65
Для семьи Мурженко наступили чёрные дни. Иван бегал от одного друга к другому, у кого-то одалживал деньги, кому-то отдавал, и вновь одалживал. Но банковский кредит удерживали из заработной платы. Поэтому брался за любую дополнительную работу, выпрашивал командировки, экономил на всём, на чём можно было сэкономить. Покупал только необходимые продукты, ничего лишнего. Мария тоже устроилась на полторы ставки, днями пропадала на работе. Виделись только ночью. Обоим было не до секса. Провал с кладом надолго выбил из их колеи.
Настя ничего этого не знала, и знать не хотела. Иван её не трогал. Мария – тоже. Её их проблемы не интересовали. Все силы, время, здоровье, деньги она тратила на дочь. Боролась за звание «Лучшая мать в мире». Боролась, не предвидя итогов этой борьбы, не понимая, что борется с любимой дочерью, не зная, кто из этой борьбы выйдет победителем.
Когда Лиза посещала ясли, Настя была рядом с ней. Лизу перевели в детский сад – Настя перешла туда работать няней. Лиза пошла в первый класс – Настя устроилась уборщицей в школу. Она носила дочь на руках в ясли, возила на коляске в садик, водила за ручку в школу. Вместе туда шли, вместе там обедали, вместе выполняли домашние задания, пока у Насти не заканчивался рабочий день. Потом вместе шли домой.
Настю избрали в родительскую тройку класса, в родительский комитет школы. Лиза посещала все школьные кружки. Настя была счастлива.
Училась Лиза хорошо. Была отличницей. Учителя её хвалили. А с учениками контакта не было. Они её не любили, дразнили, строили разные козни. Некоторые девочки, да и мальчики, делали робкие попытки завести знакомство, сблизиться, подружить. Настя, наученная горьким опытом своей неудавшейся жизни, никого к ней не подпускала, всех гнала от неё, охраняла дочь, как волчица. Следила за каждым её шагом, за каждым движением, за каждой мыслью. Не подпускала к компьютеру, запрещала ходить в Интернет, не давала пульт телевизора. Закрывала ладонью глаза, если на экране показывали целующуюся парочку. Контролировала все книги, которые Лиза брала читать. Безоговорочно изымала, если считала, что ей это читать рано. Проверяла портфель, дневник, тетради. Не позволяла пользоваться косметикой. Несмотря на активную школьную жизнь, Лиза, задавленная грузом материнской любви, росла замкнутой, неразговорчивой.
Несчастье случилось в девятом классе. Неожиданно для всех, а прежде всего для себя, Лиза влюбилась. Денис не был отличником. Не посещал никакие кружки. Был переросток, потому что дважды, в седьмом и восьмом классе, оставался на второй год. В общем, был настоящим хулиганом. Заигрывал со всеми девчонками, бил по ягодицам, хватал за груди, больно щипал. Одним девушкам его баловство нравилось, они сносили его спокойно. Другие давали сдачи. Но никто не жаловался. Он так удачно переводил всё в шутку, что никто не обижался. Поговаривали, что некоторые девчонки с ним спят, одна даже сделала аборт. Ребята звали его Дон Жуаном. Сплетни эти Лизу не интересовали. Она вся отдавалась учёбе. Мать так её настроила, что от любви одни страдания.
Зная, что Лиза находится под неусыпным контролем матери, Денис к ней не приставал, даже близко не подходил. Видя, что он боится приблизиться к ней, ребята посмеивались над ним, грозились лишить приятной для него клички. Денис дал слово Дон Жуана, что поцелует Лизу в ближайшие три дня. К сожалению, об этом споре знали все, кроме Лизы. Ей никто ничего не сказал.
Денис недолго следил за Лизой. Улучив момент, когда матери не было рядом, обнял сильными руками и умело впился в губы долгим поцелуем.
То, что произошло, ошеломило Лизу, сбило её с толку. Его губы были влажные и горячие, а язык – жадный и дерзкий... Её губы приоткрылись, зубы произвольно разжались, давая возможность языку свободно войти внутрь, а последовавшие за этим вращательные движения языка внутри её раскалённого рта, лишили остатков сознания. Лиза не находила в себе сил, чтобы выйти из этого поцелуя, не понимала, что с ней случилось. Потрясённая происходящим, не могла поверить, что её бесчувственное тело, доселе не знавшее подобного, способно испытывать такие неземные наслаждения от обыкновенного поцелуя. Ей казалось, что она попала в водопад, и летит с огромной высоты в бездну. Колени подкосились, она повисла на Денисе, едва успев охватить его шею руками...
Именно в этот момент в раздевалку вошла Настя. Её захлестнула буря негодования. Вот плата дочери за её неуёмное бдение! Забыв о чувствах, испытанных при первой встрече с Климом, о любовных наслаждениях с Куртом и другими мужчинами, вспомнила лишь итог этих эпизодов: горящие глаза голодной крысы, тесную сырую конуру, нетерпимый запах трёх десятков немытых баб в душном Зимнике.
Масла в огонь подлила Дарья Семёновна, уборщица, дочь которой сделала аборт от Дон Жуана:
- Ты меня порицала, хвалила свою дочь, клялась её целомудрием. А она ****ь, покруче моей. Ленка моя в раздевалке с пацанами не трахалась!
Собравшиеся к этому времени ученики дружно заржали. Учителя пытались унять обидчицу, удержать Настю от опрометчивого поступка. Но такого оскорбления она стерпеть не могла. В два прыжка оказалась возле дочери, схватила за волосы, потянула прочь из школы.
Для Лизы волшебный полёт в бездну превратился в мерзкую реальность.
На всём пути Настя читала мораль. Куда делась любовь матери к дочери! Час назад она была святым ангелочком. Теперь, любящая мать не позволяла дочери открыть рот, обзывала скабрёзными словами:
- Шлюха подзаборная! Развратница школьная. ****ь немецкая. Я жизнь на тебя потратила, одевала, обувала, кормила, поила. Во всём себе отказывала. Дни и ночи находилась с тобой неотлучно. Не давала сделать ни одного неверного шага. Так-то ты меня отблагодарила!
Говорила безостановочно. Лиза, не смея прервать, молчала. Многого не понимала: про шлюху, развратницу, немецкую ****ь. Когда мать остановилась, чтобы открыть дверь квартиры, Лиза, воспользовавшись минутной паузой, пролепетала:
- Я не знаю, как это произошло. У меня с ним ничего не было.
Лучше бы она этого не говорила! Мать, не сказав ни слова, потянула её назад. Но теперь они шли не в школу. Лиза не знала – куда. Поняла, когда увидела на здании вывеску: «Женская консультация».
Настя протащила её по коридору, растолкала очередь, ворвалась в кабинет и потребовала срочно освидетельствовать дочь на предмет изнасилования.
Доктор был занят, отказывался, говорил, что для этого нужен запрос из прокуратуры, просил, наконец, подождать. Настя была неумолима.
Проводив пациентку, доктор попросил Лизу раздеться. Она от такой просьбы окаменела, не могла сдвинуться с места, пошевелиться. Мать задрала ей платье, сняла трусы, усадила в кресло. Лиза свернулась калачиком, сдвинула ноги, прижала к груди, обхватила руками. При виде разглядывающего её мужчины, задрожала, как осиновый лист на ветру. Врач стоял, ждал. Настя ударила Лизу по щеке. Раздвинув обмякшей дочери ноги, удерживала, пока доктор проводил обследование.
Сгорая со стыда, Лиза была на грани обморока. В мозгах блуждала единственная мысль: умереть, не испытывать больше этой экзекуции. Лучшая в мире мать, единственный любимый человек, опозорила её в школе, привела в больницу, раздела, предоставила её тело на осмотр чужому мужчине. Как стерпеть такой позор? Как после этого её любить? Как дальше жить? Неужели один поцелуй с Денисом на весах истории является таким большим позором?
Пока доктор писал справку, Настя одела Лизу, усадила на стул.
- Ваши волнения напрасны. Девочка непорочна.
Лиза успокоилась. Самое страшное позади. Теперь мама извинится, прижмёт к груди, погладит по голове, назовёт милым ангелочком, вновь станет лучшей в мире мамой, и жизнь войдёт в прежнее русло. Они забудут этот инцидент. По-прежнему, будут вместе идти в школу, вместе делать уроки, вместе возвращаться домой. Она улучит подходящий момент, когда мама будет в хорошем настроении, спросит, почему она называла её плохими словами .
Погружённая в эти мысли, Лиза не сразу поняла, что они возвращаются в школу. Почему? Зачем? Разве мама не хочет забыть этот неприятный скандал? Не лучше ли пойти домой, объясниться, установить доверительные отношения, дать друг другу слово никогда не совершать необдуманных поступков, не оскорблять, не обижать? Или у неё ещё не закончился рабочий день? Не успела убрать все классы?
Но у Насти были иные планы. Она вихрем влетела в учительскую, где всё ещё продолжалось бурное обсуждение сегодняшнего инцидента. Лиза пыталась вырваться, сбежать, куда глаза глядят, хоть на край света. Настя держала её крепко, до синяков в запястье. Подойдя к Дарье Семёновне, ударила её несколько раз справкой по носу:
- На, читай. Моя дочь девственница. Врач проверил и написал.
- Я своей дочери, после аборта, тоже такую справку купила, чтобы из школы не исключили, только никто не поверил. И тебе не поверят.
Настю попутал бес. Разум помутился. Она сорвала с Лизы платье, трусы. Раздвинув ноги, предлагала всем убедиться в честности своей дочери. На шум собрались ученики, смеялись, улюлюкали, ржали, просили показать им.
Лиза вырвалась из её цепких рук, натянула трусы, подобрала порванное платье и выбежала вон. Никто её не останавливал, не держал, не сопровождал. Все продолжали наслаждаться устроенным Настей спектаклем.
Бежала долго. Обессилев, остановилась, расслабилась, присела под деревом отдохнуть. Мыслей не было. Только огромная, всепоглощающая, опустошающая душевная боль.
Подошёл Денис, подал руку, помог встать.
Лиза вышла из забытья. С него всё началось. Началось хорошо. Закончилось плохо. Почему так получилось, что чужой, нелюбимый человек, доставил радость, а родная, любимая мама – горе?
Не раздумывая, пошла с ним. Куда? Какая разница! На сегодня план по гадостям выполнен. Хуже того, что произошло – не будет. Потому что, быть не может. Хуже некуда.
Денис привёл в комнату. Привыкший к лёгким победам, не церемонясь, уложил в кровать. Вспомнив его поцелуй, Лиза не противилась, жаждала повторения. Умудрённый опытом общения с девушками, Денис повторил утренний поцелуй. Лиза задрожала, прижалась к нему, обхватила шею руками, не позволяя отдалиться, прервать поцелуй, лишить её божественного наслаждения. Чувствовала, что Денис раздевает её, переворачивает на спину, раздвигает ноги. Но одно мимолётное воспоминание о том, что аналогичную процедуру совершал с ней лысый доктор, погасило зарождавшееся внутри желание сопротивляться.
Лишь на мгновение показалось, что тело пронзила боль. Но вместе с ней пришло радостное наслаждение, наполнившее душу необыкновенным счастьем. Счастье это продолжалось бесконечно долго, до вечера, пока Денис не уснул. Впервые испытав его от Дениса, Лиза решила посвятить ему всю жизнь, никогда с ним не расставаться, сделать всё, чтобы Денис всегда был рядом. Она забыла мать, школу, скандал, забыла всю прошлую жизнь, забыла, ибо не хотела помнить.
Осторожно, боясь разбудить любимого человека, встала. Постирала платье, трусы, повесила в ванной комнате сушить. Надела пахнущую потом рубашку Дениса. Вспомнила, что с утра ничего не ела. Открыла холодильник. Нарезала колбасу, разбила четыре яйца. Решила приготовить ужин на двоих. Не найдя хлеб, пошла в комнату, спросить у Дениса. Он вскочил, испуганно посмотрел на часы:
- Ты чо мою рубаху напялила? Быстро переодевайся. Сейчас отец с работы придёт, обоим пинков надаёт.
- Я платье постирала.
- Меня это не ****. Сматывайся скорее.
Лиза побледнела, вошла в ступор. По мере того, как бледность сходила с лица, оно наливалось кровью. Что за день сегодня? Что же это получается? За что мне такое? Сколько ещё раз судьба будет испытывать меня? Были моменты, когда, казалось, всё плохое позади. Но проходило немного времени, и всё начиналось сначала. Денис… Он не может так поступить… А почему – нет? Я слышала о его похождениях! Девчонок осуждала, а сама попалась... Неужели все люди такие подлые? Или одна я такая несчастная, что мне хорошие не попадаются?
- Ты ещё здесь?
Денис, доев яичницу, стоял у открытой входной двери:
- Завтра в школе поговорим. Захочешь потрахаться – придём сюда.
- Завтра не наступит никогда!
Увернувшись от поцелуя, вышла в вечерние сумерки.
Свежий ветер приклеивал мокрое платье к телу. Влажные трусы растирали разгорячённую промежность. Шла по незнакомой улице, не глядя на дома, не обращая внимания на встречных людей. Да, люди ли это? Или это учителя, врачи, матеря, Дарьи Семёновны, Денисы? Все они были на одно лицо, одного поведения, одного воспитания. «Кого любить, кому же верить? Кто не изменит нам один?» Прав Александр Сергеевич. Любить можно только себя!
Устав от событий бесконечно трудного дня, теряя сознание, начала медленно опускаться на землю. Чьи-то сильные руки подхватили, не дали упасть. Мужчина поднял, удерживал, пока не пришла в сознание.
- Тебе плохо? Нужна помощь?
Придя в себя, ответила:
- Я ищу речку, или озеро.
- Ты не там ищешь. Здесь нет ни речки, ни озера.
- А верёвка здесь есть?
По состоянию девушки понял, что не шутит:
- Об этом тебе рано думать. Что случилось?
- Меня выгнали. Из школы, потом из дома. Ушла к любимому парню, он тоже выгнал… Из жизни.
- Пойдём ко мне.
Решив покончить с собой, Лиза смирилась, успокоилась. Теперь не знала, как поступить. Чужой человек давал ей надежду. Мысли перепутались, думать уже не могла и не хотела, и нечем было: её покрыла пелена усталости.
Мужчина занёс в дом. Положил на кровать. Раздел. Сопротивляться не было сил. Да, он и не насиловал. Пожилой, опытный, знающий, как покорять женские сердца, ласкал молодое тело, гладил груди, руки, бёдра, ноги. Переворачивая на бок, на живот, на спину, бродил по телу языком, губами. Но эрекция не наступала. Лиза ждала поцелуя в губы, но мужчина, то ли забыл, то ли стеснялся приблизить к ней своё лицо. Загадку разгадала только тогда, когда, пытаясь укусить за пуп, выронил ей на живот обе челюсти. Её чуть ни стошнило. Хотела убежать, но вырваться не могла. Мужчина заломил руки. Взвалившись на неё, стал шлёпать по молодому, горячему телу нетрудоспособными детородными органами, помогая себе руками. Шлёпал долго, пока не обрызгал живот скользкой, дурно пахнущей жидкостью.
Лиза встала, пошла в душ. По неопытности, не могла понять, что это было. Страха не испытала. Удовольствия – тоже. Несколько раз накатывалась волна приятного тепла, но того наслаждения, которое получила от Дениса, не было.
Мужчина подал не успевшую высохнуть одежду. Проводил до двери. На прощание дал сторублёвую купюру.
Надо ли ему что-то говорить? Зачем? Это ничего не изменит, потому что, ничего не нужно менять. Жизнь подошла к финишу. Сколько его ни отдаляй, конец всё равно наступит. Одним мужчиной больше, одним меньше – какая разница? А если каждый последующий будет хуже предыдущего, на том свете нечего будет вспомнить.
Выйдя в тёмную, холодную ночь, порвала сторублёвку на части. Там, куда она идёт, деньги не нужны.
Домов по сторонам не было: улица давно закончилась. Вдали виднелся новый микрорайон. Куда она пришла? Куда идти дальше? Найти бы какую-нибудь речку, или озеро. Окунуться с головой, навсегда. Постирать ещё раз окровавленные трусы, окровавленное платье, окровавленное тело, окровавленную душу. Смыть нанесенный лучшей в мире матерью позор, выдавленную Денисом кровь, вонючую сперму незнакомого мужчины, грязь человеческих отношений, приставшую к мокрому телу пыль. И явиться на суд Божий чистой и непорочной. Только где она, твоя непорочность? И стоит ли она того, чтобы из-за неё переносить такие страдания?
Лиза шла по мягкой траве, глядя на мигающие звёзды. Шла долго, пока в темноте не наткнулась на перевёрнутую коляску. Наклонилась, присмотрелась. Обыкновенная детская коляска. Под ней, в неглубокой яме, вместо ребёнка, лежит собачка. Присела. Пёс облизал руки, лицо, ткнулся мордой в грудь, шею. Это было первое живое существо за день, которое ласково с ней обошлось. Прижав к себе, почувствовала дрожь. Собака и девушка, долго сидели, обнявшись, согревая друг друга, и обеим было хорошо. Лиза, приняв это за видение, некоторое время была в недоумении. Думала, что бы это могло быть. Согревшись, поставила коляску на колёса. Собака побежала по полю, волоча её за собой. Удалившись на небольшое расстояние, возвратилась, развернулась, стала медленно уходить, как бы приглашая свою спасительницу последовать за ней. Лиза пошла.
Шли долго. Лиза – медленно, собака – быстро. Несколько раз возвращалась, делала вокруг Лизы круг. Подождав, шла дальше. Наконец, подошли к дому. Собака, поднявшись по наклонному пандусу, скрылась в проёме вместе с коляской. Лиза открыла дверь, вошла.
Потеряв надежду на примирение с матерью, решив не возвращаться в дом, в школу, в тот жестокий мир, растратив последние силы, физические, и душевные, осталась в этом мире одна. Лишь эта милая, спасённая ею собачка, с искалеченным телом, понимает её, льнёт к ней, целует, ласкает.
Отстегнула коляску, прижала собаку к груди, легла на кровать. Нервы не выдержали переживаний прошедшего дня, сознание покинуло её.
Продолжение следует http://proza.ru/2011/03/07/305