НА ПОЛУТОРКЕ МИМО МАВЗОЛЕЯ ЛЕНИНА.
Было это в 1959 году во время студенческой практики, проходившей на Яхромской пойме, где тогда расположился студенческий городок.
Студенты из разных вызов жили в больших палатках.
Большинство из них только поступили в институты, и их направили на работы по превращению заболоченной территории в большой огород по производству овощной продукции для жителей города Москвы. Созданы были строительные отряды для выполнения строго определённых работ.
На пойме велись работы по укладке денажа, Рабочих рук не хватало, и студентам МИИВХ предложили сформировать две бригады.
Бригадиром одной их бригад был я. Работа была непривычная и тяжёлая. Лично мне пришлось укладывать дренажные трубки вслед за многоковшовым экскаватором, находясь в дрене, нагибаясь и разгибаясь всю рабочую смену (конечно с перерывом на обед.
Трубки мне подавала Наташа Русинова, мхом закладывала стыки между трубками Марина Бахарева, которая шла за вслед за мной по выкопанной дренажной траншее.
Глубина траншей порой доходила до 1.8 м. Иногда траншеи врезались отложения древних русел рек (плывуны), сильно усложнившие нашу работу. В плывунах встречались громадные, хорошо сохранившиеся пни, что тоже надолго прерывало налаженный ритм работы. Гончарные трубки нам подвозил на тракторном прицепе наш однокурсник Жора Танаканян (из Ахалкалаки).
Для порядка в каждой палатке с нами жил преподаватель, правда, уезжавший в выходной день домой. Мы тоже могли домой или в общежитие, но в городке было очень весело, поэтому большинство ребят и девчат оставалось.
И как бы мы не уставали на работе, вечером все были на танцах, которые устраивались на пятачке между палатками, под единственной лампочкой на высоком столбе.
Почти все были выпускниками школы (лишь некоторые - после службы в армии, так что большой разницы в возрасте не было. Проходили дни за днями, и танцы не остались не остались без последствий – начали создаваться любовные пары, которые потом перерасли в крепкие студенческие семьи.
Иногда в работе бывали перерывы из-за нехватки мха, то дренажных трубок. За мхом обычно снаряжали работавшие на укладке дренажа бригады.
В ближайшем лесу его было так много, что рабочую норму по сбору мха мы выполняли уже к трём часам дня. После этого местные рабочие нам говорили: на сегодня хватит, а то нам опять поднимут нормы, а таких обильных участков потом и не найдёшь.
С трубками было сложнее.
Их привозили нам из Орехово-Зуево. И когда они кончались, наступал вынужденный простой. А мы были заряжены на ударный труд, наша бригада установила своеобразный рекорд по ручной укладке трубок – 570 метров за смену.
Однажды у нас опять закончились трубки, впереди выходной день, и машину за ними пошлют только в понедельник. А это целый день простоя.
Я проявил инициативу: пошёл к руководителю работ и попросил машину с шофёром на выходной день – для поездки за трубками, сказав, что грузчиков мне не надо, я сам нагружу машину.
Начальник неожиданно быстро согласился, машина - старая фронтовая полуторка с её шофёром, крепким поджарым старичком уже была.
На ней другой наш однокурсник Гена Тарламазян ежедневно развозил по пойме людям, всё что требовалось для их работы. В выходные дни все не работали, кто отдыхал там же в студенческом лагере как мог, а кто уезжал оттуда по своим делам. Геннадий обычно в эти дни всегда уезжал в Москву, в наше общежитие на Лиственничной аллее.
И вот рано утром я отправился на видавшей виды машине в Орехово-Зуево. Ехать пришлось через Москву. Тогда вокруг столицы не было кольцевой дороги – ехали через сам город.
Столица тогда была намного меньше теперешней,по окраине которой находилась старая застройка и масса домов барачного типа («хрущёвок» тогда не было), и вся покрытая сетью трамвайных линий.
Немного проплутав в районе Садового кольца, мы всё-таки сумели вырваться в область и затарахтели дальше.
Когда мы появились у ворот керамического завода, охрана сильно удивилась, но ворота открыла и впустила на территорию.
Там я предъявил бумаги, да они и так знали нашего шофёра, потому просто указали то место, где находились желанные трубки. Не теряя время даром, мы принялись за погрузку, ведь предстояла обратная нелёгкая дорога.
Нагрузив машину, не мешкая, тронулись в обратный путь.
Хрупкий груз заставлял нас часто замедлять ход на многочисленных российских ухабах (дороги и сейчас у нас желают лучшего, а тогда были – не приведи Господь, какие).
И вот мы опять въехали в столицу, асфальт стал получше, но появились новые трудности (особенно для деревенского шофёра) – знаки ГАИ.
Мы постоянно путались и никак не могли проехать через городские кварталы. Каким-то загадочным образом неожиданно выскочили на Манежную площадь.
Нас (уже в который раз) остановил инспектор ГАИ и сам подошёл к машине.
В кабине полуторки (даже по тем временам экзотической – весь свой послевоенный век провела она на яхромских полевых дорогах), доверху нагруженной дренажными трубками, он увидел молодого юнца, а за баранкой – вконец запуганного постоянными милицейскими свистками в наш адрес, такого же старого, как и сама машина, водителя. Этот милиционер в центре Москвы значительно культурнее разговаривал, чем предыдущие его коллеги, и стал (показывая на многочисленные знаки на столбах), объяснять, что грузовым машинам, а тем более гружённым, въезд в центральную часть города запрещён.
Но делать с нами что-то надо было, и машину отсюда тоже надо скорее убрать, с глаз долой. Взглянув ещё раз на наши испуганные лица, сказал: «Ну что с вами делать? Дуйте быстрее через Красную площадь». Развернуть нас в другом направлении у него не было никакой возможности – не позволяли знаки ГАИ.
И вот незабываемая картина, по кремлёвской брусчатке, мимо мавзолея Ленина, громыхая, несётся дряхлая, но по военному ещё крепкая полуторка, с оттопыренным стеклянным козырьком у кабины!
Уж и не помню, как мы ехали дальше через Москву мимо милиционеров, провожающих удивлённым взглядом антикварный, даже в ту давнюю пору, грузовик.
Вернулись на базу уже вечером, на складе нас ждали и не закрывали ворота. Все очень спешили, и никого не интересовала столь долгой нашей задержки. Быстро разгрузив машину, рабочие отправились по домам, а я в свой студенческий лагерь, теперь уже на танцы.
С тех пор прошло полвека, но когда (всё реже и реже) я встречаюсь с институтскими друзьями, вспоминаем «былое», то не забываю рассказать о легендарном моём марш-броске через Красную площадь, мимо «вождя мирового пролетариата», на гружённой до верху полуторке.
Ветеран труда, московский журналист Лофиченко А.Ф.