Шум поднялся ужасный. Все, кто мог, подбежали к окну, глядя на заполненную людьми улицу.
- Что случилось? Вы слышали, кто-то стрелял?
- Отойдите от окна. Это опасно!
- Глупости! Пойдёмте все на улицу, к народу. Улица принадлежит нам! Мы проиграли всё, но улицу мы не проиграем никогда!
- Не слушайте его. Он провокатор!
- Смотрите! Это же старики ! Они протестуют против эвтаназии!
Внезапно потух свет. В сумерках студенты почти не видели друг друга.
- Вы как хотите. А я ухожу.
- Стойте! – кричал профессор с погрузившейся во тьму кафедры, - Стойте! Вы будущие юристы и не должны нарушать законов своей страны. Остановитесь! Я обязан дать информацию обо всех студентах – участниках акции.
Молодёжь нерешительно переглядывалась, пытаясь ощутить поддержку друг друга.
- Нет, я пойду! Там мои родители. Они уже приблизились к возрасту обязательной эвтаназии …
- И я! И я! И мы!
Молодёжь кинулась к выходу.
Какой-то философ назвал середину XXI века эрой беспокойства. Это было время, когда ни по одному вопросу в стране не существовало единомыслия. Каждый человек был убеждён, что только он знает истину, и не считал необходимым выслушать другую сторону.
Этих людей ничто не объединяло, потому что не может объединить главная идея того времени, что жизнь человеку дана для наслаждений. Казалось, что пришёл рай на земле: каждый свободен, не имеет ни перед кем обязательств, и единственная забота - найти то, что доставит тебе радость и удовольствие.
Однако никакого счастья люди не испытали. Они вдруг поняли, что когда общество предоставляет своим членам делать всё, что им заблагорассудится, это значит, что они ему совершенно безразличны. Это общество не ставит перед собой социальных целей, не организует жизнь, не заботиться о процветании и безопасности.
И человек XXI века оказался загнанным опять в пещеру. Потому что, если цивилизация скатывается до уровня цивилизации развлечений и перестаёт быть цивилизацией идей, она отступает далеко назад. Жить так, словно на земле нет других людей, оказалось невозможным. Наш мир таков, что в нём нет посторонних.
Люди отовсюду стекались к Главной площади. Воздух был заполнен звуками. Выскочившая на улицу молодёжь растворилась в толпе, которая казалась единым чудовищным организмом.
В центре площади материализовалась нечто, подобное подиуму, и сразу же, как из- под земли, появились пассионарные ораторы, пытающиеся перекричать толпу.
Дмитрия со всех сторон сжали стремящиеся вперёд люди. Они подхватили его, и как пушинку, повлекли за собой. Ему показалось, что тысяча безымянных друзей приняли его в свой круг. Впервые в своей недолгой жизни он почувствовал безмерное наслаждение от человеческого единства.
Вдруг гул толпы прорезал истошный женский крик:
- Полиция! Убивают!
Ораторы что-то кричали в микрофон, но рёв толпы заглушил их призывы.
- Погибнем достойно! От пуль, а не от шприца врачей-убийц! – кричали люди.
И тут из громкоговорителя вырвался отвратительный вой и скрежет, словно запустили старую несмазанную гигантскую машину. От этого звука у людей волосы встали дыбом, их охватил животный страх, и они кинулись бежать, давя друг друга.
Какая-то сила отшвырнула Дмитрия к стене дома, и прижала к медной ручке массивной двери. Дверь открылась, и он ввалился внутрь, до конца не осознавая, что с ним произошло. Он огляделся. Обычный вестибюль жилого дома. Перед ним ступеньки лестницы, в глубине – лифт, справа и слева двери, обитые кожей. Тихо. Ни души. Точно дом был необитаемым. Дмитрий снова двинулся к выходу, но приоткрыв дверь, тут же отпрянул назад: мимо дома бежали люди с вытращенными от ужаса глазами.
Он сел на ступеньки лестницы, не зная, что предпринять. Было ясно, что на улицу выходить нельзя: звуки, вырывающиеся из громкоговорителя, действовали на психику людей.
Вдруг дверь одной из квартир открылась, и оттуда вышла девушка, озираясь по сторонам. Дмитрий вскочил на ноги, вежливо освобождая проход.
- Что там случилось? – спросила она.
- Не ходите на улицу. Там толпы обезумевших людей. Они могут затоптать.
- Но что произошло?
- Власти разгоняют митинг стариков.
- Стариков? Каких стариков?
- Тех, кто не хочет подвергнуться обязательной возрастной эвтаназии.
- Но ведь таков закон…
- А вам не кажется этот закон, мягко говоря, …странным?
- Не знаю. Я не думала об этом. Ведь смерть – это естественное продолжение жизни.
- Подождите, - Дмитрий, глядя на эту милую девушку, не верил своим ушам, - подождите. Но ведь жизнь - ваша, она дана вам не властями. Как же они могут её отнимать. Смерть должна быть естественной, как естественно рождение.
Девушка задумалась. Он видел её вздёрнутый носик, светлый локон на лбу, глаза, живые, открытые.
- А ведь мы знакомы! – вдруг сказала девушка, улыбаясь. Мы учились в одной школе. Но вы меня, конечно, не помните, потому что я была в младших классах, а вы - в старших.
- Мы учились в одной школе? Вот уж не ожидал в нашей школе таких чёрствых учеников. Наши учителя много говорили нам о гуманизме, о необходимости взаимной поддержки и всего такого… Разве нет?
- Ну, да… - согласилась она. – Они много говорили нам о любви, о том, какое удовольствие трудиться. Но я не нахожу, что работа – удовольствие. И вообще, я просто не выношу, когда люди без нужды всё запутывают. – Она прищурилась, словно внезапно потеряла его из виду.
- Распутать любую загадку очень легко. Просто надо представить, что вся эта путаница произошла с вами. И сразу всё станет ясно.
- Со мной не произойдёт. Я уверена!
- И напрасно вы так думаете. Знаете, была когда-то на Руси такая пословица: от сумы и от тюрьмы не зарекайся.
- Пословица? Что значит «пословица»?
- Это народная мудрость.
Она хихикнула:
- Вы шутите? Разве у народа может быть мудрость?
Он с грустью глядел в её светлые наивные глаза и сказал, безнадёжно вздохнув:
- Милая девушка, мудрость народа – это единственная вечная мудрость на земле.
Он видел, что она вдруг смутилась, опустила глаза, потом сказала:
- Я не помню, как вас зовут…
-Дмитрий. Если хотите - Митя. А как зовут вас?
- А я - Лора. – И она протянула ему руку. – Знаете, - продолжала она, вскинув тёмные ресницы, - раз сейчас никуда невозможно проехать, пойдёмте ко мне, не сидеть же вам здесь, на ступеньках. У меня есть настоящий чай и сахар есть.
- Неужели настоящий чай? Откуда такая непозволительная роскошь?
- Моя мама работает в Китае. Недавно прислала мне посылку.
- Отказаться невозможно, - рассмеялся он.
Они зашли в небольшую, но светлую и уютную квартиру.
- Заходи, Митя, будь, как дома, - Лора сразу по-хозяйски перешла на «ты». Митя огляделся вокруг, удивляясь, как чисто и красиво было в этом жилище.
-Как хорошо! – невольно воскликнул он. Лора улыбалась как гостеприимная хозяйка.
- Проходи на кухню. Сейчас будем пить чай.
Она усадила его за обеденный стол, накрытый скатертью в красную и белую клетку. Уютно зазвенела посудой. Прошло несколько минут, и они уже сидели напротив друг друга, попивая вкусный душистый чай.
И сразу как-то забылось всё то, что происходило на улице. «А помнишь…?» - перебивая друг друга смеялись они.- «А помнишь…?» Но оказалась, что то, что хорошо помнит она, он совершенно не помнил.
Внезапно Дмитрий замолчал, потом сказал тихо:
- А ведь наших школьных учителей уже никого нет. Их убили, потому что они достигли предельного возраста.
Лора медленно подняла свои светлые глаза:
- Боже! – выдохнула она, - это же ужас. Почему? Зачем?
- Власти считают, что иначе нечем будет кормить молодое поколение.
- Но как же? Я не понимаю… У моей подружки старая бабушка жива.
- А кто её родители?
- Отец – какой-то чиновник в правительстве.
- Вот и ответ на твой вопрос. У крупных чиновников есть льготы.
- Тогда я тоже хочу стать чиновником, чтобы спасти маму!
- Для всех мест в правительстве не хватит, - улыбнулся он. – Есть путь более рациональный: бороться за отмену этого закона.
И тут они оба спохватились: что там, на улице? Из окна квартиры был виден только пустынный двор.
- Сейчас я включу телек.
Из телевизора хлынула музыка наподобие похоронного марша. Через несколько секунд картинка сменилась, и на экране появился диктор, который торжественно объявил, что вылазки бандитов, которые хотели дестабилизировать обстановку в стране, отбиты.
- Наши видеокамеры зафиксировали наиболее агрессивных преступников. Все, кто знает этих людей, обязаны немедленно связаться с полицией. За укрывательство бандитов – суровая мера наказания.
И первая же фотография повергла Дмитрия в шок: это был он, пытающийся выбраться из толпы.
Некоторое время они молчали.
- Видишь, во что я тебя втянул? – пробормотал Митя. – Я должен немедленно уйти.
Впрочем, если ты позвонишь в полицию, я не могу тебя осудить. Ведь у нас каждый за себя.
Лора вскочила, поспешно выключила телевизор:
- Что ты такое говоришь, Митя! Ты останешься здесь. Ведь никто не видел, как ты вошёл ко мне в квартиру.
- В этом нет уверенности. Может, кто-нибудь подсматривал за нами в глазок двери.
- В квартире напротив никто не живёт.
- Всё равно. Никогда нельзя быть уверенным на 100 процентов, - успокоившись, продолжал он.
- Нет, Митя! Нет! Никуда я тебя не отпущу! Это такое счастье, что мы встретились!
Ты ведь не знаешь, - чуть слышно прошептала она, - я была в тебя так влюблена.
Не смотря на трагичность момента, он расхохотался.
- О чём ты говоришь? Какая любовь? Ты была подростком.
- И что? Это была любовь, настоящая любовь. Потому что это никуда не ушло, - смущённо закончила она.
Несколько секунд он молчал, слегка ошеломлённый. Не мог подобрать нужные слова для ответа. Слишком неожиданным было признание. Но она тут же заполнила образовавшуюся неловкую паузу:
- Ты пойми, это судьба, что мы вдруг встретились. Судьбе противостоять невозможно. Я верю в судьбу. Наверное, это единственное, во что я верю. – И она обвила его шею руками и звонко поцеловала.
- Может и судьба, – смеялся он, освобождаясь из её объятий.
И тут в дверь позвонили. Резкий требовательный звонок. Лора и Митя застыли, глядя друг на друга. Потом Лора, прижав к губам палец, побежала к двери:
- Кто там, - спросила она, припав к дверному глазку. Митя стоял в двух шагах от неё, напряжённо глядя ей в спину.
- Откройте! – скомандовали за дверью. – Полиция.
- Я не вызывала полицию.
- Откройте, мы не будем разговаривать через дверь!
- Не открою. Мамы нет дома. Может, вы бандиты.
- Мамы? Вы несовершеннолетняя? – убавил тон полицейский.
- Да, я несовершеннолетняя. Я одна дома. И мама не разрешила мне открывать дверь чужим.
- А к вам никто не заходил некоторое время назад?
- Конечно, нет! Я незнакомым дверь не открываю.
- Ну, может, кто-нибудь вам звонил в квартиру?
- Нет, никто не звонил.
- Ну, хорошо. Мы зайдём позднее, - послышалось из-за двери.
- Митя, они ушли! Ушли!
- Зря радуешься. Они вернутся. Пока путь свободен, я ухожу.
- Нет, тебя схватят. Может, кто-то караулит на входе в подъезд. Не уходи, слышишь. Мне без тебя страшно.
Он осторожно обнял её, ласково поцеловал:
- Хорошо, раз ты так хочешь. Скажи, сколько тебе лет? Разве ты несовершеннолетняя?
- Нет, конечно. Мне вчера исполнилось двадцать с маленьким хвостиком, - засмеялась она.
- Но только, что же нам делать, дорогая моя взрослая Лорочка?
- Мы будем бороться! Я уверена, что человека можно, конечно, уничтожить, но нельзя победить.
- Ах, эти юношеские грёзы! А говоришь, что ты взрослая, - смеялся он.
- А ты – старик! – смеялась она. – Мы их победим, вот увидишь! Они ничего с нами не смогут сделать!
Она обхватила его за шею, и он закружил её по комнате. Потом они сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу, и он говорил ей то, что давно беспокоило и бередило сердце:
- Мир, в котором мы живём ужасен, этот мир таков, что он не может больше существовать. Всё самое преступное, мерзкое, грязное, что может быть в человеке, и с чем человек всегда отчаянно боролся, провозглашено смыслом жизни. Сатана может праздновать победу…
Но Лора не слышала Митиных слов. Она молчала, её руки нежно гладили его спину. Внезапно и он умолк, заглянул ей в глаза.
- Может, ты меня поцелуешь? – сказала она, взъерошив ему волосы.
Подобный натиск несколько ошеломил его, однако в душе он испытывал благодарность. Но он знал, что это приключение дано ему только на один вечер. Завтра настанет конец - такой же, как все концы всегда: неожиданный и банальный.
Митя проснулся оттого, что Лора поднялась с постели.
- Ты куда? Спасаешься бегством?
- Надо бы подкормиться. – Она повернулась, посмеиваясь, и скрылась на кухне. Но тут же вернулась, растревоженная, взволнованная.
- Митя, а у меня ничего нет. Только чай.
- Неважно. Напьёмся чаю.
- Нет, так не годится. У меня есть неиспользованные продуктовые карточки. Магазин рядом. Я сбегаю. А ты пока приведёшь себя в порядок.
И не слушая его возражений, она чмокнула его в губы и исчезла за дверью.
Оставшись один, Дмитрий задумался, что с ним будет, как выбраться из сложившейся ситуации. Продолжая размышлять, он встал, оделся, но когда завязывал шнурки ботинок, стукнула дверь, вероятно, вернулась Лора.
Улыбаясь, Дмитрий вышел в холл, и застыл, как вкопанный: это была не Лора. В холл вошли трое полицейских, трое крупных мужчин с одинаковыми лицами, вооружённые автоматами.
- К стенке! – заорал один из полицейских, как будто перед ним была толпа нарушителей.
Дмитрий в ужасе повиновался.
Не успел он придти в себя, как полицейские сковали ему руки наручниками и, грубо толкая в спину, вывели во двор.
Здесь уже стоял полицейский фургон и ещё двое в штатском. «Какое счастье, что Лора не успела вернуться», - подумал он, забираясь внутрь.
Когда Дмитрия ввели в приёмную начальника сыска, секретарь, равнодушно взглянув на вошедших, махнул рукой в сторону двери:
- Проходите, полковник ждёт вас.
Полковник сидел за большим столом, совершенно пустым, как будто до их прихода, он просто сидел, ничего не делая, глядя перед собой на закрытую дверь. Он был немолод и сед, и Дмитрий подумал, что его, наверное, скоро ждёт эвтаназия.
- Господин полковник! Подозреваемый доставлен. Сопротивления не оказал, - доложил полицейский.
- Снимите с него наручники. Теперь можете быть свободны, - распорядился полковник. – А вас прошу садиться, - кивнул он Дмитрию на стул, который стоял на некотором отдалении от стола.
Дмитрий сел на стул и молча глядел на полковника, не испытывая ни страха, ни беспокойства. Он уже смирился с судьбой, понимая, что вырваться отсюда невозможно.
- Молодой человек, - строго сказал полковник, - в моём распоряжении не более получаса. Поэтому сразу приступим к делу. Прошу отвечать на мои вопросы чётко, не юлить, не лгать, сотрудничество со следствием суд рассматривает как смягчающее обстоятельство.
- Да, господин полковник.
- Итак. Прошу вас объяснить, почему вы приняли участие в демонстрации, на которую власти не дали разрешения?
- Но у нас свобода шествий и демонстраций. Это разрешено Конституцией. Поэтому ничьих разрешений больше не требуется.
- Вы что самый умный? Будите учить власти, как им управлять страной?
- Конечно, нет, господин полковник. По правде говоря, я никогда не думаю о нашей власти, потому что это её забота думать о нас.
Лицо полковника побагровело.
- Вы на редкость удачно прикидываетесь простаком. Ладно, посидите в камере. Подумайте. А потом продолжим.
- Простите, господин полковник. Я не хотел вам дерзить. Просто честно отвечал на ваши вопросы.
- А если так, то вот и ответьте мне, зачем вы ввязались в конфликт стариков с властями? Какие цели вы преследовали?
- Разве это непонятно? Это касается не только стариков, но всех нас. Я не хочу, чтобы подвергли эвтаназии моих родителей, моих детей, если их генетический анализ не понравится врачам, меня, если я вдруг заболею неизлечимой болезнью. Я хочу, чтобы закон об эвтаназии был отменён.
- Вы не ответили на мой вопрос. Для того, чтобы выразить несогласие, законодательство предусматривает массу мирных цивилизованных способов, а вы избрали незаконный. Вам нравится сливаться с толпой? Вас это возбуждает? Кстати, у вас есть генетическая карта?
- Нет.
- У меня подозрение, что у вас активизировался ген агрессии. Я назначу вам генетическую экспертизу. – Полковник нажал кнопку звонка. – Уведите его, - распорядился он, даже не взглянув на вошедшего сержанта.
Дмитрия заперли в маленькой обшарпанной комнате, где на деревянном диване сидел молодой человек с несчастным бледным лицом. Он вскочил, приветствуя своего собрата по несчастью, и сразу заговорил о том, что попал в полицию по ошибке, и что скоро ошибка прояснится, и его освободят.
- Даже не надейся, - отмахнулся Дмитрий. Не для того нас арестовывали, чтобы освобождать. Здесь это не принято.
Парень побледнел ещё сильнее:
- Что же они с нами сделают?
- Сделают генетическую экспертизу, врач даст заключение, что мы патологически агрессивны и представляем опасность для общества, и нас подвергнут эвтаназии.
- Но я же ни в чём не виноват! – запричитал парень. – Я не хочу умирать…
-Ладно, успокойся. Может не всё так плохо. Тебя как зовут? Ты как сюда попал?
- Иван. Я здесь с утра. С одной девушкой познакомился. Она пригласила к себе. Ну, в общем, понимаешь… А потом она ушла в магазин, что-нибудь купить поесть, и пока её не было, пришли полицейские и арестовали меня.
- Однако, интересно… Нечто подобное случилось и со мною. А как звали эту девушку?
- Лора.
Дмитрий нервно захохотал, схватившись руками за голову:
- Какой же я идиот! Я попался точно так же, как и ты!
- То есть, ты хочешь сказать…
- Вот именно! Мы попались на одну и ту же удочку!
- Но зачем ей эта провокация?
- У них платят премии за каждое задержание. И как же я сразу не догадался? С давних пор известны «медовые ловушки», и мы с тобой попались, как безмозглые лохи.
_-Нет, этого не может быть! Чтобы из-за какой-то премии...
-Не только из-за денег. Ей доставляют удовольствие эти игры. Она прирождённая мошенница!
- И что же нам теперь делать?
- Во-первых, перестать хныкать. Побеждают только оптимисты, запомни это! А дальше будем действовать по обстоятельствам. Для поддержания бодрости духа мы займёмся с тобой йогой. Прекрасная вещь! – воскликнул неунывающий Дмитрий.
Результаты генетического анализа им огласил полковник часа через два. Сюрприза не случилась. Они оба были признаны носителями патологического гена агрессивности и подлежали эвтаназии.
К изумлению полковника, повидавшего много разного на своём веку, эти двое не забились в истерике, выслушали свой приговор спокойно, а потом Дмитрий сказал:
- Господин полковник, в давние времена приговорённые к смертной казни имели право на последнее желание. Исполните наше последние желание – одно на двоих.
- Какое ещё желание? - спросил ошарашенный полковник.
- Мы хотели бы встретиться с вашим сотрудником Лорой. У нас есть для неё информация.
- С Лорой? С Лорой Михайловной?
-Да.
- Ладно, я подумаю.
- Я уверен, что Лора придёт, - сказал Дмитрий, когда их привели в комнату.
- Почему ты так уверен?
- Ключевое слово – «информация». Она обязательно захочет узнать, что мы хотим ей сказать. Да и вообще, ей захочется посмотреть на нас обоих одновременно.
Иван молча кивнул.
- Не грусти, Иван. У нас ещё несколько часов впереди, а это, в наших с тобой обстоятельствах, - целая жизнь.
Иван слабо улыбнулся:
- Мне повезло, что появился ты. Без тебя я бы совсем скис.
- Мы ещё поживём, Ванюша, - Дима улыбаясь потрепал его по плечу. – Выше голову!
И тут дверь отворилась, и в комнату вошла Лора. Они увидели высокую стройную девушку с гладко зачёсанными волосами, в полицейском мундире, со строгим безразличным выражением лица. Нет, они никогда бы её не узнали, если бы не ждали именно её появления. Лора была одна, охрана, видимо, осталась за дверью.
- Я вас слушаю, молодые люди, - холодно начала она, продолжая стоять на пороге.
При её появлении парни вскочили.
- Садитесь, пожалуйста, - любезно предложил Митя.
Лора шагнула вперёд, села на диван.
- Итак…, нетерпеливо продолжала она. – Я вас внимательно слушаю.
Всем своим видом она показывала, что встретила молодых людей впервые.
- У нас есть последние желание, прежде чем вы нас убьёте: мы хотели бы провести ещё одну ночь с вами, - сказал Дмитрий. В его глазах прыгали чёртики. Но голос звучал твёрдо, как будто речь шла о чём-то банальном, в чём невозможно отказать.
Лора вдруг улыбнулась, и сразу сделалась похожей на ту, прежнюю:
- Да, мальчики, с вами было здорово. Но, увы, в жизни ничто не повторяется.
- Но ты же знаешь, Лора, что мы не нарушали закона. Мысль о том, что ты убила мальчиков, которые тебя любили, только потому, что за это полагается ничтожная премия, тебя будет мучить всю твою жизнь, пока ты не достигнешь возраста обязательной эвтаназии. А этот возраст придёт очень быстро, жизнь скоротечна, Лора. И никто не поможет тебе, потому что ты и твои коллеги убили всех, кто мог бы вас спасти.
- Замолчите! – крикнула Лора.
- Но ты можешь нас спасти, Лора! – взмолился Иван. – Пожалуйста, спаси нас. Я не хочу умирать! Ведь я и не жил ещё! Ведь у меня была только одна любимая – это ты, Лора.
- Замолчите! – Лора закрыла уши ладонями и выскочила из комнаты.
Оставшись одни, Иван и Дмитрий долго молчали.
- Вот видишь, ничего не вышло, - нарушил молчание Иван.
- Даже если всё впустую, всё равно мы всё сделали правильно. Мы хотя бы так отомстили ей. Теперь она никогда не забудет свою подлость. И, может, этим мы спасли других ребят.
Потом Дмитрий сказал:
- Расскажи мне о себе.
Иван оживился. Он стал говорить о своей матери, отце, о сестре. О том, как они любят друг друга, и каким ужасным ударом будет для них его смерть.
- О смерти не говори, - перебил его Дмитрий, - она не стоит того.
- Да. Давай помечтаем, как будто у нас впереди долгая жизнь. Как мы её проживём?
- Мы будем бороться. Мы добьёмся отмены эвтаназии!
- А потом мы женимся на прекрасных девушках, и у нас будут дети, - подхватил Иван.
- Мы будем крепко дружить семьями…
- А наши дети потом поженятся, и мы породнимся - засмеялся Иван.
- Мы будем много путешествовать!
- Мы станем большими начальниками, - смеялись ребята. На какое-то время они забыли, что их ждёт впереди.
Внезапно открылась дверь. Ребята вскочили, тесно прижавшись друг к другу, глядя с ужасом на вошедшего полковника.
- Как! Уже? – в один голос крикнули они.
Полковник пропустил их возгласы мимо ушей. Он внимательно посмотрел на ребят, как будто не решаясь что-то сказать.
Наконец, полковник торжественно произнёс:
- Я должен вам принести мои извинения, но мой секретарь перепутал генетические карты. К вашим картам эксперты претензий не имеют. Вы свободны, молодые люди.
Иван и Дмитрий вышли на улицу, всё ещё не веря, что они спасены. Стояла тихая осенняя ночь, город спал, казался мирным и безопасным. Над головой сверкало звёздами тёмно-синее небо. Они с жадностью вдыхали прохладный воздух, испытывая острое чувство счастья. Потом крепко обнялись и долго пожимали друг другу руки, прежде чем разойтись в разные стороны.