Глава 2. Ужасный день

Рина Титова
   Утром Варвара встала как обычно: без будильника; позавтракала и отправилась на каторгу. То есть в школу.
   В этот день, на уроке русского языка учительница оглашала отметки за очередное сочинение на вечную тему: «Как я провел каникулы». Последними каникулами оказались зимние. Дети  вдохновенно описывали встречу Нового года, немного хвастались полученными подарками, рассказывали о прогулках по заснеженным скверам города… Нашелся, правда, один оригинал, который съездил с родителями в Египет, но написал он о своей поездке как-то скучно. А за предложение: «Из-за жары я спал с кондиционером» учительница ему вообще почему-то оценку снизила.
   – Богданов!
   – Я! – вытянулся, слегка кривляясь, прыщавый мальчишка, который вчера преследовал Варю до подъезда.
   – Как понять такое предложение: «Во время зимних каникул мы катались на санках, лыжах и сами на себе?»
   Сосед Богданова по парте, даже не пытаясь сдержаться, захохотал во всё горло. Остальные ребята тоже хихикали. Над чужими ошибками смеяться очень приятно. Богданов насупился и уставился себе под ноги.
   – Садись. Я не буду зачитывать всё, что ты тут настрочил... Задорнов был бы счастлив, получив такой материал. Двойка! Костылёва!
   Варвара встала, стараясь не смотреть вокруг. Что будет, если она тоже допустила какой-нибудь ляпсус? Одноклассники просто рухнут от смеха…
   – Очень мило. Ты своими руками готовила новогоднее угощение к приезду мамы. Это правда?
   – Да… – выдавила из себя девочка, с ужасом чувствуя, как мгновенно запылали её щёки и уши.
   – Очень-очень мило. И без ошибок. Вам всем следует поучиться у Костылёвой! – объявила учительница, тем самым подписав той смертный приговор. Конечно, она сделала это не со зла. А из лучших побуждений.
   На перемене Варвару обступила кучка одноклассников. Разумеется, это были те, что получили сегодня за сочинение тройки и двойки. Они кривлялись, гримасничали и «умоляли» Варю научить их уму-разуму. Богданов пошёл дальше всех. Он пал перед девочкой на колени и вцепился в ремешок её сумки, едва не оторвав его.
   – Научи! Научи, о великая! Печь тортики и подмазываться к учителям! – выл дурным голосом мальчишка.
   Варя не знала, как прекратить этот кошмар. Впереди было еще два урока. Если сбежать домой, то все-все поймут, как она слаба. И станет ещё хуже… Но хуже станет потом. А сегодня, сейчас? Она выдернула сумку из рук ненавистного Богданова и молча направилась к дверям. Толпа радостно заулюлюкала, отмечая победу. Девочка бросилась бежать, чуть не сбив с ног направляющегося в класс учителя физики. Тот изумлённо посмотрел ей в след, но окликать не стал.
   Придя домой, Варя без сил шмякнулась в любимое кресло. Оно было обтянуто серым сатином в цветочек и пахло мамой.
   – Если бы только мама разрешила завести мне собаку! Или кота… – тоскливо вздохнула Варвара в очередной раз.
   Конечно, когда под рукой чей-то тёплый шерстяной загривок, то не так грустно серым зимним днем в пустой квартире… А ещё собаку можно научить лаять на Богданова. Варя бы держала пса за ошейник, а тот в это время рвался и рычал. А Богданов медленно пятился к стенке. И боялся. Боялся открыть свой гадкий рот! Девочка стиснула кулаки и сама зарычала. О, как она злилась на себя! Ну, конечно, на себя! Не выдержала, побежала! Как же теперь тяжело будет сохранять свое каменное спокойствие. После того, как потеряла лицо. Так в Японии говорят. Потерял лицо – значит, потерял уважение… Хотя, кто уважает Костылёву?
   Варвара встала и поплелась на кухню. Есть не хотелось. Просто – привычка. Пришёл со школы – иди на кухню. К родному чайнику со свистком. Ни у кого уже нет такого чайника: красного, в белый горох. А у Костылёвых – есть! Варя погладила холодный металлический бочок. Когда рядом нет ни собаки, ни кота, для общения сгодится и чайник. Чтобы окончательно утешиться, она начала мурлыкать под нос новую песенку. Песенка выходила не очень весёлая, но какая-то светлая.  Она рвалась откуда-то прямо из сердца, зажигая его, заставляя светиться небывалым сладостным огнём.  Песня вибрировала, изменяла пространство вокруг, делая его чище и прозрачней. Прозрачней...
   Продолжая выводить голосом мелодию без слов, девочка стала кружиться по кухне, представляя себя жёлтым осенним листом. Она помнила, как упавшие на грязный асфальт липовые сердечки поднимались в воздух, подхваченные порывом ветра… Вот и она поднимется. Поднимется и полетит, полетит…
   И Варя полетела.