Дети уличных кофеен

На идею этого рассказа меня натолкнула песня Светланы Сургановой «Милая девочка», а так же песня группы «Белая гвардия» «Дети уличных кофеен». Вообще это просто история о проблеме выбора. Рассуждение о том, чего хотят девушки в двадцать лет, о чем мечтают и о том, что ждет их дальше. Мои рассуждения о жизни, приправленные красивой, я надеюсь, романтической историей.
События происходят в самом начале двадцатого века. На историчность не претендую, хотя и старалась, как могла приблизиться к реалиям того времени.


ГЛАВА 1
«Давай-ка, пташечка, еще по чашечке,
Мы не в Швейцарии с тобой живем,
Они стесняются и пьют наперстками,
А мы по-русски душу отведем…»

Она сидела за столиком кофейни, что совсем недавно открылась на Петроградской улице, и помешивала ложечкой горячий эспрессо. Было туманное осеннее утро. Новенькая вывеска над дверью покачивалась на легком ветру, а сонные официанты протирали посуду и тихо переговаривались. На дворе было самое начало двадцатого века. Время, когда первая революция уже пронеслась по стране, но Николай II еще восседал на пошатнувшемся престоле. Время, когда будущее было совершенно туманно и неопределенно. В периферийных городах, однако, жизнь текла относительно размеренно. В богемной среде расцветал буйным цветом декаданс и творили акмеисты. Время, когда нищета невыносимо ярко контрастировала с роскошью дворянства.
А она сидела и поглядывала на дождь, моросящий по стеклу, каплями стекающий куда-то за раму, в увядающую клумбу. Радовалась, что здесь еще можно было выпить нормальный кофе, а не ту бурду, что теперь подавали во многих подобных заведениях. Девушка думала. О том, как некстати она вчера пораньше освободилась с занятий, о том, что ей совершенно некстати захотелось зайти именно в то кафе и о том, что там совершенно некстати оказался её жених в обнимку с незнакомой девицей… Или наоборот, очень кстати?
Странно, уже три года как были вместе, он — офицер, молодой, но уже побывавший в боях. Его родители — интеллигенция в лучшем своём проявлении, а он — молодой бунтарь, загоревшийся идеями нового мира. Однако, несмотря на революционные мысли и неприятие царской власти, он всегда оставался воспитанным и интересным человеком, он избежал той грубости, черствости, коей обладали многие его друзья и соратники. За это можно было простить многое. За это можно было уважать его, что Софья и делала.
Он завоевал её своей любовью и манерами. Их союз был из тех, о которых говорят: «люблю его за то, что он любит меня».
Все было очень красиво. Цветы, ухаживания, свечи и рестораны... И пусть не было с её стороны пылкой любви, но было взаимное уважение и теплота.
А потом — та девушка. Странно, казалось бы, нужно было устроить скандал, хлопнуть дверью или хотя бы просто влепить ему пощечину. Но она лишь улыбнулась растерянным глазам жениха, пожелала им счастья и ушла.
Вечером был разговор. Извинения, готовность искупить свою вину, потом признание, что он любит другую и закрытая дверь. А она, поплакала немного, конечно, но решила, что ей вовсе не грустно, что три года эти она прожила счастливо, и сохранит их в памяти, и будет жить дальше. А затем пришла и более крамольная мысль, что она ждала такой ситуации, ждала предлога расстаться с ним.
Но в любом случае, это уже не имело значения.
Начиналась новая жизнь. И началась она именно с этой кофейни.

Звали нашу героиню Софья. Жила она с родителями в маленькой квартирке в центре города. А родители у девушки были влиятельными людьми и даже в эти неспокойные времена умудрились не потерять достоинства и части своих сбережений. Но вот за семейным обедом все чаще звучали споры и диспуты о том, что оставаться в родной стране становится небезопасно. Любовь к родине в этих людях боролась с желанием защитить себя, ведь кто знает, чем все эти смуты закончатся.
Но отец твердо решил: дочь должна получить образование в родной стране.
Соня закончила гимназию, сейчас ходила на курсы, думала стать учительницей грамоты. Ей было девятнадцать лет.
Была она миловидна, кареглаза; густые, чуть вьющиеся волосы убраны в прическу. Маленькая и худенькая, выглядела иногда как беззащитный ребенок, а иногда — как дама из общества.
Мила, тиха, слегка застенчива. Любила философию и современную поэзию. Как любая дочь интеллигентных родителей, она изъяснялась на французском и играла на фортепиано, немного рисовала. Легко вписывалась в компанию молодых гимназисток, безустанно щебечущих о моде и военных, и в степенное собрание родительских друзей. Любила ездить на авто и посещать модные салоны, любила бегать босиком под дождем по траве и бродить по лесу...

В общем, как героиня романов прошлого века, она была полна противоречий и вдохновенных мечтаний. Любила жизнь и любила грустить. Любила осень, которая, навевая на всех тоску, а на нее действовала совершенно противоположным образом. Любила дождь.

Сегодня как раз шел дождь, что вполне подходило её настроению.

Улыбчивый молодой человек принял заказ и поднес латте в высоком бокале на ножке и небольшое пирожное.

С того дня Соня частенько сюда наведывалась. Читала книги, думала о чем-то или просто разглядывала прохожих и посетителей. Но приводить сюда своих знакомых не спешила, ей почему-то казалось, что это только её место. Место, где она может раствориться в толпе, уединиться с собой, будучи на виду десятков глаз.
Вскоре она подружилась с тем пареньком-официантом. Звали его Виктор. Он был милый и слегка манерный, любил поболтать о всяких мелочах и обсудить свежие новости. Когда у Сони было настроение поговорить, а посетителей не очень много, она усаживалась на высокий стул за стойку и болтала с пареньком обо всем на свете, улыбалась его шуткам, делилась с ним секретами и даже некоторыми подробностями своей личной жизни.

~~*~~Соня~~*~~

Это место мне сразу понравилось, ощущение было, что я всегда искала его. Место, где можно быть собой. И пары недель не прошло, а я уже узнавала в лицо всех постоянных посетителей, которые, как и я, искали здесь тепла, тишины и покоя за чашечкой кофе, здоровалась со всеми официантами, а они — со мной. Особенно мне нравился Витя — обаятельный и добрый, он всегда мог поддержать или помочь советом.
Вечерами после учебы я заходила сюда на чашку латте с карамелью, садилась за ближайший к окну столик и глядела на улицу. Наблюдала, как люди спешат домой с работы, как прячут лица от осеннего ветра за высокими воротниками пальто или подставляют лицо последним теплым лучам. Но одна девушка привлекла мое внимание.
Я сначала и не поняла, девушка это или парень. Одета она была ну совершенно по-мужски, а вместо привычных глазу туфель — удобные ботинки. Движения её были резковатые и четкие, что запутало меня еще больше. Но все же, это была девушка.
Впервые я увидела её, когда солнце уже село за домами и зажглись фонари. Она сидела на бортике фонтана и курила короткую трубку. И мне отчего-то показалось, что дым этой самой трубки должен быть необыкновенно ароматным. Было в этой девушке что-то неуловимо богемное.
Я решила для себя, что, должно быть, это художница. Казалось, она не просто сидит здесь, а будто ищет что-то в лицах прохожих, скользя по ним тем внимательным и цепким взглядом творца, ищущего вдохновения в некоем образе. Минут через десять незнакомка докурила трубку, спрыгнула с бортика и ушла.
Потом она частенько появлялась у того фонтана, когда закат золотил крыши домов, курила трубку и все искала, искала что-то, но уходила ни с чем.

ГЛАВА 2

«Мы дети уличных кофеен
Сидим нахохлившись втроем,
Считаем мелочь как умеем
И зерна черные жуём…»
 
По улицам только-только разлился золотом конец сентября, но учебы у Сони уже было предостаточно. Месяц выдался крайне дождливым, что вгоняло в уныние не только учениц, но и весь преподавательский состав. Учителя будто сговорились, раздавали задания с удвоенным рвением и спрашивали так, будто экзамены уже были на носу. Поэтому, когда девушка все же вышла из душной библиотеки на свежий воздух, у нее было одно желание — чашка крепкого кофе.
Сегодня она запаздывала. А значит, та странная барышня, что будто и не барышня вовсе, должна быть там.
А может, уже докурила свою трубку и ушла? Соня нахмурилась. Почему ей интересна эта девушка? Определенно хотелось увидеть её вновь.
Соня прибавила шаг. Ветер, как назло, бил в лицо, мешал идти, покрывал лицо и волосы мелкой взвесью холодных капель. Он развевал полы пальто и норовил сорвать с шеи шарфик, а от зонта и вовсе пришлось отказаться, иначе хрупкая девушка просто улетела бы на нем в неизвестном направлении...
При этой мысли Соня заулыбалась и зажмурилась, подставляя лицо дождю и ветру. Когда же она открыла глаза, сразу поймала на себе взгляд той самой художницы, которая стояла рядом с фонтаном, кутая руки и шею в свой шарф. Соня едва успела разглядеть эти глаза в обрамлении темных ресниц и пытливый взгляд, а та уже смотрела куда-то в сторону, ловя взглядом лица других прохожих.
Девушке на мгновение стало даже обидно, но когда она увидела приветливо светящиеся окна своего любимого заведения, то выкинула из головы все мысли, кроме предвкушения тепла, покоя и чашечки горячего кофе... с ликером. Непременно с ликером. На ходу сбрасывая пальто, она приблизилась к стойке и, с удовольствием опустившись на высокий стул, поздоровалась с Виктором.
— Боже, как же я устала, — тяжко вздохнула девушка, стряхивая мелкие капельки дождя, запутавшиеся в волосах.
— Опаздываете, милочка, — улыбнулся паренек, — прическа совершенно растрепалась! Иди-ка, приводи себя в порядок, а я посторожу местечко, и приготовлю один напиток... Ммм... он точно придаст вам сил.
Благодарно улыбнувшись, Соня направилась в сторону уборной.
И была весьма удивлена, по возвращении увидев на соседнем стуле знакомую фигуру в длиннющем, чуть не до полу свисающем шарфе.
Девушка влезла на свой стул и попробовала напиток, который протягивал ей Виктор, в красивом стакане на высокой ножке.
— Ммм... Витя, это потрясающе. Просто чудо! — Соня улыбнулась, и сделала еще глоток.
— Это действительно вкусно? — внезапно поинтересовалась сидящая рядом девушка. Чуть хрипловатый голос и легкая саркастичная усмешка на губах настораживали, Софья даже слегка растерялась: ну что можно ответить на вопрос, заданный таким тоном? Было ощущение, что странная особа ждет отрицательного ответа или хочет его услышать. Короткие темные волосы новой знакомой были взъерошены, на ресницах блестели капли дождя, цепкий взгляд пробежался по лицу Сони, приостановился на губах, скользнул дальше, оценивая.
Девушка зарделась от такого пристального внимания и провокационного вопроса, ведь Виктор стоял рядом, а собеседница только что явно усомнилась в его талантах. Все же Соня вскинула подбородок, ответила не менее пристальным взглядом.
Да, нравы стали свободнее после революции, но все же увидеть такие короткие волосы и практически мужскую одежду на девушке было удивительно. Соня вдруг почувствовала что-то сродни восхищению её смелости, ведь выделяться из толпы таким радикальным способом, да еще и в такое время было просто опасно.
— Да, очень вкусно, — ответила она, всем своим видом давая понять, что это правда.
Бармен утвердительно кивнул, чуть улыбнувшись.
— А я вот не очень люблю кофе. Предпочитаю чай с лесными травами, — девушка склонила голову на бок и протянула руку, вдруг очаровательно улыбнувшись: — Меня зовут Джеки.
Софья удивленно глянула в глаза собеседницы. Лицо той резко преобразилось от милой, открытой улыбки, и показалось, будто смотрит она только на нее, Софью, и никого вокруг больше не видит.
— Джеки? — как странно прозвучало имя, произнесенное на иностранный манер. — А я Соня.
Рука у девушки была теплой и мягкой, что не очень-то сочеталось с её внешностью. Соня ожидала грубоватую, сильную ладонь, по-мужски крепкое рукопожатие, но была приятно удивлена тем, что её ожидания не оправдались.
— Интересно, я довольно давно здесь брожу, но никогда не заходила в эту кофейню. Здесь неплохо, — проговорила Джеки, оглядывая красиво украшенные стены и висящие фото старых улочек.
— Знаю, я вижу вас здесь почти каждый день, — зачем-то сказала Соня.
Новая знакомая удивленно изогнула бровь и пристально посмотрела девушке прямо в глаза.
— Хмм... А почему же я тебя не встречала раньше? — она легко и без запинки перешла на «ты».
— Я всегда видела... тебя из окон этого кафе, — Соня решила не отставать, — а сегодня чуточку припозднилась, преподаватели на курсах совсем завалили заданиями!
— Молодцы у тебя преподаватели, — прошептала Джеки, отворачиваясь к своему остывшему чаю.
Впрочем, Соня этого не услышала.
— А почему Джеки? Так необычно звучит... — поинтересовалась она.
— Ну... — протянула девушка, — это долгая история, а мне уже пора бежать. Увидимся.
Она соскочила с высокого стула и ушла в темноту улицы.
Молодые люди проводили её глазами.
— Интересное создание, — заключил Виктор. — Как там её зовут?
— Джеки, — проговорила Софья, все еще глядя на дверь.

~~*~~Джеки~~*~~

Я вышла... нет, я выбежала в осеннюю промозглость, на ходу заматывая этот чертов шарф. Щеки горели. Наконец-то я нашла, нашла человека, которого так долго искала.
Завтра я поеду в галерею и скажу, что моя выставка состоится, и это милое личико будет основной её темой.
Я и не заметила, как добежала до дому, влетела в свою комнатушку и рухнула на кровать; мне и в голову прийти не могло, что Соня может отказаться, и все же от волнения слегка подрагивали пальцы. Я смотрела на потолок моей каморки под крышей старого дома, слишком тесной, чтоб сюда можно было подселить еще кого-то, но достаточно просторной, чтоб здесь хватило места и мне и моему увлечению. Я ведь увлекаюсь фотографией. Когда это чудо техники стало более доступным и транспортабельным, я сразу же сделала все возможное, чтоб получить его, а когда я чего-то хочу, я этого добиваюсь. Деньги ушли на аппарат и принадлежности к нему немалые, пришлось переехать сюда из более просторной квартиры, но оно того стоило.
Таких, как я, в городе было мало, а посмотреть и испытать на себе чудо техники хотели многие. И большинство из них готовы были заплатить. На что я и жила, совмещая фотографию с работой в местном журнале.
Но моё увлечение не было способом заработать, это было скорее творчеством, моей душой и делом жизни.
Уже поздно вечером я стояла, опираясь на подоконник, и курила в открытую форточку, подставляя лицо ветру. Улыбка не желала сходить с моего лица.
Да, я, возможно, слишком импульсивна, но я не могу иначе. Иначе не было бы меня и моего творчества. С улыбкой оглянувшись туда, где свет тусклого ночника выхватывал из мрака фотоаппарат на штативе, фотографии в рамках и без них, я счастливо вздохнула, затушила окурок и открыла скрипучую раму полностью, впуская в комнату стылый воздух осени. Я любила эту квартиру, мое рабочее место и спальню одновременно.

Я лежала в кровати, а мое чересчур живое воображение не давало мне уснуть уже который час. Перед глазами стояло это личико. Соня...
Как же ей пойдет романтика современности и чуть декаданса. Характерная прическа, папироса в тонком мундштуке, шелк, мех, перчатки... Или...
Я уже представляла, во что она будет одета, какие позы будет принимать. А еще, у нее, наверное, чудная фигурка, если надеть на нее что-то открытое или сделать фотосессию более откровенной. Она не может не согласиться...
Я лежала и думала, что такая девушка, как Сонечка, могла бы мне понравиться. Ненадолго. Вообще Джеки С. — человек замкнутый. К себе никого особо не подпускаю, и к телу-то только самые близкие и избранные имеют доступ, а уж к сердцу и подавно. Я общительный человек, люблю людей, мне нравится находиться в обществе, но очень не люблю, когда меня трогают, пока я не дам на то разрешения. А уж если я замечаю, что человек пытается нарушить мое личное пространство, я резко и четко даю понять, что этого делать не стоит.
И как бы там ни было, мне хорошо только в обществе своего фотоаппарата или при написании новой статьи. Я ценю уединение. Для меня уединение — это награда за хорошо сделанную работу, а творить что-то я могу только в полном одиночестве и покое.

ГЛАВА 3

«Наш друг прослыл Хемингуэем
Он тоже жуткий кофеман
И прислонившись к батарее
Он пишет уличный роман…»


Утром Джеки вскочила с кровати еще до восьми часов, комично сморщила нос, глянув на часы, решила, что засыпать снова бессмысленно, босиком прошлепала в уборную.
И, естественно, опоздала на работу.
Шел дождь, а потому девушка влетела в кабинет к начальнику взъерошенная как воробей, длинная юбка мокрым подолом обвивалась вокруг лодыжек и липла к ногам.
Главный редактор отчитал её за опоздание и, потрясая кулаком, отправил на рабочее место.
— В стране такое творится, а вы спите, гражданочка, не боитесь потерять работу?!
— А вы не боитесь потерять фотографа? Где вы еще найдете профессионала в губернии, а кого попало брать не будете, это-то я точно знаю, — в тон ему ответила девушка и отправилась в проявочную, сушить юбку и сапоги.
Она уже не могла дождаться окончания рабочего дня, чтоб побывать в галерее и обговорить с организаторами выставки кое-какие формальности.

* * *

Соня пила кофе. Джеки видно не было. Грустно. Хотя причин для грусти нет. Ну не пришла сегодня эта странная девушка, ну подумаешь... Но так хотелось её видеть.
Вчера весь вечер она не могла ни о чем думать, кроме того, почему эта странная особа заговорила с ней, а потом сбежала. Девушка была уверена — они еще встретятся, и не раз. Было чертовски интересно, что же это за создание с такой потрясающей улыбкой и серыми глазами.
Да. Соня хорошо рассмотрела её, и решила, что девушка очень привлекательна. Тонкие черты, нос чуть с горбинкой, слегка обветрившиеся узкие губы. Именно таких людей девушка считала красивыми, интересными, на таких обычно поглядывала украдкой, если видела где-то на улице.

В окне мелькнул знакомый шарф, прерывая Сонины мысли.
Джеки подошла к двери кофейни, остановилась, держась за ручку, глубоко вдохнула и вошла.

Тепло и аромат кофе тут же окутали её, будто мягкой шалью, а радостный взгляд Сони заставил улыбнуться в ответ. Так! Джеки одернула себя и нахмурилась. Её странность не должна отвлекать от дела.
А странность была вот какой — девушка совершенно не интересовалась мужчинами. Когда она это поняла, то безумно испугалась. Но задумываться о своей судьбе в такое тяжелое время было совершенно некогда. Родители спасались сначала от войны, потом от революции, перебираясь из города в город, спасались сами и спасали её от ужасов гражданской войны и голода. Потом отец погиб на фронте. Вскоре умерла и мать, оставив ей в наследство небольшую комнату в одном из уездных городов на Волге и чудом уцелевшие семейные драгоценности, которые девушка и продала, чтоб купить фотоаппарат и свое нынешнее жилье.
Тогда и появилось время подумать о себе, вот только думать не хотелось. Хотелось наслаждаться жизнью и творить... А остальное решится само собой.
Поначалу Джеки казалось, что она просто не встретила еще своего человека, но шло время, а эти неотесанные революционеры нисколько не были ей приятны, так же, впрочем, как и философствующая интеллигенция. На такие две категории делились мужчины в сознании девушки, за редким исключением. Эти исключения становились её приятелями, но в плане близости ей не был интересен никто.
Свою странность она не то, чтобы скрывала, но и не афишировала. Богема могла простить её за подобное. Обычные люди — нет. Надо было быть аккуратнее, осмотрительнее, но иногда чувства вырывались на волю. Тогда она делала всё возможное, чтоб добиться своей цели. И, как ни странно, частенько добивалась. Только вот быстро пресыщалась и шла дальше по жизни с высоко поднятой головой и тяжелым чемоданчиком с фотоаппаратом, за что и получила репутацию холодного, порой жестокого человека с недюжинными амбициями и искрой таланта.
Натурой Джеки была творческой, импульсивной, любовь для нее служила музой. Только с любовью в сердце можно творить что-то стоящее, и совсем не обязательно было, чтоб муза отвечала взаимностью, главное, чтобы она просто была.

— Здравствуй, — девушка смотрела заинтересованно и немного растеряно.
— И тебе не болеть, — буркнула в ответ Джеки и вдруг разозлилась на себя за свой дурной характер. Чуть не обидела ни в чем не виновную девушку.
— Что-то случилось? Ты сегодня какая-то злая... — от искренней заинтересованности во взгляде художница смутилась еще больше.
— Я вообще злая, и не смотри ты на меня так, все прекрасно, устала просто, — отмахнулась девушка, расстегнула пальто и неаккуратно стянула с шеи шарф, еще больше взъерошив короткие волосы. — Жарко тут. У меня к тебе предложение, — и, не давая Соне вставить ни слова, выпалила: — Будешь моей моделью? Я фотограф.
Девушка замерла с чашкой в руке, удивленно глядя собеседницу.
— Фотограф? А это не о тебе в газете писали? Ты единственная женщина-фотокорреспондент главного иллюстрированного журнала в нашем городе! — глаза Сонечки зажглись любопытством и восхищением.
— Ну, в общем, да, — Джеки самодовольно усмехнулась, хотя и слегка удивилась такому открытому, живому интересу к своей персоне.
— Здорово! — девушка улыбалась, глядя на художницу. — А еще, моя интуиция меня не подвела. Я не сомневалась, что ты творческий человек, и мне очень лестно твое предложение. А ещё это так интересно, наверное!
Джеки не выдержала и засмеялась. Громко, заразительно — так, что посетители оборачивались недовольные шумом.
Внезапно маленькая ладошка дотронулась до волос Джеки и аккуратно пригладила торчащие под немыслимыми углами прядки. Прикосновение было практически невесомым, почти не нарушающим личное пространство и совершенно безобидным, но Джеки дернулась от неожиданности и нахмурилась. Соня вздрогнула и тут же убрала руку, щеки её пылали. Она смутилась и тихонько проговорила: «Извини, я не хотела тебя испугать».
Художница опомнилась и, ругая себя на все корки, улыбнулась девушке, пригладила волосы рукой и поспешила её успокоить, тем более что такое прикосновение не было неприятным:
— Прости. Это, похоже, я тебя напугала, а не ты меня. Я просто не ожидала, не очень люблю, когда меня касаются посторонние люди... — она оборвала фразу недоговорив, видя, как потупилась Соня. «Да что же я за чудовище такое! Мало того, что напугала девушку, еще и обидела, кажется! Ну просто замечательно». Почему-то очень захотелось, чтоб она улыбнулась и перестала краснеть.
— Ты извини, я, похоже, гадостей тебе наговорила на неделю вперёд уже. Такой вот у меня характер. Ничего не поделаешь.
Джеки смотрела на девушку таким извиняющимся взглядом, что просто невозможно было обижаться.
— Да ладно, ничего страшного. Не стану я тебя трогать, если не хочешь, — и, не давая художнице возразить, продолжила: — А вот от предложения твоего я не откажусь.
— Правда? — Джеки недоверчиво поглядела на Соню.
— Ну конечно. Такое предложение заманчивое, чего же отказываться?
— Даже не спросила, зачем мне это надо, — проговорила художница, подозрительно поглядывая на свою новоявленную модель — не обижается ли еще.
— Да? Ну и зачем? — Соня оторвалась от разглядывания чего-то за окном и поглядела на Джеки своими удивительными глазами. Льющийся с улицы свет так странно преломлялся в её зрачках, что казалось, будто они цвета кофе со сливками и карамелью. Джеки пришлось отвернуться, чтоб не потерять нить разговора. А еще, кажется, на улице, наконец, начиналось золотое «бабье лето».
— Я хочу, чтоб ты была лицом моей выставки, точнее, телом, в смысле — главной картиной...
Соня снова рассмеялась, заглядывая в лицо художницы, на щеках которой разгорелся жаркий румянец. А, поймав взгляд этих пронзительных серых глаз, и сама отчего-то смутилась.
— Расскажи, что за выставка? — попросила она, нарушая тишину.

ГЛАВА 4 

«За занавеской вечереет
И в ритме блюза снег скрипит.
Народ в тепло валом валит,
Горячий кофе душу греет…»

— Давай встретимся завтра здесь же около одиннадцати часов, — предложила Джеки вчера.
А сама без двадцати минут уже сидела за столиком и с удовольствием смотрела на Софью, появившуюся на пороге.
— Ну что, побежали? — художница, крайне довольная Сониной пунктуальностью, поспешила к ней, огибая столики, и утащила на улицу — ждать не было сил, в студии еще со вчерашнего вечера было все готово.

~~*~~Соня~~*~~

Я только успела помахать Витюшке, и тут же была утащена из кофейни этой девчонкой. Она настойчиво заключила мою ладонь в свою, достаточно крупную, с длинными пальцами и короткими, аккуратными ногтями. Почти всю дорогу я пялилась на наши руки и практически бежала за широко шагающей Джеки. Почему-то было все равно куда.
Шли мы не долго, студия оказалась в подвальчике старого дома на соседней улице.
Несмотря на то, что окна были под самым потолком, там было яркое освещение, горело несколько ламп. В комнате стоял большой экран, и полно разнообразного оборудования.
— Ну вот, мы и пришли. Пациент, раздевайтесь! — Джеки весело глянула на меня, только сейчас отпуская мою руку.
— Совсем? — пробормотала я слегка растеряно. Ох, не ожидала я такой фразы.
Художница фыркнула и завела меня за ширму.
— Вот, одень это, а потом займемся прической.
Я улыбнулась и начала переодеваться, прислушиваясь к тому, как Джеки двигает что-то в комнате.

Как же я нравилась себе в зеркале.
— Джеки, ты просто волшебница! Какое чУдное платье! — сказала я, выходя из-за ширмы, и остановилась под пристальным взглядом серых глаз.
В помещении было тепло, и Джеки стояла в легкой майке и вельветовых мальчишеских штанах у крупного фотоаппарата на штативе. Почти на голову выше меня, довольно худая, загорелая, в противовес моде, и с маленькой грудью. Она была такой, как я себе и представляла. Красивая, но не конфетно-милая, как я, а совсем наоборот.
— Садись, будем красоту наводить... — голос её, казалось, разрезал тишину, и я послушно прошла в указанную сторону.
Её руки порхали над моим лицом, заплетались в волосах, чуть ощутимо поворачивали мою голову в нужную сторону. Я млела под этими нежными прикосновениями и понимала, что влюбилась. В эти руки, сильные и гибкие, в эти крупные ладони и в длинные тонкие пальцы. Безвозвратно.
Иногда её лицо приближалось к моему опасно близко — сосредоточенно работая кисточкой или пуховкой, она не замечала, как мне становилось внезапно жарко, как мурашки бежали по рукам, и приходилось закрывать глаза, чтоб успокоить бешено бьющееся сердце. Я не понимала, что со мной происходит, а главное, почему мое тело так реагирует на эту девушку, почему я всеми силами стараюсь не покраснеть и не выдать того трепета, что появляется, когда она рядом.
А Джеки закончила возиться c прической, последний раз подправив локон, спускающийся на плечо, и, приподняв за подбородок мое лицо к свету, пристально и изучающе долго смотрела, будто запоминала каждую черточку, а потом мы встретились глазами.
Зрачки её были чуть расширены, то ли от напряжения, то ли от недостатка света, я не знала. Я не могла больше выдерживать эту пытку, уступила, закрыла глаза. И все закончилось.
— Пойдем, у нас полно работы, — тихо-тихо проговорила она.

~~*~~Джеки~~*~~

Какая же она красивая, необыкновенная, милая... В общем, то что надо для моей выставки. Все-таки я была права, в этом платье она прекрасна.
Черно-серебряный шелк будто обнимал её тело, обхватывал тонкую талию, подчеркивал небольшую, но такую соблазнительную грудь. При всем этом голые плечи выглядели удивительно непристойно, и в то же время необыкновенно целомудренно вкупе с тонкими перчатками из серебристого шелка. А вот туфли были великоваты. Она, недолго думая, сняла их и аккуратно отставила в сторону. Такие маленькие ступни, большой пальчик чуть больше остальных...
В ней была удивительная гармония, в теле и характере, было спокойствие и умиротворение, которые удивительно действовали и на окружающих.
За время нашего короткого знакомства я уже успела заметить, какие взгляды на нее бросают мужчины, но не увидела от нее ни одного взгляда в ответ, ни капли кокетства, ни грамма фальши. Она была удивительно открыта, не стеснялась рассказывать о себе такие вещи, которые я бы ни за что не рассказала незнакомому человеку. Что это? Наивность? Я не могу сказать.
Она стояла передо мной и смотрела вроде бы на меня, а я внезапно смутилась. На мне была любимая старая майка и штаны — мягкие, разношенные, и, кажется, рваные. Под майкой, естественно, ничего не было. Первый раз в жизни я пожалела об этом. Через тонкую ткань она легко увидит, какой эффект на меня оказывает.
Надо было работать. Я собралась с силами и усадила её на кресло.
А вот теперь началось самое сложное, и не только в профессиональном плане. Я трогала её. Нежную кожу лица и мягкие завитки волос. Никогда не думала, что движение пуховкой по чуть покрасневшим щекам, сморщенный от щекотки аккуратный носик, закрытые глаза и тени, отбрасываемые длинными ресницами, могут так вывести меня из душевного равновесия.
Я была очень напряжена, так что спина заболела. И вот тогда я воздала хвалу своей выдержке. Руки не дрожали.
Вот только мой принцип номер один — «не влюбляться в своих моделей» — трещал по швам.
Под конец я не удержалась. Дотронувшись до подбородка, я приподняла её лицо к свету, любуясь природной красотой и своей работой. Пухлые губы, чуть вздернутый носик, огромные глаза... Глаза цвета кофе.
Все. Достаточно.
Говорить пришлось очень тихо, за свой голос я не ручалась.

ГЛАВА 5

Работа была весьма увлекательна, но крайне утомительна и длилась очень долго: была перемерена куча разнообразных шляпок с перьями и без, несколько горжеток и меховых воротников, было принято огромное количество разнообразных поз. А в перерывы Джеки пила крепкий чай из чашки с отколотым краешком и курила трубку, а Соня мечтала о кофе и вдыхала потрясающий аромат её табака. Было уютно и очень тепло.
Они работали до позднего вечера и так утомились, что идти куда-то совершенно не хотелось. А надо.
— Ну все, мне это платье, конечно, нравится безмерно, но скоро я его возненавижу, — пробормотала Сонечка, комично подпрыгивая, пытаясь дотянуться до крючков, которые как-то смогла застегнуть, а вот расстегнуть так просто их не получилось, — ну помоги мне.
Джеки поднялась с пола, на котором растянулась, положив под голову одну из горжеток, и поспешила помочь. Крючков было много, даже очень, они заканчивались чуть ниже поясницы. Девушка знала, что под платьем была тонкая полупрозрачная комбинация, такая легкая и невесомая, очень нежная на ощупь, вот только когда платье начало сползать по гладкой ткани, художнице стало совсем не по себе. Она расстегнула еще крючок, и платье наконец соскользнуло вниз, открывая взору столь соблазнительную картину, что бедная художница замерла, боясь даже вздохнуть. Соня же аккуратно выступила из платья, лежащего теперь бесформенным куском ткани на полу, и, подняв его, не говоря ни слова, скрылась за ширмой. Джеки выдохнула. «Я справлюсь, — решила она для себя. — Сколько было у меня моделей, и все премилые, и эта такая же, ничего особенного вроде».
Они уже собирались выходить, когда модель заговорила.
— Вообще, как бы я себя не любила, иногда это лицо, будто у фарфоровой куклы, просто страх как раздражает! — пожаловалась Соня, будто прочитав недавние мысли художницы. — Это, конечно, частенько помогает мне в жизни, ведь многие, глядя на «милую девочку», видят беззащитного ребёнка и стараются взять под свою опеку, поддержать, поспособствовать в чём-то. Но мне нравятся совсем другие лица.
— Нашла на что пожаловаться, — улыбнулась Джеки, при этом внимательно вслушиваясь в каждое слово. — И какие же лица тебе нравятся?
— Ну, вот такие, как у тебя, — девушка чуть понизила голос.
Художница фыркнула
— Да будет тебе. Я не красивая.
— А по-моему, так очень красивая! — девушка вскинула подбородок, глядя в глаза собеседнице. — Прямо тебя бы фотографировать, а не меня.
— Ладно, пойдем уже, «милая девочка». Совсем стемнело, а мне еще тебя домой провожать, — проговорила довольная художница, улыбаясь про себя.
— Зачем, еще не так поздно?
— Давай не спорь, с таким макияжем, как у тебя, сейчас я бы вообще не рискнула выходить отсюда.
— Эй, ты сама мне его рисовала! Я бы никогда в жизни не додумалась так накраситься, — возмутилась Соня. — Просто смыть забыла....
— Вот, а теперь уже поздно смывать его, так что пошли без разговоров.
— Не командуй! — рассмеялась девушка и показала Джеки язык, на что та потрясла в воздухе кулаком, вроде «ух, я тебе!»
Соня храбрилась, было на самом деле страшновато идти дворами, особенно после десяти вечера.

Девушки были уже не далеко от Сониного дома, надо было ещё пройти по переулку, когда дорогу им пригородили два бугая. Рослые, крепкие, и явно не с благими намереньями. Одеты они были по-крестьянски. Девушки сразу поняли — это одни из тех, которых выбрасывают из кабака без гроша в кармане после пьяной драки, и те, протрезвев, идут в темные улочки, искать легких денег на бутылку.
— Так, гуляем, голубки? Как вечерок?
— Идите-ка вы, ребят, куда шли, — проговорила Джеки, вставая в защитную стойку.
— Ба! Да это девка! — осклабился тот, что был выше.
— Барышня, — прошамкал второй, обращаясь к Соне, у него во рту не хватало половины зубов. — А ты не боишься с такими дружить?
— Какими еще «такими»? — Соня напряглась, пытаясь незаметно вытащить флакончик духов из сумочки. Она затаила дыхание, пытаясь сделать это как можно тише, не привлекая внимания, благо было темно — рук не видно.
— Да она ж как мужик! Ну как приставать будет?! — заржал второй и вдруг резко оборвал собственный смех, зло сверкнув глазами заговорил с художницей: — Чё, девки нравятся? А может, с мужиком-то оно сподручнее буит? — он противно заржал вновь, направляясь в её сторону.
Девушка с трудом увернулась от его руки и отбежала. Отвечать она не собиралась.
— А может они обе такие, ну, говори, ты!
И он начал наступать на Соню, протягивая свою лапу, тяжело дыша табаком и перегаром. Ей стало страшно, по-настоящему страшно за себя и за художницу, которая была где-то рядом. Дыхание перехватило, когда второй, беззубый, начал заносить кулак для удара. Девушка понимала, что не успеет уклониться, тело словно окаменело и не хотело слушаться, но вдруг Соню оттолкнули назад чьи-то руки, и её загородила собой Джеки.
— Не трожь! — практически прорычала она, толкая свою модель подальше от опасности. Но вот сама увернуться не успела. Пусть вскользь, но кулак все же попал девушке по лицу. Ахнула Соня. Потекла кровь. Джеки утерла рукавом разбитую губу и встала оборону. На пальцах у нее блеснул кастет.
— Че, полюбовницу защищаешь? Дрянь!
Мужики и впрямь разозлились и стали подходить к девушкам, тесня их к стене. Джеки же судорожно пыталась придумать, что теперь делать. Она бы могла убежать от них, но бросить Соню ей даже в голову не пришло.
Вдруг девушка поднырнула под рукой Джеки и пошла прямо к нападающим, смело и спокойно, на первый взгляд. Но только она сама знала, как сильно трясутся руки и как громко стучит сердце, отдаваясь пульсом где-то в горле.
— Уж лучше быть с девушкой, чем с такими муд...ми как вы! — проговорила она, брызгая им в глаза духами.
Мужики не сразу поняли, что произошло, оттого и пострадали. А когда спирт попал туда, куда должен был, и глаза нападавших стали нестерпимо болеть, Джеки схватила застывшую Соню за руку, и девушки бросились к дому, сопровождаемые потоком брани и проклятий.

Они и не заметили, как оказались в квартире. Джеки прислонилась к стене, пытаясь отдышаться, а Соня медленно сползла вниз по закрытой на все замки двери.
— Эй, ты как? — Джеки обеспокоено посмотрела на девушку.
— Нормально. Теперь уже нормально. Только домой вообще теперь буду бояться вечером идти. А вдруг они здесь где-нибудь живут?
— Не переживай, вряд ли они тебя вспомнят, когда протрезвеют. Да и район это хороший, абы кто не живет, в основном интеллигенция. Эти так, блудные.
— Ты меня успокоила, — Соня слегка улыбнулась.
Вдруг Джеки начала странно фыркнула и засмеялась, громко и так заразительно, что испугавшаяся было Соня, тут же присоединилась к ней.
Девчонки хохотали, громко, от души, выплескивая из себя испуг и напряжение сегодняшнего вечера, держась за животы и утирая слезы. Буйная молодость снова побеждала боль и страх, снова прорастала на полях жизни, воспевая тех, кто пережил революцию и смерть монархии, гражданскую войну, голод, бандитизм и даже не задумывался над тем, что еще её поджидает в будущем.
Успокоившись, Джеки взглянула на девушку, так и сидящую на полу и утирающую слезы, и протянула руку. После того, как Соня ухватилась за нее — резко дернула вверх. И немного не рассчитала силы. Модель действительно очень мало весила. Она как пушинка поднялась с пола и просто налетела на художницу. Джеки ничего не оставалось, как подхватить её, чтоб не упасть самой и не уронить девушку.
Оказавшись в объятьях Джеки, та тихонько ойкнула и отстранилась, заливаясь румянцем. Личное пространство снова было нарушено.
Вот только Джеки совсем не обратила на это внимания.
— Пойдем на кухню — у тебя губа разбита, надо бы промыть ранку, — проговорила хозяйка квартиры, скидывая с ног ботиночки и проходя прямо по коридору.

Художница помыла руки и лицо, смывая кровь с губы, и уселась за стол, наблюдая, как Соня ставит на огонь большой голубой чайник и тянется за кружками в буфет. Руки у нее дрожали. Она достала сахарницу и остановилась, будто растерявшись, а потом облокотилась о стол и закрыла лицо руками. Джеки не выдержала.
Подойдя к девушке, она медленно отвела её руки от лица, заглядывая в усталые, ярко подведенные глаза. Соня не плакала. И у нее были очень холодные руки. Казалось, будто девушку знобит.
— Ну что ты, Соня? Все ведь обошлось, — Джеки всматривалась в эти кофейные глаза, пытаясь понять, о чем думает её модель.
— Спасибо тебе. Если бы не ты, не обошлось бы, — девушка говорила, с трудом подбирая слова, и видимо, прилагая все возможные усилия, чтобы скрыть дрожь в голосе.
— Ерунда. Я бы тебя не бросила, — Джеки почему-то смутилась.
— Почему? Ты ведь меня почти не знаешь.
— Не знаю, просто мне это даже в голову не пришло. Даже без твоих шикарных духов мы бы выкрутились. Я бы сделала все возможное, — Джеки говорила тихо, подбирая слова, и обеспокоено всматриваясь в лицо своей модели. Странно, но сейчас она абсолютно верила тому, что говорит, и сама не понимала, что на нее нашло. Девушка никогда не любила разводить романтику и кидаться высокопарными фразами, потому что чувствовала себя в таких ситуациях крайне глупо. Вот и сейчас ей стало не по себе и она, нахмурившись, отвела взгляд. — Иди-ка ты умойся, я все сделаю.
Соня кивнула и послушно направилась в ванную. Она видела, как изменилось выражение лица Джеки. Та словно надела на лицо холодную маску, и на свет снова появилась та циничная и саркастичная особа, которая может обидеть, оскорбить своим равнодушием и пройти мимо с гордо поднятой головой. Но вот только Соню было уже не обмануть, она очень хорошо видела настоящую Джеки, которая в критический момент забыла о том, что она «злюка равнодушная», и бросилась защищать хрупкую девушку. Соня усмехнулась, глядя в маленькое зеркало над раковиной.
Девушка не только умылась, но еще и переоделась. Джеки, которая уже ставила чашки на стол, чуть не разлила чай, залюбовавшись увиденным.
Слегка влажная после умывания челка, легкое платье почти до лодыжек. Такая маленькая, милая и грустная.
— Слушай, ты как хочешь, а я тебя сегодня домой не пущу, — проговорила девушка, стоя в дверях.
Джеки так и замерла, помешивая в чашке горячий чай. Но тут же отдернула руку от стремительно нагревшейся ложки.
— Чего так? — удивленно спросила она, дуя на пальцы.
— А если они еще там? Оставайся. Пожалуйста, — девушка проговорила последнее так тихо, что художница даже не была уверена, не ослышалась ли.
— Ладно, я останусь. Садись пить чай, а то остынет. Хотя я бы от них убежала. Амбре от духов почуяла бы за километр наверно, ты ж на них весь флакон извела! — Джеки улыбнулась, глядя, как просветлело лицо хозяйки квартиры.

— Вот гады, а! — возмущенно фыркнула Соня, ставя на стол чашку с чаем.
— Ну перестань, все же хорошо закончилось.
— Но ведь они и тебе гадостей наговорили... — девушка потупилась и смущенно отвернулась.
— Хочешь что-нибудь у меня спросить? — Джеки с вызовом вскинула голову, усмехаясь, но в глазах её плескалось что-то похожее на грусть.
Щеки Сони порозовели еще больше, и она проговорила, подбирая слова.
— От того, что там наговорили эти сволочи, я к тебе хуже относиться не буду. Да и вообще, это не их дело, кого ты... ну, предпочитаешь, что ли.
— А тебе есть до этого дело? — Джеки стало вдруг очень важно, что ответит девушка напротив.
А Соня сжала в руках кружку и ответила:
— Нет, — усмешка, не покидавшая лица Джеки, стала еще горше, она отвернулась. Смотреть на это милое личико было тяжело, но та продолжила:
— То есть, я ничего против не имею, даже наоборот... то есть... — Соня похоже смутилась еще больше, но вдруг вскинула голову и глядя прямо в глаза Джеки проговорила: — Тем более, ты прекрасно слышала, что я сказала там этим двоим.
Художница вдруг поняла, что дышать стало легче, и глубоко втянула в себя воздух, пахнущий мятой, липовым цветом и крепким чаем.

Они долго еще сидели на кухне, за разговором не замечая, как бежит время. Девушки так и просидели бы до утра, если бы Сонечка не начала отчаянно зевать.
— Все, Софья, уж не знаю, как тебя там по батюшке, пошли спать, а то ты уснешь прямо за столом, — Джеки фыркнула, её модель сейчас была похожа на мышь Соню из «Алисы» Керрола.
— Вредина, — усмехнулась девушка в ответ на такое предположение и пошла в комнату.
Комната была одна. На секунду Джеки испугалась, что и кровать окажется общей, но нет. У девушки кроватей было две. Одна, на которой она постелила Джеки, была её собственной, а широкая, где легла сама — родительская. «Просто они на дачах живут до середины октября», — пояснила девушка.

~~*~~Джеки~~*~~

Мне не спалось. В голову лезли дурацкие мысли. А вдруг они её и правда узнают при встрече, а вдруг с ней что-то случится? Я ведь видела, что Соня напугалась гораздо сильнее, чем это могло показаться. Она просто, как выяснилось, хорошо умеет скрывать свои чувства.
Я встала и прошла на кухню. Закурила в открытую форточку. Она разрешила мне курить на кухне.
Сегодня мне действительно хотелось остаться у нее, захотелось провести с ней побольше времени.
А все-таки она храбрая. Очень храбрая, хоть и маленькая.

Мне уже двадцать пять, а ей только двадцать недавно исполнилось, но она кажется младше своих лет внешне, и гораздо старше внутренне. Она необыкновенная. Очень нежная и чувственная. Как же мне хотелось сегодня утешить её, целовать её испуганные глаза, алые губы, вдыхать аромат её духов с нотами ванили и цитруса, чувствовать её гибкое тело в своих объятьях... Но нельзя. Я совсем не хочу пугать девочку — даже если она не высказала неприязни к моим предпочтениям, это еще ничего не значит. Тем более у меня все же есть принципы, которыми я не хочу поступаться.
Вдруг я услышала тихий вздох, похожий больше на всхлип.
Соня стояла босиком на полу и смотрела на меня. Её глаза блестели от лунного света. В кружевной сорочке чуть выше колен, со слегка растрепанными волосами, девушка выглядела невероятно... притягательно.
А ну их, эти принципы, я больше не могу...

~~*~~Соня~~*~~

Я уснула сразу же, как только голова коснулась подушки, но спала беспокойно, ведь это было действительно страшно, в моей жизни слишком редко случаются подобные вещи, чтоб можно было к ним привыкнуть. Крайне редко, ведь родители с детства пытались оградить меня от всех ужасов этого мира.
Я просто не смогла отпустить сегодня Джеки. Кроме того, что за нее переживала, мне ещё жутко не хотелось оставаться одной. То, что эта девушка рядом, почему-то придавало сил.
Мне бы очень хотелось заснуть с ней в обнимку, зарывшись носом в её короткие и немного жесткие волосы, вдохнуть её запах.
У Джеки был совершенно особенный запах. Немного сладковатый, терпкий. Завораживающий, притягивающий. Когда Джеки была рядом, голова просто отказывалась рационально мыслить.
Я проснулась от кошмара и поняла, что в комнате никого нет. Я тут же поднялась и поспешила на кухню. Она была там.
Лунный свет отбрасывал длинную тень от высокой, стройной фигуры. На Джеки была моя ночнушка, но она совершенно не прикрывала стройные ноги. Девушка курила и смотрела в окно. Какая же красивая. Только вот сейчас в ней не было ни капли наносного, было ощущение, будто спала хорошо продуманная маска. Сейчас она была настоящей. Мягкой и нежной, расслабленной. Я почувствовала непреодолимое желание оказаться рядом, в её объятьях, почувствовать, как вкус её поцелуя смешивается с ароматом дорогого табака.
Мне стало не по себе. Вспомнились обидные слова, брошенные нападавшими. Она подтвердила, что её не интересуют мужчины. От этого почему-то стало жарко. Ощущение неправильности, порочности моих желаний растеклось под кожей жаркой волной возбуждения. Мое дыхание сбилось, а по лицу разлился румянец.
Я хотела незаметно уйти, но тут она почувствовала мое присутствие и обернулась. Её глаз видно не было, но я чувствовала, как взгляд медленно скользит по мне. Отчего-то стало еще более неловко. Мурашки пробежали по спине и рукам, но совсем не от холода. Я поежилась.
Джеки затушила папиросу, выдохнула дым в форточку и направилась в мою сторону. Неслышно ступая босыми ногами по полу, двигаясь плавно и медленно, она приблизилась ко мне вплотную, так, что пришлось чуть отступить назад. Наверное, глаза меня выдали, потому что Джеки усмехнулась, глядя сверху вниз, но больше не сделала попытки приблизиться.
— Почему ты проснулась? — она будто нарочно оперлась о дверной косяк рядом с моим плечом — так близко, что я почувствовала тепло её тела.
— Кошмар приснился, вот и проснулась, — мне почему-то стало стыдно, что я испугалась страшного сна.
— Пойдем, ты же замерзла, стоишь босиком.
— Но ты же тоже босиком, — я попыталась возразить.
— Не спорь, пойдем, — она взяла меня за плечи. Я затаила дыхание, ожидая чего-то большего и боясь этого, но Джеки только развернула и тихонько подтолкнула меня вперед. Борясь с легким чувством разочарования, я повиновалась и сама не заметила, как оказалась в кровати. Очнулась только, когда она поправила мне одеяло и собиралась вернуться в свою постель. И я просто не успела осознать, как же так получилось, что я удержала её за руку и попросила остаться, без слов, одним только взглядом.
Джеки не произнесла ни слова, только глубоко вдохнула, будто перед прыжком в воду, и легла рядом со мной под одеяло.
— Только давай так, — проговорила она, поворачивая меня к себе спиной.
Я плохо поняла, зачем, но спорить не хотелось.
Вдруг её рука обхватила меня и притянула к себе. Тесно настолько, что я оказалась плотно прижата к ней, могла чувствовать все изгибы её тела, руку, обнимающую меня за талию, мягкость кожи, её необыкновенный запах, её тепло. По моему телу снова прошел тот самый жар, а она притихла, похоже, ожидая моей реакции. Я медленно-медленно выдохнула, опасаясь, что вместо вздоха у меня получится стон, и, чтоб как-то разрядить ситуацию, произнесла первое, что пришло мне в голову:
— Теперь я твоя плюшевая игрушка? — сказала я достаточно громко, чтоб разорвать напряженную тишину. Прозвучало нелепо и несколько двояко, но подействовало. А я вдруг пожалела, что это не так. Её игрушка...
В ответ она тихо засмеялась, щекоча дыханием мою шею, отчего волоски стали дыбом.
— Вроде того. Давай спать.
Несмотря на волнение и смущение, мне было так тепло и спокойно, что уснула я действительно очень быстро и крепко. Никакие сны больше не тревожили меня в ту ночь.

* * *

Джеки еще какое-то время лежала, уткнувшись носом в пушистые волосы младшей девушки и прикрыв глаза. Стараясь дышать ровно, она ругала себя за то, что попала в такое положение. Ну зачем ей надо было ТАК обнимать Соню? Она усмехнулась. Захотелось. Вот и весь ответ. Захотелось не только обнять её покрепче и прижать поплотнее, но и гораздо большего. Вот и мучайся теперь, дурёха, думала она про себя, чувствуя под рукой мерное дыхание спящей. А как её возбудили последние слова девушки! Ей пришлось сжать зубы так, что челюсть заболела, только для того, чтобы не наброситься на Сонечку, чтобы выговорить хоть что-то более-менее пристойное. Её игрушка...
Заснуть удалось только под утро.
Проснулась Джеки первая и чуть не выругалась, но вовремя сдержалась — побоялась разбудить, спящую Соню. Рука художницы покоилась на голом бедре девушки, та лежала на спине, её ночнушка задралась, а одеяло вообще валялось где-то в ногах — в квартире было действительно жарко. Джеки лежала и не знала, что ей делать. Она не хотела убирать руку, но Соня могла в любую минуту проснуться. И проснулась, когда художница осторожно приподнялась, поправляя сбившуюся сорочку девушки.
— Доброе утро, — проговорила она, сонно щурясь
— Доброе, как спалось? — спросила Джеки, любуясь девушкой.
— Просто замечательно, — улыбнулась та и потянулась, слегка выгибаясь, а художница сбежала из постели, чтоб не наделать глупостей.

Стоя у двери, Джеки, улыбаясь, повторяла, как добраться до галереи, и во сколько она там будет ждать свою модель.
— И не забудь, если ты не придешь, я смертельно обижусь, — говорила она, дотронувшись указательным пальцем до кончика носа Сони, на что та поморщилась, и, улыбаясь, сообщила, что обязательно придет.
Уже сбегая вниз по лестнице, художница помахала рукой, закидывая на плечо сумку.
И Соня подумала, что они встретятся еще до выставки. Ведь до нее целых две недели, это слишком долго. Девушка усмехнулась. Не успела закрыть дверь, а уже начала скучать. То, что произошло сегодня ночью, было для нее новым и необычным. Она вела себя так, как никогда бы не позволила себе, будь рядом молодой человек. Но то, что Джеки была девушкой, сбивало с толку и пугало, потому что слишком уж яркими были эмоции и ощущения. Соня просто не могла понять, где проходит та самая грань, отделяющая «приличное» поведение от «неприличного», а потому пребывала в растерянности. Ей никогда прежде не приходило в голову, что подобное можно испытывать с девушкой. Она не раз ночевала с подругами, в одной кровати, но такое... Нет, определенно она сходит с ума.
Девушка стояла в ванной, глядела в зеркало на свое отражение и улыбалась слегка смущенно. Настроение, несмотря на неопределенность и возможное сумасшествие, было чудесным.

ГЛАВА 6

«Отдав последние гроши,
Студент, надежды подающий,
Гадает на кофейной гуще
Как до стипендии дожить...»

Они не виделись несколько дней. Джеки все время проводила в своей каморке на работе, проявляя фотографии, в темноте, при свечении красной лампы, либо на собраниях и демонстрациях. Без нее не обходилось ни одно мало-мальски значимое событие, а потому домой девушка приходила уже поздно, и сил хватало лишь на то, чтобы скинуть с себя одежду и добрести до кровати. А ведь еще нужно было выбить место в галерее и договориться с местной управляющей и другими участниками, разослать пригласительные и заказать рамки для своих работ.
Увлеченная проблемами и заботами, она почти не вспоминала о Соне, лишь просматривая её фото, улыбалась задумчиво. Художница с головой погрузилась в работу, но уже к среде она так вымоталась, что просто не хотела вставать с постели, благо сегодня не было никаких важных событий, и на работе ей делать было нечего. Девушка поняла, что если не устроит себе отдых, то просто не доживет до выставки.
Провалявшись до обеда, девушка вышла на улицу...и на пороге столкнулась с парой ребят примерно её возраста.
— Ну, здорово, пропащая, — как-то угрожающе проговорил один из них. Высокий, плечистый, он на голову возвышался над девушкой.
— Это, знаешь ли, наглость первостатейная — забывать о старых друзьях, — сказал второй, подходя ближе.
— Эй, ребят, ну вы чего?
Высокий ухватил порывающуюся сбежать девушку за ворот куртки и слегка приподнял.
— Ну вы и заразы! — художнице оставалось только шипеть и пытаться пнуть друга в голень, но тот ловко уворачивался.
— В общем, так. Или ты идешь сегодня с нами бродить по городу, или мы объявляем тебе бойкот.
Джеки давно уже поняла, что сопротивление бесполезно. Только рукой махнула — «ну что с вами сделаешь?»

На улице было на удивление хорошо. Солнце отдавало последнее тепло так щедро, будто боялось не успеть и уступить зиме место, не до конца растратив свои силы. Джеки горьковато улыбнулась, изучая яркие, шуршащие под ногами листья: «Словно умирающий, который стремится сделать как можно больше безрассудных и добрых поступков за оставшееся ему время».
Троица прогуливалась по улочкам старого города, болтая обо всем и ни о чем одновременно, когда высокий Иван вдруг проговорил:
— А у тебя, как я понял, появилась, наконец, дама сердца?
Джеки поперхнулась от неожиданности.
— С чего ты взял? — она знала этих ребят со времен своих скитаний с родителями. С Иваном и его родственниками они бежали от революции, а второй, Тимофей, был самым лучшим и преданным другом Вани. Они с девушкой были по-родственному близки и принимали её такой, какая она есть, хоть и не одобряли, а потому Джеки старалась помалкивать о таких вещах.
— Ну, я, когда мы у тебя чай пили, видел занятные фотографии на твоем столе. Премилая особа! — он ухмыльнулся, а художница мысленно послала его ко всем чертям.
— Это тебя не касается, — ощетинилась она, — и это не моя пассия, это моя модель!
— Ну ладно, не шипи на него, — вступился Тимофей, более добродушный и миролюбивый. — Он же не для себя, для тебя старается.
— Не надо для меня стараться, пусть для себя баб приглядывает, а ко мне не суется... — она осеклась, увидев на другом конце улицы Соню, идущую в компании какого-то паренька. Они шли, весело беседуя о чем-то, то и дело парень легонько толкал её в плечо, на что девушка отвечала игривыми подзатыльниками.
Увидев Джеки, девушка внезапно замолчала, улыбка сошла с её лица, но лишь на минуту. Затем она, осмотревшись по сторонам, подбежала к компании. Юноша последовал за ней.
— Джеки, здравствуй! — она радостно улыбнулась и вежливо кивнула присутствующим ребятам.
— Привет.
— Это Юрка, знакомьтесь, мой брат двоюродный, приехал издалека, вот показываю ему город.
Тимофей быстро взглянул на Джеки и радостно заржал, видя, как у той расслабляется спина и разжимаются кулаки. Его примеру последовал и Ваня.
Представившись, они предложили показать иногороднему не только привычные и популярные места, но и что-нибудь эдакое. Юрий прямо-таки загорелся экскурсией, с опаской поглядывая на сестру — вдруг откажется. Соня не отказалась. Она, наоборот, с энтузиазмом подхватила идею.

Ребята шли не торопясь, болтая о всяких мелочах, только вот Соне было немного грустно — казалось, что Джеки совершенно не замечает её присутствия, отвечает на вопросы односложно и совсем не смотрит в сторону девушки. А вот Джеки в свою очередь прикладывала все усилия, чтобы не обернуться, не взять за руку ту, которая шла так близко. Но художница твердо решила, что ничего подобного их совместной ночевке не повторится.
Ей стало почему-то страшно, когда пришло понимание произошедшего, того, что она зашла очень далеко, а ведь девушки и знакомы-то были всего день! Страшно было ощущать потребность в этой тихой девчонке, которая сейчас то и дело бросала на Джеки взгляды, полные непонимания. Девушка слишком долго отучала себя зависеть от кого-то, привязываться к людям, а теперь все её старания могли пойти прахом. Этого нельзя было допустить.

В заброшенном купеческом особняке на окраине города было тихо и мрачно. Стачка, которая переросла в восстание, прогремела в городе полгода назад. Подавили её легко, только вот разгромленный, подожженный дом остался мрачным отголоском того дня.
После пожара в восточной части дома перекрытия кое-где обрушились, но парадная лестница и западная часть были целыми, не считая общей разрухи: пустых, разбитых шкафов, сажей на стенах написанных ругательств. В первозданном виде сохранился камин из белого мрамора, потрясающий узор паркета в зале, пара статуй в нишах — и все. Рамы от изуродованных картин валялись на полу, в одной из рам был портрет женщины с вырезанным лицом.
— Это так бунтари развлекались. Вырезали лицо и подставляли свои, — сквозь зубы выговорил Иван. Он бы сплюнул, но вовремя спохватился, что присутствуют барышни.
У пришедших сюда людей замерло сердце, а у чувствительной Сони и вовсе на глаза навернулись слезы.
— Изверги. Ну разве можно такое творить. Свержение царизма, новый строй — это, может, и хорошо для кого-то, только вот так-то зачем? Звери... — проговорила она тихо, будто бы боясь потревожить кого-то.
— Я вот думаю, что про всё это лучше помалкивать, потому как с одной стороны заговорщики, а с другой — царские следователи, — проговорил Иван, понизив голос. — Я слышал, что людей забирать чаще стали. Кто на кого донесет — все, считай, нет человека.
— Да и родители у меня что-то волнуются. У порога чемоданчик стоит с необходимым... на всякий случай. И у соседей то же самое, — Тимофей в задумчивости почесал затылок.
У Сони холодок прошел по спине. Она поежилась и встретилась взглядом с грустными глазами художницы.
— Уезжать пора отсюда. Ничего нас хорошее в России не ждет, — проговорила та, отворачиваясь и разглядывая несчастный портрет.
— Мои родители тоже так думают, но бросить родину нам тяжело, — вздохнула девушка.
— А у меня нет родителей, их убила братоубийственная война. Такую родину я могу бросить.
— Наши родичи любят тебя как дочь, подруга, так что как соберемся, мы тебе свиснем, — Тимофей приобнял за плечи Джеки, которая глянула на него с благодарностью. И тут же спохватилась:
— Ну и что это за сопливая сцена! — громкий голос настолько неестественно громко прозвучал в тишине заброшенного дома, что все вздрогнули. — Мы сюда рыдать пришли или поглядеть на остатки былой роскоши? А чего тогда сплетничаем, как старые бабки?!
Ребята заулыбались и поспешили разойтись в разные стороны.
— Ужо я вам! — её страшная угроза догнала ребят уже в коридоре.
— Она хорошая на самом деле, не смотри, что суровая, — проговорил Иван Соне, когда они отошли на безопасное расстояние.
— Я знаю. Она необыкновенная. Не знаю, как сказать...
— Да я понимаю, это у нее жизнь просто такая, нет тыла надежного, некому прикрыть спину, вот она и ожидает нападения со всех сторон. Никому не доверяет.
Соня подумала, что хотела бы быть таким надежным тылом для этой девушки, но промолчала.

Она подошла к Джеки чуть позже, когда ребята разбрелись кто куда. Девушка, облокотившись на подоконник, смотрела вдаль.
— Как красиво, — тихо проговорила Соня, но, видимо, художница была слишком увлечена своими мыслями, и потому вздрогнула.
— Ох, напугала ты меня, — сказала она тихо, оборачиваясь и всматриваясь в лицо младшей девушки.
— Прости.
— Да оставь. Я проявила снимки, скоро вставлю их в рамки и отнесу в галерею, только не смотри на меня так, я их тебе не покажу пока все равно.
Соня нахмурилась. Сейчас, когда рядом никого не было, Джеки снова разговаривала с ней, как ни в чем не бывало. Перепады её настроения сильно действовали девушке на нервы, но спросить причину такого поведения Софья не решилась.
Они стояли у одной из рам с выбитыми стеклами и молча смотрели туда, где сливались две реки. Во всей красе было видно и по-осеннему пестрые горы и пейзаж городской окраины — все это с высоты уступа, на котором располагался дом, выглядело действительно завораживающе.
— Джеки, это обязательно надо запечатлеть. Такая красота! Смотри, как две реки становятся одной, не знаю, как тебе, а мне сразу вспоминается легенда о том, как они соединились.
— Это ты о той, в которой строптивая быстрая река долго сопротивляется и сомневается, прежде чем объединить свои воды с тихой и спокойной? — она усмехнулась и снова посмотрела на Соню как-то странно.
— Да, именно о ней... Но теперь же они вместе.
— Да, они вместе.
И девушки надолго замолчали, наслаждаясь тишиной и красотой этого места, пока к ним не подошли шумные и радостные мальчишки, которые успели уже обследовать весь особняк и теперь были грязными, но довольными.

~~*~~Соня~~*~~

— Слушай, Сонь... — я удивлённо обернулась: она меня по имени называла в последний раз в ту самую ночь. Тогда она сильно волновалась. Обычно Джеки обходилась ласково-насмешливой «милой девочкой» или просто заговаривала безлично, неопределенно. Я еще днем поняла, что она со мной при людях не говорила, потому что по имени не хотела обращаться...ну, я так думаю. Стеснялась или еще что.
Сейчас мы были одни, Юра пошел домой, в окне уже горел свет, её друзья ушли раньше, а Джеки провожала меня до дому.
— Сонь, я хотела спросить... — она замялась, а я с интересом наблюдала, как моя художница подыскивает слова. — Ты на выходных занята?
— Мне надо будет родителям помочь на даче, яблоки собрать.
— А где дача?
— На Барбошиной поляне, — я расстроилась, — и не получится отвертеться, ведь я на прошлые выходные уже оставалась в городе.
— У-у, и как добираться будешь?
— Ну, туда пока пароход ходит.
— Ясно, и много яблок? — она улыбнулась, но я видела, что это просто попытка скрыть смущение, ведь Джеки только-только показала мне, что не прочь была бы провести вместе выходные, значит, я ей интересна, как бы старательно она не скрывала это. Кстати...
— Много, а мне их еще в город тащить. Может, ты со мной поедешь, а то я, боюсь, не справлюсь, — я состроила самую несчастную физиономию из всех возможных.
— Ну... — было видно, что она растерялась, — я не знаю, а твои родители?
— Они не будут против, наоборот, давно меня спрашивают, почему я приезжаю одна, переживают, что у меня нет подруг.
— А у тебя их и вправду нет? — Джеки удивлённо поглядела на меня.
— Есть. Мало, но есть. Просто мне хочется познакомить родителей с тобой.
Я видела, как покраснели у Джеки щеки, и что она уже практически согласилась, но ещё сомневалась. Да что говорить, я и сама переживала, что подумают мои родители, когда её увидят, мне казалось, что они тут же поймут, что мы не подруги, а... вот кто мы друг другу? Страшно. Лучше не думать.
— А как же Юрка?
— А он на даче пусть остаётся, а то они же не виделись долго, пусть пообщаются.
— Хорошо, — она посмотрела куда-то себе под ноги, — во сколько мне подходить?
Мое сердце заколотилось от радости, я широко улыбнулась.
— В девять утра подходи к причалу, возьми с собой чего-нибудь из одежды, что не очень жалко, а все остальное есть.

~~*~~Джеки~~*~~

Мы прибыли на дачи только в половине одиннадцатого, пароход, как всегда, задержался. Народу было много, все с самоварами, корзинами. Конечно, всем хотелось провести на природе последние относительно теплые деньки.
Мы втроём долго поднимались по просеке, прежде чем ребята остановились перед аккуратной калиткой. Забор был невысокий, а за ним открывался вид на яблоневый сад и небольшой дачный дом. К нам уже спешила худенькая женщина в шерстяном платье, на плечи её была наброшена шаль.
— Приехали, хорошие мои! — она обняла Юрку и Соню, расцеловала в обе щеки, посмотрела на меня темными, проницательными глазами, и я сразу же почувствовала себя немного не в своей тарелке. Захотелось пригладить волосы, поправить одежду.
— Мама, это Джеки... — Соня слегка замялась, — моя подруга. Джеки, это моя мама, Лидия Марковна
Я улыбнулась про себя этой заминке: всю дорогу думала, как же она меня представит. Значит, буду подругой.
— Приятно познакомиться, — в ответ на вежливый кивок мамы.
Мы прошли на участок, где пахло яблоками и костром.
— Идите в дом, оставляйте вещи, и пойдём к столу, самовар уже горячий, вас ждёт, — Лидия Марковна улыбнулась и направилась к круглому столу, покрытому светлой скатертью. На нем и правда стоял пузатый самовар, под салфеточкой лежали какие-то булочки, а в глубокой пиале темнело варенье.
Дом был добротный — две комнаты и кухня с печью. Наши с Соней кровати стояли в одной из комнат, а Юрий расположился в кухне, где стояла софа, вполне пригодная для ночевки.
— Ну вот, можно идти за стол, — проговорила Софья, глядя на то, как я бросила в углу сумку и кинула туда же свою.
— Да, идем.
Мы вышли из дома, когда за столом уже все собрались. Отец Сони, звали его Петр Иванович, седой, с такими же кофейно-карими глазами, как у дочери, поднялся из-за стола, расцеловал Сонечку в обе щеки, приветливо кивнул мне, представился и пригласил нас присесть.
За чаем, как водится, велись разговоры о музыке, театре, литературе, а вот о политике старались не говорить. Я сразу поняла, что эта тема здесь не приветствуется.
С места, где я сидела, открывался чудесный вид на яблоневый сад, за которым внизу блестела река.
— Джеки, а где вы работаете? — мама посмотрела на меня, предлагая булочку с повидлом.
— Я фотограф.
— О, интересная профессия. Я давно интересовался фотографией, — вступил в беседу отец — Это сложно?
Мне устроили очень вежливый и ненавязчивый допрос. Я это понимала, но мне понравились эти люди, так что поддерживала разговор я с удовольствием. А потом мы пошли в сад. Я полезла на дерево, трясти ветки, а Лидия Марковна внизу переживала, что «заставили гостью работать».
Мне было хорошо. Сверху я любовалась видами и украдкой наблюдала за Соней. Она работала молча, и вид у нее был задумчивый. Девчонка периодически поглядывала на меня и чуть улыбалась. Ветер трепал её волосы и оборки скромного платья. Она сидела на коленях и складывала яблоки в корзину, а самые красивые откладывала «на сейчас».

* * *

Под яблонями было хорошо. Джеки сидела, прислонившись спиной к стволу старого дерева, через тонкую рубашку она чувствовала все неровности коры и прохладный ветерок, который, несмотря на яркое солнце, пронизывал по-осеннему холодными иглами. В руках у нее была книга.
— Эй, ты же замерзнешь, ведь земля уже холодная, — девушка и не заметила, как подошла Соня с большим и клетчатым свертком в руках. — Давай хоть плед постелю тебе.
— Можешь присоединиться, — улыбнулась девушка, покорно поднимаясь и помогая расстилать плед.
— Хорошо. Мы сегодня поработали замечательно. Ты устала?
— Нет, совсем не устала. Наоборот, хоть размялась, да и яблок наелась на полгода вперед.
Джеки засмеялась и от души потянулась, прикрыв глаза, подставляя лицо солнцу, а Соня замерла, залюбовавшись этой картиной.
— А что ты читаешь? — спросила она, смутившись.
Девушки уселись обратно под дерево и укрылись все тем же пледом в крупную клетку.
— Марину Цветаеву. Знаешь, «Под лаской плюшевого пледа», — девушка тихо фыркнула.
— Я люблю её стихи, — проговорила тихо девушка, — они красивые и такие... чувственные...
— А ты знаешь, что это стихотворение было написано в честь женщины? — глядя в удивленные Сонины глаза, Джеки, улыбаясь, проговорила. — Софья Парнок. Они были вместе полтора года, как я слышала.
Девушка наблюдала за реакцией подруги, отмечая розовые пятна на скулах, взгляд, обращенный куда-то в сторону Волги, пальчики, комкающие подол платья, и мучительно ожидала, что же она ответит.
— Знаешь, я только от тебя и узнала, что такое может быть, — девушка усмехнулась и перевела взгляд на художницу, — но я могу их понять.
Вот теперь жарко стало Джеки. Она тихо придвинулась к Софье, сильнее укрывая её пледом, укутывая ноги и ступни, закрывая от осеннего ветра.
Джеки читала стихи вслух, а Соня сидела, положив голову ей на плечо, и внимательно слушала, стараясь не пропустить ни одного слова, ловя интонации и движение губ. А губы шептали:
...сердце сразу сказало: «Милая!»
Всё тебе наугад — простила я,
Ничего не знав, даже имени!
О, люби меня, о, люби меня!..

И волосы трепал ветер и томик запрещенной почти Цветаевой, чуть подрагивал в руке художницы.
Когда стало совсем холодно, девушки поднялись в дом. Там было уютно и пахло ужином. Лидия Марковна резала все те же вездесущие яблоки, теперь уже в салат, и расспрашивала Юрку о родителях. Они не виделись с сестрой и её мужем уже несколько лет. Революция смешала все планы и подкосила здоровье, вот теперь мама Сони пыталась восполнить все пробелы. Юрка отвечал, а сам играл с Петром Ивановичем в шахматы.
— О, а вот и барышни! — отец поставил Юркиному королю шах и мат и поднялся. — Можно ужинать.

Вечером, когда все уже улеглись, Джеки подошла к Сониной маме, и вручила ей конверт.
— Вы только Соне не показывайте, она еще не видела, — проговорила девушка тихо.
Лидия Марковна открыла его и ахнула.
— Красота какая! — проговорила она, прижимая руку к груди — Это ваши работы?
— Да.
— Ну надо же, Сонечка уже так выросла. Я и не замечала, какая она взрослая...
— И очень красивая, — сказала Джеки, улыбаясь, — на вас похожа.
— Спасибо, вам, Джеки, — мама сморгнула набежавшую слезу и смущенно улыбнулась: — Старею, становлюсь чрезмерно сентиментальной.

ГЛАВА 7

К походу на выставку Соня подготовилась основательно. Во-первых, отпросилась с курсов, благо занятий было мало, да и не основные, так что не надо было никуда торопиться. Во-вторых, зашла в кофейню, успокоить нервы кружкой черного кофе и беседой с Витюшкой.
Выходила она из заведения спокойная и повеселевшая, а вот к месту назначения подходила уже хмурясь и изо всех сил стараясь побороть волнение. Джеки наотрез отказалась показать девушке получившиеся снимки, да еще и обещала познакомить с остальными участниками выставки. Было от чего переживать.
Галерея была довольно известна, и потому Соня нашла её без труда; она вошла и, сдав пальто, направилась в выставочный зал. Молодые люди, прошедшие мимо нее вниз по лестнице, одарили девушку странными взглядами, от которых стало еще более не по себе.
«Вот Джеки, вредина, обещала же встретить!» — девушка нахмурилась, продолжая подниматься, когда её окликнули.
На несколько ступеней выше стояла художница и счастливо улыбалась. От этой улыбки все хмурое настроение Сони просто испарилось, а Джеки в мгновение ока оказалась рядом и сгребла в охапку, так, что младшая девушка даже испугалась, что та сломает ей пару ребер.
— Сонька! Получилось. Представляешь, сейчас меня похвалил сам Степановский!
На недоумевающий взгляд та лишь рассмеялась и потащила девушку вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
— Валериан Степановский — это известный критик, если ему понравились мои работы, значит, у меня все получилось, понимаешь!

Соня лишь улыбалась в ответ, стараясь выровнять дыхание от такой пробежки, когда взгляд её упал на стену. На стене висел портрет. Невероятно красивое фото. Девушка лежала на изящной тахте с парчовой обивкой, великолепное платье подчеркивало все линии гибкого тела. Модель была необыкновенно хороша. Соня приблизилась к картине, не веря своим глазам.
— Я никогда и представить не могла, что могу быть такой, — проговорила она почему-то шепотом, а Джеки, оказавшись вдруг очень близко, склонилась к её уху, прошептав в ответ так, что по спине девушки побежали мурашки, поднимая волоски на шее, вынуждая слегка поежиться:
— Такой тебя вижу я, — и продолжила обычным голосом: — Только это еще не все. Пойдем. Кстати, должна тебя предупредить, этот самый Степановский уже изъявил желание с тобой познакомиться поближе, ты уж отшей его как-нибудь помягче, а?
Соня хитро прищурилась в ответ.
— А если я не захочу его отшивать? — И видя, как помрачнело лицо художницы, сжалилась: — Да ладно, я же шучу.
За что и получила легкий подзатыльник.

На выставке были представлены работы не только Джеки, но и некоторых других молодых фотографов. Однако часть выставки, принадлежащая ей, Соне нравились больше всех, да и критикам, кажется, тоже. Около снимков всегда было много людей, а девушка вдруг увидела оконную раму с выбитыми стеклами и пейзаж за ней - осенние холмы, две реки, сливающиеся в одну, и на сердце вдруг потеплело. Фотоснимок назывался «Будто мы и правда вместе»...
Вообще, для девушки выставка прошла сумбурно, как в тумане. На главном стенде она увидела еще одну композицию из нескольких своих фотографий, а еще Джеки познакомила её с множеством людей — это был бомонд и «рабочая интеллигенция». Были там и приглашенные гости, Иван и Тимофей с родителями, которые оказались очень милыми, приятными людьми.
— А вот и Валериан Валентинович! — провозгласила Джеки, указывая на приятного мужчину лет сорока с благородной сединой, с тростью и в шелковом шейном платке.
Завидев девушек, он сразу посветлел лицом и направился в их сторону, целовать ручки. Соня усердно изображала любезность до тех пор, пока не стало понятно, что он настроен серьезно; пришлось разыграть целое представление, в котором ненавязчиво проскакивало имя предполагаемого жениха девушки, что огорчило его безмерно, но попытки ухаживаний с его стороны прекратились.

Соня с интересом наблюдала за своей художницей. Сегодня девушка была не в своей коричневатой юбке и не в рабочих штанах, а в элегантном платье, подчеркивающем фигуру и изумительно подходящем к её серым глазам. Туфельки на небольшом каблучке и шарфик вызывали ассоциации с известными современными поэтессами. Трубку она сменила на мундштук, а сосредоточенное выражение лица и цепкий взгляд — на улыбку и любезность.
Такой девушка видела Джеки впервые, она с удивлением наблюдала, какое действие та оказывает на людей, с которыми общается. Стоит ей появиться поблизости, и прекращаются посторонние разговоры. Все смотрят на нее и только её слушают. Она умело подбирала ключик к каждому человеку и обладала незаурядным талантом лидера.
Девушка улыбнулась, очередной раз перехватив взгляд своей художницы, которая, вежливо откланявшись, поспешила навстречу ей.
— Ну все, официальная часть заканчивается. Сейчас мы отсюда сбежим, — порадовала Джеки свою уставшую модель.
Сама художница была полна сил и носилась по залу, успевая быть сразу везде. Она провожала особо важных гостей, раздавала указания служащим галереи, помогала убирать фуршет, не забывая оставшиеся продукты раскладывать по сумкам и потихоньку передавать Максиму - одному из участников фотовыставки - а тот, в свою очередь, относил их куда-то подальше от зоркого глаза организаторов.
Глядя на этот маленький вихрь, Соне оставалось только позавидовать.

ГЛАВА 8

«Давай-ка, пташечка, еще по чашечке,
Мы не в Швейцарии с тобой живем,
Они стесняются и пьют наперстками,
А мы с тобою душу отведем…»

Наконец, они сбежали всей гомонящей, веселой толпой. Молодые художники, фотографы, их близкие друзья, кто парами, кто поодиночке, но до небольшой профессорской дачи в пригороде добрались всего человек десять, остальные как-то сами собой отсеялись в ближайшем к галерее саду.
Хозяин квартиры — Эдик, был математиком, одаренным молодым человеком из профессорской семьи. Родители жили в городе, а дача использовалась сыном для того, чтоб собирать приятелей. Был здесь Стас — бывший однокашник Эдика, романтик, мечтающий постигнуть искусство кинематографа, и Петр — юный поэт и художник с неизменной гитарой. Были братья-близнецы Роман и Влад, профессиональные фотографы, вечно соревнующиеся между собой. Три девушки, довольно милые и веселые. Они были то ли чьими-то сестрами, то ли подругами. Одетые по последней моде, девушки сразу захватили все внимание мужской компании. И, конечно, Соня с Джеки — последняя, оставив остальных разбираться в хозяйственных вопросах организации вечеринки, незаметно ускользнула на веранду покурить.
Она достала папиросу, только почему-то не закурила, а замерла, прислушиваясь к голосам, доносящимся из ярко освещенной кухни. Звонкий девичий смех и жалобное треньканье настраиваемой в шесть рук гитары, звон бутылок со спиртным и скрип передвигаемой кем-то мебели заглушали беспорядочно мечущиеся в голове мысли.
К веселым голосам иногда примешивался нежный колокольчик Сони. Художница улыбнулась. Ну, влюбилась она, что ж тут поделаешь? Влюбилась в свою модель, и, похоже, всерьез. Влюбилась в девушку, которая не будет рядом — такого просто не может быть. Да и не признается она в своих чувствах. А зачем? Даже если Соня согласится, то будет просто не честно — сваливать на девушку проблемы с родителями, непонимание и враждебность окружающих, да и мнение общественности - как бы там ни было, а все же это очень важно для молодой девушки. Ведь за такое могут и в лагеря, Джеки об этом хорошо знала. Тем более Соня, в отличие от нее, еще может обзавестись полноценной семьей и кучей детишек. Было бы жестоко заставлять её выбирать.
Джеки все же закурила и, отвернувшись от ярко освещенной кухни, погрузилась в свои невеселые мысли. Как же хотелось выкинуть из головы ту ночь, когда они спали в обнимку, интересные разговоры, веселый смех... А как они спорили тогда, в студии? Девушка улыбнулась, вспоминая растерянное лицо своей модели, когда та поняла, что кофе нет и не предвидится, и то, как она расчихалась от пыли, когда художница накинула ей на плечи раритетный меховой воротник, который пару лет провисел в гримерке одного театра. Потом пришлось подправлять макияж. И долгие разговоры на веранде, где Соня в ответ на Цветаеву читала ей чьи-то стихи и кормила «самыми красивыми» яблоками.
Джеки не сразу поняла, что рядом с ней еще кто-то есть.
Соня проскользнула на балкон и поежилась под холодным октябрьским ветром.
— Ты же тут совсем замерзнешь, — проговорила она, накидывая на плечи девушки пальто.
Художница только сейчас поняла, что действительно замерзла, и благодарно взглянула на свою модель.
— Пойдем. Ты сегодня совсем ничего не ела, и если не поторопишься, все съедят без тебя.
— Спасибо, маменька! — засмеялась Джеки, пряча смущение. Давненько никто за ней не ухаживал.
Девушки вошли в комнату, и тут же их окружило тепло, запах еды и веселый гомон компании. А ведь она действительно безумно проголодалась!
— Эй, Джеки! Ты куда делась? Мы тебя уже отчаялись увидеть здесь! — стараясь перекричать толпу, обратился к ней Стас. — Давай штрафную!
Девушкам протягивали по рюмке коньяка, те переглянулись и с удовольствием приняли угощение, особенно замерзшая Джеки. Их посадили по разным концам стола, на свободные места, а потому оставалось только переглядываться изредка да поддерживать веселый разговор соседей. Наша художница, как всегда, была в центре внимания, она балагурила и от души веселила всех собравшихся. После выпитой рюмки стало тепло, весело и закружилась голова — она действительно сегодня почти ничего не ела.

~~*~~Джеки~~*~~

Вечер шел своим чередом, народ постоянно выходил из-за стола, возвращался, смеялся и шутил, играла музыка, было весело и легко. Вот только взгляд мой все время останавливался на Соне. Похоже, она понравилась Стасу. Тот то и дело подливал ей коньяк, вот только девушка практически не пила, а потому бокал был уже почти полным. А еще она ловила каждый мой взгляд, она будто чувствовала, что я смотрю на нее, и постоянно отвечала мне. Я злилась на себя, но все равно постоянно выхватывала из общего движущегося гомонящего бедлама её тонкую фигурку.
Таааак... А это ещё что? Похоже, Стасик решил перейти к решительным действиям, приобнял мою Соню за плечи, а она вывернулась, стараясь не обидеть его, но давая понять, что не настроена на такое общение. Я с облегчением выдохнула.
Соня посмотрела на меня и, видя мои сжатые кулаки, улыбнулась, покачала головой, пытаясь сказать мне, что все хорошо, но подвыпивший парень не прекращал своих атак и вскоре, когда я уже была готова бросить в него что-нибудь тяжелое с моей части стола, моя модель предпочла ретироваться. Она выскользнула из-за стола и вышла из комнаты. Вот только когда следом за ней направился Стас, я вскочила и попыталась пробраться к выходу из комнаты, но ребятам, как назло, понадобился тост, у меня как-то сама собой в руках оказалась рюмка коньяка. Проводив глазами скрывшегося за дверью Стаса, я попыталась придумать тост. Лишь бы они отвязались!

~~*~~Соня~~*~~

Жалко, что нас с Джеки рассадили по разным концам стола — рядом с ней я чувствую себя куда увереннее. Теперь же со мной рядом сидел Стас и активно за мной ухаживал. Подливал коньяк, рассказывал что-то, пытался положить свою ладонь на мою, но пока мне удавалось ненавязчиво убирать руки, не давая ему прикоснуться, и отодвигать рюмку подальше. Но это все было не важно, ведь я постоянно ловила на себе взгляды Джеки. Моя художница отворачивалась, когда наши глаза встречались, но через мгновенье её взгляд снова возвращался ко мне. От этого мне становилось не по себе, она так пристально вглядывалась в мое лицо, что хотелось либо выбежать из комнаты, либо оказаться в её объятиях. Я понимала все яснее и яснее, что мне хочется быть рядом с ней постоянно, наплевать на все условности и запреты и усесться к ней на колени, уткнуться носом в изгиб между воротником рубашки и шеей и вдыхать необыкновенную смесь её собственного запаха и дорогого табака.
Я потрясла головой, все слегка кружилось, похоже, сегодня мне уже достаточно спиртного. И еще этот Стас. Он начал уже меня раздражать, а уж когда, пробормотав что-то, приобнял меня за плечи, я не выдержала. При первой же возможности встала и постаралась как можно незаметнее выскользнуть из комнаты. Но пока никак не получалось. Я посмотрела на Джеки. Та, похоже, поняла, что происходит, и была явно этим недовольна. Ладони сжались в кулаки, а взгляд, брошенный в сторону ухажера, не предвещал ничего хорошего. Стараясь избежать надвигающегося скандала, я все же ухитрилась пробраться через сидящих ребят и покинуть комнату. Мне оставалось только надеяться, что этот настырный парень не пойдет за мной.
Зря надеялась.
Только я добралась до еще пустующей сейчас соседней маленькой комнатки, как дверь приоткрылась, и в нее проскользнул Стасик. Ну вот как объяснить человеку, что он лишний?
— Привет, — проговорил он, приближаясь.
— Стас, я хочу побыть одна.
— Да ладно тебе. Все веселятся, а ты одна? — он сделал попытку взять меня за руку, но я увернулась. Джеки, где же ты ходишь?!
— Стасик, шел бы ты к компании, там же веселее, чем со мной, — я снова попыталась от него отвязаться, хотя понимала, что это уже бессмысленно.
— Ты знаешь, что ты очень красивая? Когда я тебя увидел на фотографии, я подумал, что Джеки просто талант! Но теперь я вижу, что она ничего не подправляла, все правда.
— Ох, ну спасибо, конечно...
— Послушай, а у тебя есть кто-то? — он ухватил-таки мою руку, я отодвинулась от него, но он с силой потянул меня за руку, и я чуть не оказалась в его объятиях. Вовремя выставила перед собой локоть и увернулась от губ. Да что же это? Терпеть не могу такие моменты!
— Стас, послушай....
— Я не помешала? — Джеки стояла, опершись о косяк, руки были в карманах. Ярость, слегка прикрытая иронией, звучала сейчас в её голосе, а взгляд был колючим, холодным.
Я бы на месте Стаса испугалась.

~~*~~Джеки~~*~~

Я выбралась из-за стола только минут через пять и тут же поспешила в самую дальнюю комнату. Я приоткрыла дверь и увидела, как эта зараза обнимает мою Соню! Мне захотелось убить его на месте.
Никогда я еще не чувствовала себя настолько злой, сама не понимаю, что на меня нашло, но прежде чем заговорить, я глубоко засунула руки в карманы, чтоб не врезать Стасику по его наглой физиономии, и поблагодарила себя за то, что так предусмотрительно переоделась — драться в платье было бы не удобно.
— Я не помешала? — усмешка у меня вышла достаточно злобная.
Стас сразу отцепился от Сони и раздраженно уставился на меня.
— Помешала. Знаешь об этом?
— Даже не догадываюсь. Ты не слышал? Девушка хочет побыть одна, — я сделала шаг ему на встречу.
— Так ты еще и подслушивала? — он вскинул голову, ухмыляясь, но, взглянув на меня, отчего-то потупился и чуть отступил.
— Значит так, сейчас ты разворачиваешься, тихо-мирно идешь спать и оставляешь Соню в покое. Ты меня хорошо слышишь? — я все же не сдержалась и повысила голос
— А давай спросим у нее самой, чего она хочет, может, девушке хочется, чтоб ушла ты?
— Стас, иди спать, ты пьян, и я не хочу сейчас тебя видеть, — Соня проговорила это тихо, но очень четко, так, что мы одновременно замолчали и обернулись.
Она стояла напротив окна, и её темный силуэт с гордо поднятой головой показался вдруг настолько внушительным, что парень даже спорить не стал — молча развернулся и ушел, задев меня плечом и хлопнув дверью.
Я во все глаза смотрела на девушку. Ни разу еще я не видела в её глазах такой решимости, а в жестах и осанке такого достоинства, будто передо мной стояла особа голубых кровей, а не моя Соня. Наверное, именно сейчас я поняла, что эта девушка может быть не только милым котенком, но и достаточно жестким человеком, способным справится самостоятельно со своими проблемами. Я даже почувствовала себя немного глупо из-за того, что влезла не в свое дело и решила защитить её от назойливого кавалера.
Но вот она расслабилась, опустила голову, тихонько подошла ко мне и, не говоря ни слова, ткнулась лбом мне в плечо. Устало и благодарно. Все сомнения в правильности моих действий выветрились из головы, и осталось только обнять её и поцеловать в макушку.
— Ну и чего ты убежала, глупая девчонка? А если б я не пошла за тобой?
— Прости. Я как-то не подумала...
— Не подумала она, — я хмыкнула и, приобняв её за плечи, усадила на резную кушетку, в ворох вышитых подушек, а сама забралась туда с ногами.
— Не подумала, что ты можешь не прийти, — закончила она фразу.
А я не нашлась, что ответить.
Как же так получилось, милая девочка, что ты стала мне настолько дорога? Что мне хочется быть с тобой рядом постоянно. Знала бы ты, как мне хотелось сидеть там за столом с тобой рядом, дотрагиваться до тебя украдкой, наклоняться к тебе близко-близко, пользуясь тем, что в комнате шумно, чтоб сказать ничего не значащую фразу, как бы невзначай коснуться губами твоего ушка, ощутить, как контрастирует жар твоего тела и холодок сережек, лишь на мгновение... Нет, такого я никогда не чувствовала. И не позволяла себе чувствовать.
Знала бы ты, как я не люблю вторжения в свое личное пространство и как непозволительно легко мне было впустить в него тебя. Как приятно было ухватить тебя за руку, как сладостно было прижимать тебя тогда к себе, лежа в кровати... С тобой за какую-то пару недель я нарушила практически все свои принципы, все запреты, которые наложила на себя сама, за которые, как за маску, пряталась всю свою сознательную жизнь после смерти родителей... Как же у тебя это получилось? Ты ворвалась в самое заветное, вторглась в мою душу. Но сделала это настолько деликатно, что я не почувствовала вторжения. А когда поняла, что происходит, было уже слишком поздно.
— Джеки... — вот и сейчас ты все сделала в своей, неповторимой манере. Ты прервала мои размышления с практически ювелирной тонкостью, чуть коснувшись меня своим голосом, слегка дотронувшись ладошкой до края рубашки, почти не потревожив, так, что даже прижатая ткань не коснулась моей кожи. Не то, что твоя рука. Не придерешься.
— Женя.
— Что? — твои глаза внимательно вглядывались в мое лицо. Ты удивлена.
— Меня зовут Женя, — вот и еще один запрет снят. Мне почему-то очень захотелось, чтоб ты назвала меня по имени. Раз уж ты вторглась в мою душу, так что же жалеть об утерянной маске? Ведь перед тобой бессмысленно пытаться «держать лицо», ты все равно видишь все без прикрас, без фальши. Как есть.
— Женя... — ты произнесла мое имя, будто пробуя его на вкус. — Мне очень нравится это имя. Можно я буду называть тебя так?
— Стала бы я тебе его говорить, если бы не хотела, чтоб ты его произносила?! — я разозлилась. На себя. За неспособность быть сильной перед ней, за то, что она все это видела.
Соня, похоже, не обиделась на мой тон, только чуть отодвинулась, устраиваясь удобнее. Подобрала под себя ноги и прислонилась к спинке. Посмотрела, улыбнулась.
— Я знала, как тебя зовут, но не решалась без твоего позволения.
Я только плечами пожала. Правильно делала.
— Гитара. Там, кажется, на гитаре играть начали. Может, пойдем, Жень? — она робко взглянула на меня, будто прося разрешения.
— Да. Идем, — я поднялась и подала ей руку, Соня ухватилась за нее и встала, но только не на пол, а, как была, на кушетке. Мое лицо оказалось на уровне её талии. Я дотронулась до её бедер, а она положила руки мне на плечи. Аккуратно, словно фарфоровую статуэтку, я приподняла её и поставила на пол. Соня тут же отстранилась и вышла из комнаты.
Несколько секунд потребовалось мне, чтобы перевести дыхание. Руки до сих пор ощущали шелк её кофточки, изгиб её талии... Голову вскружил аромат её духов, кромка лифа, показавшаяся в вороте чуть задравшейся кофты...
Боже! Да она меня просто дразнит! И я еще не хотела ставить её перед выбором?

ГЛАВА 9

«В углу играют на гитаре
Мотивчик бодрый и простой,
Уставший бармен варит, варит
Напиток вялою рукой…»

В зале действительно играли на гитаре. Стаса не было. Как сообщил девушкам  Эдик, его друг в спальне - слишком много выпил, теперь отсыпается. Оно и к лучшему.
Когда девушки вошли в комнату, Роман ударил по струнам и запел:

В парке Чаир распускаются розы,
В парке Чаир расцветает миндаль.
Снятся твои золотистые косы,
Снится веселая звонкая даль.

«Милый, с тобою мы увидимся скоро!» —
Я размечтался над любимым письмом.
Пляшут метели в полярных просторах,
Северный ветер поет за окном.

Тут куплет подхватила Женя. У нее был очень приятный голос, Соня во все глаза смотрела на свою художницу и не могла налюбоваться. Та стояла, прислонившись к стене и прикрыв глаза. В руке её была пустая рюмка. И когда она только успела её выпить?

В парке Чаир голубеют фиалки,
Снега белее черешен цветы.
Снится мне пламень весенний и жаркий,
Снятся мне солнце, и море, и ты.

Помню разлуку. Так неясно и зыбко
В ночь голубую вдаль ушли корабли.
Разве забуду твою я улыбку!
Разве забуду я песни твои!

В парке Чаир распускаются розы,
В парке Чаир сотни тысяч кустов.
Снятся твои золотистые косы,
Снятся мне свет твой, весна и любовь…

От того, что случилось в дальней комнате, до сих пор кружилась голова. Такая яркая вспышка возбуждения, когда тонкие, сильные пальцы обхватили её бедра, когда проскользнули по талии вверх, задирая блузку, опаляя кожу случайным, мимолетным касанием… Дыхание перехватило от зарождающегося стона, ей на мгновение показалось, что если Женя отпустит её, она просто упадет к ногам девушки.
Если бы Соня не убежала оттуда, могло бы произойти все, что угодно. Ведь она почувствовала ответную реакцию, ответный жар. Как же сладко было в Женькиных руках. Как же не правильно, и настолько честно, настолько искренне. Искренне по отношению к самой себе.
Соня понимала, что влюбилась. Влюбилась по настоящему. Так же понимала она, что один шаг отделяет девушек друг от друга. Но какой же он огромный, этот шаг. Он, словно пропасть, в которой вся размеренная и привычная жизнь, где смешалась любовь близких, уважение знакомых, мнение о ней окружающих, спокойствие родителей, надежда мамы обзавестись внуками, да еще и мысли эмигрировать из страны, где революционные мыли звучали все чаще и чаще… Все то, что этот шаг к любимому человеку перечеркнет большой жирной чертой.
Песня закончилась, а вслед за ней уже неслась другая. Русские романсы сменялись народными песнями, современная поэзия – хулиганскими дворовыми. Ребята веселились, и никто не обращал внимания на то, как смотрела Женя на свою модель, как та, украдкой, бросала взгляды в ответ. Никто не удивился, когда Джеки, опрокинув еще рюмку коньяку, подхватила гитару и запела:

Милая девочка, со мной не шути,
Если поймаешь вдруг пламенный взгляд,
Значит, ты можешь сбиться с пути,
Значит, ты можешь сбиться с пути,
Значит, рискуешь не скоро вернуться назад.

Соня обомлела, она не слышала этой песни раньше, но вот обращение было ей хорошо знакомо, ведь Женька постоянно звала её милой девочкой. Щеки девушки тут же покрылись ярким румянцем, а художница, в это время продолжала, хитро поглядывая в её сторону, будто проверяя реакцию.

Остановись, опусти глаза,
На встречу не двигаться, не смотреть,
Шаг в сторону, шаг назад,
Шаг в сторону, шаг назад,
Шаг в сторону, шаг ещё на четверть, на треть.

Усмехнувшись, она обвела взглядом собравшихся и теперь, не отрываясь уже смотрела прямо в глаза Сони.

Шаг в сторону, шаг назад,
Шаг в сторону, шаг назад,
Шаг в сторону, шаг ещё на четверть, на треть…

Они будто действительно танцевали, и вела в этом танце Женька. Художница спрашивала, и ждала от Сони ответа. Четкого, вполне конкретного ответа. И прямо сейчас.

Милая девочка, со мной не шути,
Если окажется, что мы заодно,
Значит, ты можешь сбиться с пути,
Значит, ты можешь сбиться с пути,
Значит, рискуешь надолго остаться со мной.

Соня была не просто удивлена, она не понимала, что творит эта девчонка! Сердце стучало часто-часто, она вцепилась в край дивана, на котором сидела и пыталась осмыслить происходящее. Она и не заметила, как стихли в комнате все разговоры, теперь всё внимание было приковано к девушкам, ведь Женька так откровенно смотрела на свою модель, что не оставалось никаких сомнений – песня адресована ей.

Остановись, опусти глаза,
Предупреждение последнее, стой!
Шаг в сторону, шаг назад,
Шаг в сторону, шаг назад,
Шаг в сторону, шаг, но ты снова со мной.

Тут лицо Жени изменилось. Хулиганское выражение сменилось вопросительным и последние строки она почти прошептала, будто спрашивала Соню: будет ли она с ней, а если нет, то пусть не шутит так больше, пусть не дразнит, ведь она играет сейчас человеческими чувствами.

Шаг в сторону, шаг назад,
Шаг в сторону, шаг назад,
Шаг в сторону, туда, где ты снова со мной;.

Она отложила гитару и проговорила-пропела:

- Милая девочка, со мной не шути... – будто пальцем пригрозила. И Соня не выдержала. Она выбежала из комнаты и остановилась в коридоре, в полной растерянности. Мысли беспорядочно метались. Она приложила холодные руки к горящим щекам и аккуратно, на цыпочках прошла всё в ту же комнату. Там было темно и спокойно. Она подошла к окну и прислонилась лбом к холодному стеклу, закрыла глаза. Вдруг ей на плечи легли чьи-то руки. Девушка вздрогнула и  обернулась. Женя стояла и глядела на нее. В серых глазах застыл вопрос и ожидание. Соня поняла, что еще немного и слезы польются из глаз. Она зажмурилась и опустила голову, стараясь думать о чем-то другом, но мысли, как заведенные возвращались к словам песни, к ощущению теплых рук на плечах, к тому теплу и той поддержке, которую она получает от этой яркой и неординарной девчонки всегда, когда в этом нуждается.
- Не ответишь мне? – Женя попыталась убрать с глаз своей любимой выбившуюся из прически прядь. Но та увернулась и отошла, а потом резко вскинула голову, вглядываясь в глаза своей художницы.
- Понимаешь ты, что это тяжело, что все должно быть не так?! – Соня не выдержала, ей просто необходимо было высказать все то, что копилось у нее на душе с момента их знакомства. – Это же ненормально, понимаешь? Я должна буду перечеркнуть всю свою жизнь, чтобы быть с тобой! С друзьями придется объясняться, но это пустяки просто по сравнению с мамой! Ты представляешь вообще, как я об этом маме скажу, а папеньке?! А потом, я думаю, что родители у меня готовятся к отъезду из России, только мне не говорят пока, ждут, когда я закончу учебу, а дальше? Что будет дальше?
Она подошла и прижалась к Жене всем телом, обняла её и подняла голову, поглядела на художницу полными слез глазами.
- Я же не смогу тогда поехать с ними.
- Я не буду тебя принуждать – Женя поглядела в эти огромные, полные грусти глазища и нежно погладила девушку по голове, легко прикасаясь к волосам. – Тебе решать. Ты видишь, как меня тянет к тебе. Ты не можешь не чувствовать то, что между нами происходит, но, пожалуйста, подумай хорошенько. Я не хочу, чтоб ты согласилась быть со мной до первого разговора с мамой. И учти, маменька будет права, пытаясь тебя отговорить.
Девушка отодвинулась, и Соне пришлось разомкнуть объятия.
- Ох, Женя, я так устала.

ГЛАВА 10

«Текут по крышам кофе-реки
И наводняют материк...
Он сонно сплющивает веки,
Он ко всему уже привык…»

Они дошли до дома Сони и попрощались у двери. Стояло свежее утро, которое делало мысли яснее и рациональнее.
Прощанье вышло скомканным и слегка неловким. Женя смотрела куда-то поверх Сониной головы, а та то и дело поглядывала на дверь подъезда.
— Ну, до скорого, что ли? — как-то неуверенно спросила Женька.
— Я найду тебя.
— Ну, хорошо, буду ждать, милая девочка, — девушка поглядела в глаза своей модели и, развернувшись на пятках, быстро зашагала прочь.
Соня еще какое-то время провожала взглядом темную фигурку, любуясь тем, как легко и быстро шла её художница, а затем развернулась и пошла домой.
Только зайдя в квартиру, Соня поняла, как же она устала. Спала она ночью плохо. То и дело просыпаясь, голова болела. Все, на что хватило сил, так это умыться, скинуть одежду и покрывало с кровати на пол и заснуть, как только голова коснулась подушки.
Проснулась девушка поздно, был почти вечер. Как хорошо, что не надо никуда торопиться.
Соня нахмурилась — все произошедшее вчера навалилось на нее грудой проблем и нерешенных вопросов. Поморщившись, она поднялась и пошла умываться. Ей определенно нужна была чашка крепкого кофе и добрый совет.
До кофейни она добралась еще только через два часа. Соне совсем не понравился вид, который открылся ей в зеркале в ванной, пришлось принимать душ, пытаясь заставить мысли собраться в кучу и выдать хоть какое-то решение.
Виктор будто ждал её. Как только девушка переступила порог, он помахал ей рукой с зажатым в ней полотенцем и жестом пригласил за стойку.
— Рассказывайте, милочка, — минуя приветствие, он перешел сразу к делу. — Кофе очень крепкий делать или все не так плохо?
— Витюш, вы великий кудесник! — проговорила удивленная его проницательностью девушка. — А кофе не очень крепкий, а то я не ела ничего сегодня.
— Значит, еще пару круассанов? Я правильно понял? — и, глядя на утвердительно кивнувшую Соню, самодовольно добавил: — Я не кудесник, я просто всегда знаю, что нужно людям.

Допивая кофе, девушка уже успела поведать свою проблему бармену, и, тот задумчиво стоял теперь по ту сторону стойки, протирая чашки.
— Любишь, значит?
Девушка смущенно кивнула
— Никогда ничего подобного я не чувствовала.
— А она?
— Не знаю, она не сказала, но ясно дала понять, что хочет быть со мной, и я склонна ей верить.
— Ой, горе-горюшко, — улыбнулся паренек, и у Сони на душе стало теплее. Хоть один человек её понял, и осуждать, похоже, не собирается.
— Это сложное решение, милая, ты должна будешь пережить много неприятных минут и косых взглядов, прежде чем привыкнешь. Да и опасно это, — он наклонился через стойку и прошептал ей на ухо: — В нашей стране только самоубийцы выделяются из общей рабоче-крестьянской массы. Только я тебе этого не говорил.
— Понятно.
— Но ты ведь не одна будешь, да и сейчас все уже не так страшно. Постепенно и медленно, но строится новый мир, просто некогда следить за двумя девчонками.
— Но ведь все равно непросто, — Соня задумалась. — Ладно, маме пока говорить не буду. Она или сама догадается, либо скажу, когда будет благоприятный момент
— Ты так рассуждаешь, будто уже все для себя решила... — улыбнулся Витя, лукаво поглядывая на девушку.
— Ох... Мне кажется, что я все решила еще тогда, когда впервые увидела её у фонтана.
— Даже так?
— Она необыкновенная, понимаете, Вить, отзывчивая, понимающая и очень нежная.
Виктор поднял голову и, глядя Соне прямо в глаза, проговорил:
— Уж прям такая необыкновенная?
— Да. Самая лучшая! — не задумываясь, ответила девушка. — Рядом с ней я чувствую себя счастливой, любимой, желанной. Она сильная, и, я верю, всегда сможет меня защитить, а я никогда не дам в обиду её. Да, она независимая и все время пытается эту независимость доказать всем, может развернуться и не прощаясь уйти, но... мне без нее тоскливо, все время хочется быть рядом, дотрагиваться, вдыхать её аромат, такой сладкий, с привкусом шоколада, и все равно, что там кто скажет или подумает. Спасибо, Вить, что выслушали меня, мне очень важно это было, сейчас я к ней пойду и все это скажу. Слово в слово.
Вдруг теплые руки опустились на плечи девушки. Знакомое ощущение. Резко развернувшись, Соня оказалась лицом к лицу с Женькой. Их губы почти соприкоснулись.
— Можешь не повторять, я все слышала, — прошептала художница и легко поцеловала вспыхнувшую девушку в кончик носа.
Соня обернулась и сердито глянула в смеющиеся глаза Виктора.
— Предатель, — протянула она беззлобно, — вот не буду больше с вами водиться!
— А куда ты денешься, милая барышня, ведь я варю самый вкусный кофе в городе!
— И то правда, куда я денусь! — засмеялась она, поворачиваясь к Жене. Сильные руки все еще лежали на её плечах, а лица были на расстоянии одного вздоха.
— По-моему, нам надо поговорить, — Женин взгляд и голос были теперь предельно серьезными.
Соня не стала сопротивляться, расплатившись, и, кивнув Виктору, она вышла из кофейни, ведомая Женькой в неизвестном направлении.

* * *

В Жениной квартире Соня была впервые. Начинались сумерки, и по затененной комнате медленно скользили блики угасающего дня. Они целовались неистово, жадно, никакой нежности, только страсть. Соня таяла от властных прикосновений девушки. Ладонь Женьки легла ей на затылок и, ухватив волосы, запрокинула голову, и девушка приникла губами к беззащитно открывшейся шее. Вторая рука прошлась вверх от бедра к груди и обратно на бедро, сжала тонкую ткань и потянула наверх. Когда холодные пальцы художницы коснулись кожи, Соня прогнулась им навстречу и глубоко вздохнула, когда рука двинулась дальше, охлаждая разгоряченное тело. Губы продолжали путешествие по шее девушки, опускаясь все ниже и ниже, к ключицам, к воротнику. Одежда вдруг стала жутко мешать, и Женя, прервав поцелуи, стащила платье со своей девочки, и тут же вернулась к прерванному занятию.
Когда они оказались в квартире, девушки действительно хотели поговорить, но, посмотрев друг другу в глаза, просто не смогли проговорить не слова. Слишком уж долго они этого хотели... Да и что тут скажешь, когда и так все понятно, по глазам, по учащенному дыханию, румянцу на щеках.
У Сони кружилась голова, было невероятно сладко и неправильно все то, что она делает сейчас. Девушка вздрогнула, почувствовав, как Женька резко поставила колено между её ног, настойчиво раздвигая бедра девушки, которая, как кошка, беззастенчиво потерлась о ногу любовницы. Та зарычала и впилась жестким поцелуем в шею Сони, заставив её вскрикнуть от неожиданности и легкой боли, которая тут же прошла, зализанная горячим язычком. А потом Джеки легонько погладила девушку под грудью и поцеловала нежную кожу у ворота сорочки. Боже, сколько одежды!
Соня, наконец, дотянулась до Жениной шеи и провела языком дорожку за ушком, прикусила мочку, обвила желанное тело руками, прильнула еще сильнее. Внезапно её остановили. Женя обхватила голову девушки обеими руками, зафиксировав её лицо прямо перед своим, заглянула ей в глаза.
И девушка окунулась в глубину серых глаз с расширенными от желания зрачками. Она была готова на все и хотела большего, но Женя медлила.
— Ты понимаешь, что я не мужчина, что со мной все по-другому будет?
— Да, — прошептала девушка, не в силах оторваться от этих глаз.
— Если мы пойдем дальше, просто так я не отпущу тебя. Я не позволю тебе просто поиграться, просто провести эксперимент: понравится — не понравится...
Соня приложила пальчик к её губам, заставив замолчать.
— Помолчи, моя хорошая. Просто целуй меня и никуда не отпускай, — тихо-тихо, наклонившись и почти касаясь уха девушки, она проговорила, обжигая дыханьем, посылая волну мурашек по телу Женьки: — Я хочу принадлежать тебе...
Она соблазнительно улыбнулась, и медленно, дразняще сняла с себя сорочку, которая так мешала.
Женя не могла поверить в происходящее. Её милая девочка превратилась в искусную соблазнительницу. Она ничего не боялась и принимала любые правила игры. Это даже слегка разозлило Женьку, захотелось наказать девчонку. Что она и сделала, резко перевернув не ожидающую этого девушку к себе спиной. Сведя её руки за спиной и разведя ножки коленом, Женя толкнулась вперед. Соня вскрикнула от неожиданности и выгнулась навстречу.
— Женя, — прошептала она, опуская голову. — Женька...
Заколка окончательно слетела с волос, и они мягкими волнами рассыпались по обнаженным плечам.
От такого вида художница просто потеряла голову. Она провела рукой по бедру Сонечки и вдруг резко шлепнула по попе. Та снова тихонько вскрикнула.
— Нравится? Ну, отвечай же! — Женька развернула её снова и схватила пальцами, фиксируя подбородок. Она порывисто наклонилась и впилась поцелуем в припухшие губы, другой рукой удерживая тонкие запястья над головой девушки, прижимая её всем телом к слегка шершавой стене.
Но этого было мало. Женя отпустила её и отошла на пару шагов назад, любуясь.
— Давай, если ты так этого хочешь, иди на кровать, — произнесла она, будто приказывая. И Соня не смогла ослушаться. Избавившись от чулок, она опустилась на кровать. Просто села, не зная, что ей делать дальше.
Джеки подходила медленно-медленно, раздеваясь по дороге.
— Хочется любви с девушкой? Докажи мне, что это все по-настоящему. Что ты этого хочешь. Сейчас же, — она остановилась и ухватилась за волосы Сони, не делая, однако, больно. Поднимая её лицо, заглядывая в огромные, растерянные глаза, она усмехалась своей маленькой победе. Женька, похоже, напугала девушку и, если та сейчас уйдет, то в сердце останется пустота, но оно будет все же при ней. А вот если Соня уйдет после этой ночи, в груди останутся одни осколки. — Ну!
Она почувствовала движение. Соня раздвинула ноги, упрямо глядя в глаза любовнице.
— Вот как? — хмыкнула девушка, опускаясь на колени меж стройных ножек девушки — ну что ж...

Губы художницы ласкали внутреннюю сторону бедра, пальцы прикасались ко всем самым потайным местам, а затем Женя, покрывая тело девушки поцелуями, поднялась выше, и их языки сплелись в неистовом танце. Полустоны — полувсхлипы Сони отлетали от стен и наполняли сознание Жени сладостным удовольствием и желанием. Но вдруг Соня выгнулась и сладко всхлипнула, уткнувшись в плечо любимой.
Женя тихо выдохнула и принялась целовать тихонько вздрагивающую девушку, покрывать поцелуями глаза, щеки, носик...
— Девочка моя. Тише, тише, я с тобой, — она прижимала к себе девушку, а душу наполняло невероятное чувство нежности.
И тут Соня отстранилась, на её щеках блестели влажные дорожки, а улыбка на припухших губах была невероятно соблазнительной. Её рука опустилась на внутреннюю сторону бедра Жени.
— Соня, что... — Женька задохнулась и застонала.
— Я прилежная ученица, — прошептала, улыбаясь, Соня и легонько поцеловала девушку в ключицу, обхватила губами и рукой холмик груди, и дальше, дальше, пока Женя не вскрикнула и не выгнулась под прикосновениями, закусив губу и не отрываясь глядя на любимую, отчего волны удовольствия накатывали еще и еще.

Соня полусидела на пушистой шкуре, которая была самой ценной вещью в комнате после фотоаппарата, зарываясь одной рукой в густой мех, а головой упираясь в бедро Женьки. Та сидела в кресле и курила трубку, выдыхая ароматный дым, который складывался в воздухе в замысловатые узоры и наполнял комнату, делая все каким-то ирреальным, с привкусом шоколада.
— Ты этого хотела? — спросила художница, выдыхая очередную порцию ароматного дыма
— Да.
— И что будешь делать теперь?
— Я пойду на кухню и притащу сюда чего-нибудь поесть и чашку кофе. Только не говори мне, что у тебя нет кофе.
— Глупая, — хмыкнула Женя, — я же не о том...
— А что ты хочешь услышать от меня? Не надейся. Я не уйду... М-м... Мне лень, — и Соня захихикала, получив легкий подзатыльник: — Расслабься, Жень, я никуда не исчезну.
— Я знаю... Знаю, милая девочка.
— А ты?
— Что я?
— Ты от меня никуда не денешься?
— Я всегда буду с тобой, не бойся...

Эпилог

Прошло три года. Евгения Салманова жила в Ленинграде, её работы теперь выставлялись в крупных галереях, её хвалили серьезные критики, и ругала пресса. Жизнь била ключом, не было ни дня для отдыха, были друзья, которые приходили именно тогда, когда она продавала особо удачный фотопортрет или картину. А ей было все равно, художница жила одна, незначащие ничего связи были, но не длились и недели, а потом в сердце оставалась пустота, а на лице холодная улыбка.
Любовь ушла из сердца, когда они расстались с Соней. Около той постоянно вились кавалеры, что вызывало в художнице ревность, пусть и безосновательную. Женька разрывалась на работе, а потом получила приглашение из столицы. Глупо было отказываться. Соня не поехала с ней. Кажется родители все же решили эмигрировать и готовили все необходимое… А потом, через общих знакомых Женя узнала, что они решили подождать еще немного. Ведь у возлюбленной скоро должен был родиться ребенок. А ему, как и матери был нужен покой, хотя бы относительный.
А вот тогда Женька поняла, что бывает, когда человек не может дышать. Сердце разлетелось на части, и теперь для нее важна была только работа, которая помогала жить, чувствовать, творить. И она творила. Яркие, сильные, пронзительные картины и фотографии. Она была известна, но единственной её мечтой было уйти с арены, от фальшивых улыбок и ненужных друзей, от жесткой цензуры. Надоело быть осмотрительной, говорить только то, что от нее хотят слышать, снимать только то, что правильно…
И она ушла. Уладив все дела, она уехала домой. В тот город, который стал для нее домом, когда появилась Соня. Город, в котором остались самые счастливые мгновения её жизни. Она ехала попрощаться с этим местом перед отъездом в Париж. Иван и Тимофей с невестами и родителями уже перебрались туда и настойчиво звали с собой, но тогда Женя была не готова. Сейчас время пришло.

Одевшись в старые штаны и рубашку, взъерошив волосы назло всем аккуратным прохожим она шла по той самой улице, мимо той самой кофейни, вот только она так и не решилась в нее зайти.
На лавочках сидели люди, прогуливались парочки, по бортику фонтана бегали детишки, приседали на корточки, опускали маленькие ручонки в прохладную воду.
А на скамеечке сидела она.
Девушка с собранными волосами и в легком платьице сидела, покачивая коляску. Она почти совсем не изменилась, только глаза стали серьезнее.
Джеки остановилась, не зная куда деваться. Подходить было страшно. Пройти мимо невозможно. Но тут Соня повернулась и посмотрела прямо в лицо художницы. Коляска остановилась. Женя медленно подошла ближе, тогда как Соня сидела неподвижно и только всматривалась в лицо девушки с каким-то непонятным выражением.
- Здравствуй – от звука её голоса стало совсем не по себе. Джеки резко вдохнула и сделала еще пару шагов навстречу. Молодая мама встала и неловким движением расправила складки платья.
- И тебе привет, – художница совсем растерялась. Она не знала, что сказать ещё, не могла заставить себя посмотреть в коляску.
- Ты теперь известный человек, поздравляю тебя.
- Спасибо. Тебя тоже можно поздравить. – Проговорила художница, настороженно поглядывая на коляску.
- Вроде того, – усмехнулась Соня и, проследив за взглядом старой знакомой, заглянула под полог, – хочешь посмотреть?
Женя не успела возразить, молодая мама быстро наклонилась и подхватила на руки мальчишку в смешной панамке.
- Ну я…– Женька чувствовала себя донельзя глупо.
- Держи, – улыбаясь, Соня протянула ребенка художнице, а та нервно отступила назад.
- Нет, знаешь, мне как-то никогда не приходилось держать дитё на руках, да я вообще их это… побаиваюсь…
- Перестань, я тебе полностью доверяю, Жень, - это прозвучало немного грустно.
После таких слов, девушке ничего не оставалось, как аккуратно подхватить ребенка из рук матери. Малыш тут же заулыбался и посмотрел на нее удивительно серыми глазами.
- Ему скоро будет год, – проговорила Соня, но Женя её не слушала. Она смотрела на улыбающегося малыша, который теребил ворот её рубашки и совсем не боялся незнакомого человека. Женя прижала его к себе сильнее и на лице художницы появилась несмелая улыбка.
- Тебя и правда можно поздравить, – сказала она, глядя на ребенка, – Кроха у тебя чудный. Папаша, наверное, счастлив.
- У него никогда не было папы. Папа исчез в ту же ночь, – услышала она спокойный ответ.
Женя вскинула голову и удивленно посмотрела на девушку.
- Да какой же дурак смог тебя бросить? – нахмурилась - Какая же м…
Соня тихо рассмеялась и Женя вдруг почувствовала резкую боль в груди. А она? Сама. Разве не сделала это? Пусть и под влиянием объективных причин. Но никакая причина не может быть убедительной, когда смотришь в эти кофейные глаза, теряясь в нежности и в осознании потери.
- Он был мне совершенно безразличен. В моей жизни существует только один человек, кроме сына, – сказала она, глядя в любимые глаза. И Женька все поняла, но не решилась продолжить эту тему.
- Как тебя зовут, малыш? – спросила она у мальчугана, который увлеченно дергал её за ворот рубашки
- Его зовут Женя.

~~*~~

По тихой улочке Парижа прогуливались три человека. Хрупкая девушка в длинном платье, которое атласной дымкой вилось вокруг лодыжек, волосы её были уложены в чуть небрежную прическу, а большие глаза, цвета кофе, притягивали взгляды и вторая, высокая с короткой стрижкой, в мужской одежде. У нее были резковатые движения, широкий шаг и внимательный взгляд художника. Она курила трубку и выдыхала ароматный дым, который рассеивался в вечернем воздухе, оставаясь лишь легким привкусом шоколада. А рядом с ними бежал сероглазый мальчишка лет четырех. Он был красивым и смышленым. Он смеялся и то и дело звал посмотреть на что-то интересное перескакивая с русского языка на французский. Они были вместе и были счастливы. Их ребенка не коснулись еще беды двадцатого века. А если и коснуться, то они сделают все возможное, чтоб его уберечь. Они сильные и они любят. Они справятся.
Троица только что вышла из кофейни, что в квартале русских эмигрантов, где управляющий и их добрый друг Виктор Малинин долго смотрел им вслед, улыбаясь каким-то своим мыслям.

~~*~~*~~