Эхо из прошлого

Тамара Костомарова
Краткий вариант для конкурса      

       Художественно-историческое произведение «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына впервые я прочла в начале девяностых годов прошлого века, оно было опубликовано в журнале «Новый мир». Книга потрясла меня. Неизгладимое впечатление она произвела ещё и потому, что я соприкоснулась не только к описаниям лагерной жизни в период репрессий 1937-38 годов, которыми изобиловало её содержание, но и к собственным воспоминаниям об одном из Кенгирских лагерей, вернее о том, что от него осталось. Тогда я и предположить не могла, что через двадцать лет, отталкиваясь от девяностых, узнаю о репрессиях, постигших моих предков по линии отца, что, доказав с ними родство, запрошу документы их следственных дел и напишу книгу.
       Перечитывая главы, посвящённые Степлагу, я вспомнила Джезказган, где проживала в шестидесятые годы, – там недалеко от города располагался посёлок, который почти сплошь состоял из саманных домиков. В этом посёлке находилось здание филиала Карагандинского политехнического института, в котором я  училась тогда. Потом нас перевели в другое здание, оно располагалось около обогатительной фабрики, но в течение полугода вместе с другими студентами я ездила именно сюда, вернее доезжали мы до обогатительной фабрики, а оттуда пешком через железную дорогу перебирались в посёлок, в пределах которого и располагалось третье отделение Кенгирского Степлага. Всего же в районе Джезказгана и области (тогда Карагандинской) насчитывалось шесть таких отделений.
       Именно силами заключённых были построены города Джезказган и Балхаш, рудники Джезказганский и Джездинский, ими же были возведены и такие гигантские сооружения как гидроузел, плотина Кенгирского водохранилища, обогатительная фабрика или «обогатиловка» как называли её зэки, городская теплоэлектроцентраль и многочисленные совхозы по всей области.

       В своей книге Солженицын подробно рассказывает о Степлаге, описывает также и бунт заключённых, произошедший в мае 1954 года, – ровно за десять лет до моего приезда в Джезказган. Бунт был подавлен танками, но отголоски этого трагического события дошли тогда и до меня тоже, только я не знала, что оно было связано с концлагерем. Кроме того, я была знакома с одной семьёй в Джезказгане, глава которой служил в этом лагере, правда, неизвестно, какую миссию он там выполнял, знаю только, что был рядовым милиционером, но в сущности это был неплохой человек. И вот сейчас, по прошествии времени, сожалею о том, что не довелось расспросить его об этих событиях, – не принято было тогда, потому что история Степлага, равно как и история города, никогда не затрагивалась в разговорах. На разговоры и любую информацию подобного толка было наложено строгое табу. Вот и вышло, что жила рядом, а многого не знала, но доподлинно известно, что развалины Степлага сохранились до наших дней, и одно из напоминаний ему – фотография, приведённая выше. На ней снят покосившийся столб с остатками колючей проволоки, по которому проходил электроток. Столб напоминает крест и воспринимается как символ безымянной братской могилы всем погибшим заключённым.

       К тому времени, когда я с родителями переехала в Джезказган (это был июнь 1964 года), от лагеря остались полуразрушенные бараки да местами отлично сохранившаяся массивная ограда из саманных блоков, по периметру которой всё ещё свисала колючая проволока. Торчали и вышки, с высот которых надсмотрщики вели круглосуточное наблюдение за зэками.
Когда я проходила мимо бывшего концлагеря, меня бросало в дрожь, – будто в  душу впивался ужас всех тех деяний, что творились за колючей проволокой каких-то десять лет назад, уж слишком агрессивной и в то же время мученической была аура вокруг,  – я чувствовала это. Всякий раз задавалась вопросом:  «Что здесь было? Тюрьма?.. Но какая?», и не находила ответа. А когда пыталась расспрашивать людей, никто ничего не говорил, – все боялись.

       В 1970-м году я переехала в Европейскую часть Советского Союза, в это время в стране вовсю шла травля Солженицына, на заседании союза писателей выступил Шолохов и призвал выдворить Солженицына за границу. Произведения Солженицына, разрешённые к изданию в хрущёвскую оттепель (начало шестидесятых годов), в частности «Один день Ивана Денисовича», запретили и изъяли из библиотек. И вот, когда поднялся весь этот сыр-бор, мне захотелось почитать «Ивана Денисовича», но найти эту книгу уже не удалось.

       Сейчас, наряду с признанием писателя, есть мнение о том, что заслуги его сильно преувеличены, более того говорят, что «Солженицын, сам того не желая, сыграл роковую роль в развитии тех процессов, которые в конечном счёте обернулись крушением СССР», правда, здесь же приводится и другая ремарка, а именно: «справедливости ради следует отметить, что впоследствии» он «не захотел играть ту неблаговидную роль, которая отводилась ему правительством США»*.
       Не берусь судить об этом, только когда вспоминаю  «Архипелаг ГУЛАГ», то память неизменно подсказывает трагические события, коснувшиеся и моих предков. Так, в 1937-38 годах были репрессированы и расстреляны в Колпашевской тюрьме два моих двоюродных деда и шестидесятилетняя двоюродная бабушка из села Молчанова Томской области (реабилитированы в 1957, 1959 годах). Их родной брат и мой дедушка, осуждённый по статье 58-10 за оскорбление товарища Сталина, был этапирован из Новосибирска в Дальлаг, затем его «перекинули» в один из Кемеровских лагерей, где он и отбыл свой срок до конца (реабилитирован в 1994 году).
 
       Эта книга напоминает ещё и заброшенный Степлаг, останки которого мне довелось увидеть и в котором отбывал заключение всемирно известный учёный Александр Леонидович Чижевский. Она проводит косвенную параллель и с нашим временем, когда в начале 90-х по народу и стране прошлись жуткие демократические реформы с так называемой шоковой терапией. Ещё вспоминаются слова писателя незадолго до его кончины: «Не уходите из жизни, не сказав о пережитом».



* Из материалов сайта
http://www.hrono.info/biograf/bio_s/solzenicyn.php


Полная версия:
http://www.proza.ru/2010/02/08/922

В шапке фото С. Майковича