Часть 2
Охотск.
Охотск встретил нас неприветливо; низкой облачностью и резким юго-восточным ветром. Снега не было, но воздух уже был пропитан им.
- Ну, что командир, приехали? – насмешливо произнес Михаил, выйдя из самолета на перрон.
- Похоже на то, - согласился я с ним.
- О чем вы? – стараясь вникнуть в суть нашего разговора, поинтересовался Галий.
- Погода курвится, - с тоской в голосе произнес Михаил. Галий внимательно посмотрел на меня. В ответ я молча покачал головой.
- А зачем мы тогда летели? – наивно спросил бортмеханик.
- Летели оттого, что приказали. А, приказы как ты знаешь, не обсуждаются. У вас в Чарджоу, что было иначе?
- У нас в Чарджоу, такого злого комэска не было, - негромко ответил Галий.
Было уже половина одиннадцатого вечера, когда мы появились в гостинице.
- Комнат нет. Все занято пассажирами с рейса, - завидев нас, произнесла Людмила Ивановна – жена замполита Охотского пограничного гарнизона, работающая дежурной в гостинице.
- Людмилочка Ивановна, - заканючил Михаил: - Ну давай еще разок сделаем великое переселение народа, как тогда, помнишь? Глядишь, и выкроим одну комнатку.
- Брось Михаил многие люди уже спят. Если хотите, расселю по комнатам, а завтра, как пассажиры разъедутся, поселю вас в отдельную комнату. Ну, как?
- Меня в комнату самой молоденькой матери и самого маленького ребенка, - пошутил Михаил.
- Нет Людмила, твой вариант расселения по разным комнатам оставим на крайний случай. А сейчас разреши позвонить, - сказал я, и прошел вслед за нею в дежурную комнату.
Набрав базу геофизиков, долго слушал длинные гудки в трубке. Затем хриплый мужской голос спросил: - Кто это, чего надо.
- Нилыч говорит, командир Ми-4.
- Ой, Нилыч! Извини, не узнал. Это я Алексеенко. Мы тут маленько день рождения справляли, так я после того закемарил. И спросонья не узнал тебя.
Хриплый, с тяжелым дыханием голос радиста геофизиков, был красноречивым подтверждением того, что чей-то сегодняшний день рождения удался на славу.
- Слушай, Иванович, - перебил я того, – у вас ночлежка свободна?
- Свободна. А, что ты хотел?
- Да вот нужно с экипажем одну ночь перекантовать.
- Да какие проблемы приходите.
Я положил трубку, и, сказав Людмиле Ивановне «спасибо», вышел в коридор.
Поселок «Аэропорт» небольшой. Четыре трехэтажных, двухподъездных кирпичных небоскреба в окружении одноэтажных деревянных бараков, десятка два частных домов, огороженных символичными заборами, клуб, баня, одноэтажное деревянное здание аэровокзала и новое, недавно построенное двухэтажное здание АДП* с просторной остекленной вышкой наверху. По южному краю поселка небольшой Охотский гарнизон, и все. Однако независимо от столь малых размеров поселка страсти в нем кипели большие, и по силе своей не уступали страстям большого города. Все усилия секретаря местной парторганизации и начальника аэропорта по укрощению этих простых человеческих страстей были напрасны. Не помогали ни длительные, изнуряющие лыжные переходы, ни овеянная легендами художественная самодеятельность, ни бег трусцой. Всевозможные кружки по интересам, ансамбли и самодеятельные оркестры прекращали свое существование в тот же миг, когда между их участниками неожиданно возникало непреодолимое чувство любви, глубоко почитаемое всеми без исключения жителями поселка.
Никоим образом не могли помочь приглашаемые руководством аэропорта лекторы из таких уважаемых обществ, как: общество «Знание» и общество «Красного креста и красного полумесяца»
Буквально сразу после окончания лекций, сами лектора захваченные этими глубокими чувствами исчезали на несколько дней, а то и недель в недрах любвеобильного поселка.
Что, а может быть, кто управлял этим природным процессом, было не известно. При практически постоянной численности взрослого населения, число первичных ячеек общества постоянно менялось, и при этом неуклонно росло количество новорожденных, что создавало определенные трудности с яслями и детскими садами у руководства аэропорта.
Вот и сейчас не пройдя и трехсот метров по не имеющей названия улочке, ведущей к базе геофизиков, Михаил был остановлен трудноразличимой в темноте женщиной. Простояв рядом с ней не более трех минут, он, догнав нас с бортмехаником, негромко сказал мне: - Командир, я вещи брошу, и отлучусь до утра.
- Хорошо, но только до шести часов, - также не громко произнес я.
- Есть, - весело произнес Михаил, поднося правую руку к виску.
База геофизиков представляла собой не огороженный земельный участок, на котором в творческом беспорядке были разбросаны три бревенчатых домика, меньший из которых являлся «конторой», а два других, похожих друг на друга, как братья близнецы – «ночлежками». По южной стороне участка во всю его длину стоял большой дощатый сарай - склад.
Взойдя на невысокое крыльцо административного здания, я постучал в дверь. Та незамедлительно отворилась, и на пороге появился Василий Иванович, слегка покачиваясь на не твердых ногах.
- Нилыч! Дорогой, проходи! – радостно произнес он, исторгнул из себя устойчивый запах перегара вперемежку со свежаком. Отойдя в сторону, он пошире распахнул входную дверь, и, качнувшись в бок, сказал: - Милости просим.
Мы вошли в единственную, и оттого просторную комнату, с отгороженной в углу цветной занавесью кроватью. Прямо у окон стоял ряд канцелярских столов, на одном из которых покоилась видавшая виды радиостанция. По левую сторону, у печи стоял самодельный кухонный стол, на котором лежала нехитрая закусь, чуть начатая, и уже совсем опустошенная бутылка водки.
- Что уже отгуляли? – спросил я у Алексеенко
- Не-а, громко икнув, ответил он: - Еще гуляем.
- С кем?
- А, во, с ней! – он прошел к печи, и, приподнявшись на цыпочках, стянул с лежанки кошку.
- Не понял? А у кого же день рождения? Кто именинник?
- Счас, - он опять обернулся к печи и, достав с нее коробку, показал мне. В коробке застеленной мягкой фланелькой лежали четыре разношерстных новорожденных котенка.
- Ну, ты Иваныч артист! Я то ведь и впрямь поверил, что у вас тут день рождения.
- А то нет, - обиделся Иваныч – самый натуральный день рождения. С гостями.
- А гости то кто? – все еще недоумевая, спросил я.
- Так вы! – нетвердо произнес Василий Иванович, ставя на место коробку с котятами.
Я улыбнулся такому обороту дела и сказал: - Спасибо тебе за приглашение Иваныч.
Иванович потянулся к посудной полке за стаканами, но я остановил его.
- Постой Василий Иваныч. Скажи ко мне, что с ночлегом?
- А, что с ночлегом? Я ж сказал, что все нормально. С утра, как жопой чувствовал – протопил. Постели у нас ты знаешь, завсегда свежие. Так, что все нормалек, - произнес он, разливая водку по стаканам.
Мы выпили, пожелав новорожденным долгой и счастливой жизни. Галий приподняв со всеми стакан, даже не пригубив, поставил его на стол.
- Что он так? Брезговает? – насупившись, спросил Иванович. Я пожал плечами в ответ, и посмотрел на Курбангалиева.
- Мне нельзя, - пояснил тот, и хотел, было пояснить отчего, но его перебил Михаил. С широкой улыбкой на лице, он произнес: - Ему Коран не позволяет.
- Че-во? – протянул Василий Иванович.
- Коран, - пояснил я: - вера такая.
- Ну, коль вера, оно, значит и есть вера, - медленно произнес Иванович, с уважением глядя на Галия.
После того, как был поднят последний тост за здоровье многодетной мамаши, вконец осоловевший Иванович, заплетающимся языком произнес: - Нилыч возьми сам ключ, и идите в ближнюю, там натоплено. После чего торопливо перебирая ногами, поспешил за цветастую занавеску.
Открыв ключом, дверь ближней «ночлежки», мы вошли в помещение. Нашарив на стене выключатель, я нажал клавишу. Яркий свет «стопятидесятки» заставил прикрыть глаза.
Чисто убранная, хорошо протопленная комната с двенадцатью кроватями вдоль стен, оставила хорошее впечатление.
- Вот здесь и будем ночевать, - сбрасывая с плеча рюкзак, произнес я. Михаил сбросил свой рюкзак у входа, и, посмотрев на наручные часы, сказал, глядя на меня: - Ну, я пошел?
- Иди, но помни до шести утра.
Радостно кивнув головой, он быстро выскочил за двери.
- Куда он, командир? – удивленно спросил Галий.
- На контору, - ответил я.
- Какая, такая контора? Время - скоро двенадцать! – округлив глаза, воскликнул бортмеханик, и, удивляясь, продолжил: - Какая контора может по ночам работать?
- О, Галийка! Здешние «конторы» только по ночам и работают. Не мучайся, занимай койку и ложись спать.
Все еще не понимая сути моего ответа, бортмеханик, раздеваясь, негромко и сердито выговаривал сам себе: - Не понимаю. Пускай люди ночью работают. Пускай. Зачем идти мешать им? Не понимаю?
- Да успокойся ты Галий, успокойся, - сказал я, залезая под одеяло: - к женщине он пошел, к женщине. Выключай свет.
Щелкнул выключатель и в комнате стало темно. Сомкнув глаза, я моментально погрузился в приятную полудрему, и уже совсем засыпая, услышал тихое неподдельное бормотание бортмеханика: - Не понимаю, ничего не понимаю…
Ровно в шесть утра следующего дня, мы с Галием были разбужены появлением второго пилота. Он ввалился в дверь, держась за живот от смеха.
- Ты представляешь Нилыч! Возвращаюсь я домой, куртка на распашку, спешу, а на встречу мне…, кто ты думаешь? – он выжидательно посмотрел на меня, и продолжил: - Тоня! Ну Тоня, с медпункта. На смену идет. Я вправо, влево – не куда! Понимаешь, ну не куда! Да и она уже заметила. Я отвернулся, нагнулся, делая вид, что прикуриваю, а она мимо проходит и мне с издевкой: - «петухи поют, проснулись, ебари идут, согнулись». Я оборачиваюсь и удивленно говорю: - А, это вы Антонина Сергеевна, а я вот на свежий воздух покурить вышел. А, она мне, смеясь, в ответ: - «А, трубку свою часом не потерял?», Ты говорит, ее то у себя в ширинке хорошо поищи. Я глядь, а у меня «магазин расстегнут…
Антонина Сергеевна – дородная женщина, с приятным открытым лицом, не пользовалась повышенным вниманием мужчин, скорее всего только из-за того, что масса ее тела давно перевалила
за сотню килограммов. Но, как и все полные люди, она добродушно относилась к этому, и порой подтрунивала сама над собой. Помниться в одной компании, за чаркой водки, она, смеясь сказала о том, что оскудела земля русская богатырями, что мол не родит она мужиков ей подстать. Решивший показать свою силу подвыпивший авиатехник попытался подхватить ее на руки. Присев и обхватив Антонину Сергеевну за широчайшие бедра, он попытался приподнять ее. Натужившись, и покраснев от напряжения, он неожиданно для всех, и в первую очередь для себя, издал громоподобный звук, исходящий из нижней части его тела, после чего, бросив непосильное занятие, страшно смутился, извинился, и быстро покинул вечеринку. Других желающих показать свою удаль не оказалась.
Я прервал рассказ Михаила словами: - Что там на улице?
- На улице, - он замолчал, затем посерьезнев, произнес: - на улице, командир «каска». Облачность метров сто – сто пятьдесят, ветер южный, снег.
- Да, приехали, - сказал я, поднимаясь с постели. Глядя на меня, встал и бортмеханик.
- Что будем делать командир? – спросил он у меня, застилая постель.
- Найдем Галийка, что делать. Поверь мне, в этом поселке скучно не бывает. А, для начала поблагодарим за приют Василия Ивановича, и устроимся в гостиницу.
В семь утра жизнь в поселке пришла в движение. Первыми к санчасти потянулись водители спецавтотранспорта, за ними диспетчера, а уж потом не торопясь, экипажи, стоящие в плане. Мы же, неспешно распрощавшись с еще не совсем трезвым Ивановичем, направились в гостиницу. В гостинице никого не было. Пассажиры, прибывшие вчерашним вечерним рейсом, уже покинули ее. И мы, заняв свободную комнату, оставив в ней немудреные пожитки, подались в АДП*.
Возле здания аэродромно-диспетчерского пункта было полно народа. Летно-подъемный состав, узнав прогноз погоды, маялся от безделья. Стояли, курили, травили анекдоты, но не расходились, явно ожидая чего-то. Основная группа летчиков расположилась недалеко от входа в здание, и их внимание было приковано к командиру отдельного Охотского авиазвена Малеванному. Чуть поодаль от них, в заметенной снегом курилке стояли вертолетчики: Стас Тарасов, Николай Балдин, Евгений Егоров, и Слава Ищенко, невысокого роста, полноватый и суетливый командир вертолета Ми-4.
Не испытывая добрых чувств к командиру Охотского звена, я предложил экипажу подойти к вертолетчикам. Поздоровавшись со всеми, я обратился к Стасу Михайловичу: - Чего народ то не расходится?
- Ждем Ивана Моргушова, - последовал короткий и лаконичный ответ
- С чего это Ивану такая честь? – поинтересовался я.
- Он сегодня летать будет.
- Как летать? Прогноз и фактическая погода не летные.
- Для него летные, - улыбнувшись, произнес Тарасов, и, видя мое недоумение, пояснил: - на самоделке своей летать будет.
- Какой самоделке? – заинтересованно спросил я. Стас Михайлович пожав плечами, произнес: - А я, знаю? Я сам только сегодня услышал.
Его перебил словоохотливый Слава Ищенко: - Он вертолет сделал. Ну не вертолет, а так. Пока без мотора. Даже скорее не вертолет, а как его.… Во, черт позабыл!
- Автожир, - напомнил позабывшему название летательного аппарата Ищенко, Николай Балдин.
- Во, во! Автожир, обрадовано произнес Ищенко.
- Так, как же он без мотора летать будет?
- А, его Толик Черненко за веревку на мотоцикле таскать будет.
Наш разговор был прерван перемещением на малой высоте вертолета Ми-2. Зависнув над рулежкой «двойка» плавно приземлилась, и неспешно покатилась на перрон.
- Командир, летают, - взволнованно произнес Курбангалиев, теребя меня за руку.
- Галий не суетись. Этот Ми-2 сейчас будет вывозить вчерашних пассажиров в поселок, а оттуда привозить пассажиров на утренний рейс.
- Так значит летать можно?
- Можно, но только на поселок. Больше никуда летать нельзя, - успокоил я своего нового бортмеханика.
Ми-2 остановился на перроне не выключая двигателей, и тот час из дверей аэровокзала появилась первая партия пассажиров, сопровождаемая миловидной Татьяной Бондаренко - дежурной по посадке. Оперативно произведя посадку пассажиров в вертолет, она, захлопнув входную дверь, красиво покачивая бедрами, направилась обратно к зданию аэровокзала.
- Какая хорошая женщина, - восхищенно глядя ей вслед, произнес Галий, начисто позабыв про свое желание поскорее приступить к работе.
- Познакомить? – спросил я его. В ответ он смущенно посмотрел на меня, и негромко сказал: - Не надо. Она очень на мою жену похожа, на Клаву.
- Так у тебя Галий, жена русская?
- Да.
- Как же ты так? Насколько я знаю у вас в Туркмении брать в жены принято только своих женщин.
- Принято, - согласился Галий: - Но за них надо платить калым, а мой род малочисленный и бедный. Вот я и женился на русской. Но ты не думай, я люблю ее, и дочку тоже люблю. Я один год долетаю и вернусь к ним.
- Конечно, конечно Галий. Вернешься, обязательно вернешься, – поддержал я его.
Наш разговор был прерван появлением небольшой, но плотно сбитой толпы людей, внимательно присмотревшись к которой можно было рассмотреть в центре ее небольшой винтокрылый летательный аппарат. Прекратив разговоры, мы дружно направились к этой группе. Приблизившись, нам удалось рассмотреть и этот необычный самодельный возможно летающий агрегат, и самого Ивана Моргушова, восседающего на нем. Он был полон важности и гордости за себя и за свое детище.
Издалека рассматривая необычную, грубо сваренную из полудюймовых водопроводных труб конструкцию, я, наклонившись ко второму пилоту, не громко сказал: - Нет, не полетит.
- Кто его знает, - неопределенно произнес Михаил, и задумчиво продолжил: - Ванька такой. Может и полетит.
Вообще тяга к постройке собственного летательного аппарата возникла у Ивана давно. Но осуществлению мечты мешали многие причины. Первое – отсутствие какой – либо технической базы. Эту проблему он разрешил просто, прикупив небольшой домишко со старым сараем, который быстро переоборудовал в мастерскую. Вторую проблему с запчастями Иван решал долго и упорно. Изо всех мест он стаскивал списанные запчасти от самолетов и вертолетов. Вход шло все: начиная от колес и тяг, кончая даже тем, что ему самому казалось, вовсе ненужным – водопроводной арматуры. Самое, пожалуй, трудное было достать легкие лопасти с несущего винта от камовского вертолета, но и те вмести с втулкой и автоматом перекоса, он умудрился раздобыть на свалке Иркутского авиаремонтного завода. Затем дело застопорилось, но вовсе не из-за отсутствия необходимых деталей, просто в жизни Ивана наступила черная полоса, связанная с личными душевными переживаниями.
В очередной раз, убыв на переучивание в дивный украинский город, он раззнакомился с черноокой красавицей Галиной. Воспылав страстью к дивчине, он, как настоящий мужчина предложил ей разделить с ним полную приключений жизнь в отдаленном северном поселке. На что та, также захваченная поразившим ее глубоким чувством, не раздумывая, согласилась. Однако вскоре после окончания переучивания и по прибытию в Охотск перед «молодыми» возникла неожиданная проблема. Дело было в том, что предыдущая, и пока еще официальная жена Моргушова, никоим образом не захотела расторгнуть зарегистрированный в бюро записи и актов гражданского состояния законный брак. Кроме того, она наотрез отказалась покинуть приобретенный Иваном на праве личной собственности дом. Дело зашло в тупик, потому что жить в одном доме одновременно с двумя женами не позволяла Ивану ни личная, ни партийная совесть. Затянувшийся конфликт разрешился неожиданно просто. Внезапно оставшийся холостяком второй пилот Тропов, жена которого перешла на постоянное место жительства к бортмеханику Ильину, предложил Ивану забрать к себе ставшую для него обузой официально признанную первую жену, но не безвозмездно. Сумму возмездности должна была определить первая супруга.
Закончив бракоразводный процесс и получив от Ивана энную сумму в качестве компенсации морального ущерба, предыдущая супруга безропотно перекочевала в холостяцкую комнату Тропова.
А, осчастливленный благополучным исходом Иван остался в своем уютном домике с красавицей Галей. Но, ненадолго.
История, произошедшая с молодой семьей Ивана, потрясла весь поселок.
Галина – черноглазая тридцатилетняя красавица, не без помощи Ивана трудоустроилась на местное отделение связи, сопровождающей почты. Работа не сложная, но весьма ответственная. Суть ее сводилась к следующему: обеспечить загрузку вертолета почтовыми отправлениями, в процессе выполнения почтового рейса правильно выдать и получить почтовую корреспонденцию с местных отделений связи, кроме того, ей вменялась ответственейшая задача по перевозке и сохранности «страховых мешков», что по сути дела являлось инкассацией. А, так как данный вид ее деятельности дополнительно никак не поощрялся, Галина постоянно думала о том, каким образом исправить допущенную Министерством связи несправедливость. Трехмесячных раздумий для украинской красавицы Галины оказались вполне достаточными для того, чтобы устранить этот недостаток в работе связи.
Однажды вечером, после выполнения почтового рейса, дождавшись ухода экипажа, Галина мелко-мелко трижды перекрестясь, забросила двадцатикилограммовый страховой мешок подальше в низкорослые кусты, которые широким веером окружали вертолетную стоянку. Нервно покусывая красиво очерченные, алые от помады губы, она с волнением ждала приезда почтовой машины. Трудно сказать, о чем думала Галина в тот момент, какие мысли терзали ее красивую головку с высоким и открытым лбом. Но, тем не менее, к приезду машины печать озабоченности исчезла с ее лица, и Галина, спокойно перегрузив почту в автомобильный фургон, отдав водителю сопроводительные документы, отправилась домой к любимому мужу.
Поздней ночью, исполнив супружеские обязанности и убедившись в том, что любимый супруг крепко заснул, она тихо покинула дом и в непроглядной тьме поселка направилась к неохраняемой стоянке вертолета. Перетащив и надежно упрятав от людских глаз свою тайно добытую поклажу, Галина, никем незамеченная вернулась домой.
Утром следующего дня на Охотском почтовом отделении начался переполох. Рассортировав прибывшую накануне почту, работники отделения немало удивились, обнаружив пропажу «страхового мешка». Перепроверка заняла еще два часа рабочего времени, после чего 68 отделение связи было закрыто без объяснения причин. Вызванные работники местного отделения милиции еще добрый час сверяли по сопроводительной ведомости наличие посылок, почтовых отправлений, бандеролей и «страховых мешков». Все было тщетно. Опломбированного печатью № 011 страхового мешка в прибывшей накануне почты не было. Под благовидным предлогом была вызвана на работу сопровождающая почтовый рейс Моргушова Галина Сидоровна.
Выражая всем своим видом, недоумение Галина, вытирая заплаканные глаза, уверяла начальника милиции в своей абсолютной непричастности к утерянному мешку. В ее присутствие начальница почтового отделения позвонила в Инское отделение связи, в надежде на то, что мешок сей включили в ведомость, но погрузить забыли. Однако этой надежде не суждено было сбыться. Мешка в Ине не было. Тогда Галиной была выдвинута версия о том, что данный «страховой мешок» незаметно от нее похитили члены экипажа вертолета.
Тотчас была дана команда диспетчеру аэропорта вернуть находившийся в двухстах километрах от Охотска экипаж. Команда начальника милиции была выполнена незамедлительно руководством аэропорта. Вертолет Ми-4 с бортовым номером 14272 прервал выполнение полетного задания и возвращался на базу.
Заплаканную Галину отпустили домой до прибытия в аэропорт экипажа, наказав ей, постоянно находится дома. Но вопреки приказанию начальника милиции, пока еще ни в чем не подозреваемая женщина, направилась не к себе домой, а к тому самому месту, где она была нынешней ночью. Ее гнал страх, страх наказания за содеянное преступление. Казалось, что тот мешок она недостаточно хорошо спрятала. После получасовых поисков женщина нашла то, что искала. Держа в руках злополучный мешок, она обвела взглядом окружающую ее местность. Все, абсолютно все
укромные места, которые фиксировал взгляд, казались ей ненадежными. В растерянных чувствах она стояла посреди небольшой полянки, прижав мешок к низу живота. Внезапно лицо ее озарилось улыбкой. Теперь она знала куда спрятать, и где никогда не найдут покражу. Прикрыв мешок полами плаща, и крепко прижимая к себе ставший невидимым чужому глазу груз, она со словами: - «Деньги не пахнут» направилась в сторону поселка.
Базу геофизиков от территории аэропорта отделял небольшой, но густой лесной массив, состоящий из малорослых деревьев и кустарников. С трудом пробираясь сквозь заросли Галина вышла к восточной стороне неогороженной территории базы. Отыскав взглядом невысокое одиноко стоящее строение, женщина, прижимая руками низ живота, бегом бросилась к нему. Со стороны могло показаться, что ее физиологические возможности достигли предела. Подбежав к строению, Галина воровато оглянулась и решительно потянула на себя одну из дверей с надписью «Ж». Закрыв на крючок дверь, она быстрым движением вытащила из-под плаща мешок и, не раздумывая, бросила его в «очко». После чего, облегченно вздохнув, поглядела вниз. Ее ужасу не было предела. Мешок не утонул, а лежал в мутной жиже, наполовину выглядывая наружу. Мало того, по его боку была отчетлива видна выведенная красной краской надпись – «страховой». Кусая с досады губы, Галина лихорадочно думала о том, как поглубже утопить проклятый мешок.
Человек в состоянии аффекта способен на многое. Кто-то в одиночку выносит из горящего здания полутонный несгораемый сейф, кто-то, не задумываясь, бросается в ледяную воду, а кто-то.… Впрочем, говорить о необыкновенных способностях человека можно много. Вот и Галина в эту минуту, как раз и находилась в этом необыкновенном состоянии.
Оглядываясь по сторонам, женщина обратила внимание на длинную поперечную рейку, проходящую вдоль задней стены уборной. Уцепившись в нее и обламывая до крови ухоженные ногти, она неимоверным усилием стала отдирать намертво прибитый к стене брусок. Скрипели, выходя из своих гнезд заржавленные стомиллиметровые гвозди, изгибался под силой ее нежных женских рук крепкий деревянный брус, а она молила, молила и бога и дьявола о том, чтобы тот не обломался. Наконец, оторвав от стены брусок, она низко наклонившись над «очком», принялась притапливать злополучный мешок. Но, как однако не старалась измученная женщина, мешок упрямо не хотел погружаться в мутную жижу. Все, что ей удалось это перевернуть его на другую сторону. Непроизвольным движением руки Галина, утирая проступивший пот, неосторожно зацепила надетый на голову кокетливый беретик, и тот, спланировав, как бумажный самолетик, лихо влетел в темную зловонную яму. Эта, казалось бы незначительная потеря, вконец расстроила Галину, и она вся в слезах выскочила из туалета. Не обращая ни на кого внимания, она побежала домой.
Коим то образом весть о пропаже страхового мешка просочилась за стены зданий почты и милиции, и с невероятной быстротой расползлась по поселку. Говорили о пропавших тысячах, десятках тысяч, а некоторые с убежденной искренностью рассказывали о миллионе.
Но слухи слухами, а доблестная местная милиция свою работу делала. После допроса снятого с экипажа вертолета, круг подозреваемых сузился до одного человека, и этим человеком была Моргушова Галина Сидоровна. Обыск, произведенный в доме подозреваемой по делу, ничего не дал, а сама подозреваемая клятвенно уверяла работников милиции, что никоим образом не причастна к исчезновению денег. И, тем не менее, Галина Сидоровна была задержана работниками милиции до выяснения обстоятельств.
Обстоятельства прояснились уже к вечеру этого же дня. Некий работник геофизической базы при посещении надворного туалета обнаружил подозрительный мешок притопленый в фекалиях. Вытащив его, а заодно с ним и женский берет, он, не будучи человеком брезгливым, завернул найденное в брезент и принес в отделение милиции.
Историю, произошедшую с женой, Иван, как ни странно воспринял спокойно. Другой на его месте стал бы бегать по инстанциям, доказывая ее невиновность, искать хорошего адвоката, или на худой конец запил бы горькую. Но Моргушов равнодушно относился к спиртному, и очевидно после трех – четырех месяцев совместной жизни, так же спокойно стал относиться к молодой жене. Он взял на работе отпуск, заперся в сарае, и в течении последующих двух месяцев не выходил из него.В результате этого затворничества и появилось его детище, которое он сегодня предоставил на всеобщее обозрение, и на котором сегодня же собрался подняться в воздух.
- Нет, не полетит! – убежденно произнес я: - Ты посмотри хотя бы на саму конструкцию. Она же не сбалансирована. Центровка явно задняя, так как отсутствует двигатель. Я бы на его месте хотя бы мешок с песком положил бы вперед. А, где крылья? Мне Миша доводилось видеть в журналах автожиры. На всех без исключения моделях присутствуют небольшие неподвижные крылья с элеронами. А у него их нет! Как он собирается осуществлять управление?
Михаил пожал плечами, и вместо того чтобы ответить на мой вопрос, сказал: - Пойдем, подойдем поближе, посмотрим.
Немного потолкавшись, нам с Михаилом удалось вплотную приблизиться к летательному аппарату Моргушова. Конструкция была явно сырая. Сваренная неумелой рукой из кусков водопроводных труб рама не внушала доверия. Несоразмерные по сравнению со всей конструкцией колеса, снятые со списанного вертолета Ми-2, явно утяжеляли небольшой аппарат. Управление несущим винтом я не успел разглядеть, потому что в этот момент с ошеломляющим грохотом к АДП на мотоцикле подкатил Анатолий Черненко. Привязав заранее приготовленную длинную веревку к специальному приспособлению на летательном аппарате, Анатолий, перекрикивая шум мотора мотоцикла, спросил у Моргушова: - Готов?
Тот, застегивая мотоциклетный шлем, махнул головой, и громко ответил: - Да.
Анатолий выжал сцепление и его «Урал» подпрыгнув на месте, резво тронулся вперед, натягивая трос. Сидящий в кресле Моргушов знаками показал двум сопровождающим Володе Королеву и Николаю Маурину встать по бокам. Весь кортеж, сопровождаемый зеваками, тронулся с перрона в сторону рулежной дорожки. Вырулив на дорожку с курсом 30 градусов, Анатолий притормозил, давая возможность Ивану и двум его помощникам занять позицию для взлета.
Внимание всех присутствующих было приковано к рулежке. Даже пилот заходящего на посадку Ми-2, завис далеко в стороне над взлетно-посадочной полосой, чтобы получше разглядеть первый полет Ивана Моргушова на аппарате собственной конструкции.
И вот, наконец, Иван сделал отмашку рукой Анатолию Черненко. Мотоцикл с небольшим ускорением начал разгонять летательный аппарат по рулежной дорожке. С нарастанием скорости пришли во вращение лопасти несущего винта. Вскоре вращение лопастей переросло в блестящий неравномерно вращающийся диск. Но, то ли асфальтовое покрытие дорожки было недостаточно ровным, а может быть, амортизационная система конструкции была жестковатой, но только после небольшого пробега аппарат начал раскачиваться в поперечном отношении. Бегущие по его бокам Маурин и Королев собственными усилиями пытались придать аппарату устойчивость. Но тщетно. Все больше и больше раскачиваясь, «автожир» уже начал приближаться к той предельной раскачке, за которой наступает опрокидывание. Теперь уже у бегущих с ним рядом Королева и Маурина не было никакой возможности выбраться из-под вращающимися над ними лопастями. Далее события развивались как в ускоренной съемке. Вначале, бросив стойку, упал на землю, прикрыв голову рукам, Николай Маурин. За ним, согнувшись в три погибели, бросился вперед и в сторону Королев. Потеряв последнюю опору, подпрыгивающий аппарат начал крениться на правую сторону и цеплять лопастями о землю. Веером разлетались куски лопастей, снопы искр вылетали из-под упавшего на бок аппарата. Обогнавший, и упавший впереди мотоцикла кусок лопасти, заставил Черненко резко затормозить. Красный мотоциклетный шлем, сорвавшись с головы Ивана Моргушова, весело запрыгав по асфальту, покатился в сторону. Движение прекратилось. Все замерло: По прежнему, так же, как и минуту, тому назад продолжал неподвижно лежать на асфальтовом покрытии рулежки Николай Маурин. Опрокинувшись на правый бок, опираясь на обломки лопастей, неподвижно застыл «автожир» Моргушова. Замер, привстав на подножках мотоцикла, Анатолий Черненко, и лишь один Королев со скоростью хорошего спринтера продолжал свой бег в низко согнутом состоянии. Неизвестно сколь долго продолжался бы этот забег, но все же и он был прерван одним из кусков лопастей, заканчивающих свой последний полет. Уже на излете приличный кусок догнал Владимира Королева и, ударив того в высоко поднятый зад, заставил прекратить движение.
Секунду… две… три… все наблюдавшие авиационное происшествие стояли неподвижно, затем, не сговариваясь, рванулись к месту поломки. Впереди меня, высоко поднимая колени, бежал Николай Балдин, рядом с ним, по снегу, не разбирая дороги, грузный Женя Егоров. Мишка Яковлев бежал со мной плечо в плечо, и чуть отстав от нас, бежал бортмеханик нашего экипажа Галий.
Заслышав топот наших ног, поднялся с земли Николай Маурин. Осмотревшись, он не последовал за нами, а, махнув рукой, медленным шагом, направился в противоположенную сторону к зданию АДП.
Осознав произошедшее, Анатолий Черненко, резко, почти на месте, развернул свой «Урал» и в одно мгновение оказался у лежащего на боку аппарата. Ко времени нашего прибытия, он, уже расстегивая привязные ремни, выговаривал лежащему на боку Моргушову: - Ты бля буду Иван, чего трос не сбрасывал? На, что Иван сконфуженно отвечал: - Заело сброс. Понимаешь, заело. Я сбрасывал.
Подбежав к месту поломки, мы помогли Анатолию поднять и поставить на ноги Ивана. Поднявшись, он, с сожалением посмотрев на останки своего детища, сказал: - Еще немного мужики и я бы взлетел. Ей богу бы взлетел! Взлетел бы, - повторял он, убежденно глядя на нас, потом, взяв за рукав куртки только что подбежавшего Славу Ищенко, пояснил: - Земной резонанс.
После этого он, потеряв интерес к рукаву Ищенко, резко повернулся и, сделав несколько шагов назад, присел на корточки перед своим аппаратом. Зачем-то покрутив передний «дутик», он, подняв голову, вопросительно посмотрел на Анатолия, и тихо, с надеждой в голосе сказал: А, что Толя? Его ведь еще можно восстановить?
Анатолий отрицательно покачал головой. А Иван, словно утвердившись в своем решении, поднявшись, убежденно сказал: - Можно Толя! Можно! Только вот новые лопасти достать.
Высказав свою точку зрения, Моргушов неожиданно огляделся, и спросил: - А, где ребята?
И видя, что его не понимают, добавил: - Где Король и Коля?
Все неожиданно вспомнили про Королева.
- Да, он убегал. Я видел, убегал, - поспешил убедить всех в том, что он действительно видел Королева, произнес Ищенко, и при этом показал рукой в каком направлении убегал Королев.
Владимир Королев стоял на коленях, в метрах ста пятидесяти от рулежной дорожки, согнувшись и уткнувшись головой в неглубокий снег. Заслышав наши шаги, он приподнял голову и, повернувши к нам грязное, измученное лицо, прошептал: - Я ранен, я умираю…
- Куда ты ранен Володя? – взволнованно спросил Слава Ищенко.
- Не знаю. Наверное, в поясницу. Я не могу двигаться, ноги отнимаются, - горестно сообщил Королев, страдальчески закатывая глаза. Обступив его полукругом, мы начали советоваться. Предложения сыпались со всех сторон. Кто-то высказал мнение, что нужно срочно организовать санрейс в Охотск, для вывозки пострадавшего в авиационном происшествии. Кто-то говорил о том, что при переломах спины, пострадавшего ни в коем случае трогать нельзя. И лишь рассудительный Евгений Егоров, обойдя вокруг стоящего ничком Королева, со словами: - Погоди ко, - подошел к нему. Задрав на его спине куртку, он стал, не сильно нажимая на различные участки тела, спрашивать: - Где больно?
Королев молчал, и лишь только тогда, когда рука Егорова невзначай задела торчащий к небу зад Королева, тот взвыл.
- Все ясно, - почти, как доктор произнес Егоров, и со словами: - Потерпи Володя - начал аккуратно расстегивать на Королеве брюки. Медленно и осторожно он спустил с него брюки вместе с трусами. Нашим взорам предстало невиданное зрелище. Седалищная часть тела Владимира была неимоверно вздута. Опухоль расползлась от промежности до бедер. А, сквозь малиновый цвет, покрывавший всю ее поверхность уже начала местами проступать синева.
- Все ясно, - произнес Егоров, натягивая брюки на травмированный зад Королева: - Сильнейший ушиб. Жить будет, но как долго - покажет вскрытие.
- Что ты имеешь в виду? – взволнованный последними словами Евгения, спросил Королев.
- Я хотел сказать, что страшного ничего нет, но рентген на всякий случай сделать придется, - успокоил беспокоящегося за свое здоровье Королева, Егоров. Усилиями нескольких человек Королев был поставлен на ноги, а так как самостоятельно передвигаться он не мог, его стоймя поставили в коляску мотоцикла Черненко, и тот аккуратно, на первой передаче тронулся с места в сторону поселка. Проводив взглядом удаляющийся мотоцикл, в котором подобно принимающему парад войск маршалу стоял, держась за ветровое стекло Королев, мы вернулись к месту крушения, так и не взлетевшего в воздух аппарата Моргушова.
- Что будем с ним делать? Может, оттащим ко мне домой? – с надеждой в голосе спросил Иван.
- Не было печали твой металлолом таскать, - за всех ответил Егоров, и, пнув ногой поврежденную конструкцию, продолжил: - спихнем его с рулежки, да и дело с концом.
Оттянув метров на пятьдесят в сторону поврежденную конструкцию, мы, не сговариваясь, направились в сторону здания аэродромно-диспетчерского пункта. Отойдя с десяток метров, я оглянулся назад. У разбитого аппарата одиноко, низко склонив голову вниз, стоял Иван.
- Иван пошли! – крикнул я ему. Он посмотрел на меня, и, махнув рукой, сказал так, как говорят о больном или покойном: - Вы идите, а я с ним побуду.
АДП - Аэродромно диспетчерский пункт
БАИ - Бюро аэронавигационной информации.