В советские времена мы делили людей вовсе не на классы, как учил марксизм-ленинизм. Люди делились, к примеру, на тех, у кого есть автомобиль и остальных; тех, у кого есть монгольская дубленка и тех, у кого ее нет. Наконец, была небольшая группа людей-счастливцев, которые ездили за границу. А в этой группе существовали немногочисленные баловни судьбы, попавшие за пределы соцлагеря, в настоящие капиталистические страны. На моей памяти один такой счастливец-баловень профессор Маляров, полгода стажировавшийся в Соединенном Королевстве, всю оставшуюся жизнь начинал всякую мало-мальски значимую речь фразой: «Когда я был в Англии….» А когда в парткоме ему сделали замечание, и он, приняв партийную критику, начинал выступление другой фразой, то речь его становилась корявой и спотыкливой, до тех пор, пока он, потеряв контроль, все же не произносил заветные слова…
Меня жизнь ничем таким не баловала долго. Очень долго. И когда отсутствие машины, дубленки и много чего еще я стал воспринимать как норму, балованная сестра Жизни Удача вдруг обратила на меня внимание… За одни единственные сутки я побывал в четырех самых, что ни на есть капиталистических странах. Дело было так.
Декабрьским утром 1979 года лучший в мире самолет ИЛ-62 поднял нашу делегацию в Московское небо и взял курс на ирландский аэропорт Шеннон. И вот я, простой уральский парень, в послужном списке путешествий которого были лишь поездка к сестре в Ленинград на свадьбу, да в Иркутскую область на вузовскую практику, оказался в Ирландии. Правда, только в аэропорту. В транзитном зале. Но ведь в ирландском аэропорту!
Я шёл по ворсистому бордовому ковру, осторожно и чуть смущаясь. Мать приучала меня снимать в квартире домашние тапочки и ступать на палас в носках. А в аэропорту весь пол был устлан паласом. Палас привел нас к месту с таинственной надписью « Duty free», которое я не решился назвать магазином, потому что при наличии большого количества потрясающего своей красотой товара, в нем не было главных признаков магазина: очереди и прилавков, отделяющих покупателя от товара. Редкие клиенты нежадно выбирали пестрые коробки и бутылки, неспешно подходили к кассам, расплачивались и даже о чем-то шутливо общались с продавцами. У меня денег не было. Вернее рубли были, но мы знали, что рубль в капстранах не принимается. Созерцание товаров, добрая половина из которых впечатляли не только красотой, но и таинственностью назначения, привело к тому, что я сильно, до рези в животе, захотел писать.
Симметричную пару дверей с элегантными надписями «Lady» - «Gentlemen» я без труда нашел взглядом, не сходя с места. Когда же вошел в нужную дверь, а затем в кабинку, то понял, что исполнить свое, такое обычное, желание непросто. Дело в том, что на физиологические акты, у человека, оказывается, вырабатываются условные рефлексы. Как ищет советский человек, даже член партии, уборную в общественных местах? По вони и неудобству, нелогичности расположения. (Это нетрудно заметить по квартирам советской планировки; туалет там расположен не рядом со спальней, а рядом с кухней). В шенноновском туалете пахло цветами, все было блистающей чистоты, а унитаз перетянут бумажной лентой с надписью «aseptically». Сидеть бы в таком туалете с томом энциклопедии «Britannica», а тут… Но всё же я справился, совладал с рефлексами, так сказать. А когда вышел, то направился к рукомойникам, которые только что освободили два джентльмена, оставив после себя раковины, из которых быстро уходила мыльная вода. Но воспользоваться рукомойником мне помешал, неизвестно откуда появившийся, еще один джентльмен. Одетый в бордовый как палас блейзер с золотыми пуговицами (точно в таком же на недавних гастролях выступал Эдурд Хиль), он сказал мне: «One moment». Жестом фокусника извлек салфетку, протер мокрую раковину, сбрызнув ее аэрозолью и, смерив меня взглядом профессора, солидно предложил: «You welcome. It’s clean.» Я почему- то засмущался, открыл один кран – вода была холодной, открыл другой - и обжег руку. Служащий-профессор что-то длинно сказал мне по-английски, потом по-французски. Я ужасно смутился, ничего не понял, пробормотал: «It’s alright» и, вытирая обожженную руку о штаны, вышел из туалета….
Следующая страна, на которую я ступил часов через семь полета, была Канада. Наш ИЛ приземлился на дозаправку в аэропорту «Gander» на полярном острове Ньюфаунленд. Если в Шенноне за прозрачными стенами здания зеленели знаменитые ирландские холмы, то здесь за окном белела ровная как стол снежная равнина, совершенно пустая. Так что в Канаде я даже ни одного здания не увидел, ангара там или церквушки. Формально, конечно, посетил Канаду. Транзитный зал был небольшим и пустым. Других самолетов не было. Обстановка -скромной. С улицы вошли несколько полицейских (или пограничников) в алясках с накинутыми капюшонами. Видимо, на дворе было холодно. В самолете нам выдали картонные талончики, которые служащая в зале обменяла на бутылочки Пепси-колы. Я огорчился, так как хотел попробовать Кока-колу, которую у нас в СССР (в отличие от Пепси) еще не делали. Но была только Пепси. Вот и вся Канада. Еще через 4 часа полета мы приземлились в аэропорту им. Джона Кеннеди, в Нью-Йорке, куда, собственно, и летели с визитом доброй воли. Но Нью-Йорк увидеть не удалось, так как наша делегация, проведя три или четыре часа в каком-то зальчике, в котором кроме лавок и туалета ничего не было, даже окон, была отправлена назад. Почему это произошло - дело темное, но как-то связанное с вводом наших войск в Афганистан. То ли американцы так начали выражать протест, то ли советская сторона потребовала, чтобы нашей делегации предоставили возможность выразить поддержку советским воинам-интернационалистам, но результат один - в Нью-Йорк нас не пустили. Но de facto в США мы побывали. Две девушки-студентки с филфака МГУ сильно плакали, бормоча что-то про мечту о языковой среде. А мы, мужики, ничего, держались. Тяпнули втихую водки из представительского фонда… Зато назад летели компанией Finnair через Хельсинки. Хорошо финны обслуживали, прям чисто валютный сервис. Правда, в Хельсинки в аэропорту мы были ровно столько, чтобы по одному рукаву выйти из самолета и перейти в другой. Стыковой рейс называется. Но в Финляндии мы побывали… de facto. В паспортах у нас получилась странная «топография». Были две отметки о пересечении граница с СССР «туда» и «оттуда», и ни одной о пересечении других границ, хотя и стояли на земле четырех суверенных стран… Не повезло мне с первой загранпоездкой… Хотя, сейчас я думаю, не повезло мне, что родился в СССР. А с другой стороны, все же повезло больше, чем жертвам аборта, которые белого света вообще не увидели. А я в последствии в Нью-Йорке бывал не единожды. Может, и еще буду…