(Вариант для конкурса с изменением имени героини)
В сиянии тёплого сентябрьского дня по деревенской улице шагает высокая стройная девушка. Её фигуру облегает платье из светло-бежевого ситца, а тёмные волосы, собранные в жгут, заправлены в очаровательную соломенную шляпку, в её руках полевые цветы – она смотрит на них и улыбается…
Итак, я шагаю по улице и чувствую, что выгляжу на все сто. На меня глазеют все, кому не лень – особенно деревенские парни, а некоторые из них даже спрашивают:
- Свет, а по какому случаю мы такие нарядные?
Я гордо вскидываю голову и отвечаю:
- Потому что мне сегодня шестнадцать!
- А-а, - тянут они, провожая моё изящество восхищённым взглядом.
Подхожу к дому. В раскрытом настежь окне вижу маму, она подзывает к себе и тихонько, будто выдавая страшную тайну, говорит:
- Виктор пришёл.
- Как пришёл, – он же в армии.
- В отпуск пришёл, в отпуск. В матросской форме, красивый такой, и по-моему, с медалью. В общем, не Витька, а загляденье!
- Мама, о чём ты говоришь, – какая медаль? Ты забыла, как он бросил меня в ту февральскую ночь? Забыла? Где он сейчас?
- На крылечке сидит, тебя дожидается.
Открываю калитку и во всём великолепии предстаю перед Витькой. Окидываю взглядом его статную фигуру и отмечаю: действительно, орёл. Он пристально смотрит на меня, замечает шикарное платье, прелестную шляпку, цветы и конечно же то, как я похорошела. Какое-то время молчит, потом подходит, берёт за руку и говорит:
- Свет, помнишь, о чём я говорил, когда уходил в армию?
- Помню, - отвечаю, - и что?
- Сегодня я хочу повторить то же самое.
Но я не слышу его – или почти не слышу, – потому что мне снова и снова вспоминается та февральская ночь, когда, стоя в глубоком снегу под деревом, я протягивала к нему руки.
Наше село в те далёкие времена ничем не отличалось от множества других сибирских сёл, разбросанных среди Васюганских болот. Школа была только начальная, поэтому, начиная с пятого класса, мы оставляли родительский дом и уезжали в райцентр, где располагалась ближайшая средняя. Жили на квартирах и почти каждую субботу после окончания уроков уходили домой пешком.
Как-то субботним февральским вечером мы в очередной раз собрались домой. Выяснилось, что из второй смены нас осталось только двое: я и Витька Лапин, – остальные, сбежав с уроков, ушли с первой сменой. А путешествие предстояло опасное: во-первых, нужно было преодолеть десять километров зимней дороги, во-вторых, – и это было самое страшное, – на болоте в ту пору, да и в лесах тоже, вовсю рыскали волки.
Вскоре село осталось позади. Лишь окна последнего дома на его окраине всё ещё подмигивали нам на прощание, но и они, наконец, скрылись из виду. Мы с Лапой (это было его прозвище) ступили на зимник*. Залитая лунным сиянием белая равнина, предстала перед нами во всей пугающей красоте: пустыни мерцающего снега, островки настороженно темнеющих рямов**, диск луны и далёкие звёзды над нами – всё являло отстранённость и неучастие в нашей маленькой незащищённой судьбе. Тревога, которая острым гвоздём сверлила мой мозг, заставила вздрогнуть, – я остановилась. Лапа тоже. Мне показалось, что он хочет вернуться, но нет, – не глядя в мою сторону, он отрывисто бросил:
- Ну, пошли!
И мы пошли.
Лапа был на три года старше меня, и для своих пятнадцати лет выглядел богатырём. Размахивая длинными ручищами, он сразу зашагал широко и быстро, – я же, будучи хрупкой девочкой, не шла, а бежала за ним. Леденящий страх заставлял без конца оглядываться назад: мне всё чудилось, что за нами бегут звери. Правда, я надеялась, что нас кто-нибудь да нагонит, – этакий добрый путник на розвальнях с быстрой лошадкой. Надежда маячком горела в душе и придавала силы, но увы – дорога была пуста.
Пять километров зимника мы не прошли, а пробежали. Проскочив на его границе последнюю заснеженную площадку, ступили в густой берёзовый лес. Не сговариваясь, остановились, отдышались и в полном молчании двинулись дальше. Оставалось ещё пять километров. Лапа снова набрал темп, и я уже едва поспевала за ним.
- Что ты плетёшься, как не знаю кто, – давай быстрее! - покрикивал он на меня, не оглядываясь.
Ах, если бы знать, что самый жуткий страх всё ещё впереди!
Он ударил в самое сердце – больно и неожиданно, обвил липкой, холодной паутиной, клещами сдавил душу, парализовал руки и ноги. Огоньки... я увидела огоньки. Один… второй… третий… четвёртый… – они мелькали в самой гуще березняка беспорядочно и непонятно.
Будто молния пронзила меня!
Не помня себя от ужаса, выбиваясь из последних сил, в мгновение ока я преодолела разделяющее нас расстояние и, догнав Лапу, сдавленно, почти шёпотом просипела:
- Витька... волки!
Но Лапин и сам заметил эти страшные огоньки. Согнувшись в три погибели, он резко прыгнул влево и, проваливаясь в сугробах, широченными шагами рванул к ближайшему дереву. Не знаю, откуда у меня взялись силы, только я во весь дух помчалась за ним. Заваливаясь в снег, стараясь попасть в его следы, я кое-как осилила это рыхлое, снежное расстояние и увидела, как, подобравшись к берёзе, он сбросил мешок, ухватился за ветку и одним махом взлетел на неё. Я же, приподнявшись на цыпочки, протянула к нему обе руки и в отчаянии закричала:
- Витька, а я?!.
Он наклонился и протянул было свою, но мои попытки дотянуться до неё оказались тщетными. «Вот и всё, - пролетело в голове, - это конец». Происходящее в моём сознании стало размываться и исчезать: я не чувствовала холода, не видела леса, не слышала Витьку, который пытался что-то говорить, но – самое главное – почти не чувствовала себя. Всё исчезало и появлялось, исчезало и появлялось, – как в кадрах немого кино, когда обрывается лента. Сколько прошло времени – не знаю, но когда открыла глаза, увидела перед собой Витьку: он тормошил меня и кричал:
- Очнись, очнись, это не волки! Это машины, тракторы – они дорогу чистят. Слышишь – гудят? Вставай, пожалуйста вставай, пойдём на дорогу. Быстрей… да быстрее же!
Прыгающие снопы света высветили нас и замерли. Машины остановились. Двое мужчин в полушубках и валенках направились к нам.
- Эй, ребята, вы чегой-то тут? - спросил один из них, приблизившись вплотную.
- Ёлки зелёные, да это наши! – сказал другой. - Вишь, как напугались, – особенно Светка: дрожит как осиновый лист.
- Мы увидели огоньки и подумали, что это волки, - вставил Витька.
- Давай-ка назад к дому, Василь, а то этим путешественникам самим теперь не добраться.
В кабине было тепло и уютно, глаза слипались и хотелось спать. Тракторы натружено урчали, и мне казалось, что вместе с их гулким урчанием улетает и мой, только что пережитый страх.
… И вот, спустя четыре года, Витька снова признаётся мне в любви, как тогда – перед уходом в армию. Но его клятвы и заверения не трогают меня, потому что волки из той февральской ночи разъединили нас навсегда, и моя любовь к Витьке окончилась, так и не начавшись.
*Зимник – дорога по замёрзшему болоту
**Рям – островок леса на болоте
2005-2007 гг.