Приближалось девятое мая. Страна готовилась отметить сорокалетие со дня Победы в Великой Отечественной войне. Телевидение, радио, пресса все больше уделяли внимание этой знаменательной дате. Центральным событием праздника должен был стать военный парад на Красной площади с участием ветеранов. А тут еще пришло приглашение от совета ветеранов из Прибалтики, где капитан авиации в отставке Николай Иванович Горшков встретил свой первый день Победы. И вот уже сорок лет этот праздник оставался для него самым почитаемым. Готовился он к нему заблаговременно, откладывая по этому случаю немного денег от пенсии. Справили новый костюм, старый совсем поизносился за много лет. В военторге обновили новые орденские ленты. Достал Николай Иванович из шкатулки ордена и медали. Долго смотрел на них в задумчивости.
Спал он в эти дни мало и беспокойно. Поднимался с первыми петухами, нервно ходил по избе до рассвета, отгоняя тревожные сны. Быстро пролетал день на приусадебном участке. Опять спускались сумерки, и он, устав от работы, нехотя шел к себе на кровать. И снова была ночь. Снова он вставал с постели.
Снилась ему горящая Волга, в ушах звенели его позывные. Справа и слева мелькали свои и чужие. Взгляд назад, но уже поздно. Тело пронзила боль, как молния. Пламя ворвалась в кабину. Но он еще тянул самолет к Волге. Уже теряя сознание, он перевалился за борт. Очнулся на барже, которая возвращалась на левый берег. Вокруг все гремело и полыхало, вздыбливались грязные гривы фонтанов волжской воды, пахло гарью.
Снилась ему, как из фронтового госпиталя он был переведен в тыл.
Он уже тогда ходил и чувствовал себя вполне здоровым, если не считать сидящий в руке осколок, да еще пятку, срубленную, как сук, другим осколком. На медкомиссии услышал заключение: списать из авиации, направить в распоряжение военкома.
Однако, в конце концов, он добился отправки на фронт в полк ночных
бомбардировщиков, как называли тогда когда-то мирные «кукурузники».
Снились ему ночные вылеты на передовую и краткие записи в летной книжке об этом.
Николаю Ивановичу шел уже восьмой десяток. Никуда он так и не поехал в день Победы. Утром надел ордена, прошелся по своей улице до площади райцентра, выпил кружку пива. Потом возвратился в избу, повесил костюм в шкаф, бережно посыпав его нафталином.