ГИТИС, ШАШЛЫК и...
В приёмной ГИТИСа, как и год назад – столпотворение. Поступающие на актёрский факультет суетятся, торопятся сдать заявления на 1-й тур. Абитуриенты юные, красивые, стройные... Сравнивая себя с ними, я грустно над собой подсмеиваюсь, всё лучше понимая тщету моих прошлогодних усилий. Ну, да ладно... Мне нужен театроведческий факультет.
Стены увешаны досками объявлений с какими-то списками, старыми расписаниями лекций... Вот и доска с правилами приёма на театроведческий... Здесь тоже толпится молодёжь, но уже другая. Много очкариков, никто не суетится, большинство модно одеты, но без вычурности. Кажется, что все москвичи и из особой среды, где знают какую-то тайну, не доступную для понимания обычным людям. Рядом с доской группа ребят внимательно слушает девушку, чем-то похожую на Инну.
- В прошлом году, - рассказывает девушка, - я засыпалась на Мольере. Ляпнула, что он был режиссёром государственного театра Франции... Ну, меня сразу и выставили.
- А какой круг вопросов обычно бывает на собеседовании, что необходимо знать? – спросил высоколобый очкарик.
- Да, любой вопрос могут задать! Если захотят завалить, могут спросить даже о театре древней Греции.
- Древняя Греция? Это не вопрос... Софокла и Еврипида знают все, - сказал он и оглядел слушающих. Никто ему не возразил, значит, все о них знают, кроме меня...
- Нет, прочитать в журнале о последних премьерах - это мало, - объяснял стайке девушек парень в джинсах. – Им нужно знать ваше, понимаете, лично ваше мнение о спектакле. Поэтому желательно за оставшийся месяц пересмотреть хотя бы московский репертуар. Ведь они могут спросить о любом спектакле!
- Нет! Ты только послушай! Послушай! – с восторгом говорил парень с длинными до плеч волосами очкарику в светлой замшевой, но очень грязной куртке – Мне эту книгу привёз отец из Парижа, в назидание, чтобы я бросил театральную деятельность. Пьеса Мишель де Гильдерода «Школа шутов». Вот, послушай, - он начал быстро читать по-французски и тут же переводить на русский язык. – «Эти человеческие лица, выражающие восторг или муку, - просто подделки, коллекция слепков, снятых с натуры...» Как современно звучит, а ведь сказано о шутах конца шестнадцатого века! «Подделки под человека...», « отринутые небом и адом неприкаянные мертвецы...» И, что самое интересное, школа шутов находится в католическом монастыре! Вот она - мнимая борьба христианства с театром, и звучит она современно как двойная мораль сегодняшнего дня! Эту пьесу ставить надо, а не надоевшего всем Шекспира.
- Такую пьесу никто тебе не разрешит ставить, - лениво ответил очкарик.
Я ещё походила среди ребят и узнала, что от спектаклей Малого театра пахнет нафталином, что театр на Таганке – это новая струя в театральной режиссуре, что «Современник» после премьеры «Голого Короля» могут закрыть, что Эфрос ставит пьесу Булгакова о Мольере...
Со всех сторон на меня сыпались фамилии выдающихся актёров, режиссёров, театральных художников, о большинстве которых я ничего не знала, хотя просидела немало часов в библиотеке. Я не знала главного - современной театральной жизни Москвы. И не удивительно, ведь за полгода жизни в Москве я не была ни в одном театре, не видела ни одного спектакля, хотя очень хотела.
Только моего желания было мало, нужны были деньги. Конечно, можно простаивать часами у служебного входа, искать знакомства с актёрами, в конце концов, умолять администратора дать контрамарку. Но для этого, во-первых, нужно иметь время, а во-вторых, отчаянную храбрость, умение просить. А этого мне не дано категорически. Мне стыдно о чём-либо просить чужих людей.
Побродив ещё немного среди «гигантов мысли и знаний», я поняла, что поступить в ГИТИС в этом году, да, пожалуй, и в следующем, мне не светит. А внутренний голос ехидно напевал: «Тебе бы что-нибудь по проще бы, ты больше в ГИТИС не ходи...»
Уныло бреду по бульвару к Никитским воротам. Очень жарко... Не спасают от жары ни тень деревьев с поникшей листвой, ни лёгкий сарафан.
Как хорошо мы гуляли здесь с Геной год назад! Я была в этом же жёлтом сарафане, и он называл меня цыплёнком... А сейчас... Что-то во мне сломалось... Одинокой и ничтожной каплей плыву по течению в огромном людском море. В ушах звучат слова Марка - «Капелька ступила не на ту дорожку!». А какая моя? Или для меня все дорожки в искусство заказаны?
- Натэлла! – кто-то кричит позади меня. Я оборачиваюсь...
- Гамарджоба, Натэлла! – приветливо машет мне рукой, сидящий на скамейке, Нодар. – Модиак!
Я не знаю грузинского языка, но по его жестам, понимаю, что он подзывает меня. Подхожу...
- Рогора хар, Натэлла? – спрашивает Нодар, усаживая меня на скамейку.
- Нодар, я ничего не понимаю... Говорите по-русски.
- Рогора хар - как дела?
- Хорошо...
- Надо говорить – каргат, - весело поправляет меня Нодар.
- Каргат... – улыбнувшись, повторяю я, завидуя его весёлой энергии.
- Почему плохо смеёшься? Почему не весёлая?
- Просто устала, - отвечаю я как можно беспечнее, чтобы скрыть своё настроение.
- Вах! Устала! Кушать надо! Пойдём шашлык кушать. Здесь рядом хороший шашлык делает мой знакомый. Тоже грузин...
- Нет, нет... Спасибо, Нодар. Я не пойду.
- Почему нет?
- Боюсь, что вас Фатула опять будет ругать страшными словами, - шучу я, хорошо помня нешуточное оскорбление.
- Фатула!!! – яростно кричит он, размахивая руками. – Сумасшедший баба! Дурной баба! Деревенский баба!
- Тише, Нодар, - смеюсь я. - На вас уже смотрят.
- Пускай смотрят! Я правду говорю! Фатула дурной баба! Вся Грузия так скажет! Ты не бойся. Когда Фатула будет ругать, скажи мне. Я буду говорить с ней!
К нам подошли ещё двое грузин. Нодар возбуждённо о чём-то с ними по-грузински залопотал. Мужчины смеялись и согласно кивали головами. Я поняла только два слова: Натэлла и Фатула.
Смотрю на них, и светлеет на душе. Красивые, открытые люди. И как искренни в гневе и радости. За это, наверное, и полюбила мама Датико.
- Пойдём, Натэлла, шашлык кушать, - всё так же дружелюбно и настойчиво приглашает Нодар.
- Нет, спасибо, - отвечаю я, почти уговорённая. - У меня и денег нет...
Тут они все рассмеялись, и уже не Нодар, а один из его друзей сказал:
- Не говори так. Мы угощаем. Идём, Натэлла.
И я пошла... Ничего со мной не случится, если поем шашлык, успокаивала я себя. Ведь мама говорила, что они любят угощать, деликатны, ухаживать умеют, как никто другой. Идя рядом с этими красивыми молодыми мужчинами, я почувствовала себя не такой одинокой. А потом, дивный вкус шашлыка покарски, почти мамино по вкусу, сациви, красивая гора свежих овощей и красное вино, которое не пьянило, а, подчёркивая остроту и аромат блюд, возбуждало аппетит и веселило, помогли мне почти забыть обо всех своих проблемах.
Зал гудел от гортанных звуков речи молодых и пожилых мужчин. Казалось, что я нахожусь в маленькой Грузии, где все друг друга знают. А вот женщин среди них было почему-то мало. Кроме меня, за дальним столом сидели в большой компании ещё две русские девушки. Мои спутники почти не обращали на меня внимания, беседуя по-грузински о чём-то серьёзном. Только Хуго, самый красивый из них, иногда прерывал беседу и, подливая вино, улыбаясь, предлагал всем выпить за моё здоровье. Вахая и цокая, как бы восхищаясь мною, они смотрели, как я пью, и удивлялись, почему я не пью вино до дна.
- У меня дома в Риге не пьют вино сразу до дна, а пьют маленькими глоточками, чтобы чувствовать его вкус, - объясняла я. - С одним бокалом в Риге могут просидеть весь вечер.
Они смеялись, но не настаивали.
- Пусть девушка пьёт, как родители учили, - разрешил Хуго. - Выпьем за здоровье родителей.
Но вот застолье и кончилось. На улице Хуго остановил такси.
- Натэлла, куда надо? Садись, я довезу.
- Нет, нет... Я домой поеду одна… Фатула увидит, так убьёт вас и меня.
- Тебе домой надо? К Фатуле? Я тоже в тот район еду. Садись. Выйдешь из машины раньше, Фатула не увидит.
Секунда сомнения... Раскрытая дверца приглашает меня в салон, и я сажусь в такси вместе с Хуго. Минут через 15 машина затормозила перед трамвайными путями Тюфелевой рощи.
- Спасибо за всё, Хуго, - сказала я, выходя из машины, - До свидания...
Захлопнув дверцу, я повернулась... и онемела. Метрах в 20 от меня стояла Фатула с авоськой картошки и старалась разглядеть, кто сидит в машине. А такси, рванув с места и проехав мимо неё, дало ей такую возможность, ведь рядом с шофёром сидел Хуго.
- Проститутка!!! – заорала она на всю улицу. – С грузинский мужчина гуляешь!? Я сказала, нельзя так делать! ****ь! Собирай вещи и сейчас уходи!
Проходя через двор, ни на минуту не прерывая воплей, она то по-грузински, то по-русски осыпала меня проклятьями. Матерясь, как мужик, она проклинала и свою «доброту», и тот день, когда согласилась принять меня на житьё, клялась, что больше ни одна шлюха не переступит порога её комнаты. Рабочий день ещё не кончился, и во дворе было не очень много народа, но для меня было достаточно и тех, кто был. Я шла за Фатулой, окаменев от стыда и обиды. А чуть впереди Фатулы, с удивлением глядя на неё и меня, подскакивая от очередной матерной тирады, хромал Васька. Так мы дошли до дома...
В доме на крики Фатулы выглянула старушка соседка, но тут же, испугавшись, захлопнула свою дверь. Как назло, дома не было тёти Дуси. Она на несколько дней уехала к Вале, а номера телефона Вали я не знала, дядя Ян был в командировке, Лина – на сборах. Она готовилась к очередным соревнованиям. Помощи и защиты ждать было неоткуда, и я, молча и тупо, стала собирать свои вещи. Часа через три всё было уложено. Я решила, было, пойти на улицу, чтобы собраться с мыслями и придумать, что делать дальше, но Фатула вновь стала кричать:
- Сейчас уходи! Забирай вещи! Ночью не оставлю! Не хочу спать в одной кровати с ****ь!
Сгорая от стыда, около восьми вечера я перетащила из комнаты во двор перед домом два чемодана и тюк с матрацем. Увидев меня, сидевшие на лавочке девочки, тут же сбежали...
Сижу на скамейке опустошённая, без единой мысли в голове. Прихромал Васька, посидел рядом, повздыхал, а потом тихо спросил:
- Куда пойдёшь?
Я молча пожала плечами... Васька ушёл...
Не знаю, сколько времени я в таком ступоре просидела, но очнулась, когда к дому, осторожно маневрируя, задом подъезжал грузовик. Наконец, он остановился перед моими вещами. Из кабины выскочил Васька, подошёл ко мне...
- Поехали к моей тётке, – сказал он серьёзно, без обычной своей восторженной улыбки. - Потом что-нибудь придумаешь... Утро вечера мудренее...
Я встала и молча пошла к кабине грузовика. Водитель закинул мои вещи в кузов, Васька сел рядом со мной в кабину, и мы поехали.
Шок от случившегося лишил меня не только мыслей - очерствела, окаменела душа. Я понимала, что надо бы сказать Ваське спасибо за то, что без лишних разговоров, предложил мне помощь, но я по-прежнему молчала, равнодушно наблюдая за дорогой.
Ехали мы не очень долго и остановились перед маленьким деревенским домом. На глазах у удивлённой неожиданным визитом, довольно крепкой старухи, Васька внёс в дом вещи, потом ввёл меня и сказал:
- Тёть Зин, пусти к себе на несколько дней эту девушку. Я заплачу, сколько надо. Ладно?
- А кто она тебе? – с подозрением глядя на меня и мои вещи, прогундосила старуха.
- Колобок, - ответил, усмехнувшись, Васька. – Её хотели съесть, а я не дал. Так пустишь?
- Звать-то как её? Не колобком поди...
- Натой звать, - ответил Вася, перенося вещи в соседнюю комнату.
- Ладно, - по-прежнему с недоверием разглядывая меня, согласилась тётка. – Только, чтоб тихо было... А то прогоню... - буркнула она и ушла за занавеску, где стояла её кровать.
- Заходи, - подтолкнул меня к комнате Вася. – Здесь будешь спать.
Комната была крохотная, метров 6-7 площади, с маленьким окошком, смотрящим в куст сирени. У окна стояли тумбочка с табуреткой и почти впритык к ним вдоль стены – старая, ржавая железная кровать.
Васька, чтобы освободить проход, быстро засунул мои огромные чемо-даны под кровать, тюк с матрацем бросил на неё и впервые за этот вечер посмотрел на меня с прежней своей улыбкой.
- Ложись... Отдыхай...
- Спасибо тебе, Вася, - выдавила я, наконец, из себя слова благодарности. - Только скажи, где я нахожусь, и как отсюда выбираться в Москву? Мне завтра утром надо на работу...
- А здесь тоже Москва. Бирюлёво-товарная называется. На электричку сядешь и через 15 минут будешь на Павелецкой.
- Хорошо... Мне как раз в тот район надо.
- Хорошо!.. Хорошо!.. – обрадовался Вася, восторженно улыбаясь.
Не дождавшись от меня ответной улыбки, ещё немного потоптавшись на месте, он сказал:
- Ты того... Больно не горюй... Устраивайся... Ну, я пошёл?..
- Иди. Спасибо.
Продолжение следует
http://www.proza.ru/2011/03/07/987