своем отчете: «Муркрофт и два его спутника, приехавшие из Индии в Бухару в 1825 году, на обратном пути были отравлены. Первый в Андхое и двое других в Мазаре (г. Мазари-Шариф — В.Д.), в двадцати пяти верстах от Балха. Часть их имущества и их бумаги до сих пор находятся в руках правителей Мазара. Англичанам пока не удалось заполучить бумаги своих погибших в Бухаре посланцев. Попытки, предпринятые доктором Хонигбергом во время его поездки в Балх, также были безуспешны».
Только через несколько лет эти документы, наконец, были найдены английским индологом Гарольдом Вильсоном и изданы в Лондоне в 1841 году. Так закончился один из эпизодов напряженной и долгой, но малоизвестной борьбы разведок России и Великобритании в Средней Азии.