4. Ураган по имени "Малкин"
Ах, оставьте! Меня давят
со всех сторон – вот я
и верчусь.
Смерч
Лина не зря спешила. Инкубационный период "нездешней" болезни Зеева кончился этой ночью и лавина покатилась. Первый камешек имел форму изрекизма: "После неудавшегося нашествия на извилины мозгов семейства напряжем свои. Стратегические решения оставим пока в том состоянии покоя, которое, как известно, неотличимо от равномерного прямолинейного движения.
Куда?
К живой воде, разумеется".
Под таким лозунгом он и вернулся из синагоги в опустевшую квартиру. Тут же взял фотоаппарат и, сойдя в вади как в детективно-преступный мир, заснял оба берега, неве-яковский и писгат-зеевский, кадр за кадром впритык.
Потом укатил в центр. Местные неделю будут фотоляпы изготовлять, а внутри уже зудело нетерпение.
Отдал пленку в срочную печать. Зашел в ближайшее тур бюро и выяснил процедуру добывания билетов в Москву с гарантированной гостиницей, турне до Иркутска, страховкой и гарантированным возвращением назад. После чего взял свои "фотоляпы" по три впритык и скопировал на бумагу. С этой картой он сел в автобус и покатился назад, чтобы снова спуститься в раскаленную пасть пустынного в полуденный час вади и, действуя четко, как машина, отыскать безупречные точки и запихнуть в пять выбранных расселин пластиковые бутылочки с пачками долларов.
Камни, которые он привалит на те места, он посвятит гуляющим бездельникам и любопытным собакам, полив их, (камни всё же, а не бездельников) хлорофосом по кличке К-500.
Пометки на своей карте он посвятит самому себе. Память могла зло подшутить.
Исключив, таким образом, риск сесть в тюрьму по идиотской причине, он позвонит в Ариэль Грише Шнеерсону.
Гриша – единственный знакомый из таинственной породы бизнесменов, если не считать Мишу Фельдмана. Но Москва далековата и бизнес там странноватый, если не сказать вороватый. Впрочем, именно для того, чтобы в будущем разговоре с Мишей не выглядеть полным идиотом,, и надо прежде с Гришей поговорить.
Побеседовать ранее удалось, увы, только с автоматической секретаршей.
В русле этих размышлений он плыл на своей двадцать пятой пироге, зажатый в угол сидения дамой фантастических габаритов, шумно отстаивавшей, на сленговом иврите, свою арабскую независимость.
Эта, заслонявшая левую половину автобуса, толстая, шумливая и жутко сексуальная арабка, объясняла всем ближайшим еврейским мужчинам, в каких бы позах она всех бы их поимела в честь мира и демократии с королем Хусейном и Арафатом вместе. Когда, наконец-то, она сошла в свой арабский Шуафат, по другую сторону автобуса проявился сидящий себе, как на блюдечке с золотой каемочкой, искомый ....
Саша Гриншпан!
И он узнал Малкина сразу.
– Тесно в ваших палестинах. Куда ни пойдешь – везде свои.
– Присоединяйся.
Зеев сказал это с выражением более чем искренней радости. Тот, чье бытие делать нам подарки, поднес ему этого калику перехожего более чем кстати.
Да, глобально-стратегического решения нет, но тактическое решение обеления долларов – вот же оно!
Принято и обыденно вносить на "олимовский", то есть льготный счет репатрианта доллары, якобы от лица какого-нибудь приезжанта.
Откуда они взялись у последнего, никто никогда не выяснял, хоть и тайны никакой.
Однажды утром идея показалась столь же бесплодной, как и пред-едущие на его усталом горбу. Надо же еще и найти того мыша, который коту колокольчик повесит.
Но вот же он – мыш отважный, что ему Кот бумажный?
Вот он отвечает:
– Приглядываюсь.
– К чему? А, ну да, к нашей глухо не облегченной жизни.
Толково, хотя и не слишком праведно, – согласился Зеев.– Женился?
– Недавно.
– И где ж она?
– В Штатах.
– Тоже приглядывается?
– Так, вроде.
– Мудрецы. Чем в Москве-то занимаешься?
– Мясо продаю итальянское и печень голландскую и кур израильских.
– Бизнес развернул?
– Хозяин развернул. Я долларов двести зарабатываю.
– Напомни мне – сколько тебе лет?
– Тридцать два.
– По-моему, ты еще можешь работать программистом?
– По-моему, тоже. Подскажите где.
– В Тель-Авиве. Там и работы больше и платят лучше. Читай газеты. Я, извини, докатился. Зайдем ко мне?
Возможность вложить хотя бы часть денег в банк, скрытая в ничего не подозревающем приезжанте Гриншпане, прямо-таки кружила голову Зееву. Сколько безумных проблем решится в один этот сладостный миг.
Но в салоне у Зеева разговор поначалу потек в иных, в российских пространствах. Может так оно и положено по этикету, но Зеев к этикету относится с раздражением. Это любопытство бежало у Зеева впереди всех прочих.
– Слушай, откуда эта тройная бабочка МММ набирает идиотов, верящих в 50% годовых в валюте?
– Идиотов, на сегодня, зарегистрировано пятьдесят миллионов, то есть, имея в виду их семьи, это все мы – россияне.
– Ты тоже?
– Логичное предположение.
– Тогда объясни как идиот идиоту.
– Трудно... но попробую.
На пальцах это выглядит так.
У кого-то есть миллион в банке, а у меня половина, но в руках и связи в банке. Этому с миллионом в цифрах деньги в натуре полгода из банка выбивать. Мне – день. Что там останется от миллиона при 1000% инфляции?
Вот ты мне свои цифры, а я тебе свои деньги. Ты доволен, и у меня 100% прибыли и не в год, а в день.
– Но это же наглое воровство!
– Поезда на дорогах грабят – это воровство.
А тот, кто подобрал вдоль всего Транссиба бухты с недоиспользованным кабелем, брошенные шпалы и рельсы и прочее по мелочам, сделал миллиард в валюте – он кто?
А тот, кто отвалы золотых приисков ручками промыл заново?
А тот, кто проволоку концлагерей на металлолом сдал японцам?
А списанные танки? А склады с миллионами штук ни кому не продаваемой одежды и обуви?
Вы же нам рассказывали про то, что скорость роста запасов достигает скорости производства.
Теперь эта дармовщина продается на миллиарды, хоть и за тугрики и оболы.
– Хватает нищих, чтоб и это купить? Или как сырье идет?
– Кривое прямят, прямое кривят по фасону. Ситец и сермяга больше кренплена и нейлона нынче ценится.
Сейчас в каждой дыре китайцы или вьетнамцы по мелочи работают и всем торгуют.
– Слушай, а ты не сгущаешь?
– Сгущаю, конечно. В жидком виде это и совсем несъедобно. Могут бомжей как рабов заставить работать за одну жратву у смертельного минимума. Могут снять рельсы с магистрали. Десять километров – десять миллионов в марках или в фунтах.
Ну, что мы все про там, начнем про здешние обычаи и порядки.
– Да, – согласился Зеев, улыбнувшись. Вот ведь карасик сам в аквариум просится. – Начнем с самого главного обычая. Каждый вытекающий из совка должен внести на счет ранее вытекшего доллары.
– Неплохо бы еще и знать, где их взять?
– Ну, это, если на мой счет, то из моей тумбочки.
Вот она сила высказанных вслух, да еще кому-то слов!
Дальше уже пошла автоматика поступков.
И эта автоматика понесла его в вади , хотя после вклада в банке вклад в вади наполовину упал в цене. Ну почему только наполовину? И чего это он не решился вложить больше? Да , Зеев был зол на себя и от того "офонарел" до такой степени, что схватил фонарь и полез в сомнительные сумерки.
Но и после этого остановиться Зеев не мог и навалился на компьютер всей тяжестью вырвавшегося на волю слонопотама. Вроде бы он готовился к разговору с двумя доступными ему бизнесменами. Энергия недовольства собой, внося некий сарказм в формулировки, заставила его настукивать вопросы и свои гипотетические ответы, до ночи не скажу глубокой, но очень тёмной.
Из этой тьмы за окном в его одурманенное игрой в делового человека сознание проникла тревога. Трезвая Мысль – а где его семейство?
Изрекизм: "Магазины, магазины виноваты, что природа женщин как из ваты!" какое-то время сдерживал волны ужаса. Но предел! всему есть предел!
Алекс уехал к бабушке с дедушкой в Ашкелон. Неужели и они туда же?
Хоть бы позвонили!
А получилось так, что Миркин бессовестно опоздал на свидание.
Сначала они этого даже не заметили.
Тина прибежала, улыбаясь.
– Мам, я говорила с нашим "Иваном", ну с профессором, с Йохананом Садэ
Он знаешь что сказал?! Он вспомнил, как в Москве на конференции был и там ...
– Слышал доклад отца...
– Почти. Там в кулуарах какой-то Умро-хан сказал про живую воду такую фразу.
"Я превратил этот сказочный персонаж в ФАНТОМ науки, а МАЛКИН в ФЕНОМЕН науки".
Он тоже чрезвычайно интересовался колодцами возле Бер – Шевы и уверял, что до потопа люди пили живую воду все время и потому-то и жили почти тысячу лет. Теперь это реликт. Ее можно найти в хорошо изолированных подземных полостях.
– И ты сказала, что Малкин твой отец?
– Ну, здрасьте, а то он моей фамилии не знает.
– И что он на это сказал?
– Вот эту историю вспомнил.
Потом они стояли, перемалывая одни и те же мысли, потому что ждать Миркина оказалось трудновато. Когда он, наконец, появился, он все равно спешил на какие ни есть деловые переговоры. Они влезли к нему в машину и по дороге на Гору Дровосеков изложили ему суть своей несколько параноидальной проблемы.
– Мы с ним уже обсуждали эти .... э... соображения.
Вода для него не вещество, а существо. В этом смысле он ее и называет живой.
Океан – Солярис на доорганической Земле.
Я не удивлюсь, если литературоведы раскопают первоисточник этого лемовского сюжета (Соляриса, то есть) в стенограмме варшавского выступления твоего мужа.
Гипотеза мыслящего океана Солнца-Соляриса возымела хождение, как ни странно, по причинам, далеким от медицинских. Ищут организующий фактор эволюции. Случайное не проходит. Вероятность такого случая уничтожающе мала. Динамизм молекулярных агрегаций воды на много порядков выше. Ничтожная примесь и, увы, опять же внешние организующие факторы, гипотетически говоря, могли породить некую очень и очень водянистую псевдокристаллическую форму жизни.
Что могло быть организующим фактором для этого земного Соляриса?
Магнитные поля специальной формы, или еще третья форма жизни – солнечная, где при миллионах градусов скорость перебора случайных комбинаций еще выше.
Даже слово "Солярис" как и "солярий" – это ж от солнца по латыни.
– Мотя, извини, ты говоришь о вещах крайне интересных. Я, поверь мне, и сама знаю его фантазмы.
Он же квартиру хочет продать.
Что, и вправду можно найти живую воду? Ты же гидрогеолог.
– Лина, твой муж гений. А простому доктору не дано знать, где пределы возможностей гения.
– Ну, зачем эта грубая ложь во спасение? Он просто бывший вундеркинд.
Гениев американцы ухватывают. Гени...
– О, моя дорогая, настоящих гениев узнают посмертно и лишь иногда. Большинство из них, вроде люденов Стругацких – для нормального человека либо сумасшедшие, либо нераспознаваемые.
– Так ты советуешь продать квартиру?
– Чтобы он дошел до финиша, надо продать весь Неве-Яаков.
– Значит, Вы считаете, что финиш существует?
Тина говорила с таким напрягом, что Миркин даже остановил машину.
– Ладно, сейчас у меня совещание. Ты ведь химию учишь?
– В каком-то смысле.
– Вот и послушаешь, о чем мы будем говорить.
Сделав умный вид, разумеется..
Идея! Ты назовешься представительницей фирмы "Малкин энд фемили".
– А мне с ней можно?
– Можно.
После некоторой заминки доехали, поднялись в офис, Лина прилипла к телефону, чтобы дозвониться Зееву, но он как раз в это время заканчивал захоронение своих кладов в вади.
Когда же он уже и придумать не мог, куда они делись на ночь глядя, они обе, открыв рты, слушали и слушали рефреном повторяемое "МАЙИМ ХАЙИМ" и "МАЛКИН-ФЕНОМЕНА".
От звонков в полицию его удержал раздавшийся в это время звонок Шнеерсона.
Тяжеловесный Гриша Шнеерсон, выслушав вопли Зеева, записанные автоматической секретаршей, задумался на целый ужин. Этого настырного чудака он помнил. Была даже идея поручить ему филиал фирмы в Баркане, но его унесло крутым ветром в Иерусалим, и там он как-то потерялся из вида.
Вообще-то Шнеерсон коллекционировал чудаков и совсем не бескорыстно. Зееву он это так прямо и сказал: " Денег больших платить я не могу, а распознавание образов – проблема для гениев. Вот я и беру такого, который еще и не догадался, что он гений.
Технион, временами, таких выпускает.
Пока он догадается, такого напашет, только знай – продавай. И напахали уже лет на пять вперед.
Ты знаешь, что самое смешное в нашем Израиле?
Продавцов хороших не сыскать.
А трепались – "евреи – нация торговцев ".
Посмотри любую газету. Кто больше всего требуется?
Агент по продаже.
Таких если нахожу – беру на любых условиях".
Зеев тогда осторожно намекнул, что дело может быть не в продавцах, а в товарах. Он с тихой яростью припомнил халтурный телевизор с еврейской фамилией "Шнайдер" кибуцного производства, который сильно поцарапал его сионистское самолюбие. Такой явно из серии "сумейте втюхать".
Новым репатриантам, лишенным иммунитета к таким методам торговли, и "втюхивают".
Может быть, надо обходить конкурентов по качеству предмета продажи, а не по наглости продавцов?
Гриша долго хохотал по этому поводу. Но стоял на том, что хороший продавец тот, кто способен оставить покупателя с новой вещью и в глубокой задумчивости на предмет: "А для чего мне это нужно?"
Впрочем, сам Гриша, будучи из той же породы победителей математических олимпиад, влип в историю еще почище злополучного портняжного телевизора.
Сделка выглядела блестяще.
Как же – система распознавания, секрет чего, для суперсамолета "Лави".
В приличном капиталистическом обществе, а тем более в маленьком Израиле, никто сам всех ингредиентов не изготовляет. Чтоб продать систему за триста тысяч, надо купить компонентов на двести. Что Гриша и сделал.
Все знают – проект "Лави" америкашки закрыли.
Израиль что – стал по струнке.
А Гриша систему сделал, а денег не получил. Авиационная промышленность широко улыбнулась в лице Гришиного хорошего знакомого и объяснила, что хоть он и прав, но, учитывая уровень адвокатов компании, правоту свою он будет годами доказывать.
Если хватит денег на адвокатов, то, может быть, и докажет, но уже другому руководству придется за это платить, а пока и на зарплату денег не хватает.
Пришел срок платежей по поставкам, полученным Гришей, и суд в пять минут обязал его выплатить все, включая судебные издержки. Гришина фирма мощностью в двадцать человек такого удара не снесла бы. Пришлось Грише лично самому расстаться с виллой и сесть на долгий срок на 700 шекелей в месяц, остальную часть его зарплаты изымали в пользу истцов.
Слушая пару лет назад эту историю, Зеев кипел от ярости. Роль адвокатов и раньше казалась ему чисто паразитической. Если человек прав, то он ПРАВ.
А если прав тот у кого денег больше, то, извините, где тут ПРАВОсудие?
Гриша в ответ на такую наивность лишь чуть улыбался, но признался, что НАЛИЧНЫЕ могли б его спасти, а неналичествующие пряники – серебряники делают его положение анекдотичным.
Нищий владелец преуспевающей фирмы. Еще один еврейский анекдот.
Набрав телефон Зеева, Гриша ожидал услышать просьбу – дать совет, но то, что он на самом деле услышал из слегка одеревеневших от волнения уст Малкина, с трудом поместилось в Гришину весьма и весьма крупную во всех отношениях голову.
– Сколько тебе нужно, чтобы справиться с авиационной промышленностью?
– Ты так трепетно озабочен состоянием моего кармана?
– Я не дам денег бесплатно. Но очень хочется дать ... им по жирным шеям.
Ничего такого он и не думал говорить. Тем более что именно по этому параметру шея Шнеерсона мало кому уступала. Что поделать?
Это страх за жену и дочь произвел в голове Зеева пыльный самум. Осознавая вредоносность этого проявления свей собственной склонности к жутким фантазиям, Зеев , по всем психологическим законам, испытал злость не на себя, а на всю пошлую бредятину реальности.
Гриша же в своем здравом уме ничего подобного не держал и потому слегка оскорбился за свою шею.
– Слушай, чего это ты несешь?
– Извини, но мне нужно кому-нибудь отдать свои деньги.
– А в банк тебя не устраивает?
– Ну и что, что он утраивает и утаивает.
Я дам тебе, а ты будешь мне возвращать без процентов,. Вместо процентов с тебя советы.
Такие речи по телефону, а тем более от Малкина?!
– Знаешь, я к тебе сейчас заеду.
– Не далеко ли? Да и поздно.
– Это завтра может быть поздно.
– Заезжай, – растерянно промямлил Зеев, смутно догадываясь, что его принимают за ... ну как их там ... у кого не все дома. А дома до боли в сердце именно не все.
Он снова оказался один на один с компьютером и ощущением вязкой бредятины в иссохшем от волнения мозгу.
Потом Зеев все же заставил себя распечатать список вопросов. Если Гриша приедет, список может оказаться трезвее автора.
Под стук принтера он позвонил в полицию
В полиции порекомендовали ему перезвонить часа через два, а лучше утром. Мало ли где могут застрять вечером две взрослые женщины.
После такого разговора он тупо уставился в окно. Если бы они "застряли" по своему желанию, они б, конечно, позвонили.
Какие магазины в десятом часу ночи?
И в эту минуту зазвонил телефон.
– Папа, извини нас, мы задержались на совещании.
Что она несет? Какое совещание?
– Хорошо, что вы задержались на этом свете, а не на том.
– Нас Мотя Миркин затащил на свое совещание. Там о твоих делах говорили.
Ну, как на них можно сердиться?
– Ужин стынет, давайте бегом.
Вот и вся укоризна. В смысле ужин никто не варил. Если младший Малкин вне дома, то старшему ужин улыбнулся... и это уже не раз.
А, что говорить!
Шнеерсона встречал онормалевший Малкин, но разговор их все равно выглядел свихнутым для прибывшей вслед за ним женской половины семейства.
– Вот тебе пять тысяч долларов.
Это младший подметала говорит известному бизнесмену!
Лина и Тина переглянулись.
Что они там, в монополию играют, на ночь глядя?
Входить в кабинет не хотелось. Мужской разговор.
– Если этого мало, чтоб додушить авиационную промышленность – дам еще.
Ничего себе заморочки, – душить авиационную промышленность! Театр абсурда. Тина не выдержала и вошла в кабинет.
– Извините, но что это у вас за коварные замыслы удушить ... ?
Она смешалась и замолкла.
На столе лежали самые настоящие доллары.
Тысячи долларов!
Зеев посмотрел на Тину с явным смущением.
Тайны делают из него идиота.
Гриша принял удар на себя, и было почему. "Коварные" замыслы Зеева очень укрепили в нем чувство юмора, расшатанное затянувшимся анекдотом его бытия...
Он и ответил Тине.
– Заговор зубов против бормашины. А это, – добавил он, имея ввиду взгляд Тины на Живые и многочисленные доллары, покрывшие ее сознание зеленым туманом, – это самое лучшее средство для заговаривания зубов.
Говоря это, Шнеерсон, несмотря на свою внешнюю бегемотистость, сразу уловил некое искривление психологического пространства и операцию "ушел" произвел быстро и красиво.
– Шмуэль Смоленский сам найдет и сам придет. Он не то чтобы очень любит деньги, ну сколько я могу ему платить? Ему подавай масштабы.
Мое дело теперь уже о полутора миллионах шекелей. Ему это так, для стартовой разминки.
Имей в уме, что имеешь, но с ним лучше о миллионах в самом множественном числе.
Давай-ка я ему от тебя и позвоню.
– Неудобно, – замялся Зеев, чувствуя себя перед лицом Тины и Лины в дурацком капкане собственного производства.
Ну что он им объяснит? А Грише он смущено добавил к вопросу о звонке Смоленскому.
– Поздно.
– Да не уменьшим время радости человеческой.
Алло, Шмуэль, деньги в наличии. Ты когда-нибудь видел самое начало урагана?
Рекомендую – ураган по имени "Малкин". С тебя причитается. Ты первый в схватке за место его бизнес-адвоката. Когда воспаришь над миром, вознесённый этим ураганом, вспомни, что это я тебя рекомендовал.
Деньги сейчас и привезу.
– Что это было? – через три секунды спросила Лина, увидев легкое парение элегантного бегемота и плавное захлопывание за ним двери.
– Не может быть, чтоб ты не помнила Гришу Шнеерсона – победителя Всесоюзной математической олимпиады и прославленного бизнесмена славного города Ариэля.
– С тобой... все может быть, – отметила известный факт Лина.
– Кто кому тут доллары давал? – бесцеремонно спросила Тина.
– Ишь ты какая вопрошательница. Я уже из-за вас Ее Превосходительство Полицию потревожил.
Поименуйте-ка ураган, который занес вас на совещание к Миркину.
Лина и Тина в ответ радостно изрекли:
– Твой гость уже поименовал.
Зеев опешил:" Легко им и радостно верить, что я уже и ууурраган." И, снижая величие мгновения, Зеев пробормотал любимую скороговорку:
– И на каждой словесной излучине
Сокращай волшебство болтовни.
И сюжет свой покруче закручивай.
Вброд по бредням брести не тяни.
– Не понимаю я, где тут бредни, а где призрачные прозрачности. Вон пусть Тина объясняется. Это она представляла фирму "Малкин энд фемили" на этом заморочном совещании.
– Ах, будьте вы мне здоровы с Миркиным вместе. Я, конечно фантомастер, но тихий, а он просто буйный Фантомас.
На это заявление Лина начала, вроде оправдываясь:
– А на вид все было так серьезно. Я, например, узнала, что талая вода полезна, потому что несет остаточную организованность кристаллов льда. Поэтому дети инстинктивно тянутся сосать ледышки и безумно любят мороженое.
Один даже считает, что северные народы обошли южные, потому что талой воды много пили.
– Не только талой, но и родниковой, – внесла свою лепту Тина. – Подземные водохранилища тоже содержат какие-то организующие факторы. Они считают – феномен организующих факторов глубже всех исследовал ты.
– Ну, спасибо! Только это все дела давно минувших дней, придача к седине глубокой.
Тина, преодолев подхваченное у мамы смущение, двинулась на защиту своих умственных горизонтов.
Уж не как дура сидела она там.
– Они намерены организовать производство улучшенной воды. Известно ведь, что вода в Израиле оставляет желать много лучшего.
Зеев почувствовал себя в головокружительном сне, и хохот джинна явственно раздался в Малкин-пространствах.
– Проект называется "Живая вода" ,– продолжила излагать факты Тина.
– Значит, мой горячечный сон в руку. Мы уже на дистанции и бежим наперегонки.
– Мы согласны продать квартиру.
Зеев оглянулся на молчащую Лину, и та кивком подтвердила свое включение в это "Мы согласны".
– А! все-таки, Мы – Малкины!
– Теперь ты, может быть, объяснишь нам ЧТО мы смотрели, не видя, и слышали, не слыша.
– Конечно. Вы видели раздачу слонов.
И ... вы увидите их первоисточник. Иначе недолго и тронуться ... в направлении дурдома. Но вот что я скажу, умные вы мои. Эта тайна страшна есть. И ни слова в тот момент не произносите. Я ж вас знаю. От избытка чувств дома на соседней улице разбудите.
А я? Если гангстерам достанусь – буду как курочка несущая золотые яички. Может быть, даже и в золотой клетке. А если свой брат – исследователь до меня доберется, то уж тут и в клетке покоя не будет.
Полночь по-еврейски сегодня наступает пол-второго с минутами. Готовьтесь.
– К чему?
– К чудесам.
И они поверили.
Разве не своими ушами от чужих и безразличных людей они услышали сегодня много раз "Малкин-феномена".
Или сами они не знают, что он "ФЕНОМЕНА"?
И какие могут быть трезво-скептические суждения, в темную глухую полночь в раскачивающейся башне, за окнами которой свистит и завывает лохматый ночной ветер "зззэеев"?
В полночь по-еврейски руку на бумажнике держала Тина, и ее подавленный вскрик "ЕШ !" отметил момент и факт явления.
– Откуда Это? – прошептала Лина, надеясь, как всегда, что у мужа где-то там в тайных лабиринтах весьма извилистого мозга припрятан ответ. Ну, если не ответ, то хоть гипно-теза, с которой можно жить и пережить и эту страшноватую приятность.
– От меня самого.
– ???
– Из будущего.
– И как?...
– И с большим приветом.
– Не хочешь говорить?
– Остальное – лирические отступления, образы и намеки, сказуемые не пересказуемые.
Не слишком ли длинен сегодня день?
И давайте строить будущее, отложив строительство догадок до первого отпуска.
Они не стали спорить.
Глубокая ночная Тишина, густая как темная кисея паранджи, разделила их единство. Тонкая печаль сожаления растеклась в туманах наступающих снов. Что может быть приятнее жизни в его МЫ– фантазмах. Но постоянно жить в его МЫ-фантазме не может даже он сам.
Утром Лина задала резонный вопрос.
– Ну и что же мне теперь делать?
– Если ты по поводу своего начальника, то у тебя богатейший выбор.
Послать ты его можешь по телефону, по факсу , чтобы он имел удовольствие трижды перечитать, или лично и публично. Впрочем, можно сделать это чисто мысленно и забыть его напрочь, как сон придурка.
– Ладно. Тебе теперь по штату положена секретарша?
– И ты претендуешь на эту свеженькую вакансию?
– Без вариантов.
– Тогда закажи нам билеты в Москву и далее в Иркутск.
– Через Рим, Брюссель, Амстердам?
– Имей ввиду, – официально мы располагаем пятью тысячами долларов.
– А я сейчас организую собственное увольнение с выплатой компенсации. Это расширит наш кругозор?
– Расширит.
***
Посмотрев в окно вслед убегающей Лине, Зеев засел за свои дела.
Дело номер один – написать самому себе алгоритм. Это такой Малкин-Прием самозаставления действовать, проверенный на опыте неприятной уборочной работы.
Написал алгоритм и далее шлепай по нему, не то что бы даже не задумываясь, задумываясь и, даже очень, но о делах далеких и приятных. Например о структуре движущих сил вселенной, или о той же суперШКОЛЕ.
Почему именно о ШКОЛЕ?
Потому, что все идеалисты таковы. Безумно любя свой народ, уж очень жаждут его переделать согласно собственному идеалу.
Если Создатель не стал делать идеальный народ сам, а привлек к этому делу евреев, то идти его путями и значит быть идеалистом и творить таковых.
Идеализм – это сила!
Даешь идеалистов !
Массовое производство Гениальных Идеалистов.
Вот она чем была в микрокосме Малкина эта Супершкола.
Разве, думая об этом, можно всерьез обращать внимание на мелкие неприятности и производимые канцелярско-бюрократические действия, отнимающие у некоторых всю отпущенную свыше все возвышающую силу?
***
Шмуэль Смоленский, чье непредсказуемое (пока что ) проявление не входило в алгоритм, явился сам.
Его смуглая скуластая, совершенно тюркская физиономия, блеснула в лучах полуденного солнца молодо и окрылено.
Шнеерсон ли так умело продал ему Зеева, или уж такой он от природы, но этот тридцатилетний парень светился вдохновением.
А Зеев, увидев его, провалился в глубины собственной памяти лет на сорок назад.
Пионерский лагерь Каштак под Иркутском. Вожатый по прозвищу СМОЛЬ-енский лет на шесть старше пионера Малкина.
Пионеру Малкину, по случаю карнавала в день закрытия лагеря, пришло в голову одеться арабом.
Тюрбан, лихо накрученный из банного полотенца, изумительно подошел к его семитскому носу и загорелому торсу.
Владик веселился, принимая все известные ему арабо-магометанские позы.
В качестве приза от любимого пионервожатого за успешное выступление Владик получил сполна ... по плотному мускулистому заду и СМОЛЬ – енскую историю в придачу.
Этот позорный полуночный час Зеев долго пытался забыть, но сейчас он, кажется, в силах это вспомнить.
Ремонт души – процесс болезненный, но животворный. При жизни оно и легче чем в гееноме (геене огненной, православно выражаясь).
Но как тесен мир. Как ужасающе тонок слой!
А не во сне ли это?
Ясно же, что перед ним плод яростного СМОЛЬ-енского сионизма, почти сабра земли Израиля.
Но почему именно он – адвокат?
Напрягшись, Зеев спросил.
– Твоего отца зовут Гриша?
Солнце в глазах мальчика закрыла грозовая туча.
– Его звали Мордехай.
Он сгорел в танке.
Углубление в эту тему неуместно.
– Итак, начнем без предисловий, – рванул вперед Малкин.
– Таковых было достаточно от Шнеерсона, – согласился Шмуэль.
– Дело номер один – купить у Натана Нусинова его права на участок земли.
– Телефон, адреса, пикантные подробности биографии.
– Имеется даже последнее.
И тут Зеев рассказал всю историю бурной деятельности своего шарата, и добавил о его озабоченности найти подругу. Жена, как жаловался Натан, для исполнения супружеских обязанностей, увы, устарела. Объяснять Шмуэлю, что никакие пикантности не потребуются, что земля эта – обуза для Натана, Зеев не стал, исходя из совета Шнеерсона.
Пусть мальчик думает, что решит сумасшедшей сложности проблему.
"Впрочем, сам я понятия не имею – сложно это, или пустяк".