Лето 1988. Луганск.
«Мы с Тамарой ходим парой – санитары мы с Тамарой…». Знакомые с детства строки.
Мы с Сорокиным не санитары, мы просто друзья. По этой причине мы частенько ходим парой. Мы служим в одной части и периодически живем в одной квартире. Мы понимаем друг друга без слов - по взглядам, по вскинутым бровям, по мимолетным жестам. Вот мы впихиваемся в автобус с разных дверей. Народа – не продохнуться. Сорокин на передней площадке. Мы встречаемся взглядами. Мне видна только кисть его руки, которой он держится за поручень и верхняя часть лица, но этого вполне достаточно, чтобы понять то, по поводу чего так активно закатываются его глаза…
«Та-а-а-ак… Высокая… Ага, ноги от зубов… Фигура – полный атас! Сидит или стоит? Понятно, стоит…».
Я кручу головой и через какое-то время вижу предмет сорокинского восторга. Да. Действительно, ничего. Но мы выходим на следующей остановке, хотя Сашка жестом предлагает проехаться еще. Догадываюсь зачем. На остановке я проламываюсь сквозь пассажирский заслон из задней двери. Из передней появляется потрепанный Сорокин. Он все еще на что-то надеется, пытаясь разглядеть в окно автобуса девушку, но тот трогается:
- Мы что, торопимся? – для порядка ворчит он.
Я улыбаюсь. Сашка безнадежно машет рукой, и мы шагаем по центральной улице в кафе «Театральное». Там в гриль-баре у нас блат. С зарплаты мы покупаем трех куриц и относим барменше с редким именем «Галя». В магазине куры по 2-20, в гриль-баре по 16 рублей за килограмм. Одну курочку отдаем Гале за труды, а по поводу двух оставшихся договариваемся, что «как придем, так и съедим». По-моему взаимовыгодный обмен.
Когда с деньгами было совсем плохо, мы, как сегодня, одевали костюмы, поливались Сашкиным одеколоном, и отправлялись в «Театральное» есть курицу-гриль с чесночным соусом.
Сегодня суббота. Мы подозреваем, что завтра тоже захочется кушать, и поэтому решаем, сколько съесть сегодня, чтобы не было мучительно больно… и так далее…
Навстречу попадаются наши знакомые девчонки. «Привет-привет. Куда -зачем?».
Девушки внимательно осматривают нас и говорят:
- Вы вдвоем идете… Ну, короче… Вот вроде народу много, а вы в глаза бросаетесь… Вы так одеваетесь…
- Вам что, не нравится!? – с наигранным ужасом спрашивает Сорокин и также наигранно начинает раздеваться.
Я включаюсь в происходящее и некоторое время мы веселимся, разыгрывая сценку «Не снимай это, они шутят, ты красив! Просто стоял не тем боком!». Всем весело.
- А вы куда сейчас?
- В «Театралку» водку пить, а вы?
- Так. Гуляем. А вы там долго будете?
- Как пойдет…, - неопределенно отвечаем мы, так как в карманах, ладно сидящих костюмов, денег – кот наплакал. Даже не кот… Мышь!
- Ну мы, может подойдем попозже.
- Ага, - говорим мы и, отойдя на двадцать шагов, останавливаемся, чтобы обсудить ситуацию.
Денег нет, а в баре кредит еще полторы курицы! Поэтому поесть мы можем только в одном месте. Если придут девчонки – угостить их будет нечем, и при нашем внешнем виде, они примут нас за жлобов, а это не так, что вдвойне обидно. Шататься по городу без денег и голодными просто глупо, а домой ехать ломает – только приехали.
Вывод. Надо идти кушать. Брать не много, чтобы съесть быстро. Скажем, половинку курицы на двоих. Водочки по «соточке» и томатный сок. Одним выстрелом всех зайцев вдребезги: и поели и попили, и назавтра останется, и с девушками краснеть не придется …
…Воскресенье. Я долго сплю, потом долго валяюсь в постели. Пью чай и иду к Сашке – у него оставалось печенье. Сорокин бродит сонный в полосатом махровом халате. На вопрос о печенье неохотно машет в сторону кухни, где обнаруживается ополовиненная баночка малинового варенья. Я как-то не очень обидно обзываю его и наливаю вторую порцию чая. Сашка высовывает голову из ванной, чтобы ответить, но он как раз чистит зубы, и вместо ответа просто мятно пенится. Он полощет рот и с криком «Мне оставь, собака серая!», присоединяется к чаепитию.
- Сегодня что делать будем? – на всякий случай спрашиваю я.
После вчерашней «половинки на двоих» я уже решил для себя, что надо взять на двоих целую курицу и налупиться до отвала. Я делюсь соображениями с Сорокиным, который работает ложкой как веслом, поедая варенье. Судя по его кивкам - он согласен.
- Как оденемся? – переводя дух, спрашивает Сашка, вливает глоток чая в слипшееся горло и снова запускает ложку в банку.
- Да уж поскромнее надо как-то. А то опять начнется…
- У тебя футболка черная есть?
- Есть, конечно, - отвечаю я, вылив немного чая в банку и отчаянно звеня ложкой, смывая остатки малины со стенок. Сорокин наблюдает за этим непотребством не мигая, и чем-то напоминает Винни-Пуха.
- Одеваемся скромно, - говорит он, проследив за тем, как я допиваю чай из банки и ставлю ее в раковину…
Около четырех часов дня мы выходим из автобуса на той же остановке, что и вчера. Светит солнце, поэтому наши очки вполне уместны. Как уже можно догадаться нам встречаются вчерашние девушки. Выражение «вчерашние девушки» как аналог «вчерашнего батона» и «позавчерашнего супа» давно пустило корни в нашем лексиконе. Улица слишком широка и пустынна, чтобы резко свернуть под прямым углом и ухнуть в кусты сирени, а там быстрым шагом через скверик… и к Котовскому…
Мужественно идем навстречу. Нам, как ни странно, рады. Оказывается - вчера они не смогли. Они просят прощения за наше напрасно ожидание, и мы прощаем.
- Ну вы даете! – с нескрываемым восторгом говорят девушки. – Вот вы одеваетесь… Классно!
Мы осматриваем друг друга. Мы одеты максимально скромно. В соответствии с сорокинским дизайном на нас черные брюки, черные футболки с коротким рукавом, черные туфли, темные очки. У Сашки на запястье часы, у меня какой-то ультрамодный стальной браслет с блестящей пластиной…
- Вас вообще за километр видно!
- Нам, что голыми ходить!? – спрашивает Сорокин и видно, что ему приятно.
- Не-е, - смеются девчонки.
- Ну да, а то нас за два километра видно будет, – хохочем мы.
Может быть, именно поэтому мы и не ходили голыми по Луганску…