730 дней в сапогах. Глава 18. Алексей Ефимов

Литклуб Листок
            

На следующее утро, в понедельник, был, как всегда, королевский развод. Развод прошел нормально. Знамя поднимали мы. Заиграл оркестр, и вдруг сквозь удары барабанов мы услышали хлопок. Что это было, мы поняли сразу – брага. Взорвалась одна бутылка на крыше караулки. К счастью, офицеры, которых было на плацу около 60-ти человек, включая высшее командование, этого не заметили.

К караулу мы подошли после обеда. Все наши полторашки взорвались, и зловонный запах разливался по округе. Пришлось рассыпать хлорку по всему периметру. Но вроде пронесло.
Вечером Воронин опять довел до нас боевой расчет на случай землетрясения. Как выяснилось, в скором будущем на острове спрогнозировали толчки в 4 – 5 баллов по шкале Рихтера.

Вечером после отбоя мы пугали себя всяким историями. Говорили, что в Нефтегорске, который ушел под землю, было 6 баллов. Кстати, этот город как раз находился на острове Сахалин. Духи спали, а мы все болтали, потом все заснули.
Я лежал, задумавшись, затем мысли стали расплываться и я почти заснул. И тут сквозь сон услышал глухой звук, как будто где-то на первом этаже проехал танк. Я открыл глаза и прислушался: глухие звуки стали затихать. И вдруг еще один толчок.

- Рота, подъем! – заорал я. – Подъем, трясет по ходу!

Я еще не докричал, а уже вся рота, точнее, ее старый состав были на ногах. Через 30 секунд все были одеты и, закутавшись в одеяла, выбежали на плац. Духи даже не проснулись. В спальник забежал дежурный по роте.

- Серый, где дневальные?

- На улице. Давай быстро духов поднимать.

Мы стали орать на духов и переворачивать их шконки. На все про все ушло около пяти минут. Мы вывели духов и пересчитали. Кроме нашей роты никто не выбежал.
Дембеля были готовы ко всему. У всех в руках были одеяла и даже зубные щетки и прочие умывальные принадлежности. На духах же были только комки, на многих не было кепок и сапог.
На плацу мы постояли минут двадцать, затем, покурив, вошли в спальник и улеглись на шконки прямо в одежде. Кое-где осыпалась штукатурка. Полежав с часок, мы услышали крик дневального «Рота, землетрясение!» и, матерясь, опять выбежали на улицу. На плацу уже стояли несколько офицеров и кое-кто из роты связи. Мы построились.

- Комрота, вы что-то медленно вышли.

Мы не стали объяснять, что выходили еще час назад. В воздухе стоял запах сырости и дыма, это жители города (как мы потом узнали) покинули свои дома и грелись у костров. Мы же грелись на плацу. Был отдан приказ маршировать и петь песни.
Форма одежды была летняя и потому мы постепенно замерзали. Я вошел в караул, где всегда были бушлаты, и взял пять штук. Мы решили греться по очереди. Три бушлата были отданы духам, а два мы оставили себе. Но тут, откуда ни возьмись, появился капитан Иконников.

- Я не понял рота, это что за бушлаты? Сейчас же снять! Мне наплевать, что холодно. Прохоров, собери бушлаты!

Мы отдали бушлаты, но все же два заныкали в глубине строя.
Проходили мы, стуча зубами, около трех часов. Затем, когда уже и офицеры, которые были, конечно, в бушлатах и шинелях, стали замерзать, нас впустили в казарму.
 
День ото дня приближался дембель, а на нас все сыпались неприятности. Дембель обещают 25 сентября, сегодня десятое. Каждая минута длится как час, каждый день – как месяц. Пацаны ждут. Опять до двенадцати ночи мы не спим, строим планы, договариваемся, где встретимся.

- Пацаны, я по ходу на контракт останусь, - ошарашил Кучерле.

- Да ну, брось, домой надо.

- А чё, пацаны, нам же предлагали всей ротой остаться. Давайте еще годик послужим! – сказал Серега.

- Нет уж, этот дурдом во где стоит!

- А что, пацаны, я бы еще послужил.

- Ты, Фима? Да тебя в жизнь не оставят, ты же весь город на баки поставишь.

- Да ладно, я влегкую останусь.

- А замажем, что не останешься?

- Замажем! – в азарте выкрикнул я и взял руку Кучерле. – Витал, разбей!

- Да ладно, Фима. Такими делами не шутят.

- Разбивай. На пять штук спорим.

Витал разбил.
Вот и все. В армии каждое слово – закон. Что я наделал?

- Рота, тревога!

Подъем – это не учения. Мы подорвались, и уже через пять минут были полностью вооружены. Четыре утра. Что случилось?

- Рота, сегодня на Америку было совершено нападение. Самолеты врезались во Всемирный торговый центр и разрушили два небоскреба. Ваша задача – расположиться по периметру гарнизона и усиленно наблюдать за землей и воздухом.
Это был теракт 11 сентября. Похоже, до дембеля мы не доживем. Еще двое суток усиленного режима.

Сегодня в первый раз в караул заступили духи без старших. Я разводящий. Всю ночь напролет я тренировал молодых. Они бегали за мной на каждую сработку, они «тушили пожары» после каждого косяка, они уже были не рады, что попали в караул.
Утро выдалось на редкость солнечным и теплым. После трудной и напряженной ночи я заснул. Мне снилось, что я с пацанами еду на поезде, все пьют и рассказывают, кто чем займется дома. Вот я уже на родине. Вот сошел с автобуса, зашел в магазин, купил бутылку пива, вышел, закурил сигарету.
Я вижу свой дом – здесь ничего не изменилось. Люди ходят мимо, с первого раза не узнают меня. На голове берет, вся грудь в знаках. Я курю, пью пиво, сидя на большой сумке и смотрю на свой дом. Сейчас пиво кончится, я пойду и тихонько зайду домой. Вот навстречу мне идет моя бывшая девчонка, моя первая любовь. Она подходит ко мне, легкая и стройная, кладет руку на плечо…

- Фима, проснись! – я открыл глаза.

- Тебя вызывают на плац, на развод.

- А что случилось-то?

- Я не знаю. С КПП позвонили, сказали, чтобы ты оружие сдал и шел быстро на плац.

Я сдал бойки и вышел. То, что я увидел на плацу, показалось мне продолжением сна. Здесь стоял весь гарнизон с оркестром, а на месте нашей роты находились какие-то люди, одетые в гражданку. Это были наши пацаны. Неужто все? Я помню, что вчера в воздухе стоял запах горелой бумаги, тогда я как-то не придал этому значения, но сейчас понял, что это наши пацаны жгли дембельские костры, сжигали кучи писем из дома, накопленных за всю службу.
Я подошел к роте и встал в строй, заняв свое место. Пацаны толкали меня:

- Брат, поехали с нами, бросай все.

- Фима, ладно, я проспорил, я даже отдам тебе эти вонючие пять штук, езжай, - сказал Кучерле.

- Речи нет, отдашь. Мы же вместе остаемся.

Заиграл оркестр. Нашу роту стали награждать, поздравлять и прощаться. Такого не было в нашей части уже давно, как нам сообщили бывалые офицеры. Затем была отдана команда быстро сбегать за сумками и садиться в автобус. Пацаны убежали в казарму. Я, Кучерле и Серега остались стоять на пустом плацу, глядя вслед пацанам. Вот они вышли с сумками и, окружив нас, стали прощаться.

Только сейчас я осознал, что такое ДМБ. Мы прощались, обнимаясь и крича, перебивая друг друга. Комок подступил к моему горлу, дыхание перехватило, и только крепкие объятия друзей не давали мне упасть. В глазах у меня мелькали воспоминания.

Прощай, Витал, помню, мы перетягивали с тобой одеяло власти? Прощай, Саня Рубан, помнишь того дага на КИЧе? Прощай, Диман Шкурко, с тобой мы разводили всех по понятиям. Ганыч, которому девчонка прислала в большой посылке маленькие рога, завернутые в большую кучу газет. Мелкий – Леха Алтухов, с ним мы сочиняли стихи и давали их читать друг другу. Ко-Ко - Козин, - помнишь ту девчонку, которую ты спасал? Пух - Сабитов, Полный Пух, знал все о фильмах и музыке. Глядя какой-нибудь неинтересный фильм или слушая супер-новый хит, мы спрашивали его, кто поет, и он всегда без ошибки нам отвечал. Ебечеков Василий и Тамчелаев Виталя, мои земляки-алтайцы, отличные ребята, надежные и верные друзья, передавайте дома привет от меня! Волков, большой, но валовый, и Башка – Башкирцев – вечные дневальные. Помню, Башка умудрился засунуть в магазин от автомата один лишний патрон, и мы его вытаскивали всей ротой. Это был его первый и последний караул. Тимербай – лучший дежурный по КПП и Гладкий – Гладиков - со смешной физиономией. Прощайте, пацаны, может, еще увидимся! Пацаны сели и уехали, а мы глядели на удаляющийся автобус и смаргивали слезы.

Я зашел в казарму. Мне не верится, что пацаны уехали. Кажется, вот сейчас в бытовке сидят Саня с Диманом, что спит Тимербай, но они уехали…
Я поглядел на потолок. В одном месте были черные полосы от сапог. Это когда у кого-нибудь был день рождения, мы подкидывали именинника столько раз, сколько ему исполнилось лет, и нас каждый раз заставляли белить потолок.

…Время пробежало незаметно, и вот уже я увольняюсь в запас по собственному желанию. Я еду домой и никогда не увижу то, что я оставляю здесь. Учебка, где серые стены и яростные метели, баня с сосульками и голод, свирепые деды и самодуры в офицерских погонах. Гарнизон со своей суетой и проблемами, плац, где я оттопал километров пятьсот, караул, в котором я пробыл 350 суток, море, зеленый уютный городок, весь этот остров с его злым климатом, с бесконечными тайфунами и метелями. Все это сейчас удаляется от меня в прошлое под крылом самолета.
Мне не забыть этот период моей жизни, я долго еще буду вспоминать это время и тосковать о нем.
А пока я перевернул очередную страницу в книге жизни. Что ждет меня впереди – не знаю. Думаю, будет все: встречи и расставания, победы и поражения, радости и печали, новые преграды, которые мне предстоит преодолеть, и новые дороги, по которым мне придется пройти.
Но я знаю одно – свою первую дорогу, начало мужского пути я прошагал честно, в кирзовых сапогах, и сейчас говорю:
- Прощай, вчера! Здравствуй, завтра!
Я лечу домой!

                КОНЕЦ