…Время летело. Наша рота продолжала служить одним призывом. Но армия без молодого пополнения – это не армия. В роте начались разногласия, выполнять грязную работу никто не хотел. На носу был дембель.
Вот уже и настала долгожданная стодневка – сто дней до приказа об увольнении в запас. Вся рота к этому дню тщательно готовилась. Офицеры были переведены на усиленный режим, все больше проверок и инструктажей. Но разве изменишь этим традиции, созданные годами? Все пацаны побрили головы наголо.
В другое время, увидев наши однообразные лысины, командир роты нас даже бы похвалил, но сегодня он пришел в ярость. Занятия усилились. Каждую неделю тревоги и тактическая подготовка…
До дембеля осталось 90 дней. Вместе со стодневкой к нам пришли новые заботы и проблемы. Все готовили себе дембельскую форму. Задачей было достойно показаться дома. Для этого требуется новая дембельская форма, новая гражданская одежда и обувь, хорошая сумка. К тому же все это еще надо суметь сохранить. Дело в том, что вещи в любое время могли быть обнаружены офицерами и уничтожены. Все свободное время мы точили и шили себе дембеля, пробивали деньги и ходили в самоходы по магазинам.
Кроме этого, с началом стодневки пацаны начали давать обеты. Кто какие. Мы, то есть настоящие дембеля, обязательно исключали из своего рациона сливочное масло, и сколько нам ни пытались его скормить, всегда утром и вечером мы оставляли на разносе 25 кусков нетронутого масла.
Помимо этого, у каждого были свои причуды. Кто поклялся сто дней не курить сигарет без фильтра, кто вообще не курить, кто каждый день стал брить голову. Были даже такие, кто сто дней не чистил зубы или все это время не вылазил из спортзала.
В каптерке висел метр, и мы каждый день отрезали от него по одному сантиметру. В другой роте, где были духи, находился лом, который разметили на сто частей, и духи отпиливали каждый день по кусочку.
У меня же на «бобре» был столб, на котором я отмечал дни короткой рифмой. Так как в караул я выходил через сутки, то кроме меня на столбе делали надписи и другие. Здесь можно было найти такие записи: «98 – портянки носим», «97 – дембель всем», но были и пессимистические типа «95 – е… опять» или «92 – схожу с ума».
Утро. До дембеля осталось 89 дней. Построив нас, комроты, проведя пальцем по списку, вызвал восемь человек, по воле судьбы стоявших первыми. Среди них оказался и я.
- Ух, орлы! – начал Птица. – Сейчас вы двигаете на КПП и ждете дальнейших указаний, ясно?
Мы прибыли на КПП, где нас встретил капитан Терехин и посадил в микроавтобус.
- Товарищ капитан, куда мы едем?
- Туда, где нет труда! – ответствовал Терехин.
Мы замолчали и задумались. Вскоре автобус остановился возле какого-то здания, на дверях была надпись «Спортивный зал налоговой полиции». Центр боевой и физической подготовки». Нас завели в спортзал. Приказали перетаскивать маты, стулья и все такое. Вокруг ходили разминались и били боксерские груши «машины для убийств».
- Наверное, соревнования какие-то готовятся, - сказал Кучерле.
К нам подошел лысый мужчина:
- Вы погранцы?
- Да, мы.
- Так, бросайте все и следуйте за мной.
Он завел нас в кабинет.
- Взвешивайтесь и говорите ваши фамилии.
Тут в дверях показался капитан Терехин, и на него тут же обрушился шквал вопросов и заявлений:
- Зачем нас переписывают?
- Мы что, будем драться?
- Да мы же не умеем! Они нас уроют, на хрен!
- Тихо все! – сказал Терехин. – От вас ничего и не требуется, кроме присутствия. Если кого и вызовут, то постарайтесь продержаться хотя бы минуту. Борцы есть?
- Есть, - сказал Проша. – Я на гражданке был кандидатом в мастера спорта по самбо.
- Вот и хорошо. Еще есть, кто хоть немного умеет бороться?
Вышли еще три человека.
- Хорошо. Остальные будут рукопашниками.
- А что нам надо делать? – спросил я.
- Рукопашники сегодня будут драться на ринге. Правила такие: можно биться руками, ногами, проводить броски и другие приемы. Запрещено бить в пах, кусаться и лезть пальцами в глаза.
Мы вышли из кабинета и собрались на крыльце.
- Ничего себе, попали мы. Что делать-то будем?
- А что тут сделаешь? Драться будем.
- Ты видел, какие тут ходят? Они из нас отбивные сделают.
- Будь что будет, - сказал я. – Как-нибудь прорвемся, и пострашней видали.
Начались соревнования по рукопашному бою. Мы, одев боксерские шлемы и кимоно, сидели и наблюдали за происходящим. На ринге бились здоровые мужики. Мы ждали своей очереди. Нас пробирала дрожь. И тут судья вызвал на ринг какого-то бурята и нашего Мелкого.
- Давай, Мелкий, с Богом!
Мелкий вышел, не прошло и двух минут, как его вынесли с ринга. Мелкий среди нас был самый легкий.
Следующим вышел Никита. Одна минута, две, три, - победа! Никита, сам не понимая, как это произошло, прыгал по рингу. Первая победа!
Рядом со мной стоял какой-то дагестанец.
- Рукопашник? – спросил я его.
- Да.
- Чем занимался?
- Карате.
- В соревнованиях участвовал?
- Да. Два первых места по карате.
- А категория какая?
- 70 кг.
Я отвернулся от него, затем пересел на другое место. Дело в том, что у меня тоже 70 кг, и скоро мне предстоит с этим каратистом на ринге встретиться.
Вот настал и мой черед. Я вышел вместе с этим дагом. Сердце билось так сильно, что, казалось, выскочит из груди.
- Готов? – спросил судья.
Я кивнул.
- Бой.
Первым ударить я не решался. Первым ударил даг. Я отклонился. Еще удар и еще, один пришелся мне в челюсть. «Что-то слабовато», - подумал я. Еще серия ударов.
Вдруг я услышал среди криков знакомые голоса.
- Фима, держись!
- Давай, Фима, работай!
Словно второе дыхание открылось во мне. Я понял, что если сейчас проиграю, то пацаны тоже проиграют. Я не могу этого допустить. Я должен выстоять. Мощный удар ногой в грудь, и, собрав все силы, удар правой ногой в переносицу. Даг отлетел в сторону. Попытался подняться и снова упал. Лужа крови. Врачи. Чистая победа.
Я пошел с ринга. Неужели все так просто? Я еще хочу! Приду домой – обязательно боями займусь. Пацаны кинулись меня обнимать.
Победа за победой – мы воскресли. Вот уже и борьба за первое место. Никита – победа, Кучерле – победа. Ну, Фима, не подкачай!
Последний бой был тяжелым и долгим. Противник оказался настоящим профи. Вот и последние секунды. Весь ринг в крови. Кимоно у меня от прошедших трех схваток тоже окрашено кровью. Все! Судья поднимает руку. Я проиграл. Но нисколько не огорчился: пацаны выиграли, у меня – второе место. Мы приехали, не готовясь, первые попавшиеся, и мы победили! Даже не верится.
Следующими выступали борцы, и опять наша команда заняла первое место. Радости нашей не было предела.
На следующий день мы вернулись в роту и узнали новость, сильно нас расстроившую. Наш комроты Воронин – Птица – переходит в штаб, и у нас будет новый командир.
- И кто же?
- Говорят, Иконников.
- Нет, только не он!
Капитан Иконников был таким офицером, которого можно справедливо назвать ублюдком. Это был полный самодур. Когда он заступал дежурным по части, то срывал с нас все нашивки и знаки отличия.
- Солдат должен выглядеть хуже офицера, ибо он – чмо и дегенерат. Комрота – это то подразделение, которое я ненавижу больше всего! – говорил он.
И вот этот самый заклятый наш враг стал нашим прямым начальником! Каждые двадцать минут он нас строил. Все свободное время мы находились на плацу.
Однажды (тогда он еще не был нашим командиром) он выгнал нас кидать снег, когда на улице был ужасный тайфун. В городе в это время несколько человек замерзло насмерть. Мы кидали снег почти сутки и многие из нас получили обморожения. Как-то в такую же жуткую метель он выгнал косячников на строевую. С каждой роты вышло по пять человек и, утопая в снегу, принялись шагать. Я помню, как тогда мокрый снег толстой коркой покрыл мое тело, как трудно было идти и дышать, как шагающий впереди меня упал без сил. Через полчаса мы махнули на все рукой и зашли в караулку – лучше пусть нас посадят, чем мы помрем на плацу в эту метель.
Однажды наша рота даже хотела его убить. И все-таки мы частенько игнорировали его безумные приказы.
Меня он однажды хотел заставить чистить унитаз. Я отказался и после этого попал в роту «тигров». В эту роту собирали раз в год самых неисправимых, тех, кто на гауптвахте бывал чаще, чем в гарнизоне. Были такие, которые отсидели по 150 – 200 суток.
Помню, нас отправили на исправительные работы на два месяца. Условия были такие, чтобы подавить в нас волю. Все положенцы были помещены в палатки на берегу моря, прямо возле учебного центра. Нас одели в б\у с беторами и выдали специальные лопаты для тигров, изобретенные Золотухиным. Лопата эта представляла из себя лом с приваренной к нему стальной пластиной толщиной 10 см. Вес этой лопаты – около 20 кг.
Мы копали в тайфуны и метели промерзшую насквозь землю, а когда работы не было, бегали по сугробам с 50-килограммовыми ящиками на плечах.
Нас хотели унизить и раздавить, сделать лохами. Среди нас пытались посеять раздор, настраивая друг против друга. Подъем был в пять часов утра, отбой – в 12 часов ночи. Кормили только полусырой сечкой и перловкой, которую нам было есть западло. Втайне мы ели дары моря: крабов, гребешки и многое другое, что выносило на берег штормом. Охраны у нас не было, так как знали – мы никуда не побежим. Во-первых, бежать некуда, во-вторых, мы не станем подставлять друг друга.
Два месяца таких мучений не прошли даром и сильно подорвали наше здоровье и испортили характер. Но мы все же не опустились и перенесли все это с достоинством.
И вот, теперь уже летом, капитан Иконников стал нашим комроты. Синева полная. Опять занятия. Опять из нас хотят сделать чмо. Иконников устроил большой обыск и уничтожил все наши дембеля, вещи и даже письма, которые приходили из дома.
И вдруг его заменили на капитана Алиева. Мы вздохнули с облегчением. Но синева не прекратилась, а, наоборот, усилилась. За что нам такое наказание под конец службы?
Единственное, что хоть как-то согревало душу, - это то, что скоро закинут молодых, которых мы ждали с нетерпением. До дембеля оставалось 60 дней, но неприятности продолжали сыпаться на наши дембельские головы.
Продолжение: http://www.proza.ru/2011/03/05/1393