Стадион ревел. Плотные людские потоки, бурля, выплёскивались наружу. Повсюду навязчиво бросались в глаза яркие красно-белые шарфы, шапочки, флаги. Всё кричало, стучало, ругалось от недовольства и раздражения. Закончился футбольный матч "Спартак" – "Бавария". Проигрыш. 0:3. Всеобщий кумир и любимец московский "Спартак" к великому неудовольствию преданных болельщиков не прошёл в следующий круг соревнований.
- А-а! У-у! Ю-у! Л-ю-у! – ревело кругом.
Александр, сержант отряда милиции особого назначения, стоял в оцеплении. Не первый раз. Дело привычное. Рядом, плотно, плечом к плечу стояли его товарищи, внешне спокойные, готовые в любую минуту дать отпор любой безсовестной выходке недовольных и "подогретых" спиртным болельщиков.
- Менты… А… Такие-разтакие…
Прямо напротив Александра остановился вдруг парень, высокий, худой, со светлыми недлинными волосами. Взгляд его был вызывающ. Глаза блестели. По всему было видно, что болельщик проглотил некоторое количество разогревающей жидкости.
- Ах ты, мусор... – беззастенчиво начал хамить незнакомец. Он вы-бросил правую руку вперёд, остановил разпростёртую ладонь прямо перед лицом милиционера. – Тьфу, - плюнул. Слюна врезалась в стеклянную маску и медленно разтеклась по ней.
Саня молчал. Скулы его медленно ходили. " Что же ты делаешь, чудо?! Зелень!". Страж порядка готов был нанести удар резиновой дубинкой со всей своей натренированной мощью, но у него для этого не было огромного желания. Противник, если можно было его так назвать, был молод, глуп и, главное, он был – своим.
А длинный, тем временем, вошёл в раж. Он вытащил откуда-то ме-таллическую банку с остатками пива и стал выплёскивать эти остатки на милиционера, продолжая нести при этом всякую чушь.
Ну, паря, держись! Не обижайся! Саня собрал все свои силы в еди-ный комок, чтобы через мгновение наказать наглого и заносчивого обидчика, который упорно напрашивался на это. Но вдруг кто- то крикнул из толпы:
- Лопух! Лопу-ух! – Фитиль оглянулся. – Уходим!
Лопух…
Сане оставалось служить не более двух месяцев, когда к ним в часть, разположенную под Аргуном, пришло пополнение. Неброские русские ребята, из средней России. Двенадцать человек. Среди них был Алексей, которого почему-то все называли Лопухом. Хотя общего у Алексея с необыкновенным растением ничего не было - ни в фамилии, ни во внешнем виде. Просто парень по неосторожности, находясь в учебном подразделении, разсказал кому-то историю о своём неудачном сватовстве, в котором не последнюю роль сыграли романтические растения. Быль тут же стала достоянием всего подразделения, а к Алексею надёжно прилипло прозвище Лопух. Воин не обижался, а говорил только, что после службы опять отправится свататься к той же зазнобе и надеется, что удачно. Здесь, в боевой части, эта история особого впечатления не произвела, но прозвище за Алексеем сохрани-лось.
На очередную операцию бойцы выходили двумя пешими колоннами. Впереди была деревня с брошенными, без крыш, а иногда и без отдельных стен, домами. Два дня назад здесь кипел жаркий бой, а сейчас стояла настораживающая тишина. Колонна, в которой были Александр и Лёшка-Лопух, обходила деревню справа. Больше половины домов остались уже позади, когда Саня вдруг получил сильный толчок в спину. Он неуклюже разстянулся, чуть не разбив лицо о ссохшеюся землю, недовольно пробурчал что-то, услышал длинную автоматную очередь со стороны деревни, вскрик шедшего за ним следом Лопуха и тут же – выстрелы своих товарищей из автоматов и гранатомёта. Всё произошло очень быстро, почти одновременно. Саня поднял голову и посмотрел в сторону дома, откуда стрелял притаившийся враг. Там оседала пыль, и не раздавалось больше ни звука.
- У-у… - услышал сзади себя стон Александр и тут же вскочил. Стонал Лёха. Он был ранен. Лопух заметил-таки "духа". Одним движением он сбил с ног впереди идущего Саню, развернулся на пол-оборота влево, вскинул автомат… Но "дух" выстрелил первым. Сво-лочь.
Ребята уже суетились вокруг раненого. Кто-то делал обезболиваю-щий укол, кто-то докладывал о случившемся по рации, другие разсредоточились вокруг, готовые к отражению нападения. Саня находился возле Лёшки, прекрасно понимая, что тот принял на себя целую горсть свинца, предназначенную ему, Александру, сержанту внутренних войск, шедшему впереди.
- У-ум…
- Потерпи, Лёха. Братан. Потерпи… Всё будет хорошо.
Командиры приняли решение: Сане и ещё четырём бойцам срочно доставить раненого Алексея в госпиталь. Остальным – продолжить выполнение боевой операции. На встречу шестёрке из разположения части был вызван бронетранспортёр. Но жить Алексею или нет – решала теперь каждая секунда. Саня взвалил раненого на себя. Пеший картеж медленно двинулся назад, "домой". Раненого, почти всё время, нёс Александр. Ребята из охранения тащили два бронежилета, каски и автомат. Своё оружие Саня оставил при себе. Всё таки – война. Ратник часто думал о ней: никогда не знаешь, когда и откуда по тебе выстрелят? Кто раньше? Где взорвётся очередная предательская мина? Понятия "тыл" и "передний край" очень относительны, условны. Это не война. Нет. Это – охота.
Высланного бронетранспортёра всё не было. Где ты, "бэтр"? Ну, появись! Зато сзади раздался шум приближающейся техники. Ребята разступились. Через несколько секунд возле них остановилась вся заляпанная грязью бронемашина. Разведчики. Морская пехота. Бравый мичман - или -, нет, прапорщик, сидящий на "броне", уже не молодой, невысокий коренастый, с чёрными запылёнными усами, стараясь пересилить гул мотора, крикнул:
- Здорово, союзники!
- Здравия желаем, - переведя дыхание, ответил Саня.
Прапорщик мгновенно оценил ситуацию, посмотрел на часы.
- Возьму раненого и ещё двоих. Больше – не могу. Сами видите, некуда. Парни, время. Время!
Солдаты не заставили себя ждать. Саня оставил с собою Толика, спокойного и немногословного, жил и воевал с которым бок о бок вот уже почти полтора года. Остальные отправились догонять своих. Благо, не успели далеко уйти.
Бронемашина заурчала и двинулась по хорошо укатанной пыльной дороге. Саня держал на своих коленях голову Алексея, гладил её, как младенческую, стараясь, на сколько возможно, облегчить страдания товарища.
- Ну, потерпи, - шептал он. Толик поддерживал раненого, чтобы тот не упал.
Ехали с ветерком.
Вдруг: тр-рах! Бах! Взрыв. Боевая машина резко сбросила скорость. Её чуть развернуло. Она пошла юзом, заглохла. Мина. Сорок минут назад здесь было чисто!
Прапорщик кубарем скатился на землю; несколько секунд лежал неподвижно; затем медленно стал подниматься, мотая, словно с похмелья, головой.
- Фу-у. Союзники, целы?
- Так точно, - ответил Саня.
- Извините, мужички. Ничего не вышло. Дальше дуйте своим хо-дом. Будьте осторожны. Кошевой! –разпоряжался прапорщик.
- Я.
- Наши все живы?
- Кудрявцев ранен, водитель.
- Сильно?
- Сильно… Рация разбита…
А Саня и Толик с раненым Лёхой продолжали путь. Нёс Алексея, по-прежнему, Саня, на себе, на своих плечах, упрямо и молча. Толик внимательно наблюдал за дорогой и за тем, что вокруг неё, призывая на помощь весь свой немалый боевой опыт.
- Фью-у, - просвистело между ребятами. Пуля. Снайпер. Бьёт
из лесополосы. До неё километра полтора будет. Далеко. Снайпер или неопытный, или, что скорее всего, на нервы давит: мол, не попаду, так попугаю. Толик наугад дал две короткие очереди из автомата. Ребята прибавили шагу, почти побежали, пригнувшись. Метров через сто-стопятьдесят дорога уходила за бугор. Надо было спрятаться - от греха подальше.
- Сашь, давай я понесу Лёху.
- Нет, - упорствовал сержант. – Я. Я сам.
Бронетранспортёра, высланного парням навстречу, не было.
Как потом выяснилось, не проехав и полпути, он сломался. Экипаж сумел его починить, завести. Но время было упущено.
Вдруг, на счастье, из ложбины вынырнул УАЗик. Машину остановили. Через минуту она мчалась уже со всей скоростью к госпи-талю.
- Отец, - говорил Саня, передавая Алексея с рук на руки молодому хирургу. – Выручайте. Сделайте что-нибудь. Пожалуйста. Прошу вас. Мы будем ждать и никуда не уйдём.
Врач понимающе кивнул. Лицо у раненого Алексея было бледное-бледное, как полотно; рот полуоткрыт, на одежде – пятна ссохшейся крови. Раненый не стонал. Он дышал прерывисто, глаза его были закрыты.
Бойцы между собой называли медиков "отец", "мать", "вторые родители", "ангелы", потому что те часто делали, казалось, невоз-можное.
Толик курил на улице. Саня ждал в небольшой приёмной. Он сидел на корточках, опершись спиной о лёгкую перегородку, уложив на колени автомат, и смотрел в одну точку.
Время шло.
Врачи колдовали над телом раненого товарища. Но вот, наконец, хирург вышел. Он остановился посреди приёмной, где находились уже и Александр и Анатолий, и, глядя куда-то в сторону, стал медленно снимать окровавленные резиновые перчатки. Затем он развёл руками. Ребята выжидающе смотрели на него. Им показалось, что врач вот-вот разплачется. Весь его печальный, обречённый вид выразительно говорил: не смог я ничего поделать. Не смог!! Саня всё понял.
- У-у-ум! – заревел он, как подраненный медведь, медленно поднялся и со всей силы ударил кулаком по перегородке, да так, что весь госпиталь чуть было не разсыпался по частям…
Все эти события память очень быстро перелистала, как хорошо знакомую книгу, за крошечные доли секунды. Омоновец Александр схватил нахала за руку.
- Лопух!
Парень, ничего не понимая, захлопал глазами. Саня другой рукой торопливо шарил у себя по карманам. Наконец, он достал помятую, но не начатую, пачку сигарет "Золотая Ява" и протянул её незнакомцу.
- Держи, Лопух! Бери, бери…
Тот изумился ещё больше.
- Ты чё, мент?
Парень вырвался и вместе с толпой поспешил к вестибюлю метро "Спортивная", где его поджидали друзья-товарищи. Через минуту он остановился, посмотрел на милиционера и по-мальчишески, без всякой злобы, так просто, показал ему кулак. Милиционер в ответ махнул слегка резиновой дубинкой.
- У, мент взъерошенный… А сигареты я зря не взял. Свои-то у меня давно кончились
- Ты чего, Лопух? – укоризненно встретили его заждавшиеся сотоварищи.
- Да ну …- Парень махнул рукой и тут же скомандовал. – Ныряем, караси! – И стая мальчишек живо шмыгнула в метро, чтобы присоединиться там к такой же толпе и всем вместе с надрывом прокричать:
- Мос-ков-ский "Спар-так"! – прихлопывая при этом: та, та, та-та, та, та.
Красивые голубые поезда развозили возбуждённую публику по домам и вокзалам, где задиры перебирались в невзрачные серо-зеленые пригородные электрички и разъезжались затем в разные концы огромной области. Через три-четыре часа всё стихло. И болельщики, и большинство стражей порядка были давно дома. Над спящей Москвой стояла нарядная звёздная ночь.
Что ж, спи, Москва.
Отдыхай, Держава!
2-7.01.2002г