В начале восьмидесятых работала я тогда кондитером в ресторане «Днепр» при гостинице «Киевская» у Киевского вокзала в Москве.
Бабье царство. Грузчики - алкаши, зомби бесполые.
Заместитель директора с метрдотелем – любовники..
Директриса Мадам Черняева, Марьяша, как мы её звали, обращалась с нами как феодальная крепостница
Продукты поставлялись ей из ресторана домой. Покрывать недостачу приходилось нам, рискуя собственной шкурой.
Мы были её собственностью – прислугой, посыльными и прочее – убирали у неё дома, стирали, чинили её вещи, готовили.
Нас отправляли по ёе делам в середине рабочего дня.
Она заставляла нас покупать за дорого свои изношенные вещи.
К тому же она считала себя вершительницей судеб – решала, кому на ком жениться. За неповиновение наказывала или увольняла.
Я люто возненавидела эту суку, когда мне пришлось тащить для её десятикилограммовый ящик с клубникой через весь город в час пик. Самое унизительное было то, что я была в грязной спецовке, не накрашенная и потная. Я – красавица, модница! Переодеться, эта тварь мне не дала. Гардеробщицу куда -то услала. Я после операции – аппендицит. Шов болел.
«За что?!»
«Это тебе ещё повезло.» -: сказала мастер.
Я отказалась выйти замуж за придурковатого грузчика – её дальнего родственника, отказалась купить драные ситцевые платья пятидесятых годов, да ещё сказала -: «Лучше я вам так деньги оставлю.»
Но всё- таки не конченная она была, Марьяша наша. Была в ней капля человеческого милосердия.
Запила наша уборщица. Три дня пьёт, домой не уходит. Далеко ей домой ехать. Живёт в Подмосковье в дощатой хибаре в убогом посёлке
Поэтому валяется наша уборщица в подвале на матрасе и пьёт.
Марьяша на это сквозь пальцы.
У уборщицы нашей пятнадцатилетняя дочка, Светка пропала. Больше года не было.
Вдруг возвращается беременная и с «мужем» - четырнадцатилетним парнем из Эстонии.
Парень – Томас его звали, видно из хорошей семьи, ухоженный, аккуратненький, только замкнутый.
Стали жить ладно и дружно.
Ребенок у Светки в августе родился – мальчик, всем на радость.
Осень такая красивая выдалась, сухая, тёплая.
Рябины алели и астры цвели вокруг.
Убогая хибара казалась уютной.
Маленькая семья была счастлива той осенью.
А как зарядили ноябрьские дожди, развезли по округе слякоть, так и пропало их счастье.
Мчался пьяный мент на служебной машине за своим ребенком в детский сад.
Светка с ребенком на руках по обочине шла
Машину занесло. Светку с ребёнком сбило насмерть.
« Когда хоронили, он ни слезинки не проронил, только когда закапывать стали, живалки у него заходили. А потом ушёл» – :рассказывала уборщица.
Осеннее ночное небо казалось оранжевым.
Жёлтые кроны клёнов метались на ветру как языки факелов.
Томас шёл по вязкой обочине. Он не чувствовал дождя.
Ему было тепло.
Души жены и ребёнка были с ним.
Они будут охранять его, указывать дорогу.
Они всегда будут рядом.
Сын ушел и отсутствовал целый год. Потом возвращается и молчит. Он и раньше молчал, только тогда мы знали, что за этим молчанием, а теперь не знаем.
За год его отсутствия мы постарели на десять лет – с милицией искали, мысленно похоронили и оплакали.
Вдруг явился. Даже «здрасте» не сказал. Прошёл в свою комнату и лёг спать.
Думали:- «Ладно, оттает, отдохнёт….. потом»
Он что есть, что нет.
А из за чего всё?
Мальчик тихий, стеснительный. Трудно найти друзей. А уж девочку и подавно. Вдруг привёл чучело. На какой помойке нашёл?
Я её выгнала. А он за ней.
Оставить такую в доме?!
Я в него вкладывала, холила, лелеяла!
Единственного подзаборной отдать?!
Он весь в себе. Как будто никого не видит.
Может его специалистам показать?
Говорят – это заразно.
Вышла я утром в сад.
Выпал ранний снег.
Красота!
Из-под белого красная и жёлтая листва проступает.
Вдруг показалось мне, что в саду детская коляска заснеженная стоит.