Тосканский залив

Мастерская Аст
Детектив-пьеса

Действующие лица:
Карла и Джанни – муж и жена, свекры.
Марко – их сын.
Соня – их дочь.
Маттео – их приемный сын.
Лючия – жена Марко.

Сцена 1.
Тосканский залив. На частной яхте семья проводит выходные.

Карла: Ах, как хорошо иметь сыночка с собственной яхтой! Не зря все-таки мы тебя растили.  Вот еще дачку нам построишь, садик разобьем…

Марко: Ага. И сдохну, наконец, на этой гребаной работе.

Джанни: Сволочь неблагодарная! Всем, что у тебя есть, ты нам с матерью обязан! Кто платил за твое образование? Забыл уже?

Лючия.(Маттео): Я так устала от их семьи, каждый день одно и то же.  Не загораживай мне солнце, лучше шампанского принеси.

Маттео. (идет к бару): Бросьте! Погодка-то супер! Щас разгонимся побыстрее, выпьем.

Соня: А мне что-то спать хочется. Пойду лягу.

Маттео. (раздает бокалы):  Да ладно вам! У нас  такие классные родители, компанейские, веселые.  За вас!

Карла: Спасибо, мой милый.  Приемные-то детки все видят, каждую вишенку из мамочкиных рук ценят, а родной сын, кровиночка,  все как должное принимает, лишнего спасибо не выклянчишь.

Джанни: Бить надо больше было в детстве! Я тебе говорил – а ты все сюсюкала с ним. Жри теперь.

Марко: Идите уже все отсюда.  Дайте побыть одному у штурвала, хоть раз в жизни!
 
Лючия: Начинается – и получаса не прошло, а он уже устал от нас. Скучно до смерти. Пойду искупаюсь, а то зонтики поставить у тебя руки не дошли,  а мне теперь обгорать на твоей яхте.

Маттео: Я с тобой! Прыгнем с борта кто дальше?

Лючия: Сам прыгай, а я как нормальная женщина по трапу спущусь. И смотри, не брызгайся - у меня макияж от Диора, но это, конечно, никто, как всегда, не заметил.

Карла: А я пойду тарталеточки приготовлю, щас все есть захотят, а стол пустой. Джанни, принеси еще вина!

Джанни: Пои  этих спиногрызов! Хорошо еще,  вино не мое – не жалко в сортир лить. (уходит)

Карла (возвращается с тарталетками):Деточки мои, кушать!

Внезапно слышится пронзительный крик Сони. Все бегут на нос яхты, через борт свисает тело Джанни, в спине у него гарпун.

Соня: Это не я! Он уже был… мамочки!

Карла (бросается к Джанни): Джанни! Джанни! … Помогите скорей!

Лючия: Господи, как отвратительно! Меня сейчас вырвет. (отходит в сторону)

Маттео: Батяня, ты че так шуткуешь?

Марко: Отец, хватит валять дурака! Вставай, ну! (поднимает его, труп Джанни рушится на палубу, заливая все вокруг кровью)

Карла: Не-е-ет!!!

Маттео: Ой-ой-ой, батя, что ж ты?..

Марко: Черт, теперь еще и  это на мою голову. Никто не уходит - мы все под подозрением!

Лючия: Какой ужас! У меня вечером массаж.

Маттео: Какой массаж?! Человека убили!

Лючия: Да уже понятно,  даже после смерти он будет рушить мои планы. Давайте только без полиции, а то криминальная хроника мне не идет.

Марко: Не теряем время, я  сейчас всех допрошу. Из тактики допроса еще кое-что помню, 10 лет в полиции даром не прошли.

Сцена 2.
Все сидят в тишине.
Марко: Перейдем к уликам. Я обнаружил, что орудие убийства, то есть гарпун, принадлежит тебе, Маттео. Все знают, что только ты умеешь мастерски с ним обращаться.

Маттео: Да вы че? Я комара-то прибить не могу из жалости, а вы мне убийство!

Марко: Это еще не все. Возле тела был обнаружен твой золотой браслет – очевидно, зацепился за гарпун, когда ты бросал его.
 
Маттео: Не-не-не! Это случайно!
 
Лючия: Ну-ну.

Маттео: Не мог я убить батю - он же из детдома забрал меня! Родные-то родители глухо сидели под кайфом, пока я младенцем орал от холода, чудом выжил. Уже в детдоме решил, что где-то есть мой НАСТОЯЩИЙ папка, не кукольный с пластмассовым лицом, а живой, с глазами и ушами, и обязательно с теплыми руками. Когда Джанни пришел, я сразу понял, что это он - я батю так себе и представлял. Он взял меня на руки и вынес на воздух, как раненого с поля боя.  Это был единственный раз, когда он ко мне прикоснулся. Ребенком я все время лез к нему поиграть, повозиться, поболтать перед сном - а он закрывался от меня стеклопакетом.
В 13 лет я принес бате свой первый стих показать – никому не решался, только ему верил, что поймет. Об одиночестве. По-детски незамысловатый,  но я в ладошках ему душу свою принес. Не в стихе дело было, а кричать хотелось: «Мне тебя не хватает! Обними меня!» А он добавил две запятые и сказал: «Слишком с надрывом». Я тогда раскололся, как глиняный горшок - будто меня из горячей печи колодезной водой окатили. Все, что было внутри – в землю ушло, и такая пустота завыла, как в коридоре детдома. Больше я не делился с ним - боялся почувствовать еще раз этот треск внутри, колющую боль от осколков, глухую тишину, как на мокрых пеленках в углу, вечно один. И так день за днем я узнавал страшную правду - что в нашей семье ценно равнодушие. 
Но я никогда не осуждал его. Он вытащил меня из тюрьмы, дал шанс прожить свою жизнь, а не сгнить в подвале на кафеле. Он мог этого не делать, но сделал. И я всегда чувствовал к нему благодарность за это. Я не мог его убить.

Карла: Конечно, не мог!

Лючия: Сонечка, а почему у тебя кровь на пальчиках? Ты вроде к трупу не подходила…

Соня: Я?..

Марко: Интересно! Я записываю.

Карла: Марко, неужели ты подозреваешь сестру?! Она еще ребенок, смотри, вот-вот заплачет.

Марко: Уголовная ответственность наступает с 14 лет. А Соне, между прочим, 25. Продолжаем. Откуда кровь?

Соня: Это… Это моя кровь. Я не смогла колу открыть и порезалась…

Марко: Е-мое! Ты первая нашла труп! В тебе росту два метра, а рука тяжелая – не дай Бог попадешь случайно. Это же так просто – зашибить гарпуном, а потом заплакать, как обычно и притвориться маленькой девочкой! Отвечай уже наконец как взрослая баба.
Соня: Ой… Я… я только пошла в туалет… Я не убивала его! Он был мне нужен - без него я была никем…Рядом с ним ничего не надо было делать, даже думать – все решал он, и мне это нравилось. Это было так удобно – без единой ошибки плыть  лодочкой за ледоколом, не бояться стукнуться носом. Во мне нет силы, как у вас – я родилась слабой и неспособной. Вы все презирали меня, даже ты, мама… А он – единственный, кто взял меня за руку и сказал, что все будет хорошо. Надо было просто идти за ним и делать, как он скажет. В 16 лет мне впервые захотелось попробовать поплыть самой – и я упросила отпустить меня в детский лагерь на море. Весь день я проплакала в номере, потому что мою лодочку крутило на месте, и я не могла держать курс. Я не знала, можно ли мне идти в кафе, нырять вниз головой, красить ресницы. Ко мне подходили знакомиться, а я мотала головой и не знала, что делать. Меня тошнило, давили виски, и  хотелось только одного – к папе. Я позвонила ему, а он сказал: «Я же говорил, что ничего хорошего тут не будет». И забрал меня.  Больше я никуда от него не отходила, чтобы никогда так сильно не  волноваться. Я знаю, что настоящая жизнь проходит где-то очень далеко – я вижу ее размытое отображение, как фату-моргану в пустыне. Я представляю себя в ней, как во сне, когда можно быть сильной, влюбленной,  прыгать с высоких скал. Как это сладко и просто – быть дерзкой и неуязвимой, просыпаться всегда безнаказанной и снова засыпать, и совершать подвиги, не напрягая ни одной мышцы! А та жизнь  - слишком далеко, я боюсь идти к ней через свою пустыню. Ведь неизвестно, сколько она тянется, и хватит ли времени пройти ее до конца? С папой я могла бы решиться, а теперь – кто возьмет ответственность за меня?… Я ничего сама не умею, ничем не могу поделиться – кому я нужна такая?… Папа говорил, что все будет хорошо, а мне плохо, как никогда не было!  Вы убили его и раздавили мою жизнь!

Маттео (шепотом): Просто пипец!

Лючия: Да, без папочки она, пожалуй, не выживет. Навряд ли она его убила.

Карла: Моя бедная доченька! Этот мерзавец и тебе все испортил! Лучше б я убила его еще раньше!

Марко: Стоп!  Значит, ты хотела убить его раньше, а получилось только сейчас?
 
Маттео: Офигеть!

Карла: Я очень хотела убить его, дрожала всем телом от решимости. Но не сейчас, а лет двадцать назад, пока я была молода и могла прожить по-другому свою жизнь. Я рано вышла замуж, и  мне очень быстро наскучил наш брак – бесконечная  готовка, уборка, дети – моя жизнь сомкнулась до удавки диаметром от дома до рынка. Джанни был всем доволен, даже потолстел – потому что его представления о семье сбывались на глазах: жена занимается домом, а причесанные дети  прибегают поиграть исключительно по его желанию. Он стал самым сильным неандертальцем в своей стае – добыл мамонта, завоевал самку и дал потомство. Больше ничего ему было не надо. Он перестал разговаривать со мной, прикасаться ко мне, отгораживался телевизором, футболом, чем угодно. Я чувствовала, что нужна ему как статусный аксессуар, которым можно везде похвалиться и тут же убрать в карман. Я выла днем и ночью, как дикий зверь, но он не обращал внимания – ведь корма  у меня было достаточно. А у меня под кожей  выкручивались склизкие пиявки – не давали мне ни сесть, ни лечь. Они сосали мою кровь, и все внутри зудело и раздражало, хотелось биться об стену со всей силы, чтобы размазать их всех и, наконец, успокоиться. Я боялась сказать Джанни, как мне плохо без его теплого дыхания, без его ресниц на моей щеке, без его мыслей, в глухом пластиковом вольере с табличкой «Семья». Мне было страшно, что он опять не поймет  и начнет кричать. Однажды он отшвырнул ногой нашего щенка, за то, что тот ластился к ему после работы. Щенок ударился об стену и умер. Рыдая в ванной от боли и бессилия, я захотела убить его – задушить подушкой во сне, чтоб не видеть его расплывшегося лица, не слышать хрипов, а изо всех сил вдавить в кровать, пока вены на запястьях не перестанут пульсировать . Я зашла в спальню и вдруг увидела, что он уже мертв – несвежее тело, слюна течет изо рта, запах отсыревшей пепельницы и наплевательский храп . Я расхотела к нему прикасаться и  ушла спать к детям. А утром, переспавшая боль, придушила пиявок тяжелым песком. Прошло 20 лет – и сейчас мне уже все равно: жив он или мертв, потому что для меня он умер тогда, вместе со щенком. Я и сама умерла тогда, оставьте меня все в покое!
Соня: Мамочка, что ты... Как же… Он не мог убить собачку…

Марко: Что ж ты терпела 20 лет? Взяла б нас и ушла на фиг.
 
Маттео: А я не знал. Мне казалось, ссоры и слезы пройдут, и все опять будет хорошо.

Карла: Я все скрывала, чтобы вы росли в счастливой семье.
 
Марко: Семья? Ты даже не знаешь, что это такое! И мы никто из-за вас не знаем! Идиоты.

Карла: Да, я виновата перед вами, но не убить же меня теперь? Или это ты отца родного?..

Соня: Ах!..

Маттео: Марко, не может быть…

Марко: Да, это я. Я не собирался ничего скрывать, просто мне было интересно, что вы все на самом деле о нем думаете. И я рад, что убил эту гадину.  В детстве мой дед завещал мне дом, но документы Джанни оформил на себя, потому что я был еще мал. Когда после свадьбы мы с Лючией переехали туда, он отказался уступить нам право владения, сетуя на бюрократию и налоги, уверяя, что бумажки не имеют значения, и дом мой. Как же он упивался своим благородством!  Трепал по знакомым, что обеспечил своего сыночка жильем, требовал постоянной благодарности за свою щедрость. А мы с Лючией чувствовали себя приживалами на его территории. Он не давал нам передвигать мебель и выбрасывать старые вещи с чердака – потому что все в этом доме принадлежало ему, и он ни с кем не собирался делиться властью. Как только я раскрывал рот, он тут же грозил выкинуть  нас на улицу с маленьким ребенком.  На семейных торжествах он сидел индюком, самозабвенно тряс красной соплей и свысока обозревал свой выводок. Это было отвратительно – хотелось свернуть ему шею и нафаршировать зад капустой с перцем! Я не чувствовал себя самостоятельным мужчиной рядом с ним. Всю жизнь он висел надо мной, как дубовый сук, не давал расти вверх, закрывал мне солнце. Он был главный  в семье, никто не имел права иметь свое мнение. С пеленок и по сих пор я оставался для него мелким писенышем, его изделием, отростком. Он диктовал мне, как себя вести, где работать, сколько детей рожать, за какую команду болеть. Он лез в мою жизнь, как в свою барсетку – пересчитывал деньги, брал, сколько ему вздумается. В очередной раз я попросил его переоформить документы на меня, чтобы порвать эту зависимость, но он отказал. Тогда я решил убить его. Размозжить его бошку, вывернуть все кишки, порубить на куски – чтоб не осталось ничего, чтобы помнить. Я не бросал гарпун – я всадил его медленно, чтобы чувствовать всей рукой, как хрустят его кости, как  лопаются оболочки легкого, как упруго острие входит в сердце, будто в резиновый мячик. Я смотрел ему прямо в глаза – два стеклянных шарика с застывшим страхом внутри, и я счастлив оттого, что он видел своего убийцу.

Карла: Бедный мой мальчик! Ты не должен был… Это я должна!..

Маттео: Блин, братан… Как же ты?..

Соня: Марко, это ужасно. Убийство… что теперь будет?

Марко: Ничего. Свалим его за борт, отмоем палубу и вздохнем свободно.
 
Карла: Правильно, сынок. Теперь я вижу, каким ты стал сильным. Я горжусь тобой.

Лючия: Интересно!  Неужели вы и правда думаете, что он смог бы сам такое провернуть? Вы такие же глупые, как и 7 лет назад, когда я впервые попала в вашу семью. Я сразу почуяла, откуда несет гнилью, а кто играет в картонные домики. Я поразилась, как дружно и слаженно работает ваш механизм. Этот мерзавец Джанни жрал  вашу жизнь, превращал ее в вонючее однородное месиво,  и каждый из вас с готовностью протягивал ему мусорный пакет с душой, мечтами, собственным мнением. Меня бесили ваши красочные жалобы на судьбу, пустые слезы, лживое бессилие. Я не хотела выслушивать все это изо дня в день, подыгрывать вашей грязной машине по самоуничтожению. И я знала, какой болт нужно убрать, чтобы все остальные, наконец, раскрыли глаза и начали шевелиться. Сама я бы никогда не убила – это не моя проблема и не мне руки пачкать. Но направить вас, дурачков, мне ничего не стоило – было даже забавно выуживать ваши мотивы, незаметно колоть в больное место,  наблюдать, кто же первый решится на убийство. Я так и знала, что это будет Марко. Сколько лет я капала ему на мозги, растила и холила ненависть, осторожно сеяла мысль о мести. Без меня вы бы так и гнили до последней капельки серого вещества, пока  Джанни не отрыгнул бы обрывками когда-то ваших мыслей. Я не жду благодарности - навряд ли вы способны понять мою значимость. Мне достаточно знать, что я могу изменять судьбы, дарить людям возможности, чувствовать себя демиургом, пока вы копошитесь там и считаете, что сами строите свою жизнь. А теперь я согласна, давайте поскорей избавимся от него и вернемся домой.

Марко: Ссука!

Соня: Ах!..

Маттео: Бляяя…

Карла: Сердце!..

Полицейская сводка следующего дня:
На прошлой неделе была арестована Лючия Росси по обвинению в убийстве своего свекра Джанни Росси. Четверо человек, присутствующие в тот день с ней на яхте, свидетельствуют против нее. У полиции нет причин сомневаться в виновности синьоры Лючии, поскольку, как стало известно, у нее у единственной был веский мотив для убийства: в случае смерти синьора Джанни она автоматически получала все его наследство. По словам свидетелей и адвоката семьи, обвиняемая хитростью втерлась в доверие к их отцу, настроила его против них и заставила переписать завещание полностью на себя. Суд состоится сегодня, и специалисты прогнозируют самый жестокий приговор.