Память – это что? Осколки воспоминаний или маленькие дорогие сердцу предметы, бережно хранящиеся в ящике дамского столика? Это люди, прошедшие через твою жизнь или то, что с любовью сделано их руками или просто вложено в твое сердце?
Много лет назад у меня был друг, вернее, подруга. Добрая моя, верная моя, дружочек мой Идочка Моисеевна. Когда мне было только 20, ей было уже 70 лет. Она была подругой моей бабушки и знала меня с самого раннего детства. Милая, милая Идочка …Ее эксцентричность и трепетное отношение ко мне, а мое детское неумение выговаривать ее имя и отчество, породили взаимоотношения с долей фамильярности, но необыкновенного тепла и нежности, как к самому близкому и родному человеку.
В детстве, забирая меня из детского сада в пятницу, бабуля всегда шла на женские посиделки к Иде. Позднее, эти традиционные визиты и для меня станут образом жизни. Мои милые «девочки» воспитывали меня наперегонки, периодически, очень смешно ссорясь, пытаясь доказать друг другу свою значимость в жизни одного ребенка на двоих. Идочка была бездетна, по воле судьбы одинока, и меня обожала, как собственное дитя или что-то подобие этого. В моем раннем детстве старушки спорили о том, что я должна кушать и сколько калорий в мороженном; затем: «Что важнее, куклы или книги?», а позднее, бабуля настойчиво пыталась принять участие в моем выборе спутника жизни, на что Ида сердилась и возбужденно повышала голос:
- Соня, не делай девочке горя. Она сама найдет своего засранца!
После этих слов, бабуля громко ставила чашку на стол, доставала сигарету, и с вызовом затягиваясь, говорила, что курит в комнате для того, чтобы подруга знала, что такое запах мужчины в доме. При этом Ида смеялась, хотя и терпеть не могла табачный дым, но Соне прощалось все. Спустя многие годы и незадолго до ухода из жизни Иды, я почувствовала от нее запах сигарет:
- Это что за новости, голубушка?
- Я соскучилась по Соне, наверное, мне пора…
Как же мне сейчас не хватает Иды. Сколько мудрости в ней было и жизнелюбия, сколько щедрости и способности отдавать себя до бесконечности вселяя, неподдельное чувство любви ко всему к чему она прикасалась, несмотря на трудности и отчаянья времени, событий и дат. После смерти Сони она приняла эстафету и взялась меня опекать до конца своих дней.
Это она меня научила носить кружевные воротнички и манжеты, хотя сама была до безобразия неразборчива и неопрятна в одежде. Это она мне покупала журналы мод и отслеживала тенденции новомодных причесок, а саму было не загнать в парикмахерскую. Это она привила мне закон ухоженности рук и правила хорошего маникюра, а сама, как врач, носила только очень коротко остриженные, но аккуратные ноготки. И я ее обожала за все.
Почему сегодня я вспомнила об Иде?
А я никогда о ней не забывала – ее невозможно забыть, тем более весна и Женский день всегда был связан с Идой. Каждого 7-го марта я приходила к ней с белыми тюльпанами. Это были ее любимые цветы, только тогда их невозможно было найти и у меня это превращалось в целый ритуал поисков. Сейчас все просто, но Идочки нет 15 лет, а я все также прихожу к ней в этот день, только уже на кладбище.
Итак, седьмое марта.
Не подлежащее обсуждению правило Иды и ее каприз, заключались в том, что я должна была приходить к ней в этот день с очередным поклонником. Когда его не было, я договаривалась с кем-нибудь из приятелей для того, чтобы не огорчать Иду и устроить ей женский день с цветами, тортом и мужским обществом. Но ее обмануть было просто невозможно.
- Девочка, у тебя не светятся глаза! – мимоходом, констатировала она, доставая чашки из серванта. Смешно ворчала себе под нос еще какие-то глупости, чем вызывала у меня улыбку и желание обнять ее.
Девочка. По-другому она меня просто не называла. За всю жизнь она в гневе только три раза назвала меня по имени, да и то в словосочетании «дура», характеризуя мои поступки. Первый брак, второй брак, и третий раз, когда после очередной пробы развода со вторым мужем я пять дней скрывалась у нее в доме с ребенком, а потом сдала позиции и вернулась в семью. Первого моего мужа она терпеть не могла, по ряду причин, а второго просто ненавидела, но сегодня не об этом.
Педагог Медицинского института, одинокая женщина, вокруг которой роилась молодежь, как пчелы, всегда видела возле меня мужчину только старше возрастом, мечтая о моей защищенности и о том, чтобы кто-то смог заботиться обо мне, как о ребенке, когда она уйдет…
- Эти босяки ничего не сумеют оценить. Ты достойна большего! – говорила она, когда кто-то из ее студентов пытался настойчиво оказывать мне знаки внимания.
Она была строга со своими мальчишками, но очевидно не на столько, так как они «вили гнезда у нее на голове», превращая ее дом в праздник по поводу и без повода. Сюда несли все: цветы и улыбки, мамино варенье и неудачи в учебе, свои стихи и первых невест. Здесь всегда находилось место для радостей, а мудрое, слегка ироничное, слово поддержки при неудачах и горестях было востребовано абсолютно всеми. В этом доме можно было получить по заднице и ощутить реальную помощь в решении многих важных жизненных вопросов.
На каждый праздник Весны она дарила мне маленький носовой платочек, изящно вывязанный ее руками со словами: «Твои глаза должны быть всегда сухие, а если блестеть, то только от желания и любви». Высшим одобрением моего мужского выбора, по завершению весенних посиделок в Иденой гостиной за круглым столом и среди полного хаоса неприбранной квартиры, она громогласно, уже у порога, задавала вопрос: «Я надеюсь, ты его расщелкала, как орех?»
Она никогда не деликатничала в присутствии посторонних. Для нее эталоном была только я, и она настойчиво это во мне культивировала, выращивая мой эгоизм и «надевая на мою голову корону». Можно осуждать ее за это и подвергнуть критике педагогические способности, но я не имею такого права, потому что за этим стояло столько любви нерастраченной и нереализованной, что хватило бы на всех, кто нуждается в ней.
Ида жила в самом центре города и, несмотря на возраст, много ходила, выстаивая длинные очереди за продуктами, чтобы порадовать меня чем-то вкусненьким. Стаптывала туфли до безобразия, а я каждую весну покупала ей новые и на мой вопрос о том, как это ей удается, ведь это не окраина с плохими дорогами, она, хмурясь, небрежно отмахивалась рукой:
- Ты бы меня еще на Борщаговку сослала!
Я приходила к ней и пришивала все пуговицы на одежде, потому, что она их обрывала с невероятной скоростью, а потом отсутствие замещала брошкой. Милая, милая Ида, она была кокетлива даже в своей безалаберности, как все женщины мира вместе взятые, и строга, как сотрудник ГАИ не берущий взяток.
Она никогда не отпускала с пустыми руками и всегда тихонько мне что-то засовывала в сумку. Однажды, уже уходя, у самого порога, я обнаружила, что она положила мне пакетик с мацой.
- Идочка, я не знаю, что с этим нужно делать – я не умею.
- Положи свой ридикюль и сядь за стол, - сказала она, взяв меня за руку, и решительно увлекая за собой в гостиную.
Ну... и зачем я это произносила? Конечно, я уже забыла куда шла, все встречи, и мероприятия были отменены. Ида в течение двух часов, со всеми подробностями, заставила меня вести конспект, методично надиктовывая, различные рецепты и вариации священнодействия. Но, к сожалению, это освоить мне так и не удалось, так как после смерти Иды мацу мне брать было просто негде. Зато рыба. О! Рыба, фаршированная по Идочкиному рецепту у меня отменная. Спасибо ей. Она оставила мне познания таинств кулинарии, и ее неподражаемая фраза о том, что булка в фарше это только для гоев, стоит у меня в ушах и по сегодняшний день.
О ее уникальной способности читать все подряд можно рассказывать анекдоты, а в студенческой среде о ней слагали легенды. Я могу только дополнить, что читала она все, где были буквы. Эта удивительная женщина читала, до абсурда микшируя свой выбор литературных пристрастий: «Анну Каренину», «Талмуд» и «Технику молодежи» одновременно. И совершенно ошибочное мнение считалось, что если у Иды в томике «Идиот» Достоевского была вложена газета «Правда», то это не значит, что сие ноу-хау просто экстравагантная закладка.
- Читай, девочка и наслаждайся, даже если это «навоз». В этой жизни во всем можно найти параллель, - говорила она, - когда ты это поймешь, тебе откроется удивительный мир наслаждения жизненной мудростью. Только бы тебе на это хватило времени.
Наверное, это у меня от нее: читать, заучивать стихи наизусть, что-то выискивать и конспектировать на случай «а вдруг пригодиться» и, конечно, не жалеть на это драгоценных часов и минут. Как-то, в один из моих визитов, я застала ее с журналом «Мурзилка» в руках.
- Ида, из какого прошлого ты это вырыла?
- Ты не понимаешь, девочка, здесь написано об очень хорошем и воспитанном мальчике. Но думаю, что в конце концов, из него вырос настоящий засранец!
Ее манера утрировано выражаться, и эксцентричность в поведении была неподражаема, а для тех, кто с ней не был близко знаком, она казалась кровожадным монстром. Но что пряталось за этой внешней грубоватостью и резкостью в формулировках, знала только я, и когда-то знала Соня, а еще студенты, для которых она была другом, учителем и второй мамой. Ида – это лучшее, что было в моей жизни, и я могу о ней рассказывать бесконечно. Она отдала мне все самое светлое и самое доброе, на что вообще была способна, потому, что просто любила меня. А заботливость ее рук я до сих пор слышу на своих плечах.
Все мои женские секреты она унесла с собой в могилу, оставив любовь, тепло и нежность воспоминаний мне и моей дочери. Ребенка она называла «наша прынцесса» и боготворила наш женский союз. Мужчин любила и баловала вниманием, но держала на коротком поводке, и на мои очередные слезы, раздраженно поводила плечами, как будто что-то стряхивала:
- Еще не хватало зарабатывать морщины из-за куска кишки.
Грубо? Наверное, да. Но в этом была вся Ида.
С ее уходом осталась брешь ничем не заполненная и голову положить на колени больше просто некому.
Осталась только любовь и 21 носовой платочек….
«Письма»