В глухой лачуге, словно в подземелье,
Сидит небритый и угрюмый люд.
Здесь правит бал то пьянка, то похмелье,
Но есть здесь свой, особенный, уют.
А он играл им на расстроенном рояле
И кто-то еле слышно подпевал.
В ответ лишь сигарет огни мигали,
Пока сквозь звуки душу изливал.
Здесь не услышит он аплодисменты -
Никто не крикнет: "Браво, музыкант!"
И ни к чему пустые комплименты.
И сполз с воротничка помятый бант...
А он играл им на пробитом саксофоне,
Сквозь щель пробоя разум не сквозит.
Звучит мотив гудками в телефоне -
Он понимает, что совсем забыт.
А отыграв, он сядет возле стойке
И скажет бармену: "Налей чего-нибудь."
Он выпьет, общей избежав попойки,
Взгрустнется, но отрежет он: "Забудь."
Под утро доберется он до дома.
Уснет, лишь розовым окрасится восток...
Уж вечер. И слышны раскаты грома
"Что ж, будет дождь." - поправив водосток
Идет туда, где каждый вечер ждали
Его минорный наигрыш во тьме.
Вот капли первые дождя на бант упали,
"Дойду весь мокрый." - пронеслось в уме.
А он играл им на раздолбанной гитаре
И дребезжали струны об лады.
"Смотри-ка, нынче музыкант в ударе."
И слышалось журчание воды.
Стихия нынче тоже разыгралась,
И линии дождя стучат в окно.
И в водостоке эхо затерялось,
Но старый бар стоит, там есть вино.
Покуда так, по-прежнему все будет:
Мотив минорный, грустный музыкант...
А он играл. Никто не позабудет
С воротничка чуть сползший черный бант.