В кривом зеркале

Ксения Киктева
                The world is a stone. The stone is cold.
                The sun can make it warm, but this warmth is temporary.
                The only eternal warmth is that of your hands.
                Anonymous.

I
Люсьен и те.

***
- Здравствуйте, я…
- А-ах, спать хочется!..
- Три за тринадцать, восемьдесят девять как семнадцать, а девяносто три, значит, как тридцать семь…
- Где приказ от пятого числа, Мэй?
- Не может быть!
- Кто сказал?
- Не знаю я, мама! Спать хочу!
- Здравствуйте, простите, не могли бы вы…
- Ночью надо спать!
- … мне подсказать…
- Так, а от тридцать первого где? Холлстейн, вы не знаете?
- Помилуй бог, Мэй!
- Мэри, лучше помогите мне поискать! Так вам кого, молодой человек? – вдруг спросила женщина с глазами навыкате.
Люсьен Жамель смотрел на всех широко открытыми глазами, и его брови медленно ползли вверх.
- Вы что, не слышите? Я к вам обращаюсь!
- Да, простите. Мне нужен Мишель Торни.
- О-о… - протянула женщина.
- Хм… хм, - не то засмеялась, не то закашлялась сидевшая рядом бесцветная девушка.
- Мишель вам нужен? – подскочил маленький, совершенно седой старичок с черными, как угольки, глазами.
Молодая женщина со смуглым лицом и впалыми щеками печально улыбнулась.
Пауза затянулась. Все молча и со значением переглядывались. Люсьен Жамель слегка растерялся.
- А… так как мне можно найти Мишеля… господина… Торни? – опять спросил он.
- А зачем он вам? – лениво поинтересовалась бесцветная девушка.
Люсьен Жамель совсем опешил, но тут дверь неожиданно открылась и в помещение вошел высокий полноватый брюнет.
- А вот и он! – испустила победный вопль женщина с глазами навыкате.
Брюнет остановился как вкопанный. Его взгляд тоже остановился – на Люсьене Жамеле.
Тот улыбнулся, показав крупные белоснежные зубы, и сказал:
- Как я рад. Ведь это вы Мишель Торни? Наконец-то я вас нашел. Трудно было, - он снова улыбнулся, и в его зеленых глазах засветились искорки.
По лицу Мишеля Торни пробежала судорога. Он вяло потряс руку Люсьена Жамеля и невнятно пробормотал:
- Да-да… уже… быстро, однако… ну, что ж… пройдемте… да… туда, - и сам прошел в смежный кабинет, Люсьен Жамель – за ним.
Раздался громкий шепот черноглазого старичка:
- Ух ты! Молодой, да ранний! Ну, Райдер…
- Тихо вы, Холлстейн, - укоризненно прошипела женщина с глазами навыкате и громко сказала:
- Да, Райдер… Райдер, он такой. Чего ждать от него, не знаешь.
В это время в кабинете Мишеля Торни Люсьен Жамель говорил:
- Он просил меня обратиться именно к вам. И еще он сказал, что чем быстрее я войду в курс дела, тем лучше – ну, это понятно…
- Понятно-понятно… да, - бормотал Мишель, - ну, я вас познакомлю с коллективом, а в курс дела… будет, кому ввести, - мстительно  сказал он. – Я уже скоро увольняюсь, то есть, я официально уволен, ну, иначе вы бы и не пришли сегодня, что же это я…
Люсьен Жамель изумленно посмотрел на него. Мишель яростно разглядывал табель-календарь и говорил:
- А он хорошо сделал, что именно вас позвал… Я думаю… вы ведь сразу согласились, наверное? – вдруг выпалил он.
- Ну, у меня не было выбора, - с опаской ответил Люсьен Жамель, на всякий случай улыбнувшись.
- Ха! – нервно хохотнул Мишель, - ну, еще бы! От его просьб не откажешься! Не отвертишься… - как-то обреченно прошептал он.
- Ну, я бы не сказал, что это была просьба…
- Конечно! – с мученическим видом воскликнул Мишель, - узнаю, узнаю Райдера, когда-то и я так…
- Райдера? Какого Райдера?
- Как какого? Вы что? То есть как… Вы… Вы…
- Простите, меня сюда направил Бетанкур. Он мой научный руководитель, вообще-то, но именно он посоветовал мне стажироваться в экономическом…
Мишель страшно сконфузился:
- А-а, черт возьми! Простите, ради бога, я и забыл – все о своем да о своем… Так вы студент! Да-да-да, точно, помню…
- Да, я учусь на последнем курсе, - робко сказал сбитый с толку Люсьен.
- А я-то думал, - Мишель лихорадочно потирал то руки, то лоб, - я думал, вы новый начальник отдела… Я же увольняюсь.
- Да, я знаю, - сказал Люсьен и тут же пожалел об этом.
- Откуда?! – перепугался Мишель.
- Так вы же сами сказали!
- Да. Точно… Вы правы… Ох, совсем я что-то стал какой-то… - и Мишель натянуто засмеялся.
Люсьен беззвучно расхохотался, прищурив глаза и запрокинув голову.
- … Ха-а-арошенький, а, мам? – зевая, говорила бесцветная девушка.
- Ты чего это, дочурка? Мелкий, растрепанный какой-то… - осудила женщина с глазами навыкате.
- Да что ты, мам, я шучу. У него улыбка тупая.
- Зато веселый, - ввернул старичок, - кажется…
- Да уж, весело тут всем будет, - мрачно заметила женщина.
- О-ой, - потянулась дочь.
- Мэри, вы скажите, ну неужели он все-таки уйдет? Неужели оставит этого – лохматенького, - вместо себя?
- Все зависит от Райдера, - ответила смуглая женщина.
В это время вошел Мишель Торни. За ним – Люсьен.
- Вот, Люсьен, если что, обращайтесь к Мэй Керр, - сказал Мишель, указывая на женщину с глазами навыкате.
Она любезно заулыбалась.
- Спасибо, - сказал Люсьен, - а Райдер?
Повисла мертвая тишина. Мишель замялся и потер лоб.
- Да, пожалуй, - выдавил Мишель, - я к вам… вас… он, тьфу, я вас к нему отведу, чтобы там… это.
Когда они вышли, Мэй Керр потерла руки и сказала:
- Ой, а мне даже захотелось поработать, так интересно стало! Правда-правда, он молодой, ух, так и ощущается приток энергии… Посмотрим, что будет… А вы, Мэри, ну скажите, почему Мишеля уволили?
- Он уволился сам.
- Да ладно вам, это все знают… Ну, скажите…
- Ну, что же вам сказать, Мэй?
- Мэри, вот вы всегда так - ходите вокруг да около…
- Тянете резину! – вмешалась бесцветная девушка.
Старичок Холлстейн хихикнул.
- Тут деньги, да, конечно? Или личное? А? Личное, да? – не унималась Мэй Керр.
- Ну вот, вы же сами все знаете…
Вошел Люсьен Жамель. Один, без Мишеля. Мэй Керр вскочила и затараторила:
- Ну, давайте знакомиться! Я Мэй Керр, очень приятно, это вы знаете, а это дочка моя, тоже Мэй Керр, ха-ха, да, младшая, вот. Это Джулиан Холлстейн, а вот Мэри Зэмми, у нее малыш, она одна с ним, так что вы к ней того, помягче, ха-ха, шучу, шучу, ну, что вы.
На лице Люсьена Жамеля застыло непередаваемое удивление.
- Люсьен Жамель, очень… - только и успел сказать он.
Мэй Керр продолжала трещать:
- Ага, ну, кабинет свой вы  уже видели, а с нашей документацией хотите ознакомиться? У нас все шик-блеск – и штатное расписание, и ценз образовательный есть, и проекты даже! И еще книга приказов, вот, вот же она, а, нет, простите, это не она!
- Тут, наверное, какая-то ошибка, - сказал Люсьен, - я студент, я приехал на стажировку, я учусь в Высшей…
- Как студент? Что за?.. А мы-то думали… А… а… - Мэй Керр-старшая так и кипела.
Мэй Керр-младшая зашлась в истерическом смехе.
- Понимаете, мы начальника нового ждали… - хихикал Холлстейн.
Мэри Зэмми улыбалась и качала головой. Неожиданно заглянул Мишель, быстро сказал:
- Мэри, вас – Райдер, - и исчез.
Мэри вышла.
Люсьен поинтересовался, оглядевшись по сторонам:
- Простите, а куда мне можно сесть, вот сюда? Это свободный стол?
Тишина была ему ответом.
- И еще – насчет… насчет моего задания… Вот оно, здесь все сказано. Но здесь, в организации, его могут изменить, адаптировать к условиям самой организации. Так сказал мой руководитель… Вы мне не подскажете, госпожа Керр?
- Да что вы, молодой человек? Не знаю! Кто я, по-вашему?!
- Но господин Торни сказал…
- Ой, ну обед уже, - недовольно протянула Мэй Керр-младшая.
- Дочка, давай доставай, что там…
- Холлстейн, плитку включите, вам ближе…
- Айн момент, девочки…
- Что вы там возитесь, Мэй уже все достала!
Люсьен беспомощно оглядывался. Победно сиял кончик носа Мэй Керр-старшей. Пахло супом с фрикадельками.


***
Несколько дней спустя все было… так, как это было всегда.
- … но как же, я ведь не могу ничего не делать! У меня есть задание, его нужно выполнить…
- Иди к Райдеру… куда-нибудь! – не выдержала Мэй Керр-старшая.
- К Райдеру я ходил, он явно… явно не хочет мной заниматься.
- Ну и наплюй ты на все! – раздраженно посоветовала Мэй Керр-младшая.
- Но как…
- За отчет, что ль, переживаешь?- проявил участие Холлстейн.
- Разумеется! – оживился Люсьен. – А откуда вы…
- Там что, дождь? – спросила Мэй Керр-младшая.
Раздался телефонный звонок.
- Кого? Кого? Да не слышно же, черт! А-а, секунду. Вас, Мэри. Му-ужчина-а какой-то!..
- Спасибо, Мэй.
- Это вы правильно поняли, что мне отчет писать, - с надеждой заговорил Люсьен.
- Что?
- Ну, отчет…
- А-а, да…
- Так вот, я насчет отчета… Вы, значит, тоже, как я, когда-то стажировались…
Тут дверь распахнулась, и вошел мужчина роста среднего, но очень и очень полный.
- Господин директор? Заходите! – заулыбалась Мэй Керр-старшая.
- Хм… да-да, - прогудел он.
- Ну, дела – Райдер с инспекцией пожаловал! – зашипел Холлстейн прямо в ухо Люсьену.
- А что, если я сам еще раз с ним поговорю, - прошептал Люсьен.
- Молчи, ты что, с ума сошел? Молчи, говорю, - Холлстейн даже схватил его за руку.
- Красотка, - сказал Райдер, приближаясь к Мэй Керр-младшей.
Она улыбнулась.
- Ну, что вы тут, как? Сидите?
- А что ж не сидеть-то, а? Здесь сидеть – не то, что… - хихикнул Холлстейн и подмигнул оторопевшему Люсьену.
- Ну уж, Джулиан как скажет, - виновато-сконфуженно произнесла Мэй Керр-страшая.
И Люсьен решился.
- Господин Райдер, - твердо сказал он, - не могли бы вы дать мне конкретные инструкции насчет выполнения моего задания?.. Что я, как стажер, должен…
Последние слова Люсьена заглушила Мэй Керр-старшая:
- Подпишите вот здесь, пожалуйста, господин Райдер!
Райдер подписал и, тяжело дыша, медленно вышел.

***
- … а вчера в новостях говорили, что какая-то певица купила платье из кожуры авокадо! – сказала Мэй Керр-младшая.
- Это Хейли Фале, не иначе, дочка.
- Нет, Хейли Фале – это журналистка! – улыбаясь, сказал Люсьен Жамель.
- Я знаю ее песню, вот эту: «Вы, красотки, глядите на небо…» - напел Холлстейн пронзительным голоском.
Люсьен опять возразил:
- Да нет, она журналистка! Она еще писала о Каннском фестивале этого года. Я знаю, потому что…
- Ой, да, классно она, кстати, поет!
- … так вот, я о фестивале. Просто так получилось, что мы с Этьеном, а Этьен – это мой друг…
- Это-то кто это тут … поет? – вдруг прогудел в дверях Райдер.
- Ой, ну напугаете же вы! – взвизгнула Мэй Керр-старшая.
- Так, кто тут без работы сидит? А?
- Хи-хи…
- Мэй Керр-младшая! Что за смешки! А, вот, студент! Что, кажется, хотите поработать?
- Да уж, да уж, молодой человек тут все желание изъявлял! – поддакнула Мэй Керр-старшая.
- Да, но я…
- Не понял! Отчет – видите – квартальный? Вы экономист или кто?
- Конечно, да, но я… Прежде чем проверять отчет, я должен… То есть вы…
- Что вы болтаете?
- Но… но… не могли бы вы ознакомиться с моим заданием…
- Так, Мэй, займись, - отрезал Райдер и, пыхтя, вышел, бросив на стол Мэй Керр-старшей какие-то бумаги.
Люсьен встал и быстро подошел к ней.
- Мэй, давайте, я помогу, я просто думал, что…
- Не мешай.
- Ха, проехали, да, мам?

***
- О-ой, пора идти на заседание это, да?
- Мама, Райдер сказал, что это совещание.
- Мэй, деточка, это одно и то же, у Райдера все одинаково.
- Будет заседание! А я и не знал! А когда? – спросил Люсьен.
- Ну, не скажите, не скажите, Холлстейн! А мне нравится, как он говорит! – мечтательно произнесла Мэй Керр-старшая.
- Так во сколько оно? И… и что там будет? Может, мне…
- Ой! Мэй! Мэй!
- Ну, что ты, мама, вдруг раскричалась, а?
- Мэй, а квартальный-то отчет…
- Так что же это за заседание, все-таки, скажите, Мэй! – взмолился Люсьен.
- Ой, Люсьен, подожди. Тут такое дело! Там была целая папка, ты что, ее не взяла?
- Я, кажется, видел вашу папку… Она, случайно… - сказал Люсьен.
- Холлстейн, быстро вспоминайте, где она может быть!
- Но я же говорю, что видел ее!
- Да откуда мне знать, Мэй? Я от ваших папок держусь подальше!
- Ладно, я и так все помню. Примерно, - храбро сказала Мэй Керр-старшая.
- Но я видел…
- Так, так… заходите, не бойтесь, я не кусаюсь, - вдруг прогудела голова Райдера из дверей конференц-зала.
- … А здесь много людей, наверное, все отделы собрались, - заметил Люсьен на ухо Холлстейну, севшему рядом.
- Интересно, насколько затянется эта канитель? - взглянув на часы, пробормотал Холлстейн.
- Подводя наши с вами итоги, нельзя не заметить…- внушительно сказал Райдер.
- И зачем я сюда пришел, - чуть слышно проговорил Люсьен.
- А эта Керр, она, представляете, тогда взяла и спрятала все документы мужа, чтобы он, понимаете, от нее не ушел… - вдруг зашептали сзади.
Люсьен вздрогнул и обернулся. Позади него сидели незнакомые женщины и сдавленно хихикали, наклонившись к незнакомой же рассказчице.
- Ты на свидания-то ходишь, девчонку уже завел? – деловито поинтересовался Холлстейн, толкнув Люсьена локтем.
- Я…
- Вот она, молодежь! Дохлые вы все какие-то, вот что. Вот в мое время…
- … и надежды на молодые наши кадры возросли, как никогда, - мерно вещал Райдер.
- … в мое время только держись, что парни, что девчонки! Эх, давно это было… - черные глаза Холлстейна разгорелись ярче обычного.
Раздался писк мобильного телефона.
- Да она ж у меня в сумочке, папка-то! – вдруг победно возопила Мэй Керр-старшая.
- …да… в меня была влюблена одна девчонка. Так влюблена, как ее возрасту несвойственно. Зато свойственно характеру, - тут Холлстейн улыбнулся. Люсьен очень удивленно посмотрел на него. - До сих пор не пойму, что она во мне нашла, я же был наглым самонадеянным мальчишкой, и бесцеремонным до ужаса. Но она в буквальном смысле бегала за мной, звонила, встреч искала…
- …и мне удалось наконец-то связаться с заместителем министра, с самим заместителем министра! – победно заявил Райдер со своей трибуны.
- … ну что ты такой невеселый, ну улыбнись! – громко потребовала Мэй Керр-младшая у мобильного телефона.
- … но она не была красавицей, и даже просто поговорить мне с ней было не о чем. Что самое смешное, ей со мной тоже.
- …и после плодотворной нашей беседы с заместителем министра, - хвастался Райдер.
 - Я никогда не давал ей особых надежд, ты же понимаешь, но и не отшивал ее грубо. Ну, честно сказать, я плевал на нее.
- … а потом она сама от него ушла, и уж он-то ее документы не прятал! – торжествующе заключили сзади.
- … и вдруг она пропала. Надолго, лет на десять.
- … в нашей области и один день может решать многое, - с академическим видом изрек Райдер.
- … и что ты думаешь? Она основала компанию, которая буквально поглотила мою фирму! Ну, ту, в которой я работал! «Я думала, что может, так произведу на тебя впечатление», - так она сказала. Каково, а!

II
Люсьен и Мэри Зэмми.

***
- Скучаешь? – неожиданно сказал над ухом у Люсьена низкий женский голос.
Он вздрогнул и обернулся.
- Мэри? Мэри? Не ожидал вас… тебя здесь увидеть! Ну надо же!
- Это я не ожидала тебя здесь увидеть! Ты ведь недавно в нашем городе. Как ты узнал об этом месте?
- Просто… просто… как-то раз я… недавно, после работы мне не хотелось идти домой…в гостиницу… и… и я бродил и бродил по улицам, пока не вышел на самую окраину. И знаешь, мне очень понравился этот дом, смотри, вот эта стена, когда на нее падает солнце, она совсем желтая, такая яркая на фоне голубого неба, - смущенно сказал он.
- А я люблю это место, потому что здесь есть такая уединенная скамейка, вот эта. И еще, вот в этом большом доме сейчас никто не живет.
- Странно как! А где же хозяева? Жильцы?
- Уехали куда-то, - беззаботно махнула рукой Мэри Зэмми.
Они замолчали.
- Так приятно, ветер такой теплый-теплый… А ты скучаешь по дому или просто скучаешь здесь?
- И здесь, и по дому… очень-очень, - быстро проговорил Люсьен.
- Почему? Ты ведь здесь будешь… сколько?
- Три месяца.
- Всего-то! И так быстро соскучился? Смешной!
- Просто здесь мне трудно. Здесь как-то все по-другому…
- Даже на другой улице все по-другому, а уж если говорить о городах…

***
- Вот я вернусь домой и буду всем рассказывать, как мне здесь было… плохо. И меня после этих слов никто не узнает.
- Зато тебя будут расспрашивать, почему же именно тебе было плохо, все детали выяснят. А если ты скажешь: «Все было просто замечательно, я так доволен»…
- …никто и не подумает ничего выяснять. Даже Этьен, мой лучший друг.
- Почти верная гипотеза.

***
- Ты никогда не думала, что людей можно сравнить со странами?
- Лучше с книгами. Вот смотри…
- А, да! То есть нет, нет! Не всех, я думаю! Вот Мэй Керр-младшая – желтая пресса!
- А старшая тогда что?
- Желтая пресса, пожелтевшая от времени!
- Не шутите над горем человеческим, о, злой студент!
- А вы, вы, Прекрасная госпожа, тоже хороши, сами ведь начали!..
- И ничего я не начинала, вот еще!.. А что тогда я, скажи, Люсьен?
- Ты… ты – роман поэта.
- Что? Как это?
- Человек все время писал стихи и вдруг взял и сочинил… целый роман! И получилось чуть ли не лучше, чем все его стихотворения вместе взятые и чем каждое в отдельности! И никто-никто не ожидал от него такого…
- Хм… А как же общественность восприняла эту его выходку?
- Я думаю, понял и оценил тот, кто должен был. И кто мог.


***
- Ты скучаешь без Этьена?
- Еще как! Так странно, что ты его вспомнила! Я говорил тебе о нем так мало!
- Но ведь он твой близкий друг.
- Самый близкий. Самый-самый. Мы дружим с детства… и знаем все уголки Парижа! И с каждым связана своя история.
- История?
- Ну да. В детстве мы были страшные фантазеры. И к тому же непоседы. Если бы оставались на земле какие-нибудь неизведанные области, мы бы отправились их открывать и исследовать!
- А почему же сейчас вы не вместе? Тебе было бы легче с ним здесь.
- Он учится не со мной – в Высшей школе коммерции.
- Вот как…
- Но мы все-таки разные с ним. Во многом даже, я бы сказал. Я бы хотел вас познакомить. Почему ты молчишь? Ты бы не хотела?..
- Ты смешной, такой забавный…
- Мэри. Мэри. Как хорошо, что ты есть. Здесь.





***
… Итак, представь. Поется от лица Мишеля Торни. И обращается он к Райдеру:
«Я работал на вас, работал,
в отпуск не уходил ни разу,
но потом вдруг случилось что-то,
и в опалу попал я сразу.
Убивает меня все это,
Но и вам тоже будет крышка,
А пока скажу по секрету:
Чтоб ни дна вам и ни покрышки!» - вот эта строчка какая-то неудачная, мне кажется, а дальше вот так:
«Я налью вам на стул клею,
провода из сети выну,
никогда вас не пожалею…» - я последнюю я не придумал, ничего не подбирается.
- «… если надо, то в глаз двину», - грустно и серьезно сказала Мэри. – За такие песенки убивают, Люсьен, - и вдруг беззвучно рассмеялась, закрыв лицо руками, - не могу, ой, не могу…
- Я это сочинил в один из многочисленных моментов, когда… в общем, когда нечем было заняться на работе.
Мэри смахнула слезинки и сказала:
- А ты хорошо играешь, и голос у тебя такой… такой…
- О, это здорово, что у тебя оказалось пианино. Когда мне было четырнадцать лет, мы с Этьеном накопили денег и купили старый-престарый синтезатор. Ну, и пародировали всякие модные песенки. Они же обычно жутко глупые, а мы делали так, чтобы было смешно, то есть еще глупее. А ведь для этого «Откровения Мишеля» я тоже взял известный мотив, знаешь, вот это: «Je te cherche tout le temps sans cesse/sans meme savoir si tu existes…», знаешь?
- Н-нет, это что-то ваше, французское… А знаешь, что? Я бы назвала твою песню не «Откровение Мишеля», а вот так, например: «Строки, в отчаянье сочиненные Мишелем Торни, примерным сотрудником и…» и, ну, можно так дальше: «и, к слову, прекрасным семьянином…», ой, мне даже самой смешно, «… буквально преданным своим непосредственным начальником и…», да, вот так: «… и по совместительству другом, а где-то даже покровителем, господином Р.»
- Мэри… Мэри! Ты – чудо! Ты молодец! Вот это да! Я и не ожидал, правда!


***
- Знаешь, что я хочу тебе сказать… дружба пахнет рекой или морем, одиночество – сладкими булочками  с клубничной начинкой, авантюризм – старыми кассетами. Теперь я знаю, как пахнет чудо. Чудо пахнет твоими духами.
- Да, духи – это то, что радует меня каждый день. А что это  ты говорил про старые кассеты?
- А, это мы с Этьеном, записывали на них когда-то наши…
- Ваши?
- Ну, сцены из жизни путешественников. А все ради чего? Ради звуков природы! Мы их изображали с помощью… ну, понимаешь, «вспомогательных средств»! Что у нас только не шло в ход! И некоторые на пленке звучали очень даже похоже! Ну, мы с Этьеном были…
- Нестандартные дети?
- Ты угадала! Именно!
- Я не угадала, я знала, наверное.

***
- … с ними трудно, Мэри.
- С кем же легко?
- Не смейся! Я не знаю, почему… очень, очень трудно. Слишком. Я бы сказал, невозможно.
- Наверное, тебе трудно, потому что они другие.
- Мэри! Ты не говоришь, что я другой, ты сказала, что они другие… Но почему ты тогда - …
- И я другая. Все мы другие… но сути дела это не меняет.
- А знаешь, Мэри, я могу тебе сказать, что я понял, что такое счастье. Счастье – это когда ты не чувствуешь напряжения. И когда чувствуешь … гармонию. Трудно сказать, где она, внутри тебя или вне.
- Наверное, должна быть и там, и там.
- Да… и даже не быть, а исходить изнутри и извне…
- А некоторые считают, что это скучно, ты знаешь об этом, Люсьен?
- Как может наскучить счастье?
- Я говорю о гармонии. Когда становится скучно, начинаешь искать проблем и мучений.
- Что за мазохизм!
- Это не так смешно, как кажется, Люсьен. Это жизнь и сущность некоторых людей.
- И ты таких знаешь?
- Не до конца.
- Но это же, наверное, неустроенность.
- Ты что-то говорил, а я тебя перебила…
- Нет, что ты, совсем не перебила. Просто я хотел сказать… хотел сказать, что когда я был у себя дома, я не чувствовал, что счастлив, но теперь я это так хорошо понимаю! Мэри, Мэри, это так хорошо, когда живешь, как дышишь, нет, как летишь, и… и… А здесь! Я скажу прямо: я таскаю моральные кирпичи, нет, как-то я не так сказал… А, вот, сейчас объясню.
- Но я поняла, поняла…
- Нет, я все-таки объясню. Это так странно получается! Когда общаешься с ними, такими… такими другими, начинаешь думать: «Это во мне что-то не так». То есть я-то знаю, что все так, но…
- Тем не менее, начинаешь думать, да?
- Нет, даже не думать, а чувствовать, что ли… Вот смотри: дома, в Париже, люди понимали меня так, как я хотел, то есть если я что-то говорил, я знал, нет, чувствовал: человек услышит в моих словах то, что я в них вложил. А здесь… Мало того, что приходится как-то все объяснять или повторять по двадцать раз, чтобы они услышали, так еще и объяснения выходят какие-то идиотские, по-другому и не скажешь!
- А зачем объяснять? Кто не понял обычных слов просто так, тому они не нужны и после тысячи объяснений. Я уж не говорю про сами эти объяснения. А ты такой смешной! И ты счастливый человек, Люсьен. Многие за всю жизнь так и не познают счастья, они улавливают только его оттенки… А вообще, имеем ли мы право говорить о многих?
- Да, да, Мэри, я как раз подумал об этом! Нет, не имеем! Мы слишком любим обобщать, да?
- Именно, а за обобщением скрываемся мы сами да несколько близких людей, к которым тоже, вообще-то, нельзя проникнуть в душу. И вообще, знаешь, что счастье у каждого свое, Люсьен? Знаешь, что представления другого человека о счастье могут взбесить тебя, вывести из себя? И знаешь, что просто мысленно дать другому право считать так, как он считает, - это непосильная для большинства людей задача?
- Мэри, Мэри, я же задумаюсь теперь надолго… на вечность!
- Беру свои слова обратно, я что-то разошлась, хоть ты и смеешься теперь.
- Смеяться-то я смеюсь, но вот последнее, что ты сказала…
- Забудь.

***
- И все же ты очень таинственная.
- Почему?
- Я хочу узнать о тебе тысячу вещей, хочу знать тебя, как себя самого… Вот, ты молчишь. Ты такая красивая, Мэри. Можно… можно, пооткровенничаю? Когда я увидел тебя, я сначала увидел только твое лицо, потому что ты сидела… А потом, когда ты встала и пошла к двери… Я думал, когда смотрел на твое лицо, что ты худая, но потом, когда я увидел тебя во весь рост… Какая ты красивая!
- Ах ты, смешной маленький мальчик! Ты такой смешной, Люсьен! Маленький и смешной. И какая же у тебя улыбка!..
- Вот ты сейчас почему-то говоришь с горечью.
- Ну что ты, нет…
- Да, я же слышу! Я понимаю… Моя Мэри.
- Маленький Люсьен. Глупый, глупый…
- Да, в иные минуты я резко глупею.



***
- Когда у тебя на щеках румянец, это так красиво. Безумно красиво, я бы сказал, потому что у тебя смуглая кожа, а румянец как бы подсвечивает ее изнутри… А когда ты в этом светло-зеленом платье, я вижу летнее раннее-раннее утро в своем родном городе. А когда ты в той ярко-желтой кофточке, той, без рукавов, и в фиолетовой юбке, я вижу ясный вечер, тоже летний.
- А когда ты видишь полдень? Или полночь?




***
- Ты не приходила, ты же не приходила сюда в последнее время, на нашу скамейку, Мэри! А ведь стена уже не желтая в эти часы, солнце садится немного не там… Почему, почему тебя не было?
- А мне больше нравилось, когда мы бродили по городу. И говорили – о счастье, о старых кассетах, помнишь…
- Ну, это тоже было хорошо… И непременно по окраинам, да!.. Так почему тебя не было?
- А почему мы говорим так, как будто все давно прошло? Да, потому что ты скоро уезжаешь.
- Тем более! Почему, почему тебя не было? Я чуть не сошел с ума!
- Ох, Люсьен. Нашел, из-за чего сходить с ума… Я была занята…
- Но ведь твой Винсент в детском лагере!
- Я не могла. У меня не получилось. Так получилось.
- А помнишь, помнишь, ты как-то пришла сюда с Винсентом! Он все играл со своими солдатиками, помнишь?
- Да, только он их называл «гвардией».
- Точно! Гвардией! Мэри, Мэри, почему ты не приходила?!
- Не переживай так из-за этого, ты что, не надо! Ну, нельзя же так нервничать, Люсьен!
- Мэри, Мэри. Как ты не понимаешь? Это же настоящее чудо! Когда среди людей, которые похожи на шершавые каменные стены, встречается кто-то, с кем можно нормально поговорить! И  с кем можно поделиться… и кто всегда, всегда тебя поймет… Меня потянуло в высшие сферы, да?
- Но тебе же хорошо, ты видишь, как тебе хорошо? Тебе легко уже когда ты говоришь, а тебя понимают. Ты делишься, и тебе становится легче. Ничего, ты научишься не делиться. Ты поймешь, что можешь быть выше… выше любых каменных стен. И тебя эти стены не задавят.
- Значит, надо и мне идти, да?
- Куда идти?
- На корпоративную эту вечеринку…
- Иди, Люсьен, иди… Надо, надо приобщаться к корпоративной этике…
- Ты так горько улыбаешься! Ты же не хочешь идти, ведь ты тоже не хочешь, я знаю!
- Кем нужно быть, чтобы хотеть?
- Мэри, ну почему ты так? А? Ты ведь сейчас замыкаешься в себе, а почему? А давай… Давай никуда не пойдем и сбежим! Давай…



III
«Тайна, которая открывается ему, ужасна…»

***
- Люсьен, а Люсьен, а чего это ты в майке, а? – спросила Мэй Керр-старшая, приблизившись к Люсьену, - на работу в майке ходил, и на праздник наш тоже…
- Что? Но я…
- Ма-ама, у него коллекция маек, - протянула Мэй Керр-младшая.
- Что поделать, если мне так нравится?
Мэй Керр-старшая громко рассмеялась и отошла.
- Люсьен… Хочешь сэндвич? А, или ты выпить хочешь? Я принесу. Я сейчас за тобой поуха-аживаю, - и Мэй Керр-младшая погладила его по плечу.
- Нет, спасибо. Не сейчас. Спасибо.
- Какой странный! Ничего не хочет!
- Просто здесь жарко. Солнце сейчас в эту сторону… Если бы задернуть занавески…
- Нечего, нечего! Директор Райдер сказал… А-а-а, Холлстейн! Вы чего-нибудь хотите? Я сейчас за вами поуха-аживаю! – метнулась она к старичку.
- Деточка! Мне бутербродик – и все! И – ни-ни! А то так меня отсюда и вынесут… Уф, ну и жара!
Громко стуча каблуками, Мэй Керр-младшая отошла.
- Спасибо, Холлстейн, - улыбаясь, сказал Люсьен, - вы меня спасли, а то меня так тут атаковали…
- Ишь ты какой! А с девушками-то, с девушками общаться?
Люсьен перестал улыбаться, и его брови взметнулись вверх.
- Ну, иди, иди, видишь, их из других отделов тут еще сколько гуляет, - примирительно похлопал его по плечу Холлстейн.
- Да… может быть, Мэри уже пришла…


***
Люсьен вышел в коридор. Свет не горел. Люсьен неслышно ступал в своих мягких ботинках. Из-за дверей слышалось приглушенное гудение голосов, раздавались взрывы смеха и стук каблуков. Люсьен прислушивался. Вдруг прямо перед ним как из-под земли вырос Холлстейн.
- Ты чего тут гуляешь, а?
- Я…я искал Мэри. Может быть, она уже пришла и зашла в другой отдел?.. Теперь же все разошлись по своим…
- Зашла, пришла… - передразнил Холлстейн.
- Вы ее не видели?
- Никого я не видел! И что тебе неймется! Иди к остальным, - и он махнул рукой, - иди…
Люсьен вздохнул и сказал:
- Ну, веселиться в точно указанное время и в точно указанном месте Райдер, кажется, еще не предписывал? По крайней мере, стажерам?
- Ты что? Причем тут Райдер? Причем тут Райдер?!



***
Люсьен сел на подоконник в самом конце коридора. Из окна был виден кусочек светлого неба, почти совсем закрытого пристройками, надстройками и спутниковой антенной. Была уже ночь, но ночь удивительно светлая, такая светлая, что, казалось, никак не закончатся сумерки. Люсьен как будто дремал. Вдруг он вздрогнул от звука голоса, раздавшегося из-за ближайшей двери:
- … и что? Что ты от меня-то хочешь теперь? – гудел… Райдер.
- Я. От тебя. Ничего. Не хочу. Но это уже слишком! – вскрикнула… Мэри Зэмми.
- Ну, все! А я… а я хочу… девочка…
- Ты с ума сошел, Райдер! Ты понимаешь, что я сделала? Из-за тебя!
- Да оставь ты… Иди сюда, ну, иди…
- Да что это такое, в конце концов! Не оставлю! Не оставлю! Не оставлю!
- У тебя истерика, что ли, так мне это понимать? Ты чего это, а?
- Не смей меня трясти! Ты меня принимаешь за идиотку? Так? Я плачу им свои собственные деньги… да что там, я им взятку дала, взятку!
- Не ори!
- Сам не ори! Молчи и слушай меня! Я еду черт знает куда… по твоей милости! Прихожу в какую-то дыру, как ты с ними и договорился… Там, у входа, какой-то тип ощупывает меня с ног до головы – «безопасность»… Черт! Я им заплатила, а они… что они говорили про тебя… Мерзость, грязь какая!
- Ну все, все… Мерзость, говоришь? А мне плевать! Я же развязался. Теперь они с нас слезут.
- Не слезут! Нет! В том-то и дело, что не слезут!
- Ах, не слезут? Не слезут, поговорим с ними по-другому.
- Что? Что?!
- Неважно, что. Что да как… Ты хорошая эта, сотрудница. Ну-ну, моя девочка, ну иди сюда, вот так, вот так… Умница, послушная… Мишель - дурак, трусливый дурак… Ха, он испугался! А моя девочка не испугалась…
- Нет, отпусти меня…
- Ну, чего тебе еще?
- А ты не понимаешь? Ты думаешь, все в порядке!..
- Все в порядке, все путем…
- Каким путем?! Я отдала им все, что у меня было, ты понял? Я все, все сняла со своего счета!! Молчишь? Конечно! Молчи, молчи! Тебе на все плевать, на всех! А то, что Мэй посчитала дни моего отсутствия за прогулы? И делала мне грязные намеки? А то, что Винсента пришлось отправить в этот жуткий лагерь? Что, все молчишь? Видеть тебя не могу! Уйди от меня, ты!..
Раздался звонкий хлопок.
- А ну, успокойся! И не реви теперь! Что я еще мог сделать? Да успокоишься ты или нет? Это ж надо, так разоралась из-за денег! Будет у тебя все! Будет! Ну!

***
Люсьен нетвердо шел куда-то по коридору. Он увидел на своем пути белую дверь и слегка толкнул ее. Вдруг кто-то обнял его сзади.
- Ку-уда? По-до-жди-те! Куда так спешим? – это Мэй Керр-младшая жарко дышала ему в ухо.
- Мэй… - почти неслышно сказал он, кашлянул и повторил:
- Мэй, что тебе… чего ты хочешь? Да что ты делаешь?
- Целую тебя в ухо… нет, в шею… Ой, держи меня, я сейчас упаду…
- Сколько ты выпила? Ты что… ты что это… да что с тобой!...
- Что я, что я… Лезу рукой тебе под майку! Ты такой холодный! Замерз, что ли? Ну, не тормози, а!.. Ну, сейчас, сейчас… А-а, ты хочешь, чтоб я тебя в губы поцеловала? Ну да, ты ж француз, у вас же там французский поцелуй и все такое… Вот так сойдет?..
- Отойди от меня! – содрогнувшись все телом, крикнул Люсьен.
- Ты что, совсем? Ты… ты ненормальный! Придурок!
… Люсьен не смог сдержать подступившую к горлу тошноту. Он стоял на дрожащих ногах, задыхался и держался за раковину. Потом он снова наклонился и подставил голову под струю холодной воды.
Пошатываясь, он вышел на улицу. Его мокрые волосы топорщились во все стороны, по лицу и шее стекали частые капельки.
Небо, наконец, потемнело. От уличных огней тротуар казался странно белым. Белыми почему-то казались и окна зданий. Они были как квадратные равнодушные улыбки.
И по белому тротуару, мимо домов, уходящих вдаль, шел и шел, расправив плечи, молодой человек. Его брови были удивленно приподняты, как и в первый день. Только дрожащие губы кривила презрительная усмешка.