шестая серия тут:
http://proza.ru/2011/03/05/1164
__________________
СЕДЬМАЯ СЕРИЯ
Максим, глядя на заветную папку, вспомнил, как в самом начале «заседания», вернее, ещё перед началом (о! кажется, прошло уже несколько дней!), Кирилл Клименко, друг Чужинца, с горящими глазами совал ему в руки эту поэму. («Я вчера, наконец-то, добрался до неё, тут каждая строчка полыхает! Описать это невозможно! Прочти!»)
Макс открыл было папку, но снова зазвонил его телефон. «Это я. Выскочи, пожалуйста, это… у меня не хватает. Ну, не хватает десять гривен… рассчитаться с таксистом.»
– Сейчас, – Максим покачал головой («Блин, где он успел?!»), достал из портмоне двадцатку и положил перед Катей. – Это Пьер. Мы сейчас придём, возьми пока ему что-то поесть, котлетку, там, салат, чай. Ему надо покушать.
Катя кивнула, взяла деньги и стала в очередь, которая снова образовалась после наплыва курильщиков.
Тут же стоял и бомжеватого вида мужик, который уже не раз сегодня попадался поэтам на глаза и вызывал их удивление.
Когда подошла его очередь, он заказал бутылку пива. Потом очень долго считал мелочь в сероватой ладони. Как выяснилось, не хватало 18 копеек.
Он обернулся, беспомощно оглядел переминающихся с ноги на ноги служителей Парнаса.
– Извините, – обратился мужчина к Эдику Мерзлюку, который стоял сразу за ним и старался на него не смотреть. – Не будете ли вы столько любезны, чтобы добавить… Ещё раз прошу прощения… Всего восемнадцать копеек…
Мерзлюк пожал плечами, достал из кармана мелочь и дал ему монету в 25 коп.
– Большое вам спасибо, – церемонно поклонился мужчина и наконец-то заплатил за пиво.
Он подождал пока Эдик сделает заказ и спросил:
– Скажите, а придёт, э… э… Чужак?.. парень такой высокий, худой…
– Чужинец, – Мерзлюк отошёл к столику со своей снедью. – Не знаю. Наверное, нет.
– Да, Чужинец, – поправил себя мужчина. – Мы с ним случайно познакомились в рюмочной. Он мне рассказывал о себе, и сказал свой поэтический псевдоним. А имя его я забыл. А может, он и не назвал… Мы друг другу читали стихи, – мужик стеснительно улыбнулся. – Ахматову, Гумилёва… Это он меня пригласил… мм… сюда. Он сказал: «Знаете, Жора! (меня Жора зовут), а вам будет интересно наше сборище».
– Небось, добавил: «я их там всех порву», – насмешливо заметил Эдик.
– Да, что-то такое, кажется… – Жора открыл бутылку кольцом на пальце и пососал пива. – А я когда узнал, что он поэт, – а я тоже пишу стихи, всю жизнь! но никогда никому не показывал, а ему поверил, – я ему говорю «можно узнать ваше мнение о моей поэме?», он сказал «ну, давайте», и я дал ему свою поэму, которую писал, можно сказать, всю жизнь!
Мужик грустно вздохнул.
– Надо же! Вы его заинтересовали, – ещё более иронично заметил Мерзлюк.
Неподалёку стояли у стены Нахим Факов и Нарцисс. Два неотлучных друга Андрея, его постоянная свита, впали в немилость после истории с «дуэлью и провалом». Теперь они держались в стороне, поклёвывая оливье.
– Зря я послушал тебя и устроил эту идиотскую дуэль, – с досадой проговорил Нарцисс.
– Дурак ты, – Нахим засунул руки в карманы своего длиннополого кожаного плаща. – Из-за этого выяснилось, как она к тебе относится.
– А как? Думаешь, я ей нравлюсь?
Факов длинно ухмыльнулся.
– Айчира схватила тебя за руку.
Нарцисс мгновенно покраснел.
– Она хотела причинить тебе физическую боль, – продолжал Нахим. – Если ты хоть что-то понимаешь в женщинах, сделай правильные выводы.
– Какие ещё выводы?
– Она бессознательно уже признала в тебе самца, – вот что это значит, – только показывает свою силу…
– Что за чушь!.. – внимательно слушал Андрей.
– …и хочет быть побеждена.
– Но всё это так выглядело…
– Женщины больше говорят жестами, чем словами. Если одно противоречит другому, – верь жестам.
Нарцисс посмотрел в сторону группки поэтов, в которой стояла Айчира. Её поздравляли с будущей книжкой и давали советы, как лучше составить сборник.
– Подойти и обними её, – вдруг сказал Нахим.
– Ты что?!
Тем временем Макс и Петя уже возвращались. В вестибюле перед буфетом они увидели Патриарха, снова окружённого юными поэтами и плывущего в воспоминаниях. Возле окна прогуливался в компании своего телохранителя Харчин, говоря с кем-то по мобильному телефону.
– Где ты успел уже выпить? – раздражённо бормотал Максим, заталкивая Пьера в буфет.
– Да брось ты! Двести грамм всего… Из-за Димы, намучился я с ним…
– Ешь теперь! – приказал Макс.
Катя придвинула Пете тарелку и чашку с чаем. Пьер с набитым ртом рассказывал, как пытался унять истерику Рачка, как вызывал такси, как разговаривал с Диминой бабушкой.
– Подойти и обними её, – повторил Нахим, глядя в сторону Айчиры и касаясь Андрея рукой. – Это рискованно, но это сработает. Она должна ощутить: самец делает, что захочет. Она первая переступила барьер физической неприкосновенности. Фактически она подпустила тебя к себе.
Нарцисс, кусая губы, глядел, как Айчира улыбается, хмурится, отвечает своим советчикам. Вот – поправила что-то на плече, сквозь ткань блузы… возможно, бретельку лифчика. Она была поразительна красива, нереально просто…
– Если ты будешь бездействовать, то всё будет даже хуже чем раньше, ещё до того, как она коснулась тебя… – монотонно говорил Нахим. – Тогда действительно выйдет, что самка придавила самца… Пойми, прежние правила игры уже не работают.
Андрей, сам не свой, быстро подошёл к Айчире (все расступились), обхватил её гибкий стан обеими руками и, не давая опомниться, с силой поцеловал в губы.
Когда он отпустил её, Айчира некоторое время смотрела на него довольно холодно и насмешливо (обмеряла взглядом всю его фигуру в белом костюме), и только когда заметила, что всю эту сцену видел Пьер, хлестнула Нарцисса по лицу ладонью.
От Пети не укрылась последовательность действий. Может быть, в его голове не промелькнула конкретная мысль «а ведь она НЕ дала бы ему пощёчину, если бы не…», – но он всем существом понял, что это именно так.
Стиснул зубы и стремительно пошёл на Нарцисса. Действие было заведомо безобидным, – надо знать Петю. Ну, может быть, схватил бы его за грудки от бессильной злобы (Пьер был отнюдь не забияка), этим бы всё и ограничилось. Но Андрей, как бы защищаясь, выбросил вперёд вытянутую руку, и Петя, по инерции, с размаху влипнув лицом в его растопыренную ладонь, упал на спину…
Тут же вскочил, – изо всех сил воткнулся головой в живот Нарцисса (тот натужно крякнул). Они пробежали несколько шагов, – Андрей, пятясь, а скорченный Пьер, обхватив его за пояс, – сбили «стоячий» столик, и сами повалились.
Девушки запищали. Началась нешуточная борьба на полу среди разлетевшихся объедков и пластиковых стаканчиков.
– Вся компания Максима – в заговоре, – тихонечко рассудил Волохипов. Рабочин, коротко взглянув на него, сделал шаг к дерущимся.
Они задевали ногами столы, всё грохотало…
– Я вызову милицию! – закричала буфетчица.
Сначала одолевал Нарцисс, он был более крепким, но Петя, как-то хитро под ним извернулся, ударил его кулаком в ухо, и, оказавшись сверху, треснул лбом в лицо. Андрей охнул, у него показалась кровь на губах и под носом. Схватил Пьера за горло.
Факов воздел над ними руки и с шутовским пафосом начал декламировать.
– Чужую плоть терзать и рвать!..
Герой! – и враг ему под стать!
Они горды, они сильны,
как две кипучие волны,
они сшибаются в бою…
Петя, хрипя от удушья, нашарил, что под руку попалось, – а попалась раздавленная котлета, – и смачно размазал её по лицу Нарцисса. Тот разжал пальцы на горле Пьера, попытался очистить лицо… – и ещё раз получил Петиным лбом в нос, – благо, руки Андрея смягчили отчаянный удар. Крови было уже многовато…
– …и кровь бурлит, и вот – удар,
и тело корчится в пыли,
приказ ножа ему: БОЛИ! – всё надрывался Нахим, дирижируя.
Рабочин решительно зашагал к ним и схватил Пьера за шкирку.
– Полегче, уважаемый, – мрачно предупредил его Максим.
Катя испуганно ухватилась за плечо Макса.
– Всё, хватит, – сказал Рабочин.
Он поднял Петю, словно котёнка, но тот лягался и брыкался руками и ногами, – и угодил локтем Рабочину в глаз.
Было больно. И хотя все видели, что это произошло случайно, гнев «поэта пролетарских кварталов» показался оправданным, – он, болезненно сморщив половину физиономии, поставил Пьера перед собой и хлопнул его пятернёй по лицу.
Рука у Рабочина была тяжёлая, Петя полетел, перецепился через восстающего Нарцисса и рухнул, высоко воздев ноги, как это бывает в кино. Он сильно зашибся головой об пол.
Нахим зааплодировал. «Победа!»
Максим шагнул к Рабочину и ударил его в челюсть. Катя закричала, потому что между мужчинами завязалась динамичная боксёрская потасовка, очень, кстати, эффектная. По два-три удара в секунду.
– Макс! Прошу тебя!.. Миленький!
– Где Неля?! – в панике крикнула активистка Алка.
– А при чём Неля?
– Ребята! Прекратите! Ребята!!!
Катя с ужасом увидела, что в дверях буфета стоит Харчин и, улыбаясь, снимает драку на мобильный телефон.
– ПЕРЕСТАНЬТЕ! – со слезами в голосе выкрикнула она и даже погрозила ему кулачком.
Волохипов, Эдик Мерзлюк и братья Товстуны, отгибая головы от мелькающих кулаков, растащили «боксёров». Подбежали и другие поэты, хватая Рабочина и Макса за руки. Впрочем, они оба отнюдь не выглядели обозлёнными. Только тяжело дышали и не спускали друг с друга взглядов. «Ты… молодец…», – проговорил Рабочин, сплёвывая кровь и глядя Максиму в глаза.
Катя вцепилась в запястье Макса, оттянула его от толпы, рассматривая его лицо.
– Я вызову милицию, если вы опять!.. – успокаиваясь, подытожила буфетчица.
– Господи, когда это кончится!..
Айчира помогла встать Пьеру, который, похоже, плохо держался на ногах. Рядом копошился Андрей с измазанным лицом, путаясь в своём бесконечном шарфе. Белый костюм его тоже был весь перепачкан. Вокруг него сгрудились молодые поэтессы, предпринимая разные бессмысленные действия, означающие желание помочь.
– Ты не умрёшь своей смертью, – сказала Айчира Нахиму Факову с интонацией цыганки.
Кто-то истерически хихикнул.
Факов сделал неприличное движение бёдрами.
– Не можешь забыть нашу ночь, Айка? – сладеньким голосом проблеял он.
Пророчество Айчиры сбылось мгновенно, хоть не буквально и не в полном объёме, – освобождённый примирителями Рабочин резко ударил его в живот.
– Да хватит уже! – возмутился Волохипов.
– Мальчики, мальчики!..
– Слушайте, и правда, доиграемся же…
– Извини, – Рабочин погладил скрюченного Нахима по бритой, блестящей голове.
– Убирайтесь, писатели! – грозно потребовала буфетчица. – Убирать этот свинюшник буду…
Побои у всех были очевидные, но серьёзной медицинской помощи никто не просил.
Нарцисс, прикладывая платок к разбитому носу и губе, в кучке охающих девушек направился к туалету, его больше беспокоила одежда (поэтессы так и остались его ждать у двери с буквой «М»). Петя то и дело дотрагивался до ушибленной макушки, плаксиво морщась, – его физиономия почти не пострадала. У Максима оказались две ссадины на скулах и губа вспухла; Рабочин отделался синяком под глазом (впрочем, у них обоих были разбиты костяшки пальцев).
…Поэты гомонящим стадом возвращались в зал.
– Блин! До чего мы докатились!.. Не было ещё такого…
– Хорошо, что Неля не видела…
– Не! Неля бы это всё, блин, на корню – !
– А что, Айчира спала с Нахимом?
– Да хрен их знает этих красоток, что им нужно…
– Сука она.
– А мне нравится Нахим. Хоть он и подонок. Я бы…
– А Харчин-то, Храчин!.. Видела?
– Ты за кого сейчас будешь голосовать? Я – за Макса. Мне нравятся его стихи о детстве.
– Сейчас бы коньяку!..
Максим шёл, обнимая за плечи Катю, которая всё также прижимала к груди папку с красным крестом. Он был уверен в своей победе и вспоминал, какие свои стихи он помнит достаточно хорошо, что бы читать, не сбиваясь.
Он даже не обратил особого внимания на Свету Маеву, которая обернулась и странно посмотрела на Катю...
______________
Продолжение тут
http://proza.ru/2011/03/23/1558