Опоздание к прошлому. Глава девятая

Ната Пантавская
                ПРОСТИТЕ МЕНЯ, МАЛЫШИ

     Вспоминаю  тот далёкий детский дом, и чувство вины перед  детишками, его обитателями, царапает душу, хотя прошло почти пол века.

     Вы знаете, как плачут дети? Нет, нет... Не ваши дети и не соседские. А дети в детском доме, где воспитываются малыши от трёх до семи лет? Из-за любой мелочи их плач – это плач отчаяния и глубочайшего, не детского горя!.. Вы знаете, что улыбаются они только ротиком, а не глазами? Знаете ли вы, что для них печальная и весёлая мелодия – идентичны?! Нет... Они ритмически их различают, двигаются соответственно музыке, но весёлая мелодия не зажигает их глаз. Они двигаются, как маленькие заводные куколки!
Знаете ли вы, что песни и стихи о папе, маме в детском доме запрещены!? Да, и сами эти слова – «папа», «мама», «семья» - запрещено употреблять! Не знаю, какие порядки в детдомах сегодня, но в то время можно было петь только об одной семье – дружной семье народов СССР и Матери-Родине, которая всех любит и обо всех заботится.
     Обыкновенных кукол, с которыми девочки обычно играют в дочки-матери, практически нет. Есть красавицы-представительницы разных народов Союза в национальных одеждах, которых достают из больших шкафов только на занятиях на тему «Родина». Ещё есть старые большие или поменьше звери и  много кубиков, пирамидок, мячей. Приласкать, поцеловать отдельного ребёнка строго запрещается! Им обеспечено равенство в хлебе насущном и спокойная доброжелательная забота. Выделить кого-то из общей массы нельзя, чтобы невзначай не вселить в ребёнка надежду на изменение его судьбы, а так как это неосуществимо – вы рискуете  ранить детскую душу.
     Задача сотрудников - ни в коем случае не изменять привычный ход жизни детей. Никаких сюрпризов! Никаких событий, кроме общенародных государственных праздников и Нового года, которые надлежало мне как музыкальному работнику готовить. Все сценарии я была обязана согласовывать со старшим педагогом и директором. В случае их не согласия со сценарием праздника, последнее слово должен сказать районный отдел народного образования. Разучивание стихов, песен самостийно – не разрешалось. Только на занятиях с планами, проверенными старшим педагогом. Разве это нормально, думаю я сегодня?!

     - Нормально, - возражает мне моя горячая юность.– Меня в первые дни поразило другое... Детский дом был большой. Он состоял из двух коллективов детей – латышей и русских. Латышских детей было мало. Малышей трёхлеток практически нет. А вот русских детей!.. Их было очень много, в 3-4 раза больше. Меня очень удивило, что в группах нет ни одного кавказского, еврейского, татарского или среднеазиатского лица, а только русские, русские, русские личики!.. Почему именно русским детям выпадает страшная судьба сиротства при живых родителях?! Ведь среди детей только 10-15% были круглыми сиротами, а у остальных были родители, но либо пьяницы, либо сидели по тюрьмам. Неужели доброй русской душе не хватает сил любить собственных детей и не выбрасывать их, как щенков, на улицу?! Или доброта русской души, общинность, сострадание к слезинке ребёнка – литературный миф, созданный писателями-гуманистами? И почему хорошие люди не забирают из детдома всех круглых сирот?! Ведь мама вырастила нас двоих... Елена Владимировна вырастила ещё одного... А другие люди? Впрочем, извини за риторику впечатлительной души. Мне пора на работу...

     Примерно через две недели после начала работы мне всё-таки удалось  ввести одно новшество в детдоме. Я добилась, чтобы директор и старший педагог приняли моё расписание занятий. С каждой группой, в зависимости от возраста, я занимаюсь от 20 до 40 минут. Но я хотела, чтобы на занятиях было не более десяти человек. Это давало мне возможность разглядеть каждого ребёнка, правда, значительно увеличивало мой рабочий день. Не страшно! Что ещё делать в городке, где кроме ГЭС на реке и одного клуба-кинотеатра ничего больше нет?! Работать!
     В старших группах я впервые для детдома ввела знакомство с музыкальной грамотой. Конечно, через сказки о каждой нотке, подвижную игру в гамму, где нотки по звуку ищут пропавшую подружку. Гармоничные группы-интервалы – следят за хорошим, приятным звуком, ссора звуков в секундах должна ими пресекаться и т.д., и т.п.
     - А отделом народного образования эта тематика утверждена? – строго спросила меня директор.
     - Утверждается..., - не моргнув глазом, нагло соврала я. – В моём дипломе тематика разработана, мною получена пятёрка, а ГОРОНО Риги заинтересовалось новшеством.
     На самом деле эта идея появилась у меня на втором курсе. Я рассказала о ней нашему педагогу, прочитала несколько разработанных игр, сказку о первой нотке... Ей очень понравилось. Она предложила разработать идею подробнее в дипломе. Но к диплому я не успела и быстро сделала традиционную работу. А сейчас, в детдоме, решила творить. Как мне хотелось разорвать унылую тишь да гладь, прорваться к детским душам! Как мне хотелось, чтобы они хохотали вместе со мной над обжорой медвежонком и увёртливым Колобком! В моей бесконечной сказке о Колобке до лисы он не докатывался, поэтому был жив и не съеден. А с кем встречается, о том музыка рассказывает.

     Июль прошёл в поиске общего языка с детьми и персоналом. Первую неделю в коллективе детдома, где работали в основном латыши, мой русский язык все понимали, а потом, вдруг, (чудеса!) перестали меня понимать. Но если хочешь мира, а не холодной войны – подчиняйся уставу монастыря! Я не обязана была говорить по-латышски, я работала только с русскими детьми, но в общении с персоналом перешла на латышский язык. Они это оценили. Спасибо, коллеги! Как доброжелательно и терпеливо вы подсказывали мне забытые латышские слова, исправляли мои ошибки!.. К августу я заговорила по-латышски вполне сносно. Значит, со школьных времён в основе памяти что-то сохранилось, несмотря на условную тройку в аттестате.

     В августе мама поехала в Москву, и первые её письма были унылыми: «Ничего не получается... Ничего не выйдет...» А в середине августа получаю отчаянное письмо Гены.  «Письменную математику завалил... На днях отправят в армию... Где буду служить, не знаю... Как прожить без тебя, тоже не знаю... Напишу по прибытии в часть... Ты только не забывай меня, отвечай на письма... Дождись меня, любимая...»
     Ужас! Генка загремел в армию! Бедняга! Теперь мы не увидимся целых три года!.. В первом же ответном письме, как могла, утешала его, обещала не забывать и даже написала о своей любви к нему...

     А дни в работе бегут незаметно. Скоро 1-е сентября. Старшие группы, как всегда, расформировываются. Семилеток переводят в школьные детские дома. Мне поручено отвезти двух девочек. Одну – в Екабпилс, там у неё учится сестра, а другую – в Даугавпилс.
В Екабпилсе хорошо попрощались с Леночкой. Её десятилетняя сестра с педагогом еле вытерпели моё пятиминутное прощание, но я успела сказать, что Леночка очень любит танцевать и хорошо танцует. Педагог пожала плечами и сказала:
     - Они все танцуют... Только разреши!..
     До поезда в следующий город оставалось два часа. Мы с Таней погуляли по городу, съели по порции мороженого... Я её пыталась развлечь сказками, загадками, но ни на какие мои затеи девочка не откликалась. Худенькая, небольшого росточка, в жидких косичках – белые бантики. Новенькое коричневое школьное платье с белым отложным воротничком очень идёт к её бледному личику. Она в нём, как серьёзная гимназистка со старых фотографий. Ну, как мне развеселить эту молчунью?! Заходим в магазин игрушек...
     - Я хочу подарить тебе на память игрушку, - говорю я ей, - выбирай, какая тебе нравится? - Она недоверчиво на меня посмотрела...
     - Выбирай, выбирай!.. Я куплю...
     Внимательно рассмотрев всех кукол, Танечка, вдруг, оживилась... В целлулоидной ванночке лежал крохотный голый пупсик. Она молча показала на него пальцем.
     - Ты хочешь этого пупсика? – спросила продавец. – На, - и, вынув его из ванночки, подала Тане. Таня испуганно замотала головой...
     - Ты хочешь с ванночкой?! – догадалась я. Господи! Спасибо Тебе! Танюша первый раз улыбнулась!

     Всю дорогу она держала в руке подарок. Ванночка с пупсом спокойно умещались на её ладошке. Вот и новый дом Танюши... Ждём в приёмной директора... Как только она вошла, Таня прижалась ко мне, и по её щекам потекли слёзы – тихие слёзы  испуганного ребёнка. Я обняла её, вытерла слёзки и одновременно рассказывала директору, какая Таня хорошая, как много умеет делать, а поёт – просто замечательно...
     - Что же ты плачешь, Таня? Ты не хочешь идти в школу? Наверное, будешь плохо учиться? А? – «пошутила» директор.
     - Нет, нет! – испугалась я. – Она хорошо...
     - Я Таню спрашиваю, - уже строже сказала директор, недовольная моим вмешательством.
     Но Таня не ответила, отвернулась от неё и уткнулась носиком в меня. Пришла педагог Таниной группы. Она взяла её за руку, пытаясь развернуть к себе, но девочка упиралась, вцепившись в меня второй рукой.
     - Танюша, - шепчу я ей на ухо, - поздоровайся. Это твоя учительница...
     И тут учительница как-то сильнее дёрнула Танюшу за руку и из её ладошки выпали ванночка и пупсик, раскатившись в разные стороны.
     Что тут началось! Истерика Тани, собирающая по полу игрушки...
     - Индивидуальные игрушки у нас запрещены! – кричала директор.
     Пытаясь поднять с пола Таню, кричала учительница:
     - Перестань плакать! Отдай игрушки, и пойдём в палату!
     - Это идиотизм! Это мой подарок! Почему ребёнок не может иметь лично от меня приз за лучшее пение в группе!? – кричала я.
     Таня опять кинулась ко мне, но её перехватила учительница и стала тащить от меня к дверям... В моих ушах до сих пор стоит Танин крик-мольба:
     - Тётечка Эллочка!.. Возьмите меня в дочки-матери!.. Я хорошая!..

     Вот сейчас вспоминаю о ней, пишу и плачу... А вы, люди?! Вы слышите крик семилетней девочки? «Возьмите меня в дочки-матери!.. Я хорошая!..» Так кричат дети каждый год, переходя из дошкольного детского дома в школьный...

     Где-то в начале сентября получаю письмо от мамы: «Доченька, кажется, что-то получается... Пока, правда, только обещания, надежды... Писать больше не буду. Если 25-го сентября получишь от меня телеграмму – «Выезжай Ригу» - всё бросай, встречай меня у поезда с вещами и билетом до Риги. Вместе поедем домой, соберём тебя, и ты поедешь в Москву».
     Чудны слова твои, мамочка! Надежды... Обещания... Телеграмма... Ничему не верю и ни на что не надеюсь. Продолжаю спокойно работать...

     Впереди ноябрьские праздники. Надо придумать что-нибудь особенное. Не только о кудрявом мальчике Володе и великой Родине. Может быть, разыграть сказку об органе, которую недавно придумала?..
     Злой тролль отобрал у народа всё, что у него было... Но ему всё было мало. И тогда он решил у всего живого мира отобрать звуки для своей коллекции и собрал звуки в трубочки... Мир онемел... Народ замолчал не только оттого, что голоса у него не стало, но и от страха, что потеряет последнее – жизнь... Спасает мир скрипач. Скрипка не живая, у неё голос не отберёшь, поёт только в руках скрипача... Народ, звери, птицы собираются вокруг скрипача и прогоняют злого тролля... А из трубочек со звуками делают орган, на котором в финале играет скрипач победный марш радости.
     Делюсь задумкой с директором, но она не разрешает сказку. Праздник должен проходить по утверждённым РОНО сценариям. Ну, что ж... Нет, так нет... Старые сценарии воплощать проще...

     А 25-го сентября получаю условленную телеграмму: «Выезжай Ригу Поезд 26 сентября 8 утра вагон 9 Мама»
     Нет!.. Этого не может быть! Ещё раз читаю... Такого не бывает! 26-го, завтра, маму встречу и за 10 минут, пока стоит поезд, она мне всё объяснит.
 
     - Где твои вещи?! – кричит мне мама из-за спины проводницы ещё не остановившегося поезда. – Почему не собралась?! Ты же получила условленную телеграмму!
     - Я не поверила своим глазам, мамуля! – кричу я, догоняя вагон. Наконец, поезд остановился.
     - Дурёха! Как можно не поверить телеграмме?! Надо быстро собираться в Москву, а ты не готова! 30-го Дуся тебя будет встречать, значит, 29-го надо выезжать из Риги... Что делать?! Ничего нельзя тебе поручить!..
     - Мамуля! Так это, правда?! – вдруг доходит до моего сознания.
     - Правда... Правда... – передразнивает меня мама и тут же продолжает по-деловому, - Значит так... Сегодня вечерним или ночным поездом выезжаешь сама. Утром 27-го ты должна быть в Риге. Поняла?
     – Я еду в Москву?! Мамуля, ты волшебница!? Ура!!! – прорывает меня.
     Мама гордо и счастливо смеётся, мы целуемся. Гудит машинист... Вагон качнулся... Мама, как юная девочка, вскакивает на подножку...
     - Завтра утром ты должна быть в Риге... Помни... Завтра утром!..
     Поезд уже набрал скорость и увозит от меня, ошеломлённой таким поворотом судьбы, всемогущую маму...

     Счастливая бегу к реке. В детдомовской моторке меня ждут коллеги. Они видели, как я прощалась с мамой, и ждали, когда прибегу. Ведь всем на работу. Детдом стоит за рекой, подальше от городка. Я-то живу в общежитии детдома, лодкой пользуюсь редко, а они каждый день на работу и с работы так ездят. В 10 утра у меня первое занятие с малышами, и карусель занятий продлится до 14.00, а потом с 16.00 до 20.00... А поезд-то когда сегодня?! Не посмотрела... Бегу в дирекцию, там есть расписание поездов, но перед самой дверью останавливаюсь... Что сказать директору? Как уволиться? Она же не отпустит! Радость тут же сменилась смущением и полным душевным разладом.

     - Как же так? Просто сбежать? Это же не честно!.. – кольнула совесть.
     - А честно зачеркнуть усилия мамы, Дины Исаковны? – подставило мне удобный довод моё второе Я.
     - А предать детей, которые тебя ждут, стали улыбаться при встрече, ссориться за право пойти первыми к тебе на занятия – это порядочно? – не унималась совесть.
     - А предать себя, свою мечту?.. Хоронить свой дар ради малышни – это правильно?! Ведь, развивая свой дар, ты дашь детям гораздо больше радости! - упорствует Я.
     - Какой там дар?! Тебе же сказали: «Мастерства мало, в театральном институте делать нечего...»
     - А постоянные замечания за отход от утверждённых методик, а истерика Танюши? Разве это не показатель профнепригодности? - защищается Я - Где уравновешенность и мудрость педагога? Дети – не куклы! С ними нельзя играть в добренькую тётю! И рана на сердечке Тани – это тобой сделанная рана!
     Всё!!! Хватит!!! Кричу я своим двум существам. Мне надо идти на занятия. Днём в перерыв поеду на вокзал, есть ещё время подумать.

     Но на вокзале муки выбора решения были  не легче.
     - Что ты профнепригодна – это враньё, - утешала совесть, - иначе в училище педагог не ставила бы тебя в пример всем за творческий подход к методикам. А с Танечкой, конечно, провал... Нельзя лезть в душу ребёнка, если не собираешься стать для него по-настоящему родным человеком. Ты просто по молодости ошиблась. Нельзя из-за одной ошибки бросать работу с детьми.
     - Но разве, идя в училище, ты собиралась посвятить себя детям? Ты же туда поступала потому, что мама так сказала, - возражала Я.
     - Ну, и что?! Есть ещё обязательства перед детдомом! Уйти – значит предать всех! Они же рассчитывают на тебя... Это бессовестно!
     - Совесть тут не причём! Скажи честно... Ты струсила! Ты – трусиха!.. Мямля! - набросилась на меня вторая моя сущность. - Значит, таким, как ты, нечего делать в театре! Оставайся в плявиньском болоте! Тони в этом захолустье! Предавай всех, кто поверил в тебя: Северина, Сац, маму, Гену... Он что, из армии к тебе в Плявиняс поедет?! Он в Москве надеется тебя увидеть!.. Актрисой!.. А не воспитателем детского сада...

     Что делать? Любой мой выбор – предательство... Что ж, раз так, то я выбираю то, что действительно люблю, к чему стремилась с детства... Выбираю Москву!
     Поезд сегодня в 19.00. Если отменить занятия, то оставшегося времени хватит на сборы... Нет... Успокойся, совесть! Я сегодня проведу занятия полностью. Уеду завтра в 8 утра. Сбегу к моторке в 6, а директору и коллегам оставлю письмо с извинениями и благодарностью за помощь в работе. И письмо напишу на латышском языке, чтобы «не поминали лихом». Кстати, а как эта фраза звучит по-латышски?..

     «В Москву-у-у!» - гудит поезд, сообщая всем о своём маршруте. Но счастья, радости в моей душе почему-то нет. Колёса удивлённо выстукивают «Вот так-так... Вот так-так...», а машинист согласно дудит: «Ну-ну-у-у!» Что меня ждёт в Москве? Одна... В чужом огромном городе... И Генки нет... Вспоминаю лица родных... Вот, все трое стоят на платформе, машут мне рукой, а мама в слезах кричит:
     - Не потеряй себя, доченька!
     Папа поцеловал меня, пожалуй, впервые, в обе щеки, и сказал:
     - Не будь глупой. Думай, прежде чем что-либо сделать.
     У Лёвчика удивлённое и серьёзное лицо.
     - Ты уезжаешь навсегда? Ты больше скоро не приедешь?
     Приеду, через год в отпуск обязательно приеду, пообещала ему я.

     В этом сумбуре сборов спокойно поговорить с мамой не удалось. Ведь она даже ночью всё что-то стирала, шила, отпаривала, укладывала... Очень обрадовалась, что я сэкономила за три месяца целых 350 рублей. Мне это было совсем не трудно. Зарплата – 450 рублей, вычет за питание, жильё, моторку – 250 рублей. Остаются 200 рублей, которые тратить некуда. Пошли с коллегами пару раз в кино и один раз на танцы, с которых я еле ноги унесла – за мной увязался молодой цыган, всё в табор хотел увезти... Больше я на танцы не ходила. Остальные траты – конфеты, булочки, чай, мыло и другая мелочь. Мама обрадовалась, потому что помогать мне денежкой не сможет, наверное, целый год. Её поездка в Москву стоила огромных денег. Пришлось залезть в серьёзные долги... Теперь надо отдавать, и Лёвчику много нужно...
     Не волнуйся, мамочка! Я, как ты, буду экономить. Хоть и мало будут платить, всего 300 рублей, из которых 200  уйдут на съём угла, но я что-нибудь придумаю, подработаю...

Продолжение следует
http://www.proza.ru/2011/03/03/2112