Мать

Иванова Ольга Ивановна
Впервые они увиделись на катке возле школы.
Два долговязых парня–подростка классно катались на коньках каждый день после уроков. Они и не знакомились вовсе, просто слышали, как ребята кричали одному Грихо, а другому - Серый - и всё было понятно…

Но однажды они столкнулись, столкнулись в толчее в полном смысле этого слова, столкнулись так, что полетели в разные стороны. Места мало, так как каток небольшой, а катающихся, как сельдей в бочке.

Тот, который был больше виноват, помог другому подняться и сказал: «Пардон и ещё раз пардон, Грихо! Я нечаянно». «Ничего!», - ответил Григорий Обшивалов. Сели на скамейку. Сергей подал шапку Гришке и спросил: «В каком ты классе?» - «В шестом», - ответил Обшивалов.
«О, да ты салага, а я в седьмом», - похвастал Серый. На этом их знакомство на первый раз и закончилось.

В последующие дни их как-то потянуло друг к другу. Когда темнело и все начинали расходиться по домам, эти двое уходили последними. Каждый раз Серый весело подмигивал и коротко спрашивал: «Что, Грихо, нах Хаозэ?»
Не поняв, Гришка ответил вопросом на вопрос: «Серый, ты что, новенький в нашей школе? Я раньше тебя не видел, только в этом году».
- Да, новенький. Аоф Видерзеен. – Сергей ответил и поплёлся в соседний дом. Оказалось, у них и подъезды были рядом.
 
Так длилось некоторое время. Они часто виделись, но почти не разговаривали. Однажды Гриша не выдержал и спросил Серёжу:
- Откуда у тебя такие познания немецкого?
- Да так, одни верхушки, - поскромничал Серёга.

- А я так немецкий до этого года терпеть не мог, даже из-за немецкого сидел два года в шестом классе. У нас немка была – зверь, замучила: «дэр, ди, дас – кислый квас», склонять или спрягать. Я пока склоняю артикль, слово забыл… - рассказывал Гришка.

- Да я тоже мало знаю, так каждодневка: «Гутэн Таак, аоф Видерзеен, фарэн, лаофэн, нах Хаозэ, цу Хаозэ, Юнгэ, Мутэр, Фатэр, битэ, данкэ», - не более того, - небрежно ответил Серёга.

- Так не хочется идти в школу завтра. Как я не люблю учиться. Может быть поднимемся на чердак на два пшика, у меня там баллончик с зельем заныкан. - Предложил иногда «токсикоманивший» Гришка. Но Серый отказался от сомнительного кайфа и махнул Обшивалову на прощанье рукой. Сказав «Гуд бай!», покатил к своему подъезду.

В следующий раз после школы сверстники уселись на скамейке отдохнуть.
- Хай! Хау а ю? Ви геетс?– по привычке приветствовал Сергей.
- Да, ты знаешь, в этом году у меня дела идут лучше, чем в прошлом, сидеть полезно. Сейчас у нас новая учительница, такая классная тётка.

А раньше была Галина Ивановна. Говорят, у неё больное сердце. Нынче она отдала самые плохие группы новенькой, в том числе и наш 6 «В». Прежняя нас гоняла по падежам - и никакого толку, достала просто. Я немецкий ненавидел.

А теперешняя говорит: «У Вас в группе одни тройки по немецкому, ни одной четвёрки нет. Оставьте пока грамматику. Забудьте про артикли. Представьте, что вы в Германии, и надо, чтобы вас поняли. Слышали, как немцы в русских кинофильмах говорят, употребляя неопределённую форму глагола, не спрягая его, например, «вы меня понимать?» И вы всё поняли, да? Так и вы говорите, передавая смысл без всякой грамматики."

И она стала давать нам по куплету песни, где есть каждодневные слова. Теперь немка только заходит в класс, мы сразу же начинаем петь. А мне особенно нравится итальянская песня на немецком «Бандьера Росса». И где она только песни берёт, сама что ли сочиняет.

На перемене на доске пишет новый куплет, а мы сначала читаем, поём, запоминаем и переписываем в тетрадь, а на следующих уроках повторяем. У меня даже четвёрки появились.
- Гонишь, – усомнился Серый.
- Клянусь, и даже голос прорезался. А ну, послушай.
Avanti popolo alla riscossa,
Bandiera rossa, bandiera rossa.
Steht auf, ihr Arbeiter!
Steht auf, Genossen!
Die rote Fahne erkaempft die Macht.

- А что!? Молоток! - подхвалил Серега друга.
- Теперь хоть интересно стало заниматься немецким. А то, когда ставили одни параши, была тошниловка. А у тебя кто немка?
- Твоя Галина Ивановна. Я же в 7 «А». Она все «А» себе оставила. Ну, она, конечно, гоняет нас.

Но мы жили в ГДР, так я только «Дойч»-немецкий и люблю, а другие предметы тоже не очень. Физику и черчение ещё терплю – ничего – дядька хороший попался. А так «ин ди Шуле лаофэн» – ходить в школу никакого желания тоже нет. Лучше бы на катке «Шлитшу лаофэн» - кататься на коньках. – Закончил по-немецки Сергей.

- Слушай, Серый! А как это ты не забываешь вставлять слова на иностранном языке? – Спросил Гришка.
- А ты смотрел фильм, где Александр Абдулов работает в каком-то НИИ, в чертёжном бюро и чуть-что всучивает слова на любом языке, вместо русского, и все их понимают по смыслу: «Диди мадлоба (грузинский язык), шнорхакалюцюн (армянский), дзенькую (польский), сэнкью (английский), мерси боку (французский) – в общем, это так здорово! Все думают, что ты полиглот, все языки знаешь, а ты - ни одного, просто так дурачишься. Но ты по привычке думаешь на иностранном языке. Ну ладно, бис Моргэн! Пока! – Сказал Сергей и побежал в свой подъезд.


На другой день на большой перемене в школе сверстники встретились, поздоровались уже оба по-американски «Хай!» и стали играть в пятнашки по-русски. Они бегали по лестнице вплоть до пятого этажа, затем перебегали по коридору мимо классов, а на другом лестничном пролёте беготня повторялась.

Так Гришка гнался за Серёгой и на одном из этажей увидел следующую картину: краснощёкий, запыхавшийся Серый, понуро склонив голову, стоял перед той самой «классной» учительницей, перед немкой-певичкой, которая учила Гришку. Немка отчитывала Сергея:
- Посмотри, какой у тебя вид: шнурки на кроссовках болтаются, языки вывалены наружу, сам весь мокрый. Как же ты будешь сейчас сидеть на математике и думать? У вас ведь контрольная, а тебе впору в душ идти, а не задачи решать… «Гее инс Класэнцимэр!» - Иди в класс!

Учительница повела Сергея в класс, и он покорно сел за парту. А она продолжала нотации:
- А с кем ты бегаешь? Это же Григорий Обшивалов из 6 «В», самый плохой ученик, второгодник; у него даже фамилия говорит сама за себя, Обшивалов – ошивается на катке вокруг школы, лишь бы не учиться.
- Ты зря, «Мутэр», а он о тебе лучшего мнения, чем ты о нём. Весь класс от тебя без ума, у них «Интэрэсэ» – интерес к немецкому из-за тебя появился.

Нерастерявшийся Серёга, подражая Абдулову, вставлял немецкие слова, зная, что мать любила, когда он так играл словами, и за это прощала ему многое.
- Они-то может и «лиибэн» – любят, да мне от этого не легче. Что же я до 10 класса буду с ними «зингэн» – петь, а сложные для их уровня учебники выброшу в урну? Чтобы пройти эту программу при их способностях и стремлении только «шпациирэн» - гулять и на катке «Шлитшу лаофэн»- кататься на коньках, нужна иностранная среда, хорошая память и усидчивость. А где их взять? Ты видишь, «майн Зоон» - сынок, я все ночи не сплю, печатая для них трафареты, вставочные таблицы, упражнения для тренировки памяти.

Но 2-3 часа в неделю, иногда ещё пропущенные по болезни или по обстоятельствам в школе, не продвигают их в усвоении программы. Ты помнишь в ГДР, я брала тебя иногда на урок в сильный шестой класс, и ты видел и слышал, как Николай Вардуль, лучший ученик в классе, рассказывал тему несколько минут. Его останавливаешь, а он «геет вайтэр» – дальше шпарит. Вот такие знания должны быть в идеале. А с плохими знаниями и памятью остаётся только петь… Пятёрки получаются липовые - за слабую программу. Пой, «Швальбэ» – ласточка, пой! Меня же мучает совесть, что что-то я не так делаю… вместе с ними…

На другой перемене удивлённый Гришка спрашивал не справившегося с задачей по математике, расстроенного Серёгу:
- Что же ты не дал дёру от немки, она же добрая тётка, а тебя так ругала?
- Это же моя «Мутэр»-мать, - сказал удручённый Серёга, - попробуй убеги…

Эти слова сразили Обшивалова наповал:
- Мутэр?!! А что же ты раньше молчал?! Так вот почему ты так классно знаешь «Дойч». У тебя мировая Мутэр. Везёт же некоторым!