В Дом наша семья вселилась в далеком 1955 году.
Большой старый двухэтажный дом с историей в два столетия.
Строки о родном доме, написанные краеведом, заслуженным работником культуры Российской Федерации Ревой А.В.:
«Всмотримся в фотографию столетней давности, запечатлевшую дом, которому уже в ту пору было около ста лет (в 1900г.), представим себе, что видели его стены, терпеливо сносившие причуды своих постояльцев, в том числе и первые дружины советской пионерии, и музыкальные кружки молодежи…".
Кстати, я знала от мамы, что в доме когда-то находилась первая в городе типография, а вот про первые пионерские дружины и про музыкальные кружки молодежи впервые узнала из этого текста.
Нам принадлежала половина второго этажа. В доме не было воды, отопления, наша половина обогревалась двумя печками, в которых в зимнюю пору уютно потрескивали дрова. Мама учила меня, как правильно затопить печь, чтобы она не дымила. Нужно было сложить дрова шалашиком, положить под них бересту и приоткрыть поддувало, прежде чем чиркнуть спичкой. Под уютное потрескивание дров в печке хорошо было читать французские романы. Дюма, Золя, Ромен Роллан… Книги открывали мне новый мир.
А еще можно было приоткрыть дверцу печки, примоститься уютно рядышком и наблюдать, как пляшут в ней языки пламени, отбрасывая неровный свет на потолок и стены комнаты в зимние сумерки. И помечтать о чем-нибудь хорошем, например, о лете... Или о новогодней елке...
Однажды, когда я была еще совсем маленькой, мама пригласила в дом трубочиста, чтобы прочистить дымоходы. Трубочистом оказался большой здоровый дяденька. Он был весь черный – черная роба, черная обувь, лицо и руки тоже были все измазаны сажей. Он весело делал свое дело, а я наблюдала за ним, забившись в уголочек кожаного дивана. Мое воспитание не позволяло мне заговорить с незнакомым человеком. Окончив работу, трубочист заметил меня, подошел поближе и протянул мне свою огромную руку. Я подала ему руку в ответ, и моя ладошка утонула в его большой, как лопата, ладони. И тут моя рука стала совсем черной! По локоть! Я была сильно огорчена, а вдруг эта сажа никогда не отмоется?! А дяденька улыбнулся мне, и сказал, что пожать руку трубочисту – это добрая примета, теперь будет у меня в жизни удача! С тех пор в своей жизни я не встретила ни одного трубочиста, а жаль... Сейчас я бы протянула ему обе ладони!
Ощущение огромного пространства нашего дома я пронесла через всю жизнь. Никогда не любила маленьких комнат и замкнутых помещений.
Надо сказать, что я неимоверно скучаю по своему старому Дому, иногда он снится мне по ночам. Будучи в Городе, я всегда стараюсь пройти мимо него, заглянуть в окна.… В 90-е годы Дом был продан за бесценок, папе уже было не под силу содержать его, убирать снег с крыши в снежные зимы, заготавливать дрова. У Дома были уже другие хозяева, и я могла только подойти и прикоснуться к его стенам, полюбоваться парадной резной дверью, которая выходила из наших сеней прямо на улицу и при моей бытности всегда была заколочена. Однажды, в снежном феврале, когда я подходила к родному дому со стороны пожарной части, я привычно, как в детстве, подняла глаза к своим окнам, что находятся на втором этаже. Эта привычка – посмотреть, горят ли окна в Доме, ждет ли меня мама, сохранилась у меня через много лет. И вдруг совершилось чудо – в февральской темноте загорелось родное окошечко! Вот сейчас я, забыв про свою стенокардию, мигом взлечу на крылечко, быстро поднимусь по лестнице на 2-й этаж, распахну дверь, а там – мама! И забудутся все горечи и заботы, и найдет для меня мама такие слова, что мне вновь будет легко и спокойно!
...Конечно, чудес не бывает…. Но в душе осталась надежда, что, может быть, все пройдет, все образуется.… И осталось огромное желание побывать в этом доме хотя бы один раз, подняться на 2-й этаж по стоптанным крашенным ступенькам, открыть двери, обитые цветной клеенкой, и ступить на половицы отчего дома.
И вот однажды мое желание исполнилось, нам с сестрами довелось побывать в нашем старом доме. Мы поднялись на деревянное крылечко, потом прошли по старенькой лестнице на 2-й этаж, открыли дверь с блестящей латунной ручкой…. И все сбылось, и не сбылось.… Почему–то никак не могу вспомнить, что и как расположено в доме у новых хозяев. Прошло всего несколько месяцев, как мы там побывали, а память услужливо предлагает мне именно ту обстановку дома, что была прежде, когда в нем была мама… Голубой посудный шкаф на кухне с раздвижными дверцами, на нем стоит плитка со спиралью накаливания. Налево – дверь в кухню, где топится печь, там же умывальник (рукомойник) в углу, на подставке за дверью стоят ведра с чистой водой.… Высокие двери, покрашенные в белый цвет, ведут в большую комнату в три окна, посредине которой стоял круглый обеденный стол, покрытый клеенкой. Вечером и в выходные дни за ним собиралась вся семья. Слева, рядом с печкой, стоял большой черный кожаный диван с прямой мягкой спинкой и откидными валиками с боков. Диван был ветераном, его купили в конце 50-х годов.
Сохранилась старая фотография. На фото мы сидим всей семьей на этом диване, я в сереньком трикотажном платье уютно примостилась у папы на коленях и доверчиво смотрю в объектив. Белобрысые косички торчат в разные стороны, на ногах – серенькие валенки. Внутри дивана хранились старые и, в общем-то, не нужные уже, но очень интересные для меня вещи: красивые мамины туфли 33 размера на высоченном каблуке бежевого цвета, украшенные шикарными черными лакированными розами, изящные маленькие женские резиновые ботики на каблучке, куда вставлялись белые парусиновые туфельки, розовое платье из гипюра с фигурным воротом. Там же лежали кожаная кобура от папиного пистолета, его же кожаные ремни, старая планшетка…. Конечно, я была девчонкой, и мне больше интересны были мамины вещи. Порой, когда никого не было дома, я примеряла шикарные мамины туфли и все мечтала, как я подрасту, и туфли будут мне впору. Через 33 размер обуви мои ноги проскочили как-то незаметно и окончательно остановились на 37, мамины туфельки я так и не поносила….
В простенках между окон стояли 2 комода. Один был небольшой, резной, из красного дерева. В верхнем правом ящике комода хранились папины воинские документы, его фронтовые фотографии, которыми он очень дорожил. На комоде, на белой, вышитой вручную скатерти, стоял большой радиоприемник. Папа любил иногда по вечерам покрутить ручки приемника, раздавался характерный звук, прорывались голоса разных радиостанций - диапазон приема был достаточно большим. По утрам родители громко включали приемник, ровно в 7 утра по местному времени передавали гимн Советского Союза. Значит, пора вставать, собираться в школу, а за окном темно и холодно... С тех пор к этой мелодии я отношусь как-то не очень…