А вот и она, моя мама - Прасковья Дмитриевна. Близкие люди звали ее Паней. В девичестве – Антонова, потом – Леонова. Бабушкина фамилия была Куприянова. Исконно русские корни. Мама всегда казалась мне красивой. Невысокого роста, голубоглазая, с прямым, прямо-таки греческим носом, темными, четко очерченными бровями, белой кожей. Конечно, красивая, я уверена в этом. Только вот переданная ей по наследству от моей бабушки неизлечимая болезнь ног делали ее слабой, беззащитной.
Милая моя мама. Хорошая моя мама. Когда ты вернулась из больницы домой с братом Гришей, я привыкала к тебе долго и трудно. Видимо, всю оставшуюся жизнь. Прости меня, мама. Но сейчас я понимаю, что ты очень много для меня значила, многое заложила.
Спасибо тебе за все. За то, что учила со мной стихи, проверяла мои классные задания, что верила в меня.
Наверное, важнейший принцип педагогики – это воспитывать уверенность ребенка в себе. И ты, моя мама, имея неполное среднее образование, сердцем понимала, что и как сказать, чтобы отложилось сказанное, нашло отклик, поддержало, одобрило.
Папа был тих, незаметен, весь в своих детях.
Мама готовила, убиралась, стирала. Она как бы и не была рядом, но мое желание учиться дальше, вера в себя, умение хотя бы чуть-чуть постоять за себя - от нее.
"Моя дочка лучше всех", - она повторяла это всегда. «И учиться-то она лучше всех, и память у нее отменная, сколько стихов помнит, и задачи-то она быстро решает!». И все в этом же роде.
Ух, так меня никто никогда больше не хвалил, хотя, конечно, были по жизни люди, которые верили в меня. Я благодарна за это судьбе, это хороший стимул для собственного роста. Существует, видимо, какая-то связь между верой в тебя и затраченными усилиями по работе над собой. Может быть, определенное соответствие того и другого и создает некий фундамент для личностных отношений, определяет их глубину, взаимную потребность, привязанность.
А в школьные годы я старалась не подводить, прежде всего, маму, оправдывать ее ожидания. Хотелось, чтобы она мной гордилась. Да и учиться всегда было необыкновенно интересно, потому что наши учителя были лучше всех!
Жили родители трудно. Когда я подросла, то узнала, что отца мамы, дедушку Диму, посчитали то ли кулаком, то ли середняком. У дедушки были лошади, свое производство - выделка шкур. Мама рассказывала, что все его руки были всегда изъедены раствором, которым дубили шкуры. На таких работниках и держится свет.
У него был свой дом, большой ухоженный сад, из которого я потом тайком таскала яблоки, так как сад давно стал колхозным. Однажды яблок-то я набрала, а сторож с ружьем оказался рядом. Говорили, что он никого не щадит, злой-презлой. Я стояла, слышала его дыхание и пережидала, но он меня не видел. Стыдно-то как! Не оправдалась бы тем, что сад когда-то был наш, а только добавила бы себе наказания. Выбралась, перестояв сторожа, яблоки не бросила, но в «дедушкин» сад больше никогда не лазила, любовалась им издали.
Дедушку раскулачили и как многих в эти годы сослали в Сибирь.
В последние годы иногда слышу и читаю о возвращении усадеб и прочей собственности их бывшим владельцам. Мои близкие, зная мою любовь к земле, Серебряным Прудам, смеются. Подавай, мол, заявление, на возвращение сада, принадлежавшего твоему дедушке. Но я не верю в реальность подобных действий. Или для этого надо быть Скарлетт из «Унесенных ветром» Маргарет Митчелл, чтобы отстоять свою Тару. Она мне очень дорога, эта земля, но пусть все остается, как есть, потому что, как я сегодня уже думаю, все принадлежит тому, кто любит, а не тому, кто владеет.
Можно только посетовать, сколько бед пало на людей, сколько нежности не получили от своих пропавших дедов их внуки. Вспоминая, как мой муж играл с внучкой, сколько теплоты, внимания, заботы он ей отдавал, так и хочется сказать вслед за демографами: "Люди, берегите мужчин!". Может быть, кто-то из них плохой муж, реже - плохой отец, но мне кажется, что дедушек плохих не бывает. Они, наверное, все искупают на своих внучках-внучатах.
Своего дедушку я так никогда и не увидела. А бабушка Даша осталась одна с двенадцатью детьми, как говорится, без кола, без двора. Все отобрали. Вот оттуда тянется эта страшная бедность, преследовавшая меня все годы жизни в Серебряных Прудах. Эти страхи родителей перед начальством, милицией, постоянной грубостью соседа по дому.
Этот сосед, дядя Саша, почему-то не любил меня, старался ударить как можно больнее не только своим костылем, но и словами: "Вот вырастешь, пожалеешь еще, что родилась на белый свет. Достанется тебе от людей". И все в том же духе.
Бедный дядя Саша! Многое поняла я в этой жизни. Многое - не поняла. Но от твоих ударов костылями боль прошла быстро, а слова твои недобрые запомнились. И прав ты, дядя Саша, и не прав. Разные люди живут на этом свете.
Когда в одиннадцать лет в тех же злополучных Сокольниках, где папа остался без ноги, мне делали операцию, то в моем окружении было много бед и рассказов о них. Я видела слезы, страх перед операцией, слышала брань мальчишки, который очень тяжело отходил от наркоза, но потом оказался таким добрым и чутким, что трудно было поверить, что он знает такие нехорошие слова.
Одна девочка, постарше меня, которая могла ходить только на костылях из-за костного туберкулеза, рассказала, что как-то оказалась в часы пик в метро, нужно было встретиться с мамой. Не удержавшись, она упала в дверях, но люди не остановились. Они шли, кто - переступая через нее, кто - наступая, но никто не задержался, чтобы протянуть руки и поднять ее. Только чудом она осталась жива.
Я знаю, что это так. Слабых не любят. Поэтому я не люблю ходить в толпе. Боюсь толпы. Она беспощадна. Толпа сродни дяде Саше, который так грозил мне будущим. Почему?
Конечно, можно найти ответ и на этот вопрос. Он во многом связан с человеческой силой и слабостью. Добром и злом, потому что, как мне кажется, именно через добро и зло мы познаем мир, формируем свое отношение к разным ситуациям, людям, своим возможностям, месту в жизни, учимся любить.
Недоброе отношение ко мне дяди Саши научило меня тому, что зло тоже имеет разные очертания. Палка. Слова. Слова могут бить сильнее. Видимо, с тех пор я стала так неравнодушна к «слову»? Обрадовалась, когда повзрослев, прочитала в Евангелии: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог"*. Но до сути этих глубоких истин нужно было расти и расти. Тогда же, девочкой, стала искать свои пути противостоять злу.
И именно мама, моя больная мама, помогала мне в этом. Папа - своей жизнью, просто любовью. Мама - неприятием зла, какой-то требовательной любовью, которая учила меня стойкости, не уча, а просто многого ожидая от меня и спрашивая за все так строго, что я часто хотела больше тепла, нежности, привыкая при этом все больше опираться на себя.
Это суровая школа, и проходила эту школу я, в первую очередь, у мамы. Может быть, поэтому я как-то особенно остро чувствую пронзительное: "Маменька" маленького Илюши Обломова из романа И.Гончарова и завидую ему. Сколько радости в детском крике "Маменька приехала!". Слово-то какое теплое. Маменька.
Родители часто ссорились. Из-за нужды, плохих условий жизни. На Октябрьской улице в нашей половине маленького дома в одной комнате были и кухня, и спальня. Здесь же растили до определенного срока поросят, которых потом либо выращивали до осенних холодов в пристроенном хлеву, либо сразу же забивали. Держали и коз, козлят. Отсюда, как я считаю, такая яркая фраза моего брата, который шел по улице и кричал: "У нас тоже ветчина, мы козу зарезали".
Было тесно, все слышно, что говорили в доме у соседа за перегородкой. Нашим соседом был уже названный мною дядя Саша с большим своим семейством - жена, семеро детей. Почти как в сказке о волке и семерых козлятах. Дядя Саша был сапожником, и стук его молотка, чинящего обувь, был постоянно звучащей "музыкой" моего детства.
С тех пор, наверное, я особенно люблю тишину, в том числе и внешнюю. Поразилась этой же любви у артиста Евгения Леонова, и проникла к нему еще большей симпатией после его признания об этом в письмах сыну.
Из детства запомнилось так много всего, что часто сама удивляюсь, как этот огромный мир разных событий, звуков, запахов, цветов, фраз, новых понятий, оттенков чувств вмещается в такой маленький по сравнению с остальной жизнью отрезок времени.
Конечно, самыми главными в детстве были родители, но период нашей с мамой близости как-то вдруг, почти и не начавшись, кончился. Как будто в нем была только школа, Серебряные Пруды и сразу – конец.
Должно быть, я, как и когда-то мама для меня в моем детстве, куда-то пропала, ушла в свою, новую, взрослую жизнь, где главным стало мое сокровище, моя "капелька", моя дочка.
Конечно, мы встречались с тобой, мама, ты подолгу жила у нас, мы всегда, как могли, помогали материально. Мой муж по-своему очень заботился о тебе, особенно когда ты сломала себе ногу. Такая помощь зятя не так уж часто встречается в жизни.
Но тебе этого было недостаточно. Ты знала меня другой, принадлежавшей только вам с папой, мчащейся в свои Серебряные Пруды каждый выходной день, радующейся встрече с вами, братьями так, как будто с момента последней встречи прошла не неделя, а годы. Такой ты хотела видеть меня всегда. И другой – не принимала.
Это не правильно, что дети все отдают своим детям, а не родителям, что это будто бы какой-то закон жизни. Все невосполнимо.
Прости меня, мама! За то, что в последние годы жизни ты не чувствовала себя нужной. За то, что умерла не у меня на руках, а в больнице, далеко от дома. Ты все больше слабела, руки не могли даже держать чашку с водой. А я приезжала только в выходные дни. Дорога была долгой и трудной. Сначала электричка, набитая пассажирами, потом автобус, тоже переполненный. И палата, где мама лежала, была такой же переполненной, – в ней было человек двенадцать больных. В мой последний приезд ее перевели в маленькую палату, куда, как мне шепнула няня, клали умирающих людей.
Через день, в холодный, очень холодный январский день, мамы не стало. Было ей тогда 65 лет. Она только на пять лет пережила папу. Он умер в 60 лет.
Это очень трудно – хоронить своих родителей, но я знаю, что пока живы дети, жива и память о родителях. Вы всегда со мной. И тебе, мамочка, я первой расскажу, что вот я и «бросила» работу. Кончилась, мне кажется, почти, и не начавшись, моя рабочая жизнь. Столько было труда, радости учебы, надежды, мечты о чем-то высоком, красивом. Стать нужной, быть нужной. Ведь ты так верила в меня, я это помню. Спасибо тебе. Не плачь, пожалуйста, а то и я расплачусь.
Я часто по ночам вижу вас с папой. Говорят, что надо ходить в церковь, ставить свечки за упокой вашей души. Теперь я делаю это как можно чаще.
Мне еще надо навести порядок в своей душе. Побыть подольше с теми, кого «приручила», за кого я в ответе на этой земле. Но и в дальний путь потихоньку, не суетясь, собираться. Я соскучилась по вас, по безграничности вашей любви, веры в меня, надежды, что у меня все получится, что я со всем справляясь. Пыталась, но не всегда получалось.
Простите меня, что не все ваши надежды оправдала. Надо было почаще молиться, как это делала моя дорогая тетушка Дуня, как наш прославленный земляк Василий Иванович Чуйков, храня при себе молитву: «О, Могущий ночь в день превратить, а землю в цветник. Мне все трудное легким содей и помоги мне», как тысячи и тысячи людей на земле. Я тоже пыталась просить Бога о помощи, но, видимо, усердия было мало.
Мне долго снились какие-то странные сны, будто папа живой. Однажды я возвращалась домой из магазина. Около служебного помещения во дворе нашего дома стоял человек в темной солдатской шинели, с протезом на одной ноге, смуглый, в кепке, надвинутой на глаза. Я не решилась подойти, почему-то побоялась. Потом, уже из дома, пошла все-таки туда, но человека (так и хочется сказать - папы) уже не было.
Есть маленькое чудо, о котором я вам хочу рассказать. У папы на могилке мы посадили березу. Она быстро росла. Место открытое, солнечное, недалеко родник, который (вот странная жизнь!) когда-то стал местом моего первого в жизни свидания. Правда, тогда этого кладбища в Серебряных Прудах еще не было.
Потом, когда умерла мама, и ее похоронили рядом, брат решил срубить березку, так как в оградке стало тесно. Спустя какое-то время, из оставшегося ствола пошли в рост две ветви. Они росли и росли. И сегодня из основания дерева растут две прекрасные березы. Они говорят нам о том, что вы вместе. Это действительно чудо.
Думаю, что это как-то связано с вашей жизнью, вашей судьбой. Мама любила песню, где есть слова: «Как бы мне рябине к дубу перебраться, я б тогда не стала гнуться и качаться». Эти две березы, как дуб и рябина, стоят рядом. Как символ вашей жизни – в мире этом и том. Наверное, это дано не всем. Может быть, только избранным, только самым хорошим…
* Евангелие от Иоанна.1:1,2.