NC-17
Я всегда опаздываю, когда мы с тобой договариваемся где-нибудь встретиться. Благо, твоего терпения на меня хватает, и ты послушно сидишь и посматриваешь на часы вместо того, чтобы названивать и торопить меня. Сегодня мы решили недолго посидеть в пабе на Флит-стрит.
В последнее время я обходился с тобой паскудно. Делал вид, что ничего не замечаю и что у нас с тобой все более чем в порядке. Врать я мог, до поры до времени. В конечном счете, мне осточертело твое круглосуточное отсутствие.
Ближайшие 72 часа я планирую ни на шаг от тебя не отходить. Надеюсь, позволишь.
-- Не рановато ли для виски? -- поприветствовал я тебя, тут же забирая из рук стакан и опрокидывая содержимое в себя. Ты так и повернулся ко мне, с открытым ртом.
-- Следующие трое суток я в полном твоем распоряжении, -- наклонившись к твоему уху, шепнул я. Как-то пошло прозвучало… Не важно, ты меня правильно поймешь.
Теперь ты слегка наклонил голову и стал рассматривать меня, наморщив лоб.
Я даже растерялся. Ты еще ни слова не сказал и вообще, выглядел подозрительно. Забеспокоившись, я стал думать, что может означать твое молчание. Может, я что-то упустил? Или забыл…
-- Дом, скажи хоть что-нибудь, а то мне неловко… -- я подтолкнул пальцами стакан.
Ты усмехнулся и заказал две порции.
-- Давно тебя таким не видел, вот и все.
Незаметно и осторожно ты потер носком ботинка мою лодыжку, немного приподнимая штанину. Я смотрел прямо перед собой и не понимал, какого черта в этом заведении стало так адски жарко?!
Кто-то разбил стакан, и это спугнуло тебя. Я смущенно хихикнул.
***
Если честно, то я еле сидел в этом проклятом пабе. Вчера третья бутылка «Клико» была лишней, конечно… Но если закажу пива, то ты мгновенно заподозришь меня в похмелье и всё – нравоучений не избежать. Поэтому я насильно травил себя виски. Ну, что значит травил?.. – заказал, сидел и смотрел на него, не решаясь взять в рот эту гадость.
И вот ты… Гиперактивен, как морской котик в брачный период, избавивший меня от вискаря и натолкнувший заказать по новой.
Да ещё и на ухо шепчешь намеки на что-то страшно похотливое.
А тут это награждение… Будь оно трижды!..
И что это за неземная любовь опять? Снова за старое? Как ты меня достал... Неожиданно замечаю, что при этих мыслях я смотрю на тебя задумчиво и нахмуренно. И ты в смятении…
Проверить тебя, что ли?.. Трусь ботинком о твою ногу… Ты меняешься в лице, и на твоих висках блестит пот. Что, Бэллз, нравится?..
Кто-то что-то разбил, и я выпорхнул из своих мыслей.
-- Где Крис? – спрашиваю, гипнотизируя виски, к которому просто-таки боюсь прикасаться, ведь я знаю, что от виски меня развезет.
Ты отхлебываешь из своего стакана и подозрительно пялишься на меня:
-- Скоро будет, не беспокойся.
Тут же звонит Крис и говорит, что приедет прямо на церемонию.
-- Ну, что… Давай допиваем, курим по одной и рвем отсюда. – говоришь ты улыбаясь, но я вижу, что глазки твои стали соловьино-масляные. Это может означать только две вещи: или ты тоже с крепкого похмелья, или ты уже сегодня чего-то успел глотнуть до прихода сюда.
Видимо, все-таки придется пить этот виски…
Поднимаем стаканы, ты быстро забрасываешь в себя остатки и вытаскиваешь пачку сигарет, я в два крупных глотка осушаю свою склянку, тянусь к тебе за сигаретой и чувствую, как виски огнем течет по пищеводу, нагревает мозги, утяжеляет язык и заставляет смотреть на тебя похотливыми глазами.
Мы курим, и я вижу, что ни хрена ты просто так не выйдешь из этого паба. Я вижу, что ты хочешь меня. Странно, но эта мысль так просто и обыденно далась мне, как новость о том, что, к примеру, сегодня утром ты почистил зубы.
Мы продолжаем молчать и смотреть друг на друга.
-- Пошли. – вдруг встаешь ты и идешь, но не к выходу, а за портьеру возле стойки.
Дурдом, конечно, но, ничему не удивляясь, встаю и следую за тобой.
Я знаю…
Я знаю тебя, Мэтт.
Я знаю тебя даже лучше тебя самого.
Туалет. Холодный зеленоватый свет. Тихо, только кондиционеры шумят. Ты прижимаешь меня к прохладной стене сразу за дверью и целуешь. Сигареты в наших руках застыли. Я вижу твои впалые дрожащие веки в обрамлении изогнутых сизых струй сигаретного дыма.
Когда ты отрываешься от меня, то говоришь смущенно:
-- Извини…но я бы просто не доехал до этой чертовой церемонии…
Я улыбаюсь тебе.
Что ж… Сегодня я тебя сделаю знаменитым, дорогой…
Мы бросаем истлевшие сигареты в раковину и выходим ловить такси.
***
Не люблю, когда между нами возникает неловкое молчание. Эти паузы, которые ни ты, ни я не заполняем, а с ними нужно что-то делать! Я уже несколько минут хотел тебя поцеловать, но сомневался, нужно ли?.. Наверное, я полный идиот, если рассуждаю о нужности таких вещей. Если хочется, нужно просто взять и сделать.
Хватает одного только слова, чтобы ты сообразил, зачем я веду тебя за собой. Тем более, благодаря твоим неоднозначным намекам, я поймал себя на мысли, что мне уже не так важна эта премия. Черт, да голова вообще другим забита. И мне остается только ждать, когда все закончится, не успев еще даже начаться.
Мы запрыгнули в машину почти сразу, как только вышли из паба. Ждать не пришлось. Как только захлопнули двери и тронулись с места, я сполз на сиденье, чтобы меня не было заметно в зеркале заднего вида. Собственно, сделал я это, только ради того, чтобы упереться коленом в твою ногу. Я повернул голову: ты все также смотрел вперед, и твое настроение я мог понять лишь по ехидной полуулыбке.
Еще через несколько секунд я почувствовал твою ладонь на своей пояснице. Точнее, пальцы, которые в наглую прошлись по голой коже под футболкой.
Невозмутимость -- вот что меня бесит в тебе! Ты сохраняешь глупое выражение лица, будто размышляешь о чем-то будничном, а я в это время, краснею и стараюсь себя не выдавать. Да, я первый начал. Это неравный бой, в котором я всегда проигрывал.
Гад, тебя забавляет, как я заливаюсь краской и стыжусь нашего поведения.
Быстрее бы выскочить из машины, получить свое, поулыбаться, подурачиться и свалить отсюда куда подальше.
Судя по всему, наши мысли сходятся.
Крис сегодня какой-то недовольный. Впрочем, я никогда не мог правильно истолковать его поведение. К тому же выражение его лица очень часто нечитабельное.
Я отвлекся, но, обернувшись, рядом тебя не обнаружил. Нет смысла выискивать тебя в толпе, ты обязательно появишься в самый неподходящий момент.
Хорошо, что так, твоя самодовольная рожа меня не на шутку разозлила. Ненавижу тебе проигрывать.
***
Я знаю, что нас уже объявили и надо топать на сцену, но я завис в баре, добывая себе пиво и вино тебе. Естественно, что, когда я появился уже в закулисье за секунду до нашего выхода, ты готов был меня сожрать заживо. Но орать было нельзя. Ты вырвал из моих рук вино, пихнул Криса вперед, чтоб выходил к зрителям, потому что они уже секунд как пятнадцать аплодировали пустой сцене. Я вообще не понял, почему мы выходим не из зала, как всегда, а из-за кулис.
Ты зашипел на меня быстро и злобно:
-- Еще раз исчезнешь, я тебя скормлю Рикки Мартину, понял?!
На сцене мы стояли, как три дебила. Меня развозил виски, Крис улыбался куда-то в никуда, ты делал бровки домиком и нес какую-то ахинею…
Пошли уже отсюда.
Со сцены мы вывалились с хохотом.
Что там еще от нас надо?
Фотосет возле баннера NME. Черт бы его!..
-- Я такой пьяный, что мне кажется, будто я сейчас упаду, а еще с меня сейчас штаны слетят, похоже… -- шепчешь ты мне на ухо.
Я оборачиваюсь на тебя: в одной твоей руке бокал с вином, а второй ты реально поддерживаешь брюки за ремень. Это дико смешно! Я смеюсь, не переставая, пока нас снимают на фоне баннера. У меня болит живот от смеха, но я не могу схватиться за него: мне мешает бутылка пива в одной руке и статуэтка – в другой.
Твой вид и выпитый мной с похмелья виски, наконец, делают меня конченным энерджайзером: я умираю со смеха, всюду вставляю свои фразочки и…любуюсь тобой. Я давно не видел тебя таким нежным и веселым, ты многое мне позволяешь, даже залезть пальцем статуэтки тебе в нос, за что ты, конечно, выматерил меня с головы до ног.
Да мы оба хороши… Несем полную чушь! Крис вообще от нас отдалился и тянет пиво с каким-то сессионником, облокотившись на холодильник «Бадс».
Я так близко к тебе. И сквозь твои маты в мою честь я вижу твой взгляд… О, Мэтт… Главное, не спалиться прямо тут перед этим жирным журналистом и камерой. Завтра мы и так станем героями на «тьюбе»…
***
Я абсолютно не слежу за своей речью и поведением. Да и кто в моем состоянии на такое способен?!
Пока я натягивал куртку на голову, нам уже задали вопрос, и ты, изображая трезвого драммера, стал отвечать, как мы рады и довольны. Глянув на тебя и расплывшись в улыбке, я тут же покрыл тебя отборным матом. Улыбаешься мне, во все тридцать два, и секундного визуального контакта нам хватило, чтобы обменяться мыслями и желаниями. Но ничего не поделаешь, мне все таки придется связывать слова в предложения прежде, чем мы сможем незаметно сбежать.
Ты меня перебиваешь, и я повторяюсь, несу полнейшую чушь. Даже не пытаюсь умничать в отличие от тебя, чем ты немало веселишь мое нетрезвое сознание.
На полном серьезе и вдумчиво ты рассказываешь о прошлом лете, о больших площадках и замечательных зрителях. У тебя это так складно выходит, что я не смог удержаться, чтобы не одернуть тебя:
-- Да кем ты себя возомнил?..
Приглушенным тоном, таким, которым я хочу с тобой разговаривать сейчас. Но на тебя это, похоже, не очень-то действует, ты растекаешься мыслями и с умным видом продолжаешь задвигать, как классно мы провели время.
Я не могу удержаться, глядя на это, и начинаю ржать, по-другому не назовешь. Рассмешила меня, собственно, данная ситуация в целом: ты прямо-таки исходишь слюной, засматриваясь на меня, оказываешь мне, прости господи, знаки внимания, топчешься на месте, попивая свое пиво; и оба мы думаем вовсе не о дурацких вопросах интервьюера, и, самое главное, не ляпнуть чего-нибудь, что могло бы сдать нас с потрохами. Наверное, поздно уже об этом думать...
-- ...отлично, спасибо...
Отдельные фразы, которые я выхватил, означали одно -- отмучались.
-- Добудь мне еще чего-нибудь выпить, -- прошу я, потерев кончик носа.
Облизываешь губы и делаешь глоток из своей бутылки, вручаешь мне:
-- Надо найти менее людное местечко...
-- Да, -- быстро соглашаюсь я.
-- Отпразднуем?.. -- глядя куда-то вбок, спрашиваешь ты.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, куда ты уставился. Ничего необычного: снующая толпа, повсюду выпивка и…несколько дверей.
-- Даже не думай! -- я повысил голос и предложил пойти к выходу.
***
Ты торопился. Я видел это.
Мои ладони стали влажными и мокрыми. А во рту вязко. Черт, это первый признак возбуждения…
Где потерялся наш Крис, уже никто не задавался вопросом – мы бежали прочь, подальше ото всех, ото всего…
Прохладный инистый воздух встретил нас, ты выскочил на широченные ступени черного входа прямо с бокалом вина.
Такси. Мы быстро сели, и мою руку ты не выпускал.
-- Ты… -- начал было я, но как-то поник.
-- Что? – поворачиваешься, смотришь чуть потерянным взглядом.
-- Ты какой-то грустный сегодня… -- говорю. -- У тебя взгляд потерянный.
-- Хм… -- немного усмехаешься ты и снова отворачиваешься к окну. – Я просто немного потерялся. Sane, it'll make you insane, аnd he's bending the truth.
Ты хрипло и тихо напеваешь. Но в глазах нет грусти. В них прыгают ярко-зеленые и блестящие голубые звезды. Наверное, это от бликов неоновых бордов на пролетающих за окном улицах.
Я вдруг вспомнил, что не знаю, куда мы едем. Не к тебе – иначе надо было сворачивать еще перед мостом. Не ко мне – мы едем на запад, а не на юг, где моя квартира.
-- Мэтт… А куда мы…
-- Дом, -- ты виновато поворачиваешься и отвечаешь на еще не заданный мною вопрос. – Ты не против, если мы проведем время на нейтральной территории?
-- А в чем дело? – не понимаю я.
Ты открыто поворачиваешься ко мне, нависаешь над моим лицом и целуешь. Снова. Без предупреждения. Вместо ответа.
Нет… Твои руки бесстыже скользят по шелку моего пиджака, забираются под майку, прожигают мою кожу своей лаской.
От неожиданности я на секунду теряю контроль и издаю стон. Прямо там. На заднем сиденье такси. Если водитель воинствующий натурал, то нам пришел конец.
Твои руки потеряли всякий стыд: они уже под поясом моих брюк, сжимают мои ягодицы.
Я серьезно подозреваю, что ты вот тут только что окончательно спятил.
-- Я боюсь ехать к тебе. – шепчешь ты горячо, оторвавшись от моих губ на минуту. – Домми, прости мне мою слабость, но я не смогу потом опять тебя оставить. Понимаешь? Я прикиплю к тебе намертво опять за эти дни. Нельзя…
-- Ты что, снял номер? – не понимаю я.
-- Я скотина? – опускаешь ты глаза.
-- Знаешь, Мэтти, зря ты это сделал. – шепчу я тебе в ответ. – Потому что на нейтральной территории проще всего затрахать тебя до смерти и таким образом избавиться от тебя, в конце-то концов.
Ты утыкаешься носом мне в ключицу, моя ладонь накрывает твой пах и слегка сжимает поднимающуюся плоть, заставляя стонать теперь уже тебя.
***
Я вовремя соображаю, что мы не одни. И вообще, какого черта мы уже почти раздеваем друг друга прямо в такси?! Это что-то новенькое...
Поднимаю голову и прикусываю твою шею, надо же мне как-то закрыть рот, чтобы не стонать. Хотя, это тяжело!
И когда я уже терплю из последних сил, когда твоя рука продолжает меня сжимать и гладить, я впиваюсь в кожу зубами, обжигая тяжелым дыханием.
-- Дом, подожди, не здесь, не надо... -- шепчу тебе в скулу, прикрыв глаза.
Мне просто страшно, до чего мы можем дойти, остановиться с каждой минутой сложнее, и мне кажется, что пешком мы добрались бы быстрее.
-- Тогда прекрати облизывать мне шею, -- твоя рука нехотя исчезает, и я кусаю тебя за подбородок.
Не знаю, откуда во мне столько терпения, но мы, наконец-таки, добрались до места, ты расплатился с таксистом, и мы побежали в "укрытие".
Чертов электронный ключ падает у меня из рук уже третий раз. Отпихнув меня, ты справляешься с дверью гораздо быстрее. Но я не удержался на ногах, и сполз по стене на пол. Чуть ли ни пинком открывая дверь, ты поднимаешь меня и втаскиваешь внутрь, включив свет.
Я стаскиваю куртку, и, бросив на пол, топчусь на ней. Я заметил как ты поморщился, и, не дав мне опомниться, уже прижимаешь к стене.
-- Холодно как....и скользко... -- я дернул плечами, и, наклонясь на стенку, наблюдал за тем, как ты снимаешь пиджак и бросаешь его куда-то в сторону.
Оглядываюсь и понимаю, что ты подвел меня к огромному настенному зеркалу.
Я только успеваю повернуть голову, как ты снова прижимаешь меня теснее, расстегивая на мне брюки и попутно целуя в губы.
Отрываюсь от тебя и держу твое лицо в ладонях:
-- Прижми меня к другой стене, а то я уже через штаны всю задницу отморозил...
Хватаешь меня за плечи и толкаешь вглубь номера, обняв со спины. Держишь меня, одной рукой задрав майку, а второй срывая с меня чертовы брюки.
Нас обоих шатает, и я понимаю, что нужно срочно к чему-нибудь прислониться. Мой выбор падает на шкаф, к которому я потянул тебя за собой.
Теперь ты не стал разворачивать меня к себе лицом, лишь грубо толкнул в спину и навалился сзади, сжимая меня, теперь уже скользнув под белье.
Я тяну к тебе руки, назад, хватаюсь за твою голову, слегка подергиваю за волосы, сопровождая сдавленными стонами.
Внезапно, ты отстраняешься, и я несколько секунд не решаюсь даже повернуться. Но когда все-таки осмелился, то наблюдал тебя, расстегивающего свой ремень.
На немой и уже ненужный вопрос ты отвечаешь:
-- Ну не одетым же мне тебя!..
***
-- Дом… Может… -- что-то там мямлишь ты.
-- Заткнись, Бэллз! – прерываю я его бред. – Хватит с тебя снятого номера.
Твоя футболка летит к чертям. Сетчатая майка и брюки слетают с меня в мгновение ока. Я вижу, что ты уставился на мои плавки, которые вот-вот разлетятся на мне от напряжения.
Некогда мне больше вникать в твой затравленный взгляд, понимаешь ты это или нет?!
Своей задницей ты уже обошел по периметру все поверхности этого шикарного президентского номера: зеркала, обитые кремовым шелком двери потайных гардеробов, ну и, конечно, выключатель.
Свет погас, и все пропало в темноте. Но я способен найти тебя по наитию, где бы ты ни был.
Хватаю тебя за прохладную обнаженную талию. Ты немного дрожишь. Голубоватые огоньки твоих глаз скользят взглядом совсем близко, по щеке. Дыхание горячо и сбивчиво.
Ты даже не представляешь, насколько ты соблазнителен в эту минуту.
Разворачиваю тебя спиной к себе и подталкиваю к окну. Тебе неудобно, и ты упираешься руками в узкий подоконник.
Отбрасываю к чертовой матери в сторону темную портьеру, шуршащую занавеску. Слегка нажимаю на твою спину, и ты послушно наклоняешься вперед.
В секунду избавляюсь от плавок. Впиваясь пальцами в твои бедра, наконец-то захватываю тебя.
Ты уткнулся лбом в стекло и весь прогнулся. Навстречу. Для меня.
Моя нежность… Моя сладость…
Я замучаю тебя, клянусь.
Очутившись в твоем горячем теле, я что-то бормочу тебе, какую-то пошлость.
Твои пальцы так вцепились в подоконник, что их костяшки побелели.
Влажный лоб оставляет на запотевшем от твоего жаркого дыхания стекле смазанные узоры, в которых застыла намокшая прядь волос.
Я захлебываюсь антрацитовым небом, разлившимся за окном.
***
Сопротивляться тебе и спорить -- бесполезно. Одно твое хриплое и твердое "заткнись", и я отдаюсь тебе целиком. Выключить свет -- это все равно, что подписать себе приговор. Все дело в кромешной темноте и этом чужом для нас номере. Даже малейший приглушенный свет мог бы все изменить. Но сейчас, когда я уже цепляюсь руками за подоконник, когда ты так близко, я осознаю, что полностью в твоей власти. И ты действительно будешь делать со мной все, что захочешь и сколько захочешь. Любой писк будет лишь жалкой попыткой как-то изменить наше положение, если, конечно, у меня останутся на него силы.
Яркий блеск твоих глаз, который я мог наблюдать лишь долю секунды, окончательно убедил меня в твоей решительности, и все, о чем я мысленно просил тебя, было "только не до смерти". И мне было совсем не смешно в тот момент.
Ради полноты ощущений ты давишь мне на спину, заставляя выгибаться. У тебя грубовато получается, но в этом есть что-то возбуждающее.
Уткнувшись лбом в стекло, я терплю. Для тебя. Каждый раз эти вечные минуты, после которых мне уже самому хочется бежать навстречу тебе, даже подгоняя. И привыкая, я каждый раз нуждаюсь в твоей поддержке и чуть ли не утешении. Но все идет не так, ты только гладишь меня горячими ладонями, стискиваешь бедра крепче и бормочешь пошлости. Твой голос всегда меня успокаивал, но мне нужно чуть больше, чем односложные обрывки твоих пьяных фраз.
Сильные толчки, от которых я зажмуриваюсь еще сильнее:
-- Дом...говори…не молчи, -- чуть слышно из меня вылетают слова.
-- Чего?! -- рявкаешь, не отвлекаясь от процесса.
-- Не надо…молча, -- ударяюсь головой о стекло.
-- Боишься сознание потерять от счастья? -- смеешься ты, и почти ложишься на меня, -- И о чем же ты хочешь поболтать?
Твои ладони перемещаются на мою грудь, а губы на шею. Давай еще, успокаивай меня.
***
-- Бэллз… Ты заимел новую привычку болтать в постели? – хрипло спрашиваю я тебе в затылок.
Я понимаю, конечно, что веду себя по-свински, но это не я такой весь из себя продуманный и заблаговременно снимающий номера для своих причуд.
Что ж ты хотел, милый? Ты сам виноват в теперешней моей жажде.
-- Дом… -- ты едва стонешь в стекло.
Как мне сейчас отвлечься на какие-то разговоры? Как мне о чем-то просто задумываться сейчас, если я способен только на то, чтоб погружаться в твое тепло и лицезреть твою покрывающуюся блестящими каплями спину?..
-- Посмотри вниз, видишь подъезд к отелю? – отвлекаю я тебя, не переставая двигаться.
-- Да… -- ты опускаешь мутные глаза вниз и смотришь на дорожку.
-- Видишь подъехавший «мерседес»?
Я говорю о черном автомобиле, остановившемся возле парадного входа, из которого только что вышел водитель, вынул из багажника чемодан, помог выйти пожилому мужчине? и они исчезли в крутящихся стеклянных дверях. Но сквозь незатонированные стекла машины было видно, что на заднем сиденье осталась сидеть совсем юная девушка, которая со своего места с любопытством оглядывала красивый светящийся холл и богатый лепниной фасад отеля.
-- О чем ты?.. – твой внезапно напрягшийся голос дрожит.
Но я больше не говорю тебе ничего. Ты все увидишь сам.
Через пару секунд девушка останавливает свой взгляд на нашем запотевшем окне, в котором недвусмысленно двигается твое тело, в котором видно твое лицо, перекошенное страстью и похотью.
Я не могу остановиться, Мэтт, и становлюсь резким, я знаю…
Ты под впечатлением от этого странного, необычного и подстегивающего твое возбуждение вида стонешь громче и через каждую секунду теряешь дыхание – ты на грани.
Я смотрю на тебя (ты впился взглядом в бледное лицо девушки, уставившейся на тебя в немом удивлении) и кончаю… Через мгновение чувствую, как кончаешь и ты…
***
Ты сделал даже больше, чем я просил. Я не знаю, как ты угадал мое настроение... Ведь при таком раскладе я мог запросто психануть, обозвать тебя чертовым извращенцем и хорошенько врезать. Но произошло то, о чем я и сам не подозревал: меня накрыла новая волна, тело просило еще, и я срывался на крики. Ты вцепился в меня, и движения теряют ритм, резкие толчки и рычание мне в затылок, я знаю, что это финал.
Я упираюсь ладонями и прижимаюсь щекой к стеклу, громко дышу, облизывая губы. Спасибо, что все еще придерживаешь меня, иначе я бы свалился.
Через минуту ты поворачиваешь меня к себе лицом и расслабленно целуешь. Выпускаешь из объятий и прислоняешься к подоконнику спиной, потянув меня за руку. Я встаю между твоих ног, ставлю руки по обе стороны от тебя и кладу голову на твое плечо, прижавшись лбом:
-- Надо покурить и выпить, -- говорю я.
-- Согласен.
Но с места мы так и не двигаемся. Ты начинаешь хихикать, и твое костлявое плечо теперь давит мне в глаз. Я поднимаю голову и целую тебя в висок долго, нежно. Тебя перестает трясти от смеха, и я смотрю тебе в глаза:
-- Ты трезветь еще не начал?
-- Бэллз, думай, что говоришь. Мы же друг друга затрахаем, если еще выпьем. Мне тебя жалко, знаешь ли... Ходить-то как будешь?
Ты заботливо запустил пальцы в пряди моих волос, словно отговаривая от выпивки.
Что еще за новости?! Чтобы ТЫ…?! Бред.
-- Тебе чего покрепче? -- спрашиваю я, хитро улыбнувшись.
Как факт. Хоть раз подчинись мне, Ховард. Во всем.
***
Твоя хитро-мудрая улыбка не оставляет во мне никаких сомнений – при заказе номера ты попросил набить бар кучей алкоголя всех сортов, мастей и крепости.
Так и есть: ты тащишь бутылку виски и два низких широких стакана. Плеснув в них почти поровну, протягиваешь мне один. Пьешь.
Люблю тебя пьяного и только что кончившего.
Продолжая подпирать подоконник и любуясь тобой на расстоянии вытянутой руки от себя, тянусь этой самой рукой к тебе и заставляю приблизиться. Ты такой смешной… Лохматый, ямочки на щеках… Мээээээтти… Да, это имя нужно произносить на томном выдохе с нежной интонацией, с которой произносятся такие, например, слова, как «леденец», «льдинка», «конфетти»…
Что б такого с тобой сделать…
Пью медленно, всматриваюсь в твои глаза… Мы так привыкли к темноте…
Моя ладонь ложится на твою плоть и, чуть сжимая, поглаживает, как тогда в такси.
Я пью твой немного испуганный взгляд. Ты напрягся. Везде.
Правду говорят, что творчество выдает то, каков человек в сексе. Ты взрывоопасный пылающий кислород. Ты готов отдать свою задницу на растерзание, но получить удовольствие, граничащее с безвозвратной нирваной.
А я…я превращаюсь в сумасшедшего нимфомана с тобой.
***
Что мне еще остается, кроме как подойти еще ближе к тебе и, прикрыв глаза, запрокинуть голову?.. Я точно знаю, что именно этого ты от меня и ждал.
Открываю глаза и вижу твое спокойное, умиротворенное лицо, ты опустил голову вниз, наблюдая. Тащишься, да?.. Похоже, мое лицо тебя сейчас не очень то интересует, потому что ты даже склонил голову набок, упиваясь моим возбуждением.
Делаю еще один глоток и, отставив стакан на подоконник, скользнул рукой к тебе. Мы встречаемся взглядами, и я спрашиваю:
-- Ну, и каково это, иметь меня?
Твоя рука замирает, и ты улыбаешься моему разочарованному выражению лица. С этого момента ты стал откровенно меня пытать: переходить от настойчивых поглаживаний до едва ощутимых прикосновений, останавливаться на пару секунд и снова продолжать.
-- Ах да! -- восклицаешь, будто опомнившись, -- Ты же у нас победитель в номинации. Пожалуй, у меня награда получше твоей -- сам победитель.
Свободной рукой ты притягиваешь меня за шею, заставляя уткнуться лицом тебе в грудь.
Скотина, и как ты это каждый раз проделываешь?!
...и я уже целую твой живот, опустившись на колени. Твои руки придерживают мою голову с двух сторон, направляя так, как тебе хочется.
***
В роли мазохиста ты мне особенно симпатичен. Меня совершенно пьянит виски вперемешку с видом твоей безмозглой головы, плавно опускающейся к моей промежности и начинающей издавать влажные и скользкие звуки.
Ааааааааааа…
Можно увидеть воочию, как из моей воспламеняющейся оболочки вырывается целый сноп демонов, которых я накопил, наблюдая со стороны за твоим отчуждением, довольствуясь твоим холодно-сдержанным дружелюбием.
Держа твою голову, я буквально насаживаю ее на себя, заставляя тебя принимать меня всего, глотать меня.
Твои дрожащие руки обхватывают меня за бедра и…тянут на себя.
Твою мать, Мэтт…ты не просто мазохист… Ты просто чокнутый, отдающийся целиком опасному удовольствию засранец.
Не могу больше стоять. Не могу больше сдерживаться.
Стекаю на пол, но ты не выпускаешь меня из своего дурманящего плена.
Пальцы в волосах...
Спина дугой…
Драпированные кринолины на потолке расходятся, и я вижу Млечный путь, втекающий в меня через все поры.
***
В определенный момент мне просто срывает крышу, и я принимаю тебя всего, я так хочу. Сильнее сжимаю губы...ты двигаешься навстречу мне.
Сжимающиеся и разжимающиеся пальцы в моих волосах толкают меня вперед, и под звуки твоего стонущего голоса я принимаю тебя глубже.
Сползаешь на пол, и в завершении я ускоряюсь, получая от тебя удовольствие.
Тянусь к твоему лицу, ты придерживаешь мой подбородок и стираешь большим пальцем полупрозрачные капли с моих губ. Улыбаешься, положив руку себе на грудь, восстанавливая дыхание.
"Что мне еще сделать? Ты доволен?" -- спрашиваю я себя без злости (на что мне злиться?..)
Мне даже нравится, как ты подчиняешь себе. Ты переворачиваешь это так, чтобы я сам все сделал, а ты только хищно забираешь свое. Ты это умеешь...
Ложусь рядом и смотрю, как ты дышишь. Впалый живот... Чувствую под пальцами напрягшиеся вены у тебя на руках... Горячее дыхание совсем близко...
Ну, и что же?.. Поздравляю, Мэтт, ты уже прижался своим «возбуждением» к его бедру.
***
-- Я тебя сейчас убью. – первое, что я говорю, разлепив глаза и увидев твои извивания вдоль моего тела.
Ты опустил голову, отодвинулся и встал.
И я поднялся следом.
Кровать… Безрассудно широкая и мягкая. Под каким-то невероятно закрученным балдахином.
Включив прикроватные лампы в виде канделябров, мы улеглись поверх покрывала поперек.
Я разглядывал убранство номера. Это было нечто величественное: персиковые и бронзовые цвета во всем, позолота, пуфы на изогнутых ножках в стиле Короля Людовика, шелковые драпировки на окнах, на потолке, над кроватью…
-- На хрена такой шик? – спрашиваю я тебя.
-- А?.. – рассеянно говоришь ты, выходя из притихшего состояния. – Ну, вот… Хотел дворец. Тебе не нравится?
-- Ничего так… Ты для меня, что ли, старался?
-- Норовил пафосом задавить. – улыбаешься ты, гладя меня грустным взглядом.
-- А едят тут, наверное, только лобстеров и икру, запивая Кристаллом? – с полусмехом интересуюсь, чтоб поддержать настрой.
-- Нет. – ты расплываешься в улыбке. – Я другое заказал…
-- В смысле? – от удивления я даже приподнялся на локте. – Ты что, все вплоть до еды продумал?
-- Ну, да… -- скромно потупил ты хитрые глаза. – Ты не поверишь, что нам принесут!
-- Да я уже с трудом верю! Своим ушам! – смеюсь я. – И что там за банкет?
-- Курица на соли со сливками, венгерское жаркое в горшочках, лимонный пирог и булки с корицей. – ты говоришь все это на одном дыхании и замираешь, ожидая моей реакции.
-- Постой-ка… -- не понимаю я. – Это же все старинные блюда из нашего детства…
До меня доходит смысл последних слов, и я с восторгом смотрю на тебя, поражаясь твоей оригинальности.
-- Что скажешь? – ты весь светишься.
-- Бэллз… Это… Я даже не знаю, что сказать… Это так необычно! Ты молодец. – и добавляю со смешком. – Но, по-моему, тебе уже хватить грезить о еде – ты распух, милый.
-- Чтоооо?!. – ты вскакиваешь и нападаешь на меня с щекотаниями.
Я ржу во все горло «Годзиллаааа!.. Годзиллааааа!.. Больно, сука!..»
Оказывается, в голом виде такими глупостями особо приятно заниматься.
Успокаиваюсь только в огромной зеркальной ванной, закрывшись в которой, наконец, нахожу от тебя спасение.
***
Я был рад, что у нас все наладилось. Знаешь, так здорово, когда ты рядом... Все так просто и легко, здесь и сейчас, и даже хочется верить, что всю жизнь проживешь вот так: напиваясь до полуобморока, получая удовольствие от язвительных фразочек в адрес друг друга и придумывая новые безумные способы развлечения.
Но когда приходит осознание того, что это перестало быть для вас обычным, а стало чем-то вроде деликатеса, который вы можете позволить себе лишь по праздникам, на душе становится гадко.
Да, я заранее продумал меню и вообще все. Мне нравились эти мысли, и я хотел, чтобы сюрприз был приятным. Я теперь часто думаю о всяких мелочах, которые могли бы поднять тебе настроение, не давая забыть, что у тебя все еще есть я. Твой я.
Выйдя из душа в том же настроении, ты увидел меня, сидящим на кровати совершенно разбитым. Ты попытался пошутить, но прозвучало остро и неуместно. Или это мне так показалось?.. Не знаю. Но мне стало еще хуже от твоих попыток вернуть мне былое настроение.
-- Что с тобой?
Но я лишь покачал головой. Ты внимательно смотришь на меня, и я знаю -- ты не понимаешь. Это естественно, глупо думать, что, пока ты умывался, тебе в голову пришли те же мысли, что и мне. Они просто не могут тебе придти.
У меня даже аппетит пропал. Для ужина было уже поздно, а для завтрака рано.
Ты отказался есть.
Я все испортил. Прости меня, Дом. Я хотел, чтобы эти три дня стали для нас круче, чем двухнедельный отдых на каком-нибудь побережье.
И, кажется, я не ошибся...это и впрямь окажется "круче"...
***
Встречая рассвет по разным углам этого роскошного номера, мы молчали, каждый думал о своем.
Я совершенно разбит. Я не узнаю себя. Будто со всеми моими демонами из меня вылетела и душа тоже. Ничего не чувствую. Закопченный в уголь сухарь.
Я сижу по-турецки на королевской жаккардовой оттоманке и смотрю за окно, на стекле которого трафаретным воспоминанием о ночном огненном вожделении запечатлелись следы твоих влажных волос. Розоватое, словно стыдливое, небо. Нет. Пожалуйста. Сегодня я не хотел бы, чтоб утро наступало.
Перевожу взгляд на тебя – сгорбленный сидишь на полу, подперев спиной прикроватный пуф и обхватив колени. Я не вижу твоего лица, потому что ты опустил голову.
Мэтт…
Словно услышав мои мысли, поднимаешь голову и смотришь на меня. Твои глаза грустные и, мне кажется, влажные. А мои…пустые.
Мы смотрим друг в друга и молчим.
Мэтти…
Твою опустошенность и потерянность можно потрогать руками.
Ты несчастен, как бы ни старался сделать себя совершенно другим.
И мне нечем тебе помочь.
Я вообще не знаю, что делать…
Слышишь?
Продолжая всматриваться в меня, ты наклоняешь голову набок и, кажется, будто ты действительно слышишь мои мысли.
Дурачок… На кой черт ты загнал себя до такого состояния?
Такие, как ты, не останавливаются. Такие, как ты, ломают себе шею на очередном вираже. Сгорают кометами.
И я не могу дать тебе ничего, кроме пространства для этого самосожжения.
Представляешь?
Заколдованный круг…
Встаю и иду за бутылкой виски…
***
Мы не ругались, не выясняли отношения... Просто замолчали, будто закончилась пластинка и в воздухе повисли только шипящие звуки «пустого» винила. И, как мне показалось, молчание это было даже относительно комфортным, между нами не было напряжения.
Если бы ты спросил меня, о чем я думаю, то загнал бы меня в угол. Серьезно... В голове перекатывается тяжеленный свинцовый шар.
Я вдруг смотрю на тебя... Внимательно... Словно пытаюсь прочитать тебя, понять, что происходит в твоих мыслях.
Хотя, это же со мной что-то не так... Я просто "заразил" тебя своим поганым унынием.
Я не знаю, что читается в моих глазах, и читается ли хоть что-то...
Ты берешь бутылку и подходишь ко мне, усаживаясь рядом. Все так же, молча. Кажется, я тяжело вздохнул.
Ты отхлебнул из горла и передал мне.
Я, не думая, взял ее из твоих рук и вцепился в нее мертвой хваткой, обхватил пальцами и уставился на горлышко.
Уже через несколько секунд ты отлеплял мои пальцы от склянки. Убрал подальше.
Я подтянул колени ближе к груди и уронил на них голову.
Ты зашевелился... Стал вставать...
-- Нет, посиди рядом...
-- Ты…ты, знаешь, отпусти себя… Слышишь? Мэтт, твои терзания мне уже все сердце в кровь изодрали… Мне кажется, что я уже всего себя где-то потерял.
-- Прости, что приношу тебе страдания... Я хотел, как лучше... А получилось, что я опять все испортил.
-- Ты мучаешься сам, и от этого мучаюсь я. Понимаешь? Не могу я отказаться от этого. Это сильнее воли. Обнимаю -- и мы отравляем друг друга. Отпускаю -- всё, мозг вообще выключается. Что ты от меня хочешь?
-- От тебя?!. Да ничего я от тебя не хочу, раз ты так ставишь вопрос! Какого ответа ты ждешь? Изложить тебе четко и по пунктам, что ли?.. Я запутался, и ты прекрасно это знаешь.
-- Мэтт, запутался -- это твое нормальное состояние. И не из-за чего белениться. Если так будет лучше, то могу поставить вопрос иначе: ты полагаешь, что МЫ (заметь, я не валю все на тебя одного) можем что-то сделать, чтоб избежать этого надрыва? Есть ли вообще это самое "мы"? И что ты, собственно, предлагаешь?
-- Мы можем, наверное... Вспомни, как ты вытаскивал меня из передряг... Ямы, в которые я сам себя загонял... Ты всегда помогал мне, спасал. Что сейчас изменилось? Ты снова подаешь мне руку, но я хватаюсь и соскальзываю, понимаешь?.. Я не знаю, Дом, что нам делать...
-- Ты слишком привык к спасательному кругу в моем лице. А я выработал неискоренимую уже привычку автоматически вытаскивать тебя из всякого дерьма. Это бесконечная херня! Мэтт... Знаешь, или ты устал от меня, или ты меня просто не любишь... Других причин вот так сейчас сидеть на полу шикарного номера и быть при этом совершенно чужими людьми друг другу я не вижу...
-- Классно, давай, продолжай. "Мэтт, ты уже большой. Почему ты всего боишься? Будь самостоятельным и на меня не рассчитывай". Ты нужен мне, почему ты не хочешь этого понять? Зачем ты говоришь мне, что я тебя не люблю? А что я тогда делаю всю жизнь?! Мы не чужие, и не смей так говорить! И даже думать.
-- Мэтт... "Ты мне нужен" и "я тебя люблю" -- это разные вещи. Конечно, мы не можем быть чужими, ведь мы большее количество своих лет прожили бок о бок. Но мы говорим на разных языках. Думаем разными мозгами. Иногда мне кажется, что от одиночества, которое я испытываю рядом с тобой, когда ты "наказываешь" меня игнором, я побегу и выброшусь в окно, а ты посмотришь мне вслед и пойдешь писать новую песню. Понимаешь?.. Мэтт, я не могу тебя в чем-либо обвинять, потому что я до потери сознания тебя люблю... А ты... А ты живешь в Калифорнии и делаешь детей...
-- Я. Тебя. Люблю. Ты вбил себе в голову, что ты меня любишь, а я тебя -- нет. Ты видишь во мне чудовище... Строишь из себя несчастного и отвергнутого. Если хочешь знать, я вообще не планировал детей... Так случилось. И что мне теперь прикажешь делать?! Свалить ко всем хренам, сменить имя и шифроваться? И хватит ныть, что я тебя игнорирую, это не так. Если я не уделяю тебе достаточного внимания, это не значит, что я пинком тебя из свой жизни гоню... Просто теперь мы не можем быть рядом 24 часа в сутки. У нас просто меньше времени... Тебе больно и обидно, я знаю. Но сколько еще я могу ползать у тебя в ногах? Ты не веришь мне больше. Ты больше никогда мне не поверишь… И я сам виноват в этом. Дом…Если хочешь, можешь уйти сейчас. Я пойму. Я это заслужил. Но скажи, как мне избавить тебя от страданий? Что мне сделать?
-- Я тебе не верю. Ты брызжешь обвинениями. Мы только и делаем, что упрекаем друг друга в чем-то. Что ты можешь сделать, спрашиваешь? Я отвечу. Я бы хотел, чтобы ты был со мной. Всегда. Но это невозможно. Всё? -- вопрос закрыт? Бэллз, мы не можем спокойно трахнуться, не можем спокойно выпить, не можем спокойно общаться! Окей, мы договорились, что будем видеться, но реже. Что ничего страшного между нами не произошло. Хорошо! Но почему тогда ты сидишь сейчас тут и депрессируешь по непонятному даже тебе самому поводу? Не можешь ответить? Вот я и уточнял: в чем дело? что не так?.. Мэтт, это какая-то бессмыслица. Впору действительно встать и уйти ко всем чертям... (поднимается с пола)
-- Нет, Дом, не уходи! Я отвечу, давай поговорим, выслушай меня. Может быть, я буду говорить отрывками, фразами, но это только потому, что я сам не могу обличить все в красивые и складные предложения. Я знаю, почему ты не веришь. Ты боишься мне поверить, боишься доверять. Я знаю... Ты больше всего на свете боишься прикипеть ко мне снова, опять, и потом потерять меня. Ты просто не переживешь этого. Но я хочу, слышишь, я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя. Наверное, я не могу тебе этого показать правильно, так, как бы тебе хотелось. Не уходи. Будь со мной. Я прошу.
-- Я всю жизнь чего-то боялся… Сначала за себя: что я какой-то не такой, неправильный, извращенный. Потом за тебя: когда я узнал, какой ты. Твой саморазрушительный огонь, метания на грани самосожжения. Потом за нас: храня нашу тайну, испепеляться, растворяться и упиваться друг другом. И вот я снова боюсь. Боюсь, потому что всё, чем я жил, плавным и, самое-то что удивительное, естественным способом поплыло от меня. И я потерялся. Я ощутил, что меня как бы нет. Совсем. Я испугался того, что теряю тебя… Иди ко мне (обнимаю, зарывшись носом в нежнейшее пространство между твоей шеей и плечом). Пообещай мне. Поклянись, что не будет больше холода и чужеродства в наших отношениях. И разговоров этих «в кровь». Не будет. Пообещай мне.
Впервые за долгое время наш разговор не заканчивается истерикой или сексом. Мы нашли тот компромисс и смогли почти понять друг друга. Я не стал упираться, как осел, я действительно хотел, чтобы у нас было все спокойно и уютно. Тебе уже поперек горла мои депрессии и незапланированная игра в молчанку. Не важно, кто сделал первый шаг, главное, что я двигаюсь к тебе ближе, и ты обнимаешь меня крепче, сжимаешь руки у меня за спиной так, будто меня вот-вот заберут у тебя. Я заметил это. Уже не первый раз ты отчаянно прижимаешься лицом к моей шее, словно в последний раз, словно про запас. Это твой самый главный страх.
Мне кажется, я теряю сознание, когда вдыхаю, уткнувшись носом тебе за ухо. Жарко дышу, накрывая ладонью твою щеку.
От неудобного положения у нас затекают ноги, руки, спины, и мы решаем лечь на кровать -- поднимаюсь первым и тяну тебя за руку, за собой, утягивая в мягкие подушки.
Моментально я ощутил легкость (на душе) и кайф (в теле). Я снова твой, ты снова мой.
Веки тяжелеют... Клонит в сон, но я сопротивляюсь, рассматривая твое лицо в сантиметре от меня. Я не хочу засыпать, хочу смотреть на тебя и просто прижиматься губами к твоей коже.
И еще, кажется, я проголодался...