Тело. Единица

Чехова
1. Я знаю, где я. А ты поймешь?

В голове стоит невообразимый гул, будто завелся тут огромный пчелиный улей, а в нем кипит работа. Колено отдает болью. 
На самом деле получать синяки на коленях гораздо проще, чем даже ссадины на ладонях. 

В этой комнате дверь сильно обшарпанная, и просто приложив к ней руку, можно уже заработать пару заноз на нежной коже. Вытаскивать их очень больно, тем более без иголки и самостоятельно, потому что входят они глубоко, а сами маленькие, незаметные, так еще и дерево светлое. Часто бывает, что вытащишь занозу, а кончик деревянной щепки останется. Потом ранка затянется кожей, пойдет нагноение... Тогда уж все еще сложнее. Приходится самой рвать на себе кожу. Обычно остается большая болячка. 

А вот колени я всегда отбиваю в разных местах. То поскальзываюсь на оставленных кем-то вещах. Шерсть очень хорошо скользит по плитке, вы знали? То бывает и на ровном месте падаю. Только коленная чашечка всегда находит угол, в которым можно вписаться так, что еще неделю колено будет синее, а вторую неделю изжелта-коричневое. 

Примерно пару дней назад я выбила себе костяшку пальцев. Я со всей силы ударила по двери. На меня с потолка посыпалась то ли штукатурка, то ли побелка, черт ее знает. Ударила не так, как меня учили, а как-то слишком прямо. Ну и «вбила» кость внутрь. Смотрится отвратительно, но главное, что не болит. Интересно, что они сделают, если я сломаю себе руку? Но я не стану. Вдруг ничего не будут предпринимать? И что тогда? Прийдется терпеть. 

А сейчас просто сижу на полу посреди комнаты, разглядываю витую лампочку. Пытаюсь прикоснуться к ней пальцами, но она очень горячая. Долго горела наверное. Не знаю. Я проснулась всего полчаса назад. Спасибо треугольным часам на стене. Вот и жду, пока ее снова выключат. Я больше люблю, когда темно. Знаешь почему? Когда темно, меня выпускают из комнаты. Не всегда, но часто. Еще им не нравится, когда я плачу или кричу. Они хотят, чтобы я молчала. Свет выключают все реже и реже. 

У меня с детства такая проблема. Как бы я сильно не хотела спать, когда включен свет, тогда сон мне не доступен. Словно он такой далекий, и до него нельзя рукой дотянуться.

Я начинаю плакать. От недосыпа раскалывается голова, а слезы только увеличивают гул. Он нарастает, приближается и отдаляется, искрами и вспышками отражается в глазах. Лампа гаснет. Дверь открывается. Из едва различимого проема выходит кошка. 

Нет. Это не кошка. Просто какое-то маленькое и пушистое животное. Оно собирается в клубок и катиться ближе ко мне. Слезы от неожиданности останавливаются. Я протягиваю руку, но комок тут же распадается. Передо мной нечто четвероногое, с шерстью густой и длинной. Окрас как у северных кошек, слегка полосатый. Только вот глаза белые, словно в мутной пелене. И усы странные. 

«Кошка» подползает ближе ко мне и лезет под протянутую руку. Теплая. Я люблю все теплое. В комнате температура всегда такая, что я ее не чувствую. Она как будто мертвая, эта комната. Тут не бывает ни холодно, ни жарко. Всегда нормальная влажность. Только горячая лампочка. Не смотря на то, что она горячая... она мертвая. Тоже. 

А животное, что сидит у меня на руках — живое. Оно трется об меня своими длинными ушами и подставляет кривые и короткие усы. Она открывает рот. Из него раздается что-то отдаленно напоминающее мяуканье. Все таки им никогда не удавались живые предметы. Я исключение. 

Они создают все «мертвое», что только можно создать. А живых делать еще не научились. Глупые. 

Животное, заметив перемену моего настроения, отскочило и выгнувшись, расставив лапы без когтей, начинает на меня шипеть. Истошно так. Будто я и вправду сделала ей больно. 

- Иди сюда, глупышка. Я тебя не обижу.

Но «кошка» все еще пятится назад, после чего упирается в стену. Дверь открывается, а четвероногое, сломя голову бежит в темный проем. 

Зажигается лампа. Это даже смешно. Меня оставили без света, но не выпустили из комнаты. Никто не пришел. Только впихнули ко мне какое-то подобие живности и все. Никакой возможности покинуть комнату. Что они сделают в следующий раз? Принесут мне искусственную собачку? Ха.

- Я вообще-то в туалет хочу.

Дверь беззвучно открывается. Я поднимаюсь, хватаясь за ноющее колено и, хромая, бреду к темному квадрату в стене. Первый раз, когда они открыли дверь, им пришлось ждать полчаса, чтобы я вышла. Я от страха даже глаза закрыть не могла. А сейчас ничего, привыкла. 

За дверью темная пустота. Ничего не видно, впрочем как и обычно. Делаю привычный шаг влево. Тут меня хватают за локоть, закрывают холодными пальцами глаза и ведут вперед. Пара поворотов, которые я никогда не могу запомнить. Толчок в спину. Снова яркий свет. Ага. Вот и туалетная комната. 

Потертое сидение от унитаза, серая бумага, разбитое зеркало. Выглядит как общественный туалет, причем не в самом дорогом заведении. Нашли, что за образец взять.

Сажусь на обод сидения. В низу живота исчезает давление. Не успеваю я выбросить использованную туалетную бумагу, как свет с треском гаснет. Меня это всегда бесило. Они не могут нормально рассчитать время или специально издеваются?

Снова жесткая хватка и закрытые глаза. Снова легкий тычок в спину. Я в комнате. Быстро что-то. Мне казалось, что путь туда занимал больше времени. 

А. Это другая комната. 

Тут такая же лампа на низком потолке, такой же пол из оранжевой плитки. И такие же несуразные розоватые обои. Меня бесит этот интерьер. Только тут еще и окно есть. В спешке подхожу к нему. 

Разочарование. За окном что-то мутное и черное. Ощущение, что оно еще и движется. Как жидкость. Фу. Резко отворачиваюсь от противной жижи за рамой и снова сажусь на пол. В животе урчит. Бросаю долгий взгляд на часы. Они тут другие. Овальные и со странными знаками, но судя по стрелке кормить должны будут через полчаса. 

Складываю ноги в неполный «лотос» и начинаю гипнотизировать дверь. Вслух медленно отсчитываю каждую секунду. Это так умиротворяет, но сегодня мне что-то мешает просто сидеть и считать. Это окно. Оно за моей спиной. Я слышу как переливается черная масса. С тихим шорохом. Они меня в конец решили довести, да?
Тихое мерное шуршание. Это выводит из себя похлеще, чем падающие капли воды. Я бы разбила окно, если бы было чем. В этой комнате ничего нет. Пол чист и пуст. Внимательнее разглядываю комнату. В углу стоит диван. По цвету он почти сливается с обоями. 

На нем две квадратные подушки. Подползаю ближе и протягиваю руку, за уголок тяну одну к себе. Она, словно намазанная клеем, прочно сидит на месте. Отвратительно. Они что, диванов никогда не видели? Падаю на сидение. О боже. Какое же оно неприлично мягкое. Я словно тону в этом розоватом покрытии. Сама не замечаю, как начинаю дремать. 

Будит меня громкий стук. Одновременно с ним выключается лампа, но в комнате почему-то все еще светло. Точно. Окно. Встаю коленями в подушки дивана и тяну шею вверх. Теперь за окном что-то белое. Оно тоже движется, но немного по-другому. «Изображение» меняется. Теперь я догадалась, что они изображают. Снег. Это точно похоже на снег. Только он словно резиновый. Представляете себе резиновый снег? Он отвратителен. Никакой огранки снежинок или хлопьев. Просто белесые овальные кристаллы. Недошары.

Через пару минут за моей спиной раздается мерный треск. Он отвлекает меня от гадкого окна. Что это? Как блестки вокруг невидимого предмета. Блестящий контур. Это как игра. Тебе дают смутное очертание, а ты должен угадать что это. За время. 
Я люблю эту игру. 

Это похоже на стол. Или на шкаф. На камод или сундук. Только уж больно рельефный это предмет. Уже начинают проявляться краски. 

Удивление. Это книги. Стопка разноцветных обложек с буквами. Не дождавшись полного проявления, я хватаю самую верхнюю. Открываю. Сколько бы я не пролистывала страницы... они все пусты. Злость. Они пусты. Сколько я должна ждать, пока проявится каждая чертова буква? 

Не важно. Я вновь иду к окну. Радость.

Теперь то, что я вижу за белой рамой, хоть немного напоминает мне настоящий вид из окна. Только как будто с очень высокого этажа. Мне кажется, что я вижу машины. Они едва различимы, как в сильную метель, но это явно автомобили. Это не может быть ничем другим.

Глаза слезятся от яркого блестящего искусственного снега, кружащегося за стеклом, под моими пальцами. Рукам холодно. 

Это обнадеживает. Сразу в душе подергивается какое-то странное чувство. Оно рвется наружу, но я сжимаю кулаки, впиваясь длинными ногтями в ладонь. До боли. Хруст. Сломала ноготь. Досадно. Я не чувствую этого, не правда, это не я. 

Книги в другой части комнаты все еще продолжают потрескивать. Напоминает звук, когда свежие поленья в камин бросаешь. Их кора «звучит» примерно так же. Я ни разу не видела камин или снег. Просто в памяти всплывают картинки, звуки или нечто похожее. Так же как и чувства. 

Тру ладони друг об дружку. Холодные. 

Вновь поворачиваюсь лицом к лампе, как и в сотни дней до этого. Она не такая яркая, как обычно. И не такая горячая. Я провожу подушечками пальцев по витку из стекла. Гладкая поверхность. Мне нравятся подобные вещи. 

Дверь всегда открывается бесшумно, но сейчас я ее слышу. Просто не успеваю повернуть голову, чтобы увидеть, что сегодня появится в темном проеме. Тут меня сшибает с ног, бьет скулой и щекой о жесткую поверхность плитки и...

Когда я наконец снова чувствую руки и ноги, когда могу вновь открыть глаза, над собой я вижу все ту же лампу. Словно я потеряла сознание лишь на секунду, для того, чтобы лечь на спину и подвинуться на 10 сантиметров влево. Под бьющий свет. Мою теорию ломает то, что лампа снова раскалена. Она горит очень долго.слишком давно