Нам надо держаться вместе,
Чтобы не висеть по одиночке
Бенджамин Франклин
После прогулки и интеллектуальных посиделок на скале Кэкэ и Дорожная Пыль вернулись домой. Дверь им открыла женщина лет пятидесяти, стройная, сухощавая, с узким лицом и густыми светло-русыми волосами. Совершенно очевидно, что в молодости она была неотразимой красавицей, хотя и сейчас её привлекательность никуда не делась, лишь приняла слегка подвяленный вид. Никакого макияжа, острый взгляд ясных, подвижных глаз. Дорожная Пыль давно заметил, что привлекательные лица можно условно разделить на две группы. В первую группу относятся лица с неустойчивой пропорцией. Про себя он называл их симпатичными лицами. Привлекательность таких лиц неустойчива и даже незначительные возрастные изменения могу превратить их во вполне заурядные, как, впрочем, и наоборот. Другое дело лица с устойчивой пропорцией. Он называл их красивыми. Красивые лица обычно остаются таковыми с детства до старости. Сейчас перед ним было явно красивое лицо.
"Везёт же мне здесь на красивых женщин, - подумал Дорожная Пыль, – просто эстетическое удовольствие получаешь, как паучок из ванны".
Сразу же с порога Кэкэ был вручен пакет с мусором, и он покорно проследовал на помойку. Женщина оценивающим взглядом посмотрела на Дорожную Пыль: «Так! Это что за алкаш!?»
- Я не алкаш, я – Дорожная Пыль, человек помойного мира. А вы, позвольте, кто?
- Меня зовут Люция. Я иногда захожу сюда проведать этого, с позволения сказать, мага, прибрать и что-нибудь ему приготовить.
- Так вы домработница? Можно я буду звать вас Люсей? Мне так привычнее.
- Домработница – это у вас там, на помойке, а Люська – это кличка собаки. Никогда не смей меня так называть!
- Хорошо Люся, как скажете. А вы нерусская?
- Я, кажется, тебя предупреждала, - грозно нахмурилась она. - Ты что, вздумал со мной шутки шутить!?
- Вы, Люся, наверное злющая прибалтка? Ну, что, угадал!?
Было очевидно, что сейчас разверзнутся небеса, вспучится земля, и закипит пресное море.
"Чего это меня так заклинило?" - не на шутку испугался Дорожная Пыль.
Неожиданно она отвернулась от него, и было видно, как затряслись её плечи. Она молча смеялась! Наконец, она повернулась к нему, ее глаза искрились смехом.
- Ты и вправду дурак, а я сначала не верила.
- Почему это я дурак!?
- Так разговаривать с феей Правды может либо сумасшедший, либо полный дурак. Ты, вообще осознаёшь свои риски!? От тебя бы уже давно и светящегося яйца не осталось!
- А что, сегодня постный день, и вы дураков не мочите?
- Нет, день сегодня скоромный. Просто мне мои родственницы уже все уши по мобильнику прожужжали: "Пожалей его, не сердись на него, прости его". Что это они за тебя так заступаются!? А!? Разве нынче неурожай на дураков!? Особенно эта, малАя, племянница моя.
- Скажите, фея, почему у вас такой грозный вид и почему вас все боятся или должны бояться? - решил сменить тему Дорожная Пыль. Люция на секунду задумалась и пропустила его в комнату.
- У правды тяжёлая миссия. Кому может нравиться правда!? Каждый из вас врёт по меньшей мере раз пятьдесят в день и не замечает этого; врёт просто так, врёт с умыслом.
- Если вы инициируете людей к правде, многие уже должны были бы жить не по лжи. Разве нет?
- Дело в том, что ложь нужна не только лгущему. Как раз основным потребителем лжи является наше окружение. Попробуй хотя бы один день контролировать себя и говорить только правду. Ты увидишь, как будут недовольны этим окружающие: они буквально будут требовать от тебя, чтобы ты солгал там, там и ещё там. Вот почему инициация к правде редко даёт плоды. Я как бельмо на глазу в мире магов. Мне пришлось стать очень сильной, чтобы не стать мёртвой. И потом... - здесь она задумчиво замолчала и досадно махнула рукой, как будто бы собравшись уходить.
- Нет, нет. Подождите Люция! Вы что-то хотели сказать. Не так ли? Давайте, уж, договаривайте.
- Видишь ли, наше восприятие устроено так, что мы не можем непосредственно воспринимать мир, не имея хотя бы самой простенькой системы интерпретации. Мир слишком велик, и система интерпретации как бы снимает сливки восприятия. Мы видим мир лишь в части наиболее важной для нас, для нашей жизни. По мере развития человека от ребенка к старику на его систему восприятия начинают влиять его убеждения о том, как устроен мир. Человек видит то, что считает правильным. Например, какой-нибудь анархист читает анархистские газеты, общается с подобными себе, смотрит соответствующие передачи по ящику и в итоге в потоке событий он постоянно находит подтверждение своим убеждениям. Тоже самое происходит и с либералом. Любой человек совершает хорошие поступки и не очень хорошие. Если кто-то по каким-либо причинам взъелся на другого человека, то он автоматически начинает замечать и отбирать только отрицательные поступки. В итоге через некоторое время у него формируется ОБОСНОВАННОЕ досье мерзавца. Короче говоря, человек видит лишь тот мир, на который направлен луч фонарика его веры. По этой причине у людей разная правда, потому что у них разные воспринимаемые части мира. В итоге люди обоснованно формируют разные схемы событий, хотя истинные события не укладываются ни в одну из схем. Они открыты для одной информации и игнорируют другую. Они сами искажают мир и создают ложь внутри себя. Осознают ли они это? Принимают ли это в расчет? Нет! Лишь те немногие, что сумели достичь ясности! Люди своей верой сами себе выкалывают глаза. Им так удобней жить. Вот почему участь правды совсем не завидна.
Люция замолчала и с любопытством и незаметной улыбкой оглядывала незваного гостя. Это можно было понять по усилившемуся блеску ее глаз.
- Мне мой предыдущий учитель говорил про веру совсем другое, - после некоторой паузы сказал Дорожная Пыль. - Он говорил, что вера лежит в основе нашей жизни и без неё мы просто не можем существовать.
- Ты верно про Сэсэ говоришь? Толковый маг тебе попался. Так ты, значит, везунчик? Да? Видно кто-то там, - она показала глазами вверх, - пасёт тебя не по детски. Ладно, будем соответствовать, коли так. Вера, как и всё, что нас окружает имеет две стороны. Ведь что такое вера? Вера - это принятие без весомых аргументов. С одной стороны она позволяет действовать, даже когда ты ещё не знаешь. В этом своём качестве она напоминает мораль. Но вера делает человека беззащитным по отношению к тому, во что он верит. Все манипуляции людьми основаны на вере или доверии. И это возможно лишь потому, что верующий принимает всё за чистую монету. Религиозные секты, любовные аферисты, карьеристы - все они используют веру или её разновидность - доверие.
- Но тогда получается, что манипулирование людьми неистребимо? - сказал Дорожная Пыль.
- В целом, да. Но только в целом. Каждый может закрыть возможность манипулирования собой, превратив веру в знание.
Дорожная Пыль вопросительно смотрел на фею Правды.
- Что ты сказала? Я ничего не понял.
- Я сказала, что веру можно заменить знаниями. Нет, не информацией из книжек и сети, а настоящими прожитыми знаниями. Когда это происходит, никакие манипуляции невозможны. Допустим, ты знаешь, что Бог есть и это не вера, а глубокие знания, основанные на прожитом тобою опыте. Какая секта сможет манипулировать тобой? Тебе будет смешно их слушать. Путь человека к правде обязывает его постоянно работать над заменой веры на знания, и тем самым увеличивать свою защищенность. Он защищен не в том смысле, что больше ничего не хочет слышать о том, что знает. Он защищен тем, что стоит на позиции ясности. Такие люди прежде всего и в отношении себя не допускают веры. Они антиманипуляторы, антиКарнеги. Таких людей даже не огорчает, когда люди предают их. "В самом деле, кто я такой, чтобы окружающие хранили верность мне", - думают они, - "Это же просто смешно". В противоположность им маленькие бедняжки причитают: "Как вы смогли? Я же верил вам! Вы предали меня. Вы обманули моё доверие". - И плачут и хнычут и моргают.
- Как же всё не просто - грустно подытожил Дорожная Пыль, - Я смотрю, и в мире магов проблем не меньше, чем у нас. А вот ваша дружба с Кэкэ связана с его правдивостью?
- Нет, она связана с его силой. Кэкэ - великий маг. Пока я вместе с ним, я в безопасности. Да и ему тоже легче и безопаснее.
- Что-то сила его не очень заметна, - почесал голову Дорожная Пыль. - Странный он какой-то: мухи, мироздание, ну, и... вообще...
- Ты ещё не понял? Кэкэ - необычный маг. Исаак Ньютон, величайший физик и математик, главным делом своей жизни считал работы по теологии, а отнюдь не то, за что его ценят. Кэкэ подобен Ньютону: он не ценит свои магические достижения, из-за которых маги преклоняются перед ним и боятся его. Ему как раз интересны другие вещи, которые большинство считает глупостью или блажью. Это касается и изучения животных, и его исследований в области этнографии и этимологии. Сейчас, например, он работает над изучением происхождения названий поселений магов. Ему даже удалось восстановить одну древнюю легенду.
Она подошла к книжному шкафу и достала оттуда папку с рукописью.
- На вот, почитай на досуге. Только Кэкэ не показывай.
За дверью послышались шаги, вошел запыхавшийся Кэкэ. Дорожная Пыль успел спрятать папку за спину. Кэкэ с Люцией ушли на кухню и там несколько минут шептались. Наконец дверь открылась, и они вышли в комнату. Великий Маг смущенно потупил глаза и даже не сказал, а как будто попросил: «Слушай, нам надо с Люцией отлучиться ненадолго по своим делам. Не скучай, займись чем-нибудь, а мы вернёмся часа через два». Дорожная Пыль про себя улыбнулся и понимающе закивал головой. Чтобы скоротать время до их возвращения, Дорожная Пыль уселся на диван и раскрыл папку.
Сказание о Лахденпохье, двух братьях и одном богатыре
Случилось это в стародавние времена, когда солнце было квадратным, а у змей ещё были маленькие ножки. В ту пору земля эта называлась «Очень Северная Карея», а жители, соответственно, очсевкарейцами. Жили тогда на хуторе Риеккала два брата-близнеца Лахденпох и Лахденнах. Мужики они были ладные, но до работы очень не охочие. Бывало, уже солнце встанет, а они всё по лавкам лежат да лениво переговариваются:
- Ну, что, Лахденнах?
- Да ну, Лахденпох!
И опять молчат. Хозяйство у них, значит, запустело, а из еды были только кистепёрые рыбы, потому как они сами из воды выползали и даже в дом заглядывали. Бывало, заглянет рыба в дом, а кто из братьев её первый увидит, зараз в неё лаптем киданёт. А в лапте-то у каждого камень был. Так вот и питались, так вот и постились.
В тот день, когда мысли Бога стали законами природы, приходит Лахденпох с «до ветру» и говорит:
- А, что, брат, Лахденнах, не жениться ли нам на какой-нидь чудовищно красивой очсевкарейке? И порядок в доме, и каша на столе, и этот..., как его... в тепле?
Задумались братья, закручинились, слёзы льют горючие. Где им девицу такую чудовищную взять!?
А в те времена в деревне Тиурула жила прекрасная Тиккурила. Бывало, её отец зайдёт в коровник, нюхает, нюхает, а потом позовёт дочку и спрашивает: «Ти курила!?» А она ему: «Что вы, тятенька, такое наговариваете!? Почём вы взяли!?» А сама, значит, курила. А говорила, что нет. Во всём остальном девица знатная: две руки, две ноги и между.
Прослышали братья об чудесности её и решили посвататься. Позвали сваху, задачу ей оперативную ставят: мол, давай, сосватай нам девку тиурульную. Сваха дивится: где ж это видано – двоих за одну сватать! В таких делах третий – лишний. А братья её успокаивают: «Не боись, карга: третий не лишний, третий – запасной». Тут им сваха и призналась: мол, положил на эту девицу глаз змий поганый по прозванию Хейнясенмаа. Сам он неуравновешенный и оттого злющий, на острове живёт с матушкой своей, великой Пиявкой, матерью всех глистов русских. Загоревали братья: как им змея поганого извести да голубушку свою ненаглядную вызволить? Тут сваха и говорит:
- Помочь горю вашему может только один человек: великий еврейский богатырь Иван Рашидович Вяйномяйнен. В народе его величают Сугубый, потому как он реально сугубый.
- Так где ж нам найти богатыря того!? Да как же нам уговорить его о великой помощи!? – заголосили братья.
- Уговорить-то его просто. Для этого надо вызволить его из беды неминучей. Приковал его змей поганый, Хейнясенмаа проклятый, к скале Куркиниеми: хитростью заманил, некашерным зельем опоил.
- За что ж он его так, окаянный!? И как же он сумел самого еврейского богатыря-то обмануть!?
- Вот что легенда говорит. Сидел Сугубый 33 года и 3 месяца, сидел за мокруху. Выпустили его с зоны Валаамской, и вернулся он домой другим человеком: ни на муравья не наступит, ни птичку не спугнёт. Однажды ночью залетел в его дом комар-кровопиец и жужжит, жужжит. Сугубый сначала терпел, терпел, горемычный, потом поговорить с ним пытался, но комар, отвяза поганая, фактически игнорировал его инициативы. «Какое некуртуазное амикошонство!» - подумал Сугубый. Вконец извёл его этот членистоногий. Поймал его богатырь, а убить не решается, так как в завязке был, слово богатырское дал. Тогда он в сердцах взял и оторвал у него причинное место за обиды нанесённые.
С тех пор комары пищать стали и крови не пьют, а только нектар. Комарихи, конечно, пьют; у них и отрывать-то нечего. А комары не пьют. Натешиться-то с комарихами не могут; одно осталось: нектару напился, под лист свалился. И размножаться стали неестественно…, яйцами женскими. Нажаловались они матушке-Пиявке, а она сынка подбила отомстить Сугубому за надругательство. И вот они что удумали.
Сугубый-то себя числил евреем горным. С равнинными ничего общего иметь не хотел. Говаривал часто: «Я – горный еврей, не чета равнинным. У нас, у горных евреёв с издавна иначе. Мы, горные евреи, люди честные, открытые, бога помним, заповеди блюдём». На этом его и подловили. Пришёл к нему змей на своих ножках маленьких и говорит: «Хочу с тобой, друг, выпить за нас, за горных! Плюнем с горных вершин на равнину, накрошим на них батон, спустимся по-молодецки в долину медленно и чинно!» Тронул змий сердце Сугубого, доверился он окаянному, и раздавили они по литру Путинки некашерной. И упал богатырь, как подкошенный, и оросил землю-матушку отрыжкой нездоровою. А змий оттащил его к скале Куркиниеми и приковал его цепями тяжелыми. С тех пор прилетают к богатырю каждый вечер комарихи обозлённые и кусают его за то место, что оторвал он. Так мстят ему за жизнь свою изломанную, за либидо поруганное.
- Да-а-а, дела,- сказали братья. Как же нам богатыря-то вызволить да змия за антисемитизм наказать?
- Чтоб силу ему вернуть богатырскую, - молвила сваха, - надо натереть его зельем чудесным. А зелье то в пресном море есть, в этом тайна великая.
- Что же это за зелье чудесное? Говори, карга, коли хочешь жить, - в один голос братья молвили.
- А зелье то есть моча прокажённого дельфина. О, как! – гордо сказала сваха.
- Чё ты гонишь!? - завёлся Лахденпох. - Дельфины, животные морские, не местные.
- Он потому сюда и приплыл, что здесь его братья не водятся, чтоб не заразить кого. Здесь дельфин тот обитает, здесь жизнь свою коротает в одиночестве.
Поверили братья свахе, достали лодку плоскодонную и отправились в море пресное. День плавают - нет ничего. Второй – та же история. На третий день видят, плавник вдали показался: дельфин, значит, приплыл. Прыгнул Лахденнах в воду ледяную и давай кричать, будто тонет. Дельфин животное деликатное, сочувственное, приплыл сразу, Лахденнаха снизу к поверхности подталкивает. Тот его обхватил крепко руками и ногами, и Лахденпох вытащил их обоих в лодку плоскодонную. Приплыли братья к берегу родному, вытащили дельфина на берег, а он не писает - и всё. Видно, пока плавал, испИсался весь. И стали братья думу думать, как прописать дельфина проказного. Лахденпох говорит:
- А, давай ему в рот нальем пива хмельного.
- Нет, - отвечает Лахденнах, - лучше арбуза дать астраханского.
И стали братья спорить, что быстрее: арбуз или пиво. Три дня эксперименты проводили. К вечеру третьего дня пришли к согласию: арбуз на одну сигарету быстрее пива. Побежали радостно к берегу, а дельфина-то и нет, только баночка стоит майонезная с жидкостью золотистой.
Взяли братья баночку,
Да, сели братья в лодочку,
Да, вышли братья в озеро
Спасать богатыря. Э-э-э-х!
Долго ли коротко, добрались они до Ивана Рашидовича, чресла его волшебным зельем растирают, уринотерапируют, значит. Очнулся Сугубый от вони страшной да как чихнет по-богатырски. Цепи оборвались, братья в воду попадали да утонули.
Старики сказывали, что отомстил потом Сугубый змею поганому. Сразил его мечом богатырским и освободил от чар прекрасную Тиккурилу. Тиккурила два года печалилась: по году на брата. Потом договорилась с волхвами, и они задним числом нотариально заверили ей брак с братьями. И стала она женою мужнею, и дали ей имя новое женское – Лахденпохья. А то место, где она провела остаток своей жизни, тоже назвали Лахденпохья. Но и по сей день половина жителей этого поселка называют себя Лахденпохцами, а вторая половина – Лахденнахцами.
* * *
Дорожная Пыль закрыл папку. "Кэкэ чертовски велик", - подумал он и уснул.