Жили в одном большом месте вонючие сильно два мужика. Воняли они почему? Редко мылись, редко покупали одежду, ходили в одной и редко ж её стирали. При этом курили дурной табак, пили пиво российское, нечистую водку, ели мелкий чеснок с утра, не чистили зубы и ковырялись в разных машинах, отчего на руках и одежде носили следы технических жидкостей. Когда они шли в автобус, иные из пассажиров скоро бежали от них в дальний конец салона. А если автобус бывал набит, выходили, хоть и вовсе же не доехали ещё в надобное. В очередях в магазине всегда мстилось, что возле тех мужиков очередь прерывается: очередные от них отходили вперёд, назад, в стороны, даже и уходили, ничего не купив ни себе, ни котам, ни детям. Когда кто-то, кому нельзя почему-то сбежать от вони, набирался решимости и говорил мужикам, что воняют, тем видилось, что их хотят зря обидеть и вообще имеют в виду другое - например, что они из народа людишки и не могут стоять да сидеть возле интеллигента сраного, который, гад, о себе мнит, хотя сам с девяностых прокладками на рынке мелко торгует и на машину ещё не наторговал. Обидно мужикам было, потому они всегда бытовали внутри своей вони и другого воздуха ни ноздрёй, ни горлом не ведали. Смрадище для них был единым воздухом, не обоняли они никакой травмы своим рецепторам. Впрочем, и слова такого дурного не знали: незачем.
И вот можно бы думу вести, что больше кого этих двух вонючих людей должен остороняться неполный пол. Потому женщины, ясно, сущности обнеженные и обонятельные. Это вам всякий болван затвердит, кто у людей с детства рос и ушами слышал. А однако, представьте же, и не так. Оба вонючих были женаты на жёнах и жили с жёнами теми миром, без беспричинного мордобития - разве изредка, по особому делу, когда без иначе. И вот жёны их, тётки же, одежды себе покупали ворохи и ещё, мылись водой с мылом по воскресеньям или субботам, в иную неделю и чаще, а главное же - табачных отходов и водочного суррогата не потребляли, обходясь коньячной подделкой с рябиновым заменителем на великие советские и церковные праздники. Вони же мужиковой, от коей иные в окна желали прыгать, ни одна из тех жён не чуяла. Только разве чесночный дух от лобзанья, но там ситуация больно глубокая и обязанность же, не до запахов.
В чём же, спросите, тайна полезной такой для совместного быта людей носоглоточной неощутимости? В силе супружеского отношения? Может и в нём тоже. Но всё же больше она - в силе сладких духов по четырнадцать деревянных монет ведро, которыми эти добрые женщины обливали своё красное тело утром, в обеденный перерыв и вечером. От тех поливаний всегда жили же в благоухании и вони и других запахов чьих не слышали.
Так и вы, дети: хочется не чуять смрада от ближнего - озаботьтесь о собственном сладком благоухании. А что от вас также станут из автобусов и магазинов выпрыгивать - оно лучше же: и благоухание, и простор.