Юродивый

               

Когда, наконец, удалось закончить все дела, стрелка на часах перева-лила за цифру пять. Электричка уже ушла – в четыре. Сердце провалилось в глубь голодного желудка и тревожно заныло. Я осталась один на один с этим городом.
Нужно добираться до вокзала. Иначе, как по железной дороге из Верхотурья не выбраться. Есть ещё БАМ, так здесь называют крупную ав-томагистраль, связывающую север области с Екатеринбургом, проложен-ную в начале восьмидесятых под покровительством самого Бориса Ельци-на. Она соединяет все крупные города: Тагил, Невьянск, Туру, Качканар, Лялю, Лобву, Серов, Краснотуринск. До самого Ивделя можно добраться. Через Верхотурье она не проходит. Город остался в стороне, и автобусного сообщения здесь нет. На Западе автобан, у нас «БАМ».
Через двадцать минут я на месте. Стучусь в окошко кассы. Ближайший поезд, в двадцать один ноль, ноль. По Москве.
Выхожу на перрон, брожу в надежде. Как всегда вокруг пустынно. Только тепловоз, громко гудя свистком, таскает свои  вагоны из стороны в сторону. Из окна локомотива выглядывает пожилой машинист. Улыбается мне приветливо. Становится не так одиноко и немного спокойнее. Есть ря-дом люди! Возможно этот мужик даже добрый и хороший человек. Машу ему вслед.
            Стук колёс всё удаляется. Вот он уже не слышен совсем…
Опять стало тихо и пустынно. Только высокие тополя, что растут плотной стеной на противоположной стороне вдоль путей, шелестят зелёной листвой. Лёгкий ветерок раскачивает их, и верхние ветки гнутся в едином порыве. Тополя напоминают строй солдат в камуфляже, дружно выполняющих одну команду. Вот они нагнулись, вот встали и выровнялись в одну шеренгу. Кроме деревьев на той стороне нет ни чего. Жилые дома начинаются здесь за перроном.
Любуюсь вокзалом. Это красивое, старинное здание с серебристым куполом напоминает не большой собор. Наверное, архитектор этим хотел передать величие и красоту верхотурских храмов. Напомнить, что рядом святые места. До города надо добираться, а это посёлок Привокзальный.
Вдруг замечаю, что на перроне не одна. Навстречу, согнувшись и глядя под ноги, быстро шел молодой человек. На босу ногу резиновые га-лоши, явно не новые и давно не мытые. На теле растянутый пёстрый сви-тер. Синие джинсы, потёртые и грязные висят на нём как на вешалке. На коленях дыры с лохмотьями ниток. Волосы тёмные, всклокоченные. Черты лица обыкновенные – ничего запоминающегося. Увидев меня, он шустро подошел и спросил, глядя себе под ноги: 
- Сколько время?   
- У меня часы сломаны, они не идут, - ответила я. 
Он так же быстро отошел и скрылся. Я села на скамейку и забыла о нём.
Но не тут-то было. Он прошел опять минут через десять, такой же быстрой походкой. И снова вернулся. Стало жутко. Словно сговорившись, тоскливо завывал ветер.
-Что ты всё ходишь? - спросила я его громко, как можно увереннее.
- Поезд жду, - ответил он на ходу. 
Бросилось в глаза: он или смотрел вдаль или низко опускал голову,  никогда не сосредотачивая взгляд на моём лице. Если он оказывался за спи-ной, я ощущала страх и оборачивалась. Дойдя до конца перрона, он вернул-ся и уселся на скамейку рядом со мной. Я испугалась, неприязненно отодви-нулась и сказала ему, как можно твёрже, с вызовом:
- Скамеек здесь много. Или, вы молодой человек ещё что-то хотите спросить?
            Он не отзывался, угрюмо молчал, глядя из - подлобья вперёди себя.
От негодования и испуга я не могла сидеть и,  встав, быстрым шагом направилась к вокзалу. Навстречу появился человек в милицейской форме. Худой, высокий, молодой мужчина.   
- Вы не поможете добраться до Ляли? На электричку я опоздала, а до поезда  далеко, - обратилась я к нему.
Он посмотрел на меня долгим, оценивающим взглядом. Потом пред-ложил: 
- Сейчас схожу, узнаю,- и  ушел куда-то в конец перрона, за склады.
Стало опять одиноко и тоскливо. Надо идти в здание, там кассирша. Вот оно окошко. Спрашиваю:
- Что за ненормальный тут у вас бродит?   
- Не бойтесь, он безобидный, - чуть улыбнувшись, с пониманием глядя на меня, ответила уже знакомая  женщина - кассир. 
- Да уж, только от таких безобидных не знаешь, что ожидать.
- Походит, походит и уйдёт. Он всегда тут ходит.
Я вышла обратно на улицу, на тёплое солнышко. Не сидеть же, из-за этого дурочка и мёрзнуть здесь в холодном, тёмном зале ожидания. Буду ждать милиционера.
Этот странный  опять появился. Но было уже не страшно. Тем более, что следом за ним шла знакомая женщина в костюме железнодорожника. Парень прошёл мимо, а женщина подошла и с сочувствием сказала:
- Юродивый это. Давно он тут. Придёт, ходит как сейчас. Про свя-тых рассказывает, молитвы читает. На вокзале ночует. Накормим когда. Жалко его. В начале милиция гнала. Потом рукой махнули. Что с него спро-сишь: без царя в голове. Когда у нас нет – значит, в монастыре живёт. Работает по хозяйству. Коров доит, в конюшнях чистит, с ремонтом помогает. По воскресениям, в церковные праздники – его тут не увидишь. В хоре поёт.
- Такому всё с рук сойдёт, - говорю, вспоминая свои  недавние стра-хи.
- Да нет, тихий он. Поезда встречает, плачет иногда, шепчет о чём-то.  Принёс нам литературу православную. «Читайте и учите, - говорит.-  Хватит жить во грехе!».
Женщина ёжилась, потирая руки выше локтей. Она явно вышла по-греться и была рада поговорить, скоротать время. В ней чувствовалось спо-койствие уставшего от трудового дня человека. Оно передалось и мне. Всё встало на свои места: что с такого взять, его пожалеть нужно.
Юродивый! Так на Руси называли странников, калек, малоумных, считая их ясновидцами и прорицателями, не от мира сего – святыми, бла-женными. Христа ради юродивые подвижники добровольно отказывались не только от земных удовольствий, но также часто и от общепринятых норм поведения в обществе. Они словно искали на свою голову унижения и ос-корбления, распиная тем самым в себе главный человеческий порок - гор-дость. Много юродивых прославлено на Святой Руси. В Москве на ступенях Покровского собора, что на Красной площади, долгие годы просил милостыню Василий блаженный. Все к нему так привыкли, что и храм потом стали звать - Храм Василия Блаженного. Так это название и закрепилось в истории, а данное при строительстве забылось и почти не используется. 
Подошел милиционер. Тот самый - молодой высокий мужчина и об-радовал:
- В семь часов тепловоз повезёт доски в ЦБК. Вас заберут.
Не зная, как благодарить, я готова была молиться за него в прямом смысле слова. «Юродивый бы научил!»- промелькнуло в голове. 
Поговорив  с кассиршей ещё о чём-то, присаживаюсь на скамейку. Теперь можно спокойно сидеть и ждать. Вокруг тихо, тепло и солнечно. Песня ветра стала заметно веселее. Юродивый пропал куда - то. Больше я его не видела. Находился, наверное.
Вспомнилось: в Крестовоздвиженском соборе в Верхотурье хранятся мощи святого Симеона Праведного. Его при жизни вполне могли называть юродивым, блаженным.
В начале 17 века, в ста километрах от Верхотурья, вниз по Туре стоя-ло большое село. Жил в нём поп Меркуша Федотов – вогулов крестил. Так и село назвали - Меркушино. Там высокая вода, по весне на три недели доль-ше стоит. С местной пристани, в те далёкие времена, когда верхотурские не управлялись, грузились товаром и отправлялись в далёкую Сибирь, до Оби, баржи, дощаники, карбасы. На верфи корабелы- плотники  ладили коломен-ки и белозёрки – грузовые ладьи. Рубили крутобокие кочи – посудину хит-роумную: ходит на вёслах и под парусом, по реке и по морю. Даже льдов не боится. Была в селе больница, школа, церковь, мельница.
          В те годы появился в Меркушино чудный странник. Имени своего не называл. Ловил рыбу, да шил шубы всем, от мала до велика. Не было у него ни семьи, ни детей. У кого шубу шьёт – там и жил, по хозяйству помогал. Пашни, как все другие крестьяне, не имел, на пристани не работал, лес на дом не рубил. Но был, по тем временам, очень грамотным, воспитания бла-городного, доброты необычайной. Читал, писал, знал все церковные служ-бы, бывал там повседневно. Ходил по вогульским стойбищам, деревням пе-реселенцев. Рассказывал про Богородицу, Иисуса Христа. Всю библию наи-зусть знал. Правда, со странностями был. Мог бросить полушубок, недошив и уйти неожиданно, пропасть неизвестно куда. Потом появлялся совсем в другом месте. Продолжал свои проповеди, шил шубы, ловил рыбу. Так и умер в этом селе с молитвой на устах. Похоронили его селяне у церкви.
Через пятьдесят лет гроб поднялся из земли. Стали говорить о чуде-сах и исцелениях, происходивших с теми, кто прикасался к мощам. Чьи это останки не мог назвать никто. Потом старожилы вспомнили портного. Но имени его не знали, не помнили, потому, что не было его. Портняжка, да портняжка – только так и звали при жизни.
Однажды во сне, одновременно двум священнослужителям, чудес-ный голос открыл имя нового праведника – Симеон. После этого, вскоре, мощи были перевезены в Верхотурский мужской Николаевский монастырь. Интересно, что с тех пор, дела у обители пошли в гору. Он попал под неус-танную опёку  императорской семьи. К 300- летию дома Романовых, Нико-лай Второй пожертвовал роскошную усыпальницу для мощей праведника. Она была такая большая и ценная, что доставляли её железной дорогой, в нескольких вагонах под вооружённой охраной. Рака(гроб) и сень, в послед-ствии, в двадцатые годы прошлого столетия таинственным образом исчезли. Толи разграблено всё было, толи продано новыми властями Америке в обмен на хлеб. Где сейчас эти ценности – загадка.
У историков есть мнение, что под ликом того портного, названного Святым Праведным Симеоном Верхотурским, скрывался в Меркушино го-нимый Борисом Годуновым царевич Дмитрий. Который, после трагедии в Угличе, отказался от всех земных благ и посвятил жизнь молитвам во спа-сение души человеческой. Как всё было на самом деле, одному богу извест-но. Это тоже остаётся загадкой для историков.
А купола горят. Верхотурские храмы, укрывшись от исторических бурь и волнений в глубине уральских лесов, бережно хранят свои тайны, ждут своих искателей. Верующие со всех концов земли едут, чтобы покло-ниться праху святого. Где-то бродит юродивый, читает «Отче наш». Жизнь продолжается. История повторяется…
Время пролетело не заметно. Вот уже в конце перрона появился теп-ловоз. Его гудки слышны всё громче, всё ближе. Перестук колёс, запах га-ри… Огромная машина, со свистом выпускает пар и медленно останавлива-ется. Такси подано! Тот мужчина, что махал мне из окна, оказался, в самом деле, машинистом. Наклоняясь, он любезно подаёт свою мозолистую, рабо-чую руку, помогая мне забраться на высокую ступень. Уже наверху он по-шутил:
- А вот не возьму!   
- А у меня бронь! – улыбаюсь в ответ.   
Колёса медленно набирают обороты, их перестук всё чаще. Привок-зальные склады, постройки, жилые дома… Всё мелькает и исчезает вдали. Где-то там, на перроне, остался юродивый. Кто он на самом деле, откуда-пришёл?
 За окном на тысячи вёрст только зелёное море леса. Бескрайние про-сторы  древней России.