Полное название главы: "Я беру след благодаря логике и математике".
Меня обыскали и повели к выходу. Там стоял автозак, уже полностью заполненный подростками из интернет-клуба. Какой-то мужик в пиджаке, наверное, хозяин, пытался что-то объяснять ментам, объяснял про договорённости, про помощь кому надо, но его не очень-то слушали, а когда он повысил голос, то вовсе затолкали в автозак и мы поехали. Дети звонили домой, извещали родителей о задержании, успокаивали, что всё будет хорошо. Хозяин интернет-клуба, увидев меня, единственного взрослого, продвинулся поближе.
- ПЯ извиняюсь, что так вышло.
- Да ничего. А почему нас повязали?
- Сказали, что с наших компьютеров были написаны комментарии с призывами к свержению конституционного строя.
- Только за комментарии?
- Да! Ну а теперь будут шить, что у меня несовершеннолетние в зале. На бабло разводить.
- Да, думаю об этом не забудут. А куда нас везут?
- Вроде в Кировский райотдел. В горотделе все камеры уже заполнены, там же националистов держат.
Едем молча, я слушаю разговоры ребят, которые хвастаются друг перед другом тем, что и сами бы с радостью пошли в партизаны да мочили бы ментов, что есть силы.
- Дураки. - кривится хозяин клуба. Но говорит едва слышно, чтобы не нарываться. Смотрит на меня. Я киваю, что согласен. Тот видит мою поддержку и продолжает так же шепотом. - У меня товарища забрали. Вообще ни за что. Он просто туризмом занимался, летом водил группу в Карпаты. Там в группе несколько ребят было из националистических организаций. У них же на лбу не написано, в которых оно организациях. А так, нормальные ребята, подготовленные, дисциплинированные. А теперь вот начали националистов хватать, потянули и товарища. Сутки продержали, потом отпустили, потому что у него алиби было железное. Но трёх зубов нет и ребро сломано. Говорит, что ещё повезло, других давили по полной. - мужик кусает губы, волнуется. Подростки громко ржут, словно не хотят думать, куда попали. Эти мальчики, сейчас такие смелые друг перед другом, сразу изменятся, когда их приведут на допрос к злым дядям-милиционерам. Лучше бы сидели и молчали, чем рассказывали о своих мнимых подвигах. Хотя дети же еще, пусть забавляются.
Нас возят около часа, несколько раз мы останавливаемся, слышны какие-то разговоры, но потом едем дальше.
- Наверное, мест свободных нет. Не знают, куда нас девать. – догадывается владелец клуба.
- Скорее всего. - я прикидываю, что всего арестовано где-то с полтысячи человек, включая всех националистов и случайно задержанных на улицах. Это много для небольшого Оклункова, поэтому и начали выпускать старых задержанных, что новых уже некуда девать.
Еще ездим, пока, наконец, не останавливаемся окончательно. Двери в автозаке открываются.
- На выход! - кричат нам. Ребята выскакивают по одному, потом мы с хозяином клуба. Вооруженные менты кричит на ребят, толкают их в спину. А вот на нас только кричат. Ведут к двери какого-то здания, не похожей ни на отдел милиции, ни на СИЗО.
- Черт, это же дворец культуры литейного завода! - удивляется владелец клуба. Дворец культуры? Порядочно же они народу нахватали, раз больше некуда везти задержанных.
Нас заводят в середину, ведут по длинному коридору, затем дверь в темную комнату, куда нас заталкивают и закрывают. Все начинают светить мобильными или зажигалками. Мы в большой пустой комнате без окон. Никакой мебели - голые стены в зеркалах. Кажется, здесь танцевальный зал. Парни садятся на пол, я тоже. Ждём. Ребята уже притихли, не хвастаются, как бы гоняли ментов, сидят молча, лишь иногда шепчутся о чём-то. Потом их начинают выводить по одному. Никто из тех, кого уводят, не возвращается, так что не знаем, что там. Мы сидим с клубником в углу, он шепотом рассказывает мне о Муравском и Петрике. Титаны духа, я только головой кручу, удивляясь, что вытворяли люди.
- Слушай, а вот как думаешь, кто бы в Оклункове мог им кампанию составить? - интересуюсь.
- То есть?
- Ну, партизаны трёх же собирались убивать. С Муравским и Петриком понятно, а кто третий мог быть?
- Да откуда же я знаю? – вдруг пугается владелец клуба и отворачивается. Наверное, подумал, что я - подсадная утка, ищу дураков, которые язык распустят. Достаю мобильник, снимаю бейсболку и свечу себе на лицо. Клубника удивленно смотрит, потом узнает.
- Ты? Тот! С телевидения! - шепчет он.
- Тот, тот ...
- А чего ты тут?
- Для программы изучаю ситуацию в Оклункове.
- А почему ты ментам удостоверения не показал?
- Хочу знать, что происходит в застенках.
- Молодец!
- Только так. Ага, возвращаясь к разговору. Кого бы террористы третьего могли убить, чтобы подходил к кампании Муравского и Петрика? Один прокурор, один судья, может из СБУ какой-то кадр им подстать. Есть у вас в СБУ умельцы?
- Конечно, есть!
- И кто из них самый-самый?
- Да я их не очень-то знаю, бог миловал. - пугается клубник.
- А про кого больше всего говорили?
- Да трудно сказать. Может про Рубу.
- Кто такой?
- Рубенко его фамилия. Он контрабандой занимается. Говорили, что и наркотой. Ну, это же понятно дело, что если на границе, то наркота сама в руки так и липнет. Этого Рубу дважды убить пытались. Сначала машину расстреляли, в которой он ехал. Но Руба в бронежилете был, так что только ранили. Потом хотели в бане сжечь. Руба с ****ями в бане отдыхал, двери гвоздями забили, облили бензином и подожгли.
- И как спасся?
- Потолок проломил и вылез на крышу. Один, а три ****и погибло. Живучий, хер.
- Так, а чем он занимается?
- Ну, типа борется с контрабандой. Но у нас же кто с чем борется, тот с того и живёт. У Рубы свои люди на таможенных постах. Которые, пропускают кого надо. Может коридор для чего угодно организовать. Хоть для наркоты, хоть для контрабанды. Только с оружием не работает, потому что политическая херня, дороже обойдётся. Он раз партию оружия пропускал, а оно потом к террористам ушло, вылезло каким-то боком против США и американцы начали искать концы. На Рубу вышли, чуть не арестовали его, но он всех сдал может и подмазал кого нужно, в общем кое-как отмазался и с тех пор за оружие – ни-ни, не берётся. Так вот, таможенники работают на Рубу. Причём даром работают, потому что Руба никогда не платит, это ниже его достоинства, только шантажирует. Моей жены кума жила в доме с таможенником одним. При бабках пацан был, напонтованный. Заграницу на каждые праздники летал, квартиру трехкомнатную купил, "порше" черный, всё как надо. А потом этот таможенник против Руби попер. Говорили, что жена ему нашептала, что можно самому дела вести и бабло огребать, а не в подпасках у Рубы всю жизнь ходить. Таможенник бабу-дуру послушал, затеял сам машины пропускать, а Рубу фачить. А тот такого не любил, быстренько прихватил на взятке. Причем, даже не ждал, когда таможенник по настоящему возьмёт. Кто-то из коллег подкинул деньги меченые в стол таможеннику, свидетели тут как тут, всё оформили по высшему разряду и в СИЗО. Дело ясное, доказательная база имеется, впереди суд, дали бы лет пять, через три выпустили, если подмазал кому надо. Но таможенник в золупу полез, стал угрожать, что даст показания против Рубы, всю его схему раскроет, если Руба не вытянет из тюрьмы. Вроде бы даже какой-то компромат у него был, хотя Руба всегда осторожничал. Но что-то было, толи документы какие, толи аудиозапись, что-то такое, чего Руба испугался. Пообещал, что поможет, а уже на следующий день таможенники в камере мертвым нашли. Врачи написали, что сердечный приступ, а от чего синяки на шее, так это науке неизвестно. А Руба ж не остановился: надавил на жену таможенника, она тогда беременная как раз была. Пообещал щипцами младенца из живота вырвать, заставил переписать на себя все имущество. А потом, когда родила, сделал так, чтобы её родительских прав лишили, мол она пьяница. Баба то может и выпивала с горя, мужа ж потеряла и все деньги, но вряд ли чтоб уже совсем спилась. А так ребенка забрали, жена совсем загоревала и с ума сошла, её на дурку отправили. Там и сидит до сих пор, если не померла. А Руба про этот случай любит рассказывать, что в педагогических целях всё сделал, чтобы знали люди, как против него идти. Все таможенники теперь против Рубы ни слова. Что говорит, то и делают, даже если потом сидеть за это приходится. Знают, что отсидишь, а потом Руба и денег даст и на работу куда-нибудь устроит. А если пойдёшь против него, то это в могилу путь, легче самому повеситься. – клубник шепчет и время от времени испуганно оглядывается по сторонам, будто и здесь могут быть уши всесильного эсбэушника.
- Руба, значит.
- Руба. Еще о нём рассказывают, что он бывшего зама губернатора замочил.
- И за что?
- Это после помаранчевой революции было. Заместителя, бывшего уже, в фальсификациях выборов обвиняли и в отъеме собственности. Дело возбудили, он собирался в Россию линять, как многие тогда. Рубу знал давно, прикрывал несколько раз, когда зарывался тот. Понятное дело, что не бесплатно прикрывал. Теперь попросил обеспечить коридор через границу. Руба пообещал помочь, прислал машину. Заместитель губернатора в ту машину сел и больше его никто не слышал и не видел.
- А зачем бывшего заместителя убивать?
- Затем, что заместитель не с голыми же руками убегал. А с двумя чемоданами. Как говорили, полными валюты и золота. Он же здесь держал общак губернатора, кесарю кесарево, но и о себе не забывал, раз уже два чемодана набрал! Поэтому ему коридор через границу и пригодился. И вот сел он с чемоданами в Рубину машину и пропал. Родственники искать пытались, заявления подавали в милицию, только ведь никаких доказательств, договор на перевозку через границу не составляли. А у Рубы алиби железное, он в день исчезновения заместителя губернатора был в Киеве, светился во многих местах, свидетелей несколько сотен. Все заранее продумал, он такой.
- Ну что, достойный кандидат в тройку. – соглашаюсь я.
- Пойду в туалет попрошусь. - говорит клубник, который уже некоторое время кряхтит и морщится.
Стучит, долго ждет, пацаны предлагают посцать в углу. Наконец, дверь открывают, мужчину уводят. Он больше не возвращается. Может, сразу с туалета на допрос повели. Я сижу, прислонившись спиной к стене, думаю то про Рубу, то про партизан и незаметно засыпаю. Не крепко, слышу сквозь сон, как дальше вызывают подростков. Вроде и не сплю, но сны сняться: какие-то взрывы, будто я куда-то бегу. Война что ли. К чему бы это?
После войны снилось что-то ещё, а потом будто бы меня позвали. Я не ответил, потому досматривал последний сон. Хотя мне снова кричали, потом пинки. Здесь уже проснулся.
- А ну вставай, пьянь! – орал какой-то сержант и еще раз ударил ногой в бок. Он почему-то подумал, что я пьян. Я поднялся.
- Спокойно! – сказал ему, когда заметил, что он еще намеревается меня ударить.
- Что? – удивился сержант.
- Говорю, спокойно! Держи руки при себе, если не хочешь неприятностей. - говорю и спокойно иду к выходу. Сержант бежит следом, что-то недовольно бубнит, но больше не бьет.
Выходим в коридор, вижу, что уже утро. У открытого окна стоят несколько офицеров с красными от недосыпа глазами, устало курят сигареты.
- Куда дальше? - спрашиваю сержанта.
- Налево.
Поворачиваю в другой коридор, вижу открытую дверь. Захожу туда. Там сидит капитан и пьет чай. Почти с ненавистью смотрит на меня.
- Документы!
Даю документы, журналистское удостоверение сверху, и снимаю бейсболку. Капитан сначала тупит на удостоверение, потом на меня. Моё лицо кажется ему знакомым, но не помнит, где видел.
- Телевизор. - подсказываю я. - Пятничное политическое шоу. Я там эксперт от медиа.
- А! - вспоминает капитан, сразу начинает улыбаться, потом вскакивает.
- Чаю хотите?
- Можно.
Бежит к столику, наливает в стакан кипятку из чайника, бросает пакетик с заваркой.
- А как вы здесь оказались?
- Да сидел в интернет-клубе, писал материал, меня и прихватили.
- Это досадная ошибка!
- Я понял.
- Что же вы не сказали, что журналист!
- Решил проверить на себе, каково оно здесь.
- С вами хорошо обращались?
- Удовлетворительно. А что здесь, подвижки по делу есть? - спрашиваю прямо. Капитан кривится, не отвечает. – Нет, значит. - догадываюсь я.
- Ни хера нет! – соглашается капитан. - Уже всех перетрясли! И мертвых и живых и нерождённых! Сотню других преступлений раскрыли, два убийства! Всё что угодно нарыли, а этих ****ных террористов найти не можем! Третьи сутки почти не спим. А никого не взяли. Черт! У меня путевка была на море куплена. Отпуск же! Только приехал, день искупался, когда отозвали! И ничего же не компенсируют! - капитан от раздражения бьёт кулаком по столу.
- А у тех, кого в интерент-клубе взяли, ничего не узнали?
- Да что там узнаешь, когда сцыкуны. Слезы, сопли, дяденька я больше не буду! Мы сразу вычислили, кто там писал глупости. Дали люлей да опутсили дураков. - Капитан вздыхает, а потом испуганно смотрит на меня. - Вы же об этом не напишете?
- Капитан, не волнуйся, мы сейчас просто общаемся.
Еще немного болтаем и меня отпускают. Звоню Диме из местной редакции.
- Остап, где вы пропали? - волнуется он.
- Работаю. Слушай, а какой адрес родителей женщины прокурора.
Мне диктуют. Останавливаю такси, днем они более-менее ездят. Говорю, куда ехать.
- А вы из дворца культуры? - спрашивает водитель, смотря мне за спину.
- Да.
- Менты прихватили?
- Ага, вчера ещё.
- И чо там? Сильно ****ят?
- Да кого как. А откуда ты знаешь, что во дворце менты?
- Да племяша вчера прихватили и туда отвезли. До сих пор не отпустили.
- Не волнуйся, всех отпускают. - сажусь в машину и мы едем.
- А всралися они. – довольно улыбается водитель. - Хватают всех, бегают, суетятся, будто им жопу скипидаром помазали.
- Ну, так прокурора же убили. Они к такому не привыкли.
- Совсем одурели. У нас пацана прихватили за то, что он перед пассажирами партизан похвалил. Какое-то мурло стукануло и схватили пацана!
- Им надо партизан найти, а оно что-то не ищется, вот и лютуют.
- Да хер там найдут! Пацаны же подготовленные!
- Ну, это еще не известно.
- Известно! – уверен таксист. - Говорят, у них в лесах целые базы есть подземные, как на Западной были, крыйивки. Партизаны в город зайдут, замочат кого надо, и на базу отступили. Хер ты их найдешь!
- Ну, может и так. А что слышно, пойдут сегодня люди на митинг?
- Да не знаю. Менты же кричат, что нельзя, что повяжут всех. Страшновато, как-то.
- Если тысяча придёт, то не схватят - девать же некуда, и так всё переполнено. Вон, во дворце культуры уже допрашивают.
- Нет, не наберется тысяча. Боятся люди. Менты для чего и свирепствуют, чтобы напугать.
Таксист останавливается у нужного дома, он бы ещё поговорил, но я спешу, так что расплачиваюсь и выхожу. Долго жду лифт, пока не понимаю, что тот не работает. Пешком поднимаюсь на шестой этаж. Жму на звонок.
- Кто там? - настороженно спрашивают из-за двери. Судя по голосу, пожилая женщина.
- Служба газа. - вру.
- Кто?
- Служба газа. - тычу в глазок двери своим удостоверением. В глазок все равно не разглядишь что в том удостоверении написано, журналист или газовщик.
- А что такое? – волнуется женщина.
- Проверяем, нет ли утечек. Жалобы были из вашего дома. - говорю строго и уверенно. Женщина несколько секунд колеблется, потом таки открывает. Захожу. Обычная квартира, не бедная и не богатая. Снимаю бейсболку. Даю женщине разглядеть себя. Очень плохо, если она не смотрит пятничных политических шоу. Нет, смотрит, потому узнала.
- Ой. - говорит она растерянно.
- Добрый день, узнали? - спрашиваю как можно более ласково и так же улыбаюсь.
- Ага. - кивает женщина.
- Я Остап, журналист. Сейчас в Оклункове по специальному задании. Хочу разобраться, что же произошло с вашей дочерью и ...
- Нет! Уходите! Нет! – вдруг начинает кричать женщина.
- Такого момента, как сейчас, может не быть! Мы можем обратить внимание общественности, можем давить на власть и добиться честного расследования ... – убеждаю я.
- Нет! Уходите! Слушать вас не хочу! Убирайтесь! - женщина начинает выталкивать меня из квартиры.
- И Муравский же мертв! Он не сможет отомстить! А за него это никто не будет это делать, потому что у них каждый сам за себя!
- Нет! - она толкает меня и бьёт кулаками, небольшая женщина лет за пятьдесят, с проседью в волосах и заплаканными глазами. - Нет!
- Слушайте, я буду заниматься этим делом с вами или без вас, потому что меня поразила история вашей дочери, всего этого беспредела. Не хотите помочь - как хотите, но я обязательно буду разбираться в этом деле. Просто без вас, это будет дольше.
- Нет. - она бьёт меня всё слабее, а потом начинает плакать. У неё истерика. Пытаюсь успокоить. Отвожу на кухню, усаживаю, делаю чай.
- Попейте, вам полегчает. - жду, пока женщина немного успокоится. Вижу её испуганный взгляд. Она до сих пор боится. Этот Муравский умел работать с человеческим материалом.
Женщина делает несколько небольших глотков. Ставит чашку, смотрит на меня заплаканными глазами.
- Что вы хотите услышать?
- Всё о вашей дочери. Меня то, вообще, послали сюда писать про партизан, но, говорю же, меня поразила эта история. Именно её я хочу поставить в центр повествования, как впечатляющий пример правового беспредела, царящего в нашей стране. - Я говорю неторопливо, с правильной артикуляцией. Когда меня стали приглашать на телевидение, я взял с десяток уроков сценической речи. Так что теперь умел говорить более-менее правильно. Решил сам начать расспрашивать. - Насколько я знаю, ваша дочь собиралась подавать на развод с Муравским.
- Она подала.
- Когда?
- За два дня до исчезновения.
- Вы уверены?
- Да, мы вместе ходили в загс. Люда очень боялась.
- Муравского?
- Да.
- Он бил её?
Женщина снова начинает плакать. Ничего не поделаешь, такая тема, что без слез не обойдёшься. Жду, пока слезы утихнут.
- Бил?
- Бил. Сейчас. Посидите здесь. - Она идет с кухни.
Слышу, как пошла в комнату, там открывает шкаф, роется. Приносит несколько фотографий. Симпатической блондинки с синяками на лице.
- Он зверь был. Она долго терпела. А потом решила уйти. Он угрожал ей, говорил, что убьет. Но Люда не могла больше терпеть. Потому что чем дальше, тем было хуже!
Опять слезы, приходится ждать.
- Как она исчезла? При каких обстоятельствах?
- Она ночевала у подруги, у Алины. У нас боялась ночевать, потому что здесь он мог её легко найти. Утром собиралась ехать в Киев, чтобы скрываться там до суда по разводу. Она очень боялась Муравского. Он ей угрожал!
- Но до Киева не доехала.
- Нет. Алина говорит, что утром Люда пошла на киевскую маршрутку, но маршрутка её не дождалась. Она заказывала место на фамилию Антоненко, это моя девичья фамилия. Но не пришла. Ей звонили, но она не отвечала, телефон был вне зоны доступа. Муравский схватил её по пути! - женщина снова плачет.
Я слышу какой-то стон из соседней комнаты. Женщина вскакивает и бежит из кухни.
- Сейчас, сейчас! - говорит кому-то. Видимо, своему мужу, потому, которого избили. - Пожалуйста, помогите! – зовёт меня женщина.
Иду к ней. В спальне на кровати вижу старика, похожего на паралитика. Худого, с желтой кожей и забинтованной головой. Разговаривать он не может, только мычит. Двигаться может только головой и руками.
- Надо его перевернуть. Поможете?
- Да, конечно. – начинаю переворачивать. Это не очень то легко. Дед хоть и небольшой, но совершенно бессильный, обвис, словно мешок с сахаром, кажется тяжёлым. Кое-как переворачиваю, женщина задирает ему рубашку и начинает массировать спину. Я не любитель сцен телесных руин, но мне нужен контакт с женщиной, так что остаюсь, жду, пока она разотрет калеке спину.
- Кожа преет и чешется. Надо делать массаж, чтобы не было пролежней. - поясняет женщина.
Минут через десять мы возвращаемся на кухню.
- Это ваш муж?
- Да.
- Что с ним?
- Его избили.
- Кто?
- Не знаю. Милиция никого не нашла.
Смотрю на женщину.
- У вас есть какие-то версии?
- Это сделал Муравский, чтобы Миша не искал Люду.
- Муравский вам угрожал?
- Намекал. Он всегда только намекал.
- У мужа что-то забрали?
- Шапку и перчатки. И то и другое стоило копейки, потому что старое, ношеное. Специально забрали, чтобы было хоть немного похоже на ограбление.
- А о чём намекал Муравский?
- Чтобы Миша не лез, не писал жалоб, не общался с журналистами, не поднимал шума. Но Миша не слушал и его превратили в инвалида. - женщина снова плачет. В комнате я видел их фотографии времен молодости. Красивая пара, даже не верится, что они превратились в такое.
- А эта её записка?
- Глупости! Люда не собиралась ни в какую Испанию! Не собиралась! И у них дома не было принтера, чтобы распечатать записку! Она что, ездила куда для этого? Он сделал записку, Муравский! Чтобы запутать следы! Он!
- Они долго прожили вместе?
- Шесть лет.
- Плохо жили всегда?
- Нет. По крайней мере, сначала Люда не жаловалась. Мы были против этого брака, потому что видели что он - самонадеянный и жестокий дурак. Но у него были деньги, он умел быть щедрым и это подействовало. Люда пошла за него, терпела его капризы, но он не любил её и не уважал. Она была нужна ему, как витрина его успеха. Что вот он такой крутой, машина у него крутая и женщина модельной внешности! Она должна быть немой куклой, но Люда была не такая. И когда он увидел это, то начал её запугивать. Бил, не давал денег. А когда она решила развестись, то убил. Убил, негодяй! - вскрикивает женщина и снова плачет.
- А как ему удалось переписать все с неё на себя?
- У него был знакомый нотариус, который всё сделал. Говорит, что за два дня до исчезновения Люда приходила и переписала всё на мужа. Но она не приходила! И не собиралась! С чего бы это она всё просто так отдала?
Женщина плачет дальше.
- Она была хорошая, её все любили! Все! Люда! – стонет безутешная мать.
- Как вы думаете, кто мог отомстить за неё и убить Муравского?
- Это Бог, Бог его наказал! Я не верила, а Андрей так и сказал, что Бог такого не пропустит!
- Кто такой Андрей?
- Это одноклассник Люды, они дружили ещё в школе. Он мне помогал памятник ставить.
- Какой памятник?
- У Люды на могиле.
- На могиле? Но тело же не нашли!
- Ну и что? Мало того, что у меня дочь забрали, так ещё и могилы не будет? Куда можно придти да помянуть Людочку! Убили и всё? - на повышенных тонах спрашивает женщина.
- То есть вы сделали ей могилу?
- Да! Андрей помог выбить место на Клочковском кладбище. Уютное такое место. Памятник поставили, цветы я посадила. Оградку не делали. Люде всегда на кладбищах ограждения не нравились, говорила, что будто в тюрьме.
Я понимаю, что раскопал очень интересную деталь. Ройте и нароете, кажется это заповедал Господь журналистам.
- А этот Андрей, у вас есть его телефон?
- Да, но он сейчас не в Оклункове.
- А где?
- Поехал в Россию, на заработки.
- Давно?
- Да уже с месяц.
- Ну, всё равно, дайте телефон.
Женщина плетется в комнату, возвращается с потертрй тетрадью. Листает растрёпанные страницы, находит телефон.
- Этот Андрей, он очень хороший человек. Нас же все обходили, потому что боялись Муравского. Все Людины подруги, знакомые, даже родственники, все отвернулись, будто и не знали нас. Лишь Андрей помог.
- И сказал, что Бог накажет Муравского?
- Да, он же верующий. Говорю же, хороший человек.
Я расспрашиваю, где именно находится могила, обещаю еще позвонить, говорю, что о Люде не забудут, дело будет расследовано, тогда уже ухожу. Останавливаю такси, еду на Клочковское кладбище, где-то на окраине Оклункова. Старое кладбище, свежих могил совсем мало. С центральной аллеи на втором повороте беру налево, потом направо, вижу большой гранитный памятник. На нем выбит парень восточной внешности с мотоциклетным шлемом на руке. Парень грустно смотрит вдаль, за правым его плечом садится солнце, а за левым носятся небесными лугами табуны лошадей. Эпическая картина. Обычно такие посмертные пышности любят делать цыгане, или лица ромской национальности, как пишут в милицейских сводках.
Прохожу с десяток могил и останавливаюсь возле дешевого памятника с фотографией уже знакомой блондинки. Людмила Целуйко. Видимо, это её девичья фамилия. Хорошенькая. Думаю, что умирала, наверное, страшно, потому что Муравский хотел напоследок ее проучить. Да, девочка, ты встретила чудовище. Фотографирую памятник и саму могилу. Возвращаюсь к выходу. Такси ждет. Едем в центр. Интернет-клуб, где я сидел вчера, до сих пор закрыт. Вообще, в центре Оклункова почти всё закрыто. Возле площади усиленные патрули милиции. Вижу несколько автобусов с ОМОНом неподалёку. И целая толпа журналистов, галдящая в ожидании митинга.
- Остап, привет! - здороваюсь с несколькими десятками коллег. Вот подбежали местные ребята. С моим рюкзаком, в котором ноутбук.
- Мы принесли вот. Где вы пропадаете?
- Пытаюсь понять ситуацию изнутри. Спасибо, что принесли.
- Ноутбук подзарядили.
- Совсем хорошо!
Отхожу к каменному парапету, достаю Малыша. Так зову свой маленький ноутбук, с которым работает уже третий год. Быстренько набиваю запись про могилу прокурорской жены, в которой нет её останков. Сливаю фотографии и отправляю. Начинаю трансляцию в твиттере. Не люблю этот сервис, но для репортажа с места событий он идеален.
- Я на площади Оклункива. Несколько сотен милиционеров и сотня журналистов. Митингующих не видно. Жара.
Добавляю ссылку на фото, сделанные телефоном. Возвращаюсь к толпе коллег.
- Площадь пуста. Лишь несколько бродячих собак валяются в траве газона. (Фото)
- Милиции на подступах к площади все больше. Заехало два автобуса с ОМОНом. (Фото)
- Милиция подозрительно осматривает всех, кто пытается пройти на площадь. (Фото)
- Людей становится больше, они подходят к милицейским кордонам, смотрят на пустую площадь, разворачиваются и уходят.
- Трое парней пытались пройти на площадь. Милиционеры посоветовали обойти, ребята не послушали. Их схватили, тащат в сторону здания горисполкома. (Фото)
- Кто из толпы крикнул "Позор!", Милиционеры бросились ловить крикуна. Толпа расступилась, схвачен какой-то мужчина. (Фото)
- Милиционеры начали оттеснять людей от входов на площадь. (Фото)
- В толпе много сотрудников СБУ в штатском. Их легко узнать по лицам, которые трудно запомнить. (Фото)
- В толпе задержали нескольких человек. У одного под рубашку оказался транспарант. Крик "Слава партизанам!".
- Утащили в горисполком. Милиционеры оттесняют толпу дальше, говорят "Разойтись! Разойтись!"
- Всё, митинга не будет. Партизаны проиграли свой первый публичный бой.
Еще фотографирую пустую площадь и как милиция понемногу уходит с неё. Мне звонит Сэм.
- Прочитал про могилу прокурорской жене! Как ты о ней узнал?
- Просто спрашивал.
- Грандиозная статья! - кричит Сэм. – Она очень трогает!
- Меня больше трогает то, что ты должен мне бутылку, потому-что митинг не состоялся.
- Митинги ещё будут, вот посмотришь! Ещё будут!
- Это значит, что ты переносишь срок отдачи бутылки до того момента, когда митинги наконец состоятся?
- Нет, бутылку отдам, как только будешь в Киеве, за это не волнуйся! И если бы ты вывесил запись про могилу раньше, хотя бы на час, то митинг был бы уже сегодня! Потому что статья действительно впечатляет!
- Я так не думаю. Готовь виски.
Ко мне подбегают сразу несколько коллег из телеканалов, спрашивают, где найти фальшивую могилу прокурорской жены. Объясняю. Я жадный, пока имею эксклюзив, а после того, как напечатаю его, становлюсь щедрым. Мне звонят из шоу.
- Вечером эфир.
- Помню.
- Найди для нас что-то похожее на эту могилу без тела, какую-то бомбу.
- Хорошо.
Мы еще обсуждаем некоторые детали эфира, когда мне звонит советник главы МВД по прессе.
- Остап, добрый день, могли бы мы встретиться?
- Да, но я в Оклункове.
- Я тоже. - смеется секретарь. - Так уделите мне минут десять?
- А что за тема?
- Мы бы хотели обсудить возможность предоставления вам охраны.
- Кого?
- Охраны. В сети, после вашей твиттертрансляции с площади очень много призывов относительно физической расправы над вами. Мы не можем допустить, чтобы террористы диктовали СМИ, что освещать и как, так что хотим оградить вас от этих угроз.
- Да это не угрозы, а обычный стук по клавиатуре людей, которым нечем заняться.
- В условиях, когда государству объявлена война, когда госслужащих, сотрудников правоохранительных органов убивают, мы должны быть осторожными. Мы готовы взять вас под охрану и ...
- Я не готов. Я журналист, а не министр, охрана мне будет мешать. Так что спасибо за предложение, но я отказываюсь.
- Но ...
- Извините, разговор окончен.
Уверен, что через несколько минут из МВД пойдет утечка. Неназванный источник сообщит, что мне была предложена охрана, но я отказался. Об этом все охотно напишут, потому что сейчас я в центре внимания из-за интереса к Оклункову. Не хочу быть параноиком, но сейчас я карта, которую можно разыграть. Убить и повесить на партизан, доказав, что они кровавые убийцы и ничего больше. Одно дело прокурор, который давил и грабил, такого трудно пожалеть, а другое дело - достаточно популярный журналист. Может быть красивая комбинация. Надо быть осторожным.
Звоню Андрею, однокласснику пропавшей жены прокурора, который проявил смелость помогать семье и что-то намекал о мести, пусть и божьей. Я понимаю, что он вряд ли причастен к убийству Муравского, потому что уж очень глупо сначала вот так светиться, помогать с могилой и памятником, обещать, что Бог накажет, а потом самому убивать. С другой стороны, сколько всего делается по глупости. В любом случае, не помешает пообщаться. Но оказывается, что "на данный момент этот номер не обслуживается". То ли мама пропавшей напутала, то ли намеренно дала неверный номер. А может этот Андрей за границей и не пользуется старым номером.
Захожу в кафе, заказываю завтрак. Совсем не хочу есть, но должен, потому что давно уже ничего не ел. С трудом заталкиваю в себя половину яичницы и кусок хлеба. Пью кофе и лезу в "Одноклассники". Нахожу страницу Людмилы Целуйко из Оклункова. Она пуста, кто-то удалил все данные. Нахожу её одноклассников. Среди них два Андрея. Один - Соломатин, второй - Бойко. Соломатин сейчас в Киеве, работает в представительстве иностранной компании. Его фотографии в разных городах Европы, вот он за рулем черной машины, кажется, "Мазды-3". А вот фотографии со встречи выпускников, которая имела место три года назад. Праздновали десятилетие окончания школы. На нескольких фотографиях замечаю Людмилу. Красивая девка, черт побери. Смотрю фотографии. На одной Людмила крупным планом и здесь заметно, что у неё разбита губа.
Женщина пыталась замазать шрам помадой, но все равно заметно. То есть уже три года назад господин Муравский бил её. Кто же еще мог поднять руку на жену прокурора?
Что до могилы, то его помогал делать видимо Андрей Бойко, потому что гламурно-столичный Соломатин вряд ли бы в такое влезал. У Бойко на странице всего несколько фотографий с той же гулянки выпускников. Страница давно не обновлялась. Смотрю на его фотографию. Парень, как парень. Пишу своему знакомому, прошу пробить по базам данных Андрея Бойко из Оклункова. У знакомого есть выходы и на милицию и на налоговиков и на пограничников. Найдет любого. Это не очень законно, но что поделаешь.
Читаю новости. Все обсуждают сплошной провал митингов. Не только в Оклункове, но и по всей стране. Лишь несколько случаев, когда двое-трое людей пытались развернуть какие-то транспаранты, но их сразу же арестовывали, никто не пытался этому помешать. В контексте провала митингов обсуждали и мою твиттер-трансляцию. Обвиняли, что продался, что именно из-за меня люди не пошли на митинги, потому что напугал. Ага, так и вижу тысячи граждан, стоящих у площадей своих городов с ноутбуками. Граждане читают мои сообщения в Твиттере, пугаются и решают не выходить на митинг. Вот так я убил революцию. Смешно.
За обвинениями идут и угрозы в мой адрес. Что таких, как я надо убивать, потому что лжецы-журналисты ничем не лучше продажных прокуроров или судей. Обсуждаются и предложения милиции по охране, а также мой отказ. Высказываются версия, что дальше меня ранят и нападение запишут на партизан.
Много комментариев и относительно моего материала о могиле Людмилы. Одни пишут, что я продолжаю играть в одной команде с властью и мой пост - попытка завоевать доверие. Другие пишут, что после многочисленных угроз я испугался и попытался угодить партизанам, что свидетельствует о слабости режима, раз уж его верные псы (т.е. я), так пугаются. Еще кто-то считает, что я испугался, но не партизан, а власти. Градус комментариев легко достигает максимума, хорошо, что комментаторы начинают отвлекаться на ругань друг с другом.
Появляется новость о том, что в Харькове задержан гражданин, в вещах которого найдены ноутбук и вышитый рушник. Возможно, это и есть боец Сокол, который записал "Видеообращение № 1". Мне так не кажется, думаю, что он спрятался значительно лучше. Начинаю придумывать, чтобы найти для вечернего эфира. Звоню милиционеру, с которым был в ресторане вечером. Хочу пригласить на кофе, но он не отвечает. Ну, да, раз советник министра здесь, то может и сам министр в Оклункове, так что все менты бегают, как ошпаренные, и времени на разговоры не нет.
Захожу в редакцию, ребята все там.
- Слушайте, а в ту ночь, когда убили Муравского, никаких аварий или несчастных случаев в Оклункове не было?
- А что?
- Ну, запланировано же было три убийства. О двух мы знаем, это Муравский и Петрик, а о третьем - нет. Может, что-то помешало его совершить? Тот человек, который должен был его совершать, под машину попал или что-то подобное, какая-то неожиданность, которая всё наломала.
- Да мог просто испугаться и сбежать, не выполнив задание.
- Сомневаюсь. Это ребята хорошо готовились, отбирали людей. Не могло ошибиться в двух из трёх. Думаю, вмешалось, какая-то непредвиденность.
- Так вы уже верите в существование партизан?
- Верю. По крайней мере, что они существуют в головах миллионов украинцев, это точно.
- Не только украинцев. Приехало несколько съемочных групп с Запада и из России.
Я вспоминаю о статье для немцев, быстренько пишу её, используя уже готовые куски текста из записей в ЖЖ.
- Дима, а ты можешь узнать у спасателей и "скорой", не было ли в вечер, когда произошло убийство, каких-то несчастных случаев, аварий, чего-то такого.
- Думаете, третьему что-то помешало?
- Не знаю, но проверять нужно всё.
- Хорошо я знаю.
Пока дописал статью, Дмитрий уже узнал, что в тот вечер в Оклункове не было никаких несчастных случаев. Ни пожаров, ни аварий.
- Вот статистика по выездах скорой. - Дмитрий дает свой блокнот. У него красивый почерк, мелкие, уверенные буквы выстроились в ровные ряды. У меня тоже был такой почерк, пока я окончательно не перешел на клавиатуру. Теперь писать ручкой для меня настоящая пытка. Даже заявление на отпуск для бухгалтерии стараюсь набирать и распечатывать.
- А это что? - замечаю я в конце статистики какое-то странное сокращение.
- Это на улице подобрали. Аппендицит прихватил пацана.
- Бывает. - Киваю.
- Слушайте, Остап, а можно мы проведем с вами онлайн-конференцию?
Они помогают мне, так что соглашаюсь, только завтра. У другого журналиста узнаю, куда в Оклнукове обычно возят вырезать аппендицит. Не то чтобы не доверяю Дмитрию, но по следу люблю идти сам, а не толпой. Как говорили святые отцы древности - в рай каждый идет один, а в ад принимают толпой. Может и перевираю, у меня очень и очень недостаточное образование, я ушел со второго курса в журналистику и до сих пор здесь.
В небольших городах на аппендицитах специализируется одна-две больницы. В Оклункове одна. Еду туда. Шоколадка медсестре и она проводит меня в палату парня, которого с аппендицитом привезли прямо с улицы в тот самый вечер, когда убили Муравского, а еще двоих собирались убить.
- Привет. - захожу в палату. Там четверо больных, все после операций, все лежат. Один читает книгу, один тупит в потолок, еще один лежит лицом к стене, а четвертый, парень лет двадцати, удивленно смотрит на меня. - Как ты? - я улыбаюсь и подмигиваю ему. - Пошли, поговорим.
Вижу испуг, почти панику в его глазах. Парня будто заклинило, схватился пальцами с простыню, которой был укрыт, чуть ли не дрожит. Он крепкий, широкоплечий, видимо занимался спортом. – Ну, пошли, пошли. - подбадриваю его. Он послушно поднимается. Правый бок заклеен. Беру под руку. Словно, чтобы поддержать его, но в действительности, чтобы не убежал. Парня надо дожать. Чего это он так испугался? Неужели ...
Даже думать об этом не хочу. Удачу можно легко спугнуть, не говори "гоп", пока не перепрыгнешь.
Выходим в коридор.
- Пошли в парк. - предлагаю.
Возле больницы небольшой уютный парк. Садимся там на скамейке, я держу парня за руку. Он существенно крупнее меня и если вдруг будет вырываться, то вряд ли я его удержу. Остаётся надеяться только на то, что он сейчас уж очень напуган. Я оглядываюсь. Поблизости никого, метрах в тридцати бухают мужички из числа больных. Перелили портвейн в пакет из-под сока и будто смакуют виноградно-яблочный нектар.
- Ну, рассказывай. - говорю я и чувствую, что парень уже дрожит. Или я попал в цель, или смешное объяснение, что у него конопля в кармане пижамы, он подумал, что я из милиции и боится, что найду.
- Что? - словно не понимает парень.
- За дурака держишь? - кручу головой, что зря он так.
- Я ничего не знаю!
- Рассказывай про Рубу. - говорю тихо и быстро, парень дергается, будто я его палкой огрел. Держу его крепко. - Спокойно! Спокойно. Не рыпайся.
Он дрожит и начинает плакать. У него истерика. Ну, всё, теперь я уверен, что попал в цель.
- Успокойся, я не из ментуры. – говорю ему и снимаю бейсболку, чтобы он меня хорошо разглядел. - Я с телевидения. Но, если ты не расскажешь мне всё, что я хочу знать, я сдам тебя ментам. Хочешь к ним? Не слышу.
- Нет. Нет! - шепчет парень.
- Отлично, тогда начнём. Почему ты не выполнил задание? - я спрашиваю и пытаюсь удержать себя в руках, меня накрывает эйфорией. Это же надо, как повезло! Ну, то есть ничего просто так не бывает, за каждым успехом лежит опыт и настойчивость и тем не менее.
- Какое задание? - бубнит парень.
- Ага, занчит вызвать милицию? – устало зеваю я.
- Нет!
- Тогда слушаю. Убеди меня, что тебе не нужно на допрос.
- Аппендицит! Чертов аппендицит! Начало болеть живот. Я держался до последнего, хотя было очень больно, но я должен был дождаться Рубу! Должен! Я ждал! Он уже должен был быть, но не ехал. А потом стало совсем плохо, я еле выбрался с его двора и потерял сознание. Меня увидела какая-то бабка, вызвала «скорую». Я пришел в себя, успел сбросить оружие.
- Куда?
- В кусты. Там рядом были кусты, где я сидел в засаде.
- А как тебя бабка нашла?
- У нее, кажется, козлёнок сбежали со двора. Она пошла искать по кустах и увидела меня. Я на пьяницу похож е было, она пошла к соседям и вызвала «скорую», Если бы не бабка, то там бы может и сдох. Мне очень плохо было. Врачи говорили, что почти перитонит.
- А что за оружие у тебя было?
- Пистолет Макарова. В черном пакете.
- И куда ты его дел?
- Там двери старые валялись. В тех кустах целая помойка. Я под эти двери и засунул.
- И что, бригада "скорой" не заметила, как ты оружие прятал?
- Санитар пошел за носилками и водителем, чтобы помог дотянуть меня до машины, я же идти не мог. Врач лекарства в шприц набирала, в этот момент я и спрятал. Потом меня привезли сюда. И всё, больше я ничего не знаю. - он пытается встать, но я держу его.
- Не спеши. Почему именно Руба?
- Он заслуживал этого. Знаешь, скольких он убил или посадил?
- Кого-то из твоих близких?
- Нет, тогда бы меня могли подозревать.
- Ты сам выбрал Рубу?
- Нет.
- А кто? Кто?
Он молчит. Я огорчаюсь его упрямству.
-Ну что мне, опять пугать тебя ментами и их методами допросов?
- Не надо.
- Тогда говори.
- Зачем вам это?
- Я пишу о событиях в Оклункове. Когда я пишу, я стараюсь очень хорошо изучить тему, чтобы знать все. Итак, кто сказал убить Рубу?
- Вернигора. Он рассказал о Рубе и дал план.
- Каким был план?
- Я должен ждать Рубу возле его дома. Затем убить его и уйти огородами. Пистолет сбросить в озеро, оно там неподалеку.
- Так просто?
- Не просто. Сначала нужно было усыпить собак. У Рубы во дворе было два кавказца.
- Чем усыпить?
- Снотворным. Я бросил им два куска мяса, нашпигованного таблетками, они съели и попадали. Потом нужно было перелезть забор и спрятаться в углу у гаража. Руба бы поставил машину, вышел, я бы его застрелил там, где он бы не ждал.
- План разработал Вернигора?
- Да, он.
- А Сокола ты видел?
- Только на видео.
- И все?
- И все.
- А кто-то другой вживую его видел?
- Может, Вернигора.
- А как ты познакомился с Вернигорой?
- Через интернет. Я был зарегистрирован в сообществе игроков в «Контрол-страйк». Однажды зацепился с одним парнем. Он был сильным игроком, я его так и не смог перестрелять. Мы начали общаться в чате, потом он сказал, что стрелялки хорошо, но куда интереснее влиять на жизнь в стране, делать историю здесь и сейчас. Мы переписывались несколько месяцев, а потом он предложил встретиться. Так всё и началось.
- С кем ты встретился?
- С Вернигорой.
- Ты видел его лицо?
- Нет, мы сразу начали встречаться в масках. Он сказал, что дело серьезное и надо соблюдать конспирацию.
- Это тебя не испугало?
- Нет, наоборот было интересно.
- И где вы встречались?
- В бункере.
- Это в том подвале?
- Да.
- А ты не пытался отследить кого-то из товарищей на входе?
- Это было невозможно. Там же кусты вокруг здания. Много троп, которыми можно подойти. Еще в кустах каждый надевал маску. Потом заходили в здание, там уже был Вернигора. Каждый говорил свой личный пароль.
- Личный пароль?
- Да, чтобы можно было понять, кто пришел.
- А как вы поддерживали связь? Вернигора звонил тебе?
- Нет, никаких телефонов, только мейлы. Вернигора настаивал на строгой конспирации.
- Все было серьёзно.
- Да, серьёзно.
- А ты понимал, что это всё противозаконно?
- Сначала ничего противозаконного не было. Мы просто собирались, смотрели обращения Сокола, учились у Вернигоры, как выживать в городе и в лесу.
- Но у вас было оружие.
- Было.
- Много?
- Несколько пистолетов.
- Это не смущало?
- А что такого, мы просто учились стрелять, всем нравилось.
- И когда вам сказали об убийствах?
- Ну, где за месяц Сокол предупредил, что мы переходим к активным действиям и если кто-то не уверен в себе и хочет уйти, то пусть уходит.
- Такие были?
- Нет, остались все.
- Ты понимал, что тебя ждёт?
- Конечно. Сокол говорил, что мы становимся на путь смерти и вряд ли кто из нас увидит победу нашего дела.
- Так и говорил?
- Так и говорил.
- И ты не боялся погибнуть?
- Тогда - нет.
- А сейчас?
- Не знаю.
Сейчас он боится, я вижу.
- Зачем ты ввязался в эту историю?
- Я хотел отомстить.
- Кому?
- Милиции.
- Ничего себе, широко мыслишь, сразу всей милиции! И чем она провинилась?
- Они убили моего брата.
- Милиция?
- Милиция.
- И как?
- В ресторане. Брат был с одной девкой. К ним подошел один хер. Как потом выяснилось, мент. Хотел потанцевать с девушкой, но брат не позволил. Начались разборки, мент был пьян, ударил девушку, брат ему навалял. Он борьбой занимался, как и я до травмы. Мента оттащили охранники ресторана, выставили его за дверь. А потом брат вышел покурить, а его там ждали уже четверо. Друганы того мента. Повалили и начали бить. Потом вытащили из коридора на улицу и бросили в снег. И сука, с которой брат был, она даже "скорой" не вызвала, нас не известила. Просто сбежала из ресторана и всё. А брат замерз в снегу, потому что так и не пришел в сознание. Мы пытались найти убийц, но менты не будут искать самих себя. Написали, что некие неизвестные избили с целью ограбления. Неизвестные, блять! Всем известные! Но так никого за это и не наказали, потому что рука руку моет.
- Ты не сильно нервничай, тебе выздоравливать нужно.
Парень сжимает кулаки, сидим некотором время в тишине.
- Убери руку, а то еще подумают, что пидоры. – вдруг просит он.
Не держу его больше.
- А что вы планировали делать дальше, после этих убийств?
- Не знаю. Вернигора доводил приказы.
- От Сокола?
- От Сокола.
- А какие были твои личные инструкции о том, что делать дальше?
- Ничего не делать. Отсидеться две недели, стараться не попадаться на глаза милиции. Вернигора говорил, что нас будут сильно искать, но не найдут, если сами не лоханёмося.
- А дальше что?
- Дальше надо было посмотреть почту. Если бы были новые инструкции, то выполнять их. Если нет, то ждать.
- Вы действительно верили, что могли победить систему?
- Так говорил Сокол.
- Что-то знаешь про этого Сокола?
- Нет.
- Не знаешь или не хочешь говорить?
- Не знаю. Я ни о ком ничего не знаю. Говорю же, была строгая конспирация.
- Сокол с Оклункова?
- Не знаю.
- А Вернигора?
- Может быть. Город знал хорошо.
- Про Сокола что-то говорил?
- Нет. Просто называл Учителем.
- Как?
- Учителем. Мы все так называли.
- Он же Сокол?
- Да, но мы его называли Учителем. По примеру Вернигоры.
- Он больше не выходил на связь?
- Не знаю, в больнице нет интернета.
- Вот, можешь посмотреть. - даю ему свой ноут.
Парень смотрит свою почту.
- Нет, ничего нет.
- Дай мне мейл Вернигоры.
- Нет смысла, Вернигора всегда пишет с нового адреса. Чтобы невозможно было найти.
- И что ты собираешься делать дальше?
- Не знаю. Думаю, что вряд ли он напишет мне, потому что считает, что я провалил задание. Испугался, предал. Кто поверит в аппендицит? - слышу, как у парня скрипят зубы. Чёрт, да он вовсе не рад, что свалился в больницу!
- Да, в аппендицит поверить сложно. Менты вон даже не догадались искать тебя.
- Ты им поможешь? - он зло смотрит на меня. Килограммов на десять тяжелой, бывший борец, пусть и после операции. Может и голову открутить.
- Какая мне выгода им помогать? Чтобы и меня потом таскали на допросы? К тому же ты ничего не сделал, так что выздоравливай себе спокойно.
Парень кивает головой.
- Слушай, а что вы делали в подвале, когда собирались вместе? – спрашиваю у него.
- Разговаривали.
- О чем?
- О том, как спасти страну.
- Вы же молодые ребята, по крайней мере, ты и Тополь, вас так волновало спасение страны? Больше, чем девки?
Он удивляется моему вопросу, задумывается.
- Ну, да. – удивлённо соглашается он.
- Это не очень типично. Ты и раньше задумывался о спасении страны?
Этот вопрос тоже заставляет парня задуматься.
- Нет. Мне просто рассказали и я поверил.
- Этот Вернигора, он, смотрю, настоящий колдун, если мог так убедительно говорить.
- Не Вернигора, а Учитель.
- Сокол?
- Сокол.
- Ты говоришь, что ни разу не видел его.
- Да, но видел его выступления по видео.
- Он был в маске?
- Да, в вышитом полотенце, намотанном на голову.
- Разве это не смешно выглядело?
- Сначала да, но когда он начинал говорить. - Парень крутит головой, словно не может слов подобрать.
- И что вы просто смотрели видео Сокола и всё?
- Нет, потом мы брались за руки и пели!
- Брались за руки и пели? - я не скрываю удивления.
- Да. Каждое выступление Сокол заканчивал тем, что просил взяться за руки, чтобы ощутить единство Сечи, и петь, чтобы почувствовать радость борьбы. Вернигора вёл, мы подхватывали. Это было очень хорошо. - парень кивает головой, улыбается, словно вспоминает о приятном.
- А вы что-то употребляли?
- Что?
- Ну, может алкоголь или курили кое-что?
- Нет! Никогда! - возмущается парень.
- Ну, хорошо. Выздоравливай.
Он внимательно смотрит на меня. Я улыбаюсь.
- За меня можешь не беспокоиться, я тебя не буду сдавать. - успокаиваю его. - Но дам тебе совет: прекрати так дёргаться. Потому что если кто-то из ментов захочет с тобой поговорить, они тебя сразу расколют. У тебя на лбу написано: "арестуйте меня".
- Я знаю. - он раскраснелся и кривиться.
- Поэтому не бойся. Против тебя ничего нет и только от тебя зависит, возьмут тебя или нет. Всё, бывай.
За оградой больницы набираю номер мента, с которым вчера ужинал. Наконец-то он отвечает.
- Надо встретиться.
- Нет времени, заместитель министра в городе!
- Важное дело и пообедаем.
Договариваемся за полчаса в парке. Мент боится светиться со мной в центре. Это он ещё не знает, куда я попрошу меня отвести. Какая у него будет морда при этом!