Потолок плыл перед глазами, как кадры замедленного повтора. Голова кружилась так, что Делла не могла пошевелить ни руками, ни ногами. Первый шок от осознания того факта, что она не в небесной канцелярии, а всего лишь в частной клинике, где-то, неподалеку от Парижа, уже прошел. Пол – тюбика снотворного не хватило ей, чтобы уйти из этой жизни. Черт бы побрал того, кто нашел ее вчера вечером. Делла корила себя, что не выпила больше таблеток. Может быть тогда, не откачали бы. Ладно, в следующий раз она будет действовать наверняка.На миг ей овладела злая решимость, но затем сознание угасло, и Делла снова провалилась в тяжелое забытье.
Следующие трое суток в больнице слились в восприятии в один бесконечный серый день. Приходили врачи – осматривали ее, хмурились, о чем-то тихо шептались в углу, медсестры меняли простыни, делали какие-то уколы, давали какие-то таблетки. Делла наблюдала за всем этим, как бы, со стороны, она уже попрощалась с земным миром – не сейчас так в следующий раз ее усилия увенчаются успехом. Она всегда добивалась того, чего хотела, иначе не была бы знаменитой Делайлой. В среду приходил Шарль Лавуазье, ее адвокат и менеджер. Он долго молча сидел у кровати. Делла чувствовала, что он хочет что-то спросить или сказать, но Лавуазье заговорил о текущих делах. Они работали вместе уже двадцать лет и понимали друг друга с полувзгляда. Шарль, конечно же, догадался, что никакое это не отравление, как было написано в диагнозе, а самая настоящая попытка самоубийства. Знал он и о причинах. Знал, но говорить на эту тему не стал ничего.
-С газетчиками, что делать будем, - отрывисто и хрипло начал он.
-А, ты, еще ничего не придумал? – Делла знала, что этого вопроса можно не задавать.
-Придумал. Три дня твержу, что это – переутомление.
-Переутомление, - медленно произнесла Делла, как бы пробуя слово на язык, - ладно, пусть это так называется.
-Плевать мне, как это называется, у нас в воскресенье презентация нового альбома, или ты тут все перезабыла? – Лавуазье провел рукой, как будто, пытаясь откинуть непослушную прядку со лба, он всегда, сколько Делла его помнила, делал так, когда сердился. Только сейчас волос уже почти не осталось.
-Может быть, придется отменить. – Ей совсем не хотелось думать о предстоящей презентации.
-Да как ее отменишь, я уже всех пригласил и представителей фирм грамзаписи, и телевезионщиков, и чертовых журналистов!
-Я не знаю, смогу ли я за два дня встать на ноги. – Отрезала Делла. В сущности, она считала Шарля неплохим парнем и менеджером от Бога, но ее бесило в нем то, что он думал только о деле и деньгах.
-Ладно.- смирился Лавуазье. – Я тебе позвоню завтра вечером. – Тебе чего–нибудь привезти, скучно, наверное?
-Нет. Мне ничего не нужно.
-Твоих в известность поставить, что ты здесь? – Он имел в виду, кого– нибудь из ее бывших мужей или ухажеров.
-Никого не хочу видеть.
-Ну, как знаешь, бывай, – Лавуазье коснулся губами ее бледной щеки и быстро вышел своей извечной шаркающей походкой.
Делла осталась наедине со своим одиночеством. Апатия потихоньку отступала. По новой приходили, уже тысячи раз прокрученные в голове мысли.
Кто она? – Делла Кризанти, 47 лет, итальянка, живущая в Париже, актриса и певица, выступающая под псевдонимом Делайла. Одна из самых богатых и красивых женщин Франции. Тут Делла грустно улыбнулась сама себе - красивая, это, наверно, уже в прошлом. И самая одинокая…Четыре раза была замужем, любовников имела без счета, но ни разу в ее жизни не было рядом близкого человека.
Почему? – То ли из-за снобизма и самовлюбленности окружавших ее мужчин, то ли из-за того что она сама сделала себя рабыней своей карьеры. Со своим первым мужем Давидом Дюбуа, она познакомилась совсем еще юной девчонкой, только вступившей в мир шоу-бизнеса. На шесть лет старше ее, он уже был тогда художником, имевшим определенное имя и подающим большие надежды. Как им было хорошо в первые годы супружеской жизни: оба много работали, и за день успевали соскучиться друг по другу. Вечерами ходили ужинать в ресторан, или посещали тусовки парижской богемы. А ночами любили друг друга долго и страстно, иногда до самого утра. А потом… Гастроли, концерты, съемки – карьера Деллы быстро пошла в гору. Тогда она и взяла себе псевдоним Делайла. У Давида все было наоборот. Он тяжело переживал неудачи, его звезда художника закатилась. Но хуже всего было другое: он так и не смог смириться со своей второй ролью. Быть все время в тени Делайлы оказалось выше его сил. Он запил и, понимая, что становится жене обузой, ушел. А спустя два года умер от цирроза печени. Ему было всего тридцать шесть лет. Он был снобом, думала Делла, так и не смог посвятить себя ей без остатка, но все же никого в жизни она больше не любила так, как Давида. Хотя может быть потому, что становилась старше. Второй раз она вышла замуж в тридцать два за американского миллионера Фрэнка Стоуна. Красивый и энергичный американец как-то сразу очаровал ее своей улыбкой и уверенностью. Король зубной пасты, - так она называла его за ослепительно белые зубы и еще потому, что ему принадлежала сеть заводов в США по производству такого рода продукции. Но Фрэнку, который хотел получать все удовольствия от жизни каждый день, быстро надоел Париж, с его скучными и серыми днями зимы и поздней осени. А Делла уже не мыслила себя без этого города, с ним была связана вся ее жизнь и работа. Он стал часто уезжать один: сначала по делам, а затем и на курорты, и все дольше не возвращался. Когда Фрэнк разбился вместе с одной из своих любовниц на катере, неподалеку от Гавайских островов, они с Деллой не жили вместе уже полгода. Фрэнк не оставил завещания, видит Бог, он не хотел умирать, и по закону половина его имущества отошла ей. Это сделало Деллу настолько богатой, что о карьере можно было бы и забыть. Но кроме работы у нее уже не было в жизни ничего другого. Третий и четвертый браки были еще менее продолжительны: с футболистом Ксавьером Эрнандесом она прожила год, с писателем Жераром Тини и того меньше. Никто уже не видел в ней просто женщину. В тени Делайлы, символа красоты, успеха, таланта и процветания потерялась Делла Кризанти, измученная итальянка, которой так не хватало человеческого тепла. Никто не смог подарить ей счастья, никого не смогла сделать счастливым она. Последние годы из мужчин постоянно оставался рядом с ней только Шарль Лавуазье. Никто уже не мог переносить ее желчного характера и склонности постоянно впадать в депрессию. Впрочем, Делла хорошо понимала, что Лавуазье всегда рядом ни из каких-то высоких чувств, и даже не из верности старой привычке, просто она являлась для него источником дохода и неплохим. Иссякнет этот источник – уйдет и он.
Зачем так жить? – Незачем.
Последняя и самая сильная депрессия началась три месяца назад, после автокатастрофы. Она возвращалась со своей виллы домой поздним вечером. Шел дождь, и дорога была скользкой. Но рядом с ней на переднем сидении восседал Маркиз Флери, пес, породы шотландская овчарка, ее гордость, любовь и единственное близкое ей живое существо. Это придавало уверенности. Когда ехать оставалось уже совсем немного, Делла наклонилась потрепать собаку по холке, прошептать пару нежных слов. Вновь подняв голову, она на секунду ослепла от ударившего в глаза света встречной машины. Ее красный “Порше” вылетел с дороги и со скоростью восемьдесят миль в час врезался в бетонный столб. Самое странное, что при этом она отделалась легким сотрясением и парой ушибов. А Маркиз… он не успел даже взвизгнуть перед смертью. Потерю последнего существа, к которому она была привязана, Делла так и не пережила. Никто не встречал ее радостным лаем и повизгиванием, когда она поздно вечером возвращалась домой с работы, никто не стучал лапами и пушистым хвостом по полу, никто не будил ее тяжелыми, почти человеческими вздохами по ночам. Тишина в ее шикарном особняке в престижном районе стала просто оглушающей. Никто никогда не приходил в гости, а если и были звонки, то или по делам, или по ошибке. Особенно тоскливо было по выходным, когда она целыми днями оставалась дома одна. Делла часами просиживала у окна, наблюдая за влюбленными парочками, прогуливающимися по бульвару. Отчаяние становилось все невыносимее. В прошлое воскресенье был ее сорок седьмой день рождения. Она сидела дома одна весь день и ждала, когда же телефонный звонок наконец разорвет давящую тишину. Но никто не позвонил. Не в силах в это поверить, Делла сама позвонила около семи вечера на телефонную станцию и спросила все ли в порядке с ее номером. Ей ответили, что все, разумеется, работает как надо, но они, может быть, пришлют монтера, чтобы еще раз проверить. После этого ее рука вместо бокала шампанского потянулась к пузырьку со снотворным…
Обнаружил ее тот самый монтер, пришедший проверять телефон. Почти всю ночь врачи боролись за жизнь Деллы, не спрашивая ее на то согласия. Пустое, думала она, стоит ей выбраться из этих стен, из этой пропахшей лекарствами и стерильностью палаты и ее уже никто не остановит. С этой мыслью Делла и уснула.
Когда она проснулась на следующее утро, то еще не открыв глаза почувствовала, что что-то изменилось, может быть не в ней самой, но в окружающем ее мире. Запахи тоски тишины и больницы перебивал другой, более сильный аромат. Запах свежескошенной травы и живых цветов. Делла стало так хорошо, что она на секунду представила себя пятнадцатилетней деревенской девочкой, гуляющей по лугу, где-то неподалеку от Милана, и открыла глаза. На столе в незамысловатой стеклянной вазочке стоял букетик свежих луговых цветов, который и наполнял всю палату свежестью и благоуханием. Настроение как-то сразу поднялось, и оставшиеся до первого обхода полчаса Делла пролежала, нежась в лучах неяркого, но все еще ласкового сентябрьского солнца, пробивавшегося сквозь щель между занавесками. Странно, думала она, откуда эти цветы могли появиться здесь, может быть , Лавуазье принес их вчера, а она не заметила. - Но это не в его характере, кроме того, он, скорее всего, стал бы дарить что-то более основательное, розы или орхидеи. Может быть, вазу поставила на стол медсестра. Нет не похоже, сестры так пеклись о чистоте в палате, что с готовностью выкидывали все, что казалось им лишним. Но тогда кто же? Делла была заинтригована. Она терпеливо ждала, пока одна из сестер закончит ритуал уборки. Процедура эта длилась невыносимо долго, может быть, около часа. Надо было поменять все белье, заглянуть во все углы, пройтись (и не по разу) мокрой тряпкой по всем поверхностям, уже давно лишенным какого-либо намека на пыль, и т.д. и т.п. Когда трудолюбивая женщина все закончила и собралась уходить, Делла не утерпела и задала мучающий ее вопрос.
-Простите, а вы не знаете, как здесь могло появиться, вот это? – она показала рукой на вазочку с цветами. Девушка всплеснула руками, на лице ее появилось выражение испуга и удивления.
-Прошу прощения, мадам, не знаю, как это я могла его пропустить. Сейчас, уберу.-Она решительно двинулась в сторону столика с цветами.
-Да нет же, цветы очень милые, скажите, это вы их принесли? – не унималась Делла.
-Нет же, нет мадам, - взгляд девушки стал еще более испуганным, - пожалуйста, не говорите никому, что они здесь оказались, это респектабельная клиника, и они очень сильно пекутся о своей репутации, если кто – нибудь узнает, что я пропустила, такое нарушение чистоты, меня могут уволить.
-Не волнуйтесь, моя дорогая, я никому не скажу, - улыбнулась Делла, понимая, что подписывает этим смертный приговор букетику.
Цветы были беспощадно отправлены в мусорную корзину, и день как-то сразу поскучнел. Почти весь его остаток и следующую ночь Делла проспала крепким сном человека, который, может быть еще не нравственно, но физически, выздоравливает.
Каково же было ее удивление когда, на следующее утро она снова обнаружила букетик, на столике рядом с кроватью. К сожалению, в этот день первым в ее комнату зашел врач, проверить ее состояние, и заметил цветы. Разразился настоящий скандал. В этот день ее палату посетили все, начиная от уборщиц, и заканчивая управляющим. Он долго, задумчиво разглядывал букет, затем шептался о чем-то с начальником охраны, потом снова пялился на голубые цветочки. Делле было смешно, как все эти люди всполошились по такому, казалось бы пустячному поводу. Впрочем, она вспоминала, что когда-то тоже становилась сумасшедшей, приходя на работу. Перед уходом, управляющий долго рассыпался в извинениях, обещал разобраться в инциденте и наказать виновных. Делла слушала его с полуулыбкой и в конце стребовала с него обещание никого по этому поводу не наказывать. Дав слово, управляющий ушел. Но ее саму уже снедало любопытство, и она решила сама во всем разобраться. В последние годы ее часто мучала бессоница, и по-этому не спать ночь было не таким уж сложным делом. Тем более что впервые за последние годы она чувствовала, что ей что-то действительно интересно. Пусть пустяк, но уж какой ни есть. Она пролежала до рассвета, перебирая в уме всевозможные варианты появления букета на своем столе, не отбрасывая и самых невероятных. Но ничего не происходило, и Делла с разочарованием подумала, что вчерашнее разбирательство отпугнуло неизвестного дарителя. В начале седьмого в саду под ее окном что-то тихо зажужжало. Газонокосилка,- догадалась она. Эх, пойти бы хоть в окно посмотреть. Врачи еще запрещали ей подниматься с кровати, но в своих желаниях Делла всегда была упряма. Она минут десять боролась с искушением встать и посмотреть в окно, отчасти зная, что все равно встанет, отчасти просто для того чтобы бороться со сном. Она так и не разобралась в себе, когда шум под окном вдруг стих. Делла насторожилась. Еще через минуту в коридоре раздались приглушенные шаги. Она перевернулась на спину и как можно убедительнее притворилась спящей, прикрыв едва приоткрытые глаза длинными ресницами.
Дверь приоткрылась, и в палату протиснулся паренек. Еще совсем мальчишка, двадцать с небольшим лет, на вид. От него исходил сильный, щекочущий ноздри запах свежескошенной травы, а в руках у него был точно такой же, как и два предыдущих ,букетик. Он так пристально посмотрел на нее, что Делле пришлось совсем закрыть, глаза чтобы не выдать себя. Удостоверившись в том, что она спит, парень прокрался по комнате к столику, водрузил букет в вазу и развернулся к двери, собираясь уйти. Он ступал бесшумно, так что она не нашла ничего удивительного в том что ничего не заметила за два предыдущих дня. Остановился перед дверью прислушаться не идет ли кто по коридору. Делла открыла глаза.
-Стой! – это было сказано почти шепотом, но в утренней тишине палаты прозвучало как гром. От неожиданности парень даже присел на оказавшийся рядом табурет. Делла не выдержала и засмеялась своим низким, бархатным, грудным смехом., у мальчишки был взгляд мыши, попавшей в мышеловку.
-Ты кто?
-Я… я – Ив, медбрат.
-А что ты здесь делаешь?
-Я …ммм…кошу газон.
-То-то я смотрю, почему-то в палате трава не растет, а это, оказывается, ты здесь стараешься каждое утро.
-Ага. – Не смотря на всю трагикомичность своего положения, мальчишка, как-то очень открыто по-детски улыбнулся.
-Как же ты попал сюда, разбойник? – Теперь Делла могла, наконец как следует рассмотреть его. Парень, как парень, не очень высокий, не очень низкий, каштановые волосы, немного курносый нос, а вот глаза какие-то особенные: большие, серо-голубые, в них, наверно от рождения было заложено гораздо больше удивления, чем чего-либо другого.
-Через окно в коридоре. Я давно заметил, что одно из окон можно открыть снаружи, вот и залез. Пожалуйста, не говорите никому, что я здесь был.
-Ну, я подумаю. А ты знаешь, что ты нарушил святая святых, правило номер четырнадцать о соблюдении чистоты в палатах пациентов, - поделилась с ним Делла малой толикой услышанной вчера информации, - из-за тебя хотели наказать горничную, которая здесь убирается.
-Извините, о них я, как-то не подумал, - лицо парня залило краской.
-В следующий раз думай. А за цветы – спасибо, они мне нравятся, хоть что-то живое в этой палате. Кстати, дай мне их.
-Возьмите. – Он вынул букет из вазы и очень осторожно, чтобы, не дай бог не коснуться ее руки своей, передал ей. Делла поднесла букетик к бледному лицу и втянула носом воздух так, как будто хотела выпить из цветов, всю их жизненную силу.
-Хорошо. – Она снова откинулась на подушку.- Убери их. Кстати, раз уж ты набрался наглости залезть ко мне в палату, можешь называть меня на ты.
-Ладно, я… попробую. – Ив потупился. В воздухе повисла неловкая пауза. – Скажи, а вы, то есть, ты, правда, Делайла? – В его взоре вспыхнул огонек любопытства.
-Правда.-Делла, вздохнула, Господи, как же ей надоело это имя.
-Вот это да! – Любопытство в глазах Ива сменилось восхищением. – Ведь у меня же все твои пластинки есть, и я все твои фильмы смотрел. Вот уж не думал, что когда-нибудь удастся тебя вот так, по-настоящему, увидеть и даже поговорить.
-Вот видишь. Слушай, а тебя не накажут за неподстриженный газон. По-моему, ты самым бессовестным образом отлыниваешь от работы.
-И верно. - Ив спохватился и снова подошел к двери, но на пороге обернулся. – А можно у тебя автограф взять?
-Ну, ты, же не будешь, заставлять больную, измученную женщину совершать сейчас столько тяжких усилий. Приходи вечером, когда все разойдутся по домам в оранжерею, тогда, может быть.
В глазах мальчишки зажглось столько света, что Делле показалось на миг, что на хмуром сегодня небе появилось Солнце. Он хотел еще что-то сказать, но вместо этого только кивнул с целью выразить согласие и спрятать от ее взгляда свой растянувшийся до ушей рот, и выскользнул за дверь.
Делла закрыла глаза. Ей было хорошо и не хотелось ни о чем думать, ни о работе, ни о завтрашней презентации, ни о скучном одиноком особняке, который ждал ее после больнице. Но бессонная ночь сказалась, и она сама не заметила, как заснула.
В четыре часа пополудни, когда она вновь открыла глаза, персонал больницы уже активно собирался по домам. Делла первый раз встала с кровати, поела почти как здоровый человек, чем привела в восторг лечащего врача. Он констатировал заметное улучшение в ее состоянии. Все же косметикой он ей пользоваться не разрешил, сказав, что это может быть вредно, позволил только расчесать волосы. И заторопился уйти, то ли к жене и детям, то ли для того, чтобы провести субботний вечер с подругой. Делла поймала себя на мысли, что почти не завидует ему, как было бы раньше, сегодня ей тоже будет с кем поговорить.
Она пришла в оранжерею, без пятнадцати семь, Ива еще не было. Делла смотрела на разъезжающиеся автомобили служащих больницы. Пять минут восьмого раздались тихие шаги, и Ив нырнул по низкий потолок оранжереи.
-Опаздываешь, как девчонка. – Делла рассмеялась.
-Извини, пришлось ждать пока Жан, наш охранник, выпустит собак, он мог меня заметить.
-А собак ты не боишься?
-А чего мне их бояться, я их всегда кормлю, если у меня от завтрака, что-нибудь остается, - Ив заговорщически ей подмигнул.
-Ясно. – Делла вздохнула, ей вспомнилась острая мордочка Маркиза Флери. – А сейчас ты, стало быть, вкалываешь сверхурочно?
-Может и так, только мне за это ничего не платят.- Уклончиво ответил мальчишка. Она знала, что он, разумеется, пришел сюда ради нее, но ему почему-то трудно было в этом признаться.
-А сколько же тебе, вообще-то платят, если не секрет?
-Тысячу двести франков в месяц, - не без определенной гордости, ответил Ив, -я раньше в кинотеатре билетером работал, потому, что кино люблю. А теперь, когда мама с работы ушла, здесь. Мы вдвоем с мамой живем, нам хватает.
-А отец твой где?
-Я никогда его не видел, – парень помрачнел, - мама говорит он на войне погиб, а дядя Марк , когда выпьет, что мой отец – последняя сволочь. А в -общем-то, какая разница.
-Послушай-ка, медбрат Ив, - а фамилия –то у тебя есть, ну то есть, как-то неудобно получается, ты, ведь, наверное, все про меня знаешь, а я про тебя ничего.
-Ну, почти все, - Ив снова улыбнулся своей открытой улыбкой, - у меня про тебя книжка есть. А фамилия моя – Ренуар. Делла присвистнула.
-А ты Огюсту Ренуару случайно не родственник?
-Да вроде бы нет. А он - что твой знакомый?
-Да нет, он уже давно умер. – Делла усмехнулась, она поняла, что в голове Малыша (она сама не заметила, как стала про себя называть его Малышом) не имеется никаких сведений о великом импрессионисте.
-А-а-а…
- Ив Ренуар, а у тебя сигареты не найдется? – Делле вдруг до смерти захотелось закурить, чего она была лишена в течение пяти предыдущих дней.
-Я не курю, и тебе не советую, - ответил посерьезневший почему-то Малыш.
-Ну, пожалуйста, меня ведь, уже не переделаешь. – Делла попыталась состроить кокетливую гримаску, но тут же одернула себя, подумав, что без косметики ее болезненно-бледное лицо выглядит жалко.
-Ладно, я знаю, где у сестры Шейлы лежат сигареты, сейчас принесу – он исчез и вернулся спустя три минуты, неся сигареты и зажигалку. Их он просто отдал ей. Мог бы и дать прикурить даме, подумала Делла. Ей все больше нравилась в Малыше стеснительность простота и отсутствие великосветского гонора. Сигареты были крепкие, мужские, от первой затяжки Делла чуть не поперхнулась, но затем привыкла и блаженно растянулась в плетеном кресле, наслаждаясь дымом. Они проговорили еще часа два обо всем и ни о чем, и тут она вспомнила, что должна позвонить Лавуазье.
-Уболтала я тебя, наверное, а ведь, мама ждет – спохватилась она.
-Да и я совсем забыл, -видно было, что Ив немножко расстроился.
-А ты живешь-то где?
-На улице Второй Республики.
-Неблизко. Как добираться будешь?
-Пешком. Сейчас автобус не ходит, уже поздно.
-Давай я тебе денег на такси дам?
-Не надо. – В Малыше заиграла гордость. – Я люблю ходить пешком.
-Ну, как знаешь.
Ив встал и было собрался уже уходить, но вдруг спохватился.
-А про автограф то я и забыл. - Он протянул ей фотографию и авторучку. “Моему нечаянному рыцарю” быстро вывела она на обороте, сама не понимая зачем. В глазах мальчишки снова появились лучики, и Делла решилась, наконец, задать главный для нее вопрос.
-А ты мне зачем цветы таскал? Потому что я Делайла?
-Нет. Ну то есть, сначала нет, мне стыдно, но я тебя сразу не узнал, просто ты мне понравилась. А вчера мне Жан сказал. А у тебя, говорят, новая пластинка выходит?
-Да. Хочешь, подарю. Приходи завтра на презентацию в Парадиз - Отель.
-Так ты из больницы завтра уйдешь? – Малыш не смог сдержать вздох.
-Да.
-А за пластинку спасибо, я завтра обязательно приду.
-Ну, тогда до завтра.
-До завтра.
Когда Делла звонила Лавуазье, она чувствовала, как жизненные силы снова вливаются в нее.
-Алло.
-Привет, ты как себя чувствуешь?
-Нормально.
-Стало быть, завтра играем?
-Да. – Она повесила трубку, Ей совершенно не хотелось ни о чем думать, кроме Малыша, бредущего в это время, где-то по ночному Парижу.
С воскресного утра Делла окунулась в обычную для себя жизнь. Гримеры и визажисты делали все от них зависящее, чтобы скрыть болезненную бледность ее лица. Шарль суетился вокруг, давая последние указания, презентация была назначена на двенадцать. И вот в одиннадцать пятьдесят пять они в черном лимузине подкатили к Парадиз-Холлу. Народу уже собралось немеряно. Защелкавшие фотовспышки, сначала ослепили Деллу, надо же как быстро от них отвыкаешь. Она надела темные очки, чтобы никто не смог угадать направления ее взгляда и смотрела поверх голов на небо и крыши ближайших домов. А Париж – то ничуть не изменился, подумалось ей, все такой же серый. Когда-то в молодости, она заметила, что у города два лица. В солнечную погоду он пестрел афишами тентами бистро и магазинчиков раскрашенными в три цвета красный, синий и белый. Но стоило Солнцу спрятаться, как все заливали серые краски. Вот как сейчас. Делла поймала себя на мысли, что уже лет десять не видела Париж другим. Наверно, что-то изменилось в ней самой.
На пресс – конференции она почти ничего не говорила, сидела как красивая кукла, это была ее роль. Зато Лавуазье говорил без умолку, это был его день и он уже заключил несколько выгодных контрактов на продажу пластинки. Делла думала о том, что ей надоела эта жизнь, что она больше не может быть Делайлой, что она хочет быть просто Деллой Кризанти со всеми вытекающими отсюда недостатками в виде скверного характера и массы вредных привычек. И еще она думала, что этот день в ее жизни последний…
Вдруг ее отвлек какой-то шум у выхода из зала, в голосах доносившихся оттуда вдруг стали проскальзывать знакомые нотки. Малыш? Ведь его же не пропустит охрана. Делла привстала с кресла, чтобы посмотреть, что же творится у выхода. Поймала гневный взгляд Шарля, мол, сиди, дура, и не дергайся, и снова опустилась. Какая ей разница, что там случится с Ивом Ренуаром, если сегодня вечером ее не станет. Переживет, молодой еще. Безнадежность тяжким комком подкатила к горлу.
Наконец пресс-конференция закончилась. Делла заставила себя улыбнуться на прощание журналистам, ведь это ее последняя прижизненная фотография, непременно надо, чтобы она получилась удачной. А теперь скорее за кулисы и домой. Все занавес опущен.
Идя к комнате отдыха Делла не смотрела по сторонам. Сосредоточенно уставившись в пол, она едва не столкнулась с высоким мужчиной. Пыталась пробормотать слова извинения, но вдруг осеклась. В руках мужчина держал корзину с цветами. Не просто с цветами, с настоящими лилиями, как будто только что сошедшими с картин Монэ.
- Тронут вашим талантом, прошу принять этот скромный подарок, – на нее смотрели два теплых карих глаза.
-Спасибо, цветы чудесные, - машинально пробормотала Делла, разглядывая собеседника. Высокий, по-восточному красивый, примерно сорока лет. Наверное, очень богатый. Корзина лилий обошлась ему не менее чем в тысячу франков. Малыш столько зарабатывает за месяц, почему-то вспомнилось ей. А уж сколько он отвалил за то, чтобы просто попасть за кулисы и подумать страшно.
-Я, Фархад Ариф, - он опередил ее вопрос, владею несколькими ресторанами турецкой кухни в Париже. Был бы счастлив, пригласить Вас сегодня вечером в один из них. – Делла поколебалась, но всего секунду.
-Простите, я еще очень плохо себя чувствую, может быть как-нибудь в другой раз.
-Жаль.
-Мне тоже. А за цветы еще раз спасибо.
Куря в комнате отдыха, Делла немного сожалела о том, что отказала турку. Утешала себя только тем, что могла напоследок сделать еще одного человека несчастным, но не сделала. Пусть будет ей за это благодарен.
К машине ее сопровождал Ринус, высокий голландец, который был ее шофером и телохранителем.
-Ринус, а что за шум там был там во время пресс-конференции?
-Да рвался какой-то малый без приглашения, - голландец держался от нее на почтительном расстоянии, неся охапки и корзины цветов. - Все говорил, что вы его сами пригласили. Ну, ребята его и охладили немного, а он заплакал и ушел.
-Ясно.
Выходя на улицу, Делла внимательно осмотрела следы недавнего сражения Ива с охранниками. Сразу бросились в глаза красные пятна на асфальте. Неужто, кровь? – Нет. Присмотревшись, она определила, что это просто размокшие под дождем лепестки красных роз. Затем ее внимание привлекло что-то белое с синими разводами. Это оказалась фотокарточка с надписью на обороте. Буквы были размыты, но она сразу узнала их: “Моему нечаянному рыцарю”. Машинально сунула карточку в сумку.
Он обиделся, думала Делла сидя на заднем сиденье автомобиля. Такой наивный, видимо никогда в жизни не видел предательства. И карточку выбросил, хотя был так счастлив ее получить. Он никогда теперь ее не простит. А она надеялась, что хоть один человек вспомнит о ней с нежностью, когда ее уже не будет здесь, на Земле.
-Приехали. – Ринус прервал ее размышления. – Куда прикажете цветы отнести?
-Эти отнесите в коридор, я их сейчас расставлю, а вот это, Ринус, - она протянула ему корзину с лилиями,- пожалуйста, подарите своей жене. – Делле хотелось сделать сдержанному голландцу напоследок, что-нибудь приятное.
-Да как же, мадам, да у меня… э – э – э и денег таких никогда не будет, чтоб такое себе позволить, - голландец заикался, что никак не вязалось с его мощной фигурой, он был тронут.
Но Делла уже прошла в дом. Постояла у окна на втором этаже, провожая глазами уезжающий лимузин Ринуса. Потом вошла на кухню, открыла холодильник и достала бутылку шампанского. Пусть вечер будет красивым, раз уж он последний. Затем включила воду в ванной и напустила пены. Медленно разделась перед зеркалом, как будто, хотела соблазнить любимого человека, распустила волосы и тряхнула головой, чтобы волосы рассыпались по плечам. Критически осмотрела с ног до головы свое отражение. Не двадцатилетняя, никак не двадцатилетняя, ох, и уже даже не тридцатипятилетняя, но все еще ничего…Ей хотелось остаться в воспоминаниях людей красивой, может, быть из простого тщеславия.
Вода приятной теплотой обволокла ее тело. Сидя в ванной, она прикончила бокал шампанского и выкурила две сигареты. Потом вылезла, накинула халатик и включила телевизор. Телевизор надоел быстро, своими каркающими звуками он не мог противостоять тишине дома. Делла щелкнула выключателем. Ну, вот и все, пора умирать. Успеется, возразил другой голос внутри нее, сначала попробуем позвонить.
Делла подошла к телефону и набрала номер Джульетты Маццони, своей единственной, старой подруги.
-Привет, Жюли, как дела? – Делла предпочитала называть подругу на французский манер.
-Привет, Делл. Тебя, гляжу, опять по всем каналам показывают. А у меня дела, хреново, впрочем, как обычно.
-Слушай, а может, пойдем куда-нибудь сходим, посидим, пропустим по рюмочке. Ведь в наши годы уже поздно терять фигуру.
-Не сегодня. Фабрис нажрался, как свинья, и спит мертвецким сном. А сейчас позвонили из полицейского участка и сказали, что мой старший, Санта, опять чего-то набедокурил, надо бежать вытаскивать его, да еще у младшего Марио открылась ветрянка… Делл, не подкинешь деньжат, взаймы разумеется.
-Легко. – Делла вспомнила о своем написанном два года назад завещании, по которому Джульетте приходилось двадцать пять миллионов франков.
-Целую тебя, моя фея.
-И я тебя, Жюли. Пока.
Делла повесила трубку, руки у нее дрожали, с какой бы радостью, она сейчас отдала, все что у нее есть, богатство, славу, красоту, хотя бы за одну из тех проблем, которыми Бог наградил ее подругу Джульетту. Рука решительно потянулась к сумочке, где лежал заветный пузырек со снотворным. И тут она дрогнула, ей стало жалко себя. Сумка выпала из рук и все ее содержимое высыпалось на пол, Делла разрыдалась, наверное, впервые за тридцать лет. И тут взгляд ее упал на все еще пропитанную дождевой водой и грязью парижских улиц фотокарточку. – Шанс? – Может быть единственный, но утопающий хватается за соломинку. Делла снова бросилась к телефону. Как же его звали? Как какого-то художника: Сезанн, Гоген, де Га, Ренуар… Ага Ренуар.
-Справочная. Телефон Малыша… То есть, тьфу, Ива Ренуара, пожалуйста.
-Где он живет?
-Не знаю… где же? – Делла лихорадочно вспоминала. – По-моему, где-то в районе набережной.
-Извините, мадам мы таких справок не даем.
-Девушка, я Вас умоляю, - в этот момент она поняла, что очень не хочет умирать.
-Хорошо, но это будет стоить дороже.
-Сколько угодно. – Делла стала ждать, затаив дыхание. Наконец девушка из справочной отозвалась.
-В указанном районе абонент не найден.
-Тогда, пожалуйста, телефоны всех Ренуаров в районе набережной.
-Еще двенадцать франков.
-Хоть двенадцать тысяч.- В это раз ждать пришлось еще дольше, сердце Деллы отсчитывало по сто двадцать ударов каждую минуту.
-Двенадцать человек, мадам, перечисляю, Давид Ренуар, улица Сен-Дени…
-Нет.
-Музей Огюста Ренуара, улица…
-Да нет же, -ее пробил истерический смех.
-Марк Ренуар, улица Марсель…
-Дальше…
-Мадам Ренуар, улица Второй Республики.-Вот оно! – Делла быстро записала продиктованный телефон.
-Спасибо, девушка.
-Пожалуйста, с Вас тридцать пять франков. До свидания.
Делла повесила трубку и взглянула на часы – половина одиннадцатого, еще не поздно. Она быстро набрала номер.
-Алло. – ошибки быть не могло, голос принадлежал ему.
-Привет. – Ответом было тридцатисекундное молчание, Делла молилась о том, чтобы не услышать сейчас короткие гудки. Наконец снова раздался голос Малыша
-Это ты? Вот уж не ожидал, что позвонишь.
- Ты на меня обижаешься?
- Есть немного.
-Тебе сильно досталось?
-Да, ничего, мне не привыкать, когда хотел пройти- не пустили, а потом еще и по шее накостыляли… мама расстроилась, но хуже всего не это.
-А что?
-Букет весь растрепался, я его тебе нес, за восемьдесят франков купил.
-Он наверное был красивый, раз стоил так дорого, - перед глазами Деллы всплыли растрепанные лепестки роз на асфальте и неприступные белые лилии.
-Очень красивый… и еще я карточку твою потерял, все показывал охранникам, а когда бить стали, выронил. – Делла шумно выдохнула, самое страшное ее предположение не оправдалось.
-Извини, это была охрана отеля, я не могу им приказывать, - это была ложь, Делла знала, что обработали Малыша парни из команды Ринуса. Он промолчал в ответ может быть почувствовал фальшь.Она решила попробовать последнее средство.
- За все лишения пережитые моим героем, разрешаю пригласить себя на свидание.- Она почти представила себе, как глаза малыша, и без того большие становятся просто гигантскими.
-Когда и где? – спросил он после некоторой паузы, голос его был хриплым.
-Завтра в два, на набережной, у моста.
-Правда, или как сегодня?
-Нет, завтра все будет по-другому.
-Ну, тогда, до завтра.
-До завтра. – Делла окончательно поняла, что это завтра у нее есть.
С утра за ней заехал Шарль вместе с Ринусом. Делла легко прыгнула на заднее сиденье лимузина.
-Ну какая у нас сегодня программа?
-Да особенно никакой,- отозвался Лавуазье. – Сначала заедем на студию, посмотришь кое-чего, а в два интервью газете “Экип”.
-Хорошо. Только перед интервью мне надо заехать в Старый Универмаг, хочу купить кое-чего.- В голове Деллы уже созрел коварный план.
В Универмаг Лавуазье не пошел, сказал, что покурит в машине. Ее сопровождал только Ринус. Впрочем, она знала как от него избавиться.
-Ринус, как вашей жене понравились цветы?
-Вы знаете, мадам,- Ринус помялся, -моя Кати сказала, что они дорогие, но какие-то бездушные. Делла улыбнулась, в сущности, все женщины одинаковы.
-Ринус, я купила два ящика шампанского, отнесите их, пожалуйста, к машине,
а я сейчас кое-чего куплю в отделе косметики и тоже спущусь.
-Как скажете, мадам.
Глядя за тем как голандец удалялся, нагруженный под завязку, Делла думала, не закрыт ли второй выход из Универмага в переулок. Этим путем она пользовалась, чтобы избавиться от навязчивых поклонников, двадцать пять лет назад, когда бегала на свидания к Давиду. К счастью в Универмаге ничего не изменилось, она вышла на улицу и почти побежала в сторону набережной. По пути купила себе солнцезащитные очки, настолько большие, что их приходилось постоянно поправлять, а то они слезали на нос. Зато теперь ее никто не узнает.
Делла не осознавала всей комичности своего маскарада, поскольку на улице накрапывал мелкий осенний дождь.
-Старая кляча, - улыбнулась она своим мыслям. Вчера в гроб собиралась, а сегодня бегаешь как девчонка.
Она, конечно, опоздала, но всего на три минуты и еще издали увидела Малыша, опершегося на парапет. В руках он держал гвоздику.
-Извините, деньги, кончились вчера, - сказал он, протягивая ей цветок. - А ты что сегодня без охраны?
-Нет, они едут за мной на трех броневиках в квартале отсюда, ты постоянно у них на мушке.
-Шутка? -Малыш боязливо оглянулся. Только тут она увидела багровевший под его глазом синяк, который так и не удалось заретушировать.
Делла пожала плечами и улыбнулась. Они пошли по набережной прочь от центра города. Вид у Малыша был насупленный, как у воробья в холодную погоду.
-Все еще сердишься на меня? – Он не ответил.
-Ну, не обижайся, - она обняла его рукой за талию и легко поцеловала в щеку.
Он продолжал пытаться сохранить серьезный вид, но глаза снова засветились изнутри. А ведь он счастлив, подумала Делла. Счастлив, уже тем, что она просто согласилась пройтись с ним по набережной. Счастлив здесь и сейчас. Она не знала, что будем потом, не думала о том, что ему двадцать три года, и он годится ей в сыновья. Она думала о том, что и в сорок семь лет жизнь может только начинаться, думала о счастливых глазах Ива, глазах, ради которых, ей Делле Кризанти придется еще задержаться на этом свете.
Дождь все еще моросил, но уже показывалось в разрывах туч голубое небо, брызнуло Солнце. Париж снова становился трехцветным.
Land of autumn, 2000.