Всё у тебя будет!

Виктор Марков 2
                Земная жизнь – всегда борьба
                с самим собой
                ……………………………………………………….

      Он лежал на больничной кровати и тупо смотрел в потолок. Белая краска на потолке потрескалась и если долго смотреть на одно и то же место, в трещинах начинали прорисовываться листья деревьев, звериные морды и человеческие лица.
Одно изображение ему постоянно не давало покоя. С маниакальным преследованием эта пьяная харя образовывалась из любого пятнышка, и, нагло усмехаясь, бежала по потолку за его взглядом от окна к двери, от двери к противоположной стене и обратно к окну.
         Избавиться от грязной ухмылки можно было, лишь закрыв глаза, но тогда в сознание врывались звуки – визг тормозов и крик испуганной дочки за спиной.

         Они ехали с дачи. Конец выходного дня получился дождливым и холодным. Дождь как зарядил с обеда, так и не останавливался ни на миг до позднего вечера.
Несмотря на сырость, в городе по мокрым улицам сновали частые машины и люди, прячась под зонтиками, торопились к вечернему телевизору.


       Бомж выскочил из темноты внезапно и огромной грязной кошкой распластался на капоте.

        Он резко затормозил и мгновенным водительским чутьём осознал, что машину разворачивает и правой стороной, где сидят жена и дочка, несёт на угол бетонного ограждения насосной станции.
       Сработала бездумная реакция шофёра. Газ - до отказа, руль вправо до упора и резко педаль тормоза - до полика.
       На мокром асфальте легковушка сделала яростно визжащий занос. Бомжа вышвырнуло на газон и машина всей левой боковиной вмазалась в бетонные кубики.

        А дальше – темнота...


        И вот месяц больницы. И везде, во всех углах комнаты – эта пьяная морда бомжа, растёкшаяся по ветровому стеклу гримасой ужаса.


       - Привет, дружище! - Колька, друг детства, ворвался в палату с большим пакетом в обнимку.  Шумный, солнечный, полный жизненной энергии здорового самца в самом расцвете сил.

        - Мне врач пожаловался, что ты ничего не ешь и никого видеть не хочешь.  Даже Нинку с ребёнком к себе не пускаешь. С чего это вдруг? Чего захандрил, братишка?

        Колька устроил пакет на тумбочке, смачно потянулся и, отодвинув штору,  посмотрел в окно на начинающие краснеть кленовые листья.

        - Садись, - он показал Кольке на стул рядом с кроватью.  - Садись и не шуми. Разговор мужской есть.
       - Вот и правильно, что мужской. Хватит нюни распускать! А то жену, вон, до истерики довёл. Она-то с дочкой здесь причём? Ну, случилось так!  Случилось, но все живы.  Даже бомж тот клятый, считай, испугом отделался. Так чего кочевряжиться?
       - Ты сядешь или нет? Разговор деликатный! И так не знаю, как начинать.
       - А ты с главного начинай! Так проще. Зря что ли мы с тобой в садике рядом на горшках не один год отсидели. Так что, чего тут юлить?
       - Ты Нинку мою с самой школы знаешь. Знаешь, как я люблю её, как дочку обожаю. Я для них все, что хочешь, сделаю...
       - Ну-у-у! Пошёл сопли размазывать по щекам. Ты и так всё, что мог, сделал! Гаишники говорят, что если бы не твой манёвр, раздавило бы жену об угол бетонных блоков насмерть. Да и дочке на заднем сидении тоже немало досталось бы. А так -  весь удар на водительскую сторону пришёлся.
       - Не перебивай. В общем, хирург мне сказал, что после операции у меня один шанс на тысячу остался...
       - Дружбан,  тебе какую хрень сегодня с утра вкололи? Какой нафиг такой "шанс"?  Чистую бредятину несёшь!  Я только что говорил с врачом. Он зуб даёт, что ты пошёл на поправку. Операция была сложная – это да, но твоей жизни теперь ничего не угрожает. Голова, руки, ноги – всё на месте. Лечись, выписывайся, живи!  Машину – да и  хрен с ней, не восстановишь.  Это – факт!  Встанешь на ноги, купишь новую. Я помогу, бабла подкину.  Что тебе ещё надо?
       - А ты, как будто, не знаешь, что надо мужику с молодой и красивой женой?
       - Ишь ты, как заговорил!  Рано тебе ещё об этом думать. Пусть хоть швы на брюхе заживут немного. Рассосутся... Во, куда тебя заносит!
       - Да не будет у меня этого, после такой травмы, никогда!
       - Что значит – «никогда»?
       - А то и значит – никогда!  Хирург даёт один шанс на тысячу, что, может быть, когда-нибудь эта функция восстановится.
       - Так и хватайся за этот шанс! Я тебя на Алтай отвезу, там такие лекари, и мертвого заставят на бабу залезть.
       - Когда врач говорил про «один шанс», у него столько мужской печали было в глазах, что мне сразу стало ясно - никакого шанса нет.  Ни из тысячи, ни из миллиона.
       - Вот что, кореш! Ты,  главное,  в обморок не падай – бабские эти привычки забудь. Вон, я слышал, китайцы что-то там от обезьян пришивают и старики в девяносто, как юноши в семнадцать, на девок бросаются. Будет и у тебя стоять, как  у молодого жеребца.
       - Считай, что успокоил. Поддержал. Выполнил свою миссию. Спасибо, конечно. Но я принял решение! Из больницы к Нинке  не вернусь. И вообще, постараюсь сдохнуть где-нибудь подальше от них...
       - Охренеть, как тебя расквасило-то. Ты эти мысли – в жопу зайцу заткни! И думать не смей!
       - Ты – мужик, ты понимаешь, что  не смогу я жить с ней, зная, что она мучается, жалея меня! Нинка молодая, ей нормальный секс нужен. А я – что после этого? Тряпка – и всё! Вот и будет она за меня держаться из-за своей порядочности.  И к чему мы придем?  Соображай сам! К общей ненависти мы придём!  Она возненавидит меня за мою беспомощность, а я Нинку  – за жалость ко мне. И чем быстрее меня не будет в её жизни, тем лучше для всех.
       - Ну, дурак! Вот уж точно - стопроцентный дурак!  А дочка? А с ней что будет? Ты про неё помнишь?
       - А дочка полюбит нового папу.
       - Слушай, набил бы я тебе морду лица и за Нину, и за дочку.  Только рука не поднимается на лежачего.
       - Ну, вот видишь! И ты меня пожалел. То ли ещё будет?
       - Будет!  Обязательно будет. Но я тебе не нянька.  Сюси-пуси разводить тут не буду, и сопли свои развесистые сам подбирай!  Но,  если Нинку обидишь – сам удавлю! Своими руками и по блату, в знак нашей бывшей дружбы.
       - Можешь начинать. И разговор закончится  и проблема решится. А Нинке так и передай, что видеть её больше не хочу. Пусть даже и не приходит!  Дочке всегда рад.
        - Нет, тебе точно что-то не то сегодня вкололи!  Ошиблись доктора! Кретинизм расцвёл в твоей башке на полный рост.
       - Скажи ей, пусть готовит бумаги, какие надо на развод и раздел имущества. Принесёшь сам. Всё подпишу.
        - Ага! Конечно! Тороплюсь, аж падаю!  Дулю тебе и без мака! Я всегда знал, что у меня есть надёжный друг, но то, что он идиот с рождения - не догадывался. Выбрось всё из головы!  Это у тебя после травмы нервные последствия такие. «Всё пройдёт – и печаль, и радость...» Выздоравливай!  Вон – витамины.  Лопай! Я ещё приду.


      ...И опять эта наглая морда на потолке ухмыляется, подмигивает чёрным глазом и настырно шепчет со всех сторон: «Накатался? Напрыгался? То ли ещё будет!»


      Врач уходил от прямого ответа на вопрос.  Прятал глаза, отшучивался, намекал на чудеса медицины.
Медсёстры всё знали. Стараясь не смотреть ему в глаза, делали своё дело быстро и молча. Ставили капельницы, поправляли подушку, убирали тарелки с нетронутой едой.


      - Ты что это у нас? Голодовку объявил? А кто выздоравливать будет? Его на гармошке привезли*, цветомузыкой* весь город всполошили, расстреливали* всю дорогу, а он все усилия "бээспе"* - в зад? Так?..

      Голос хирурга прозвучал непривычно грубо.

       - Мы с самоделкиным* над ним пять часов простояли! Всю бригаду замучили своими придирками, но с того света вытащили героя! И что – весь наш труд  коту под хвост? Зря тебя эмчеэсники два часа из металлолома выковыривали? Зря весь дефицитный запас крови в тебя впиндюрили? Ну, чего молчишь?
      - Слушайте, доктор! Вот вы мужик и скажите мне, только честно скажите, как с этим мне жить дальше?
      - А что ты так разнервничался? Главное, что тебя завели*, из остановки* выдернули! Подумаешь, писька у него не работает! Замечу – временно. Во-первых,  это ещё не окончательный факт. Чудеса всякие случаются! Организм человека – загадка ещё никем до конца не разгаданная.
      - А во-вторых?
      - А во-вторых, мужики только и начинают по-настоящему жить, не как самцы, а как люди-человеки, когда избавляются от сексуальной зависимости.  Голова свободна от глупостей, работает для пользы дела, а не для того, чтобы организовывать встречу с самкой.
       - Но ведь, доктор,  любовь и всё такое?
       - Эх, молодой человек! Что вы, молодые, понимаете в любви? Ни хрена вы не понимаете.  Ни капельки! Ты всего лишь, потерял способность к размножению. Радуйся! Дочка есть?  Запиши себе, что план ты выполнил. И начинай жить по-новому.
       - А жена?
       - А что – жена? Умная женщина всегда поймёт своего мужчину. Если, конечно, любит его. Ну, а коли уж ей совсем  невтерпёж будет, найди  своего заместителя по этой части. Только сам найди!  Не пускай это дело на самотёк.
      - Вот это рецептик вы мне выписали! Значит, получается, она, с моего разрешения,  будет кувыркаться с  другим, а я дома её ждать с чашечкой чая. Так?
      - Да, так!
      - Ну, нет! Мне легче, в таком случае, сдохнуть, застрелиться или...
      - Эгоист ты! Это в тебе частная собственность заговорила, а не любовь к жене. Только о себе и думаешь.

      Хирург наклонился, пощупал его пульс.
      - Хм, а разволновался-то как.  Сестра! Что там шарманка* нашептала?

      Врач посмотрел ленту электрокардиографа.
      - Симулянт! Мерцалка* в норме, систолы* на месте… Сестричка! А ну-ка,  врежь ему в мягкое место успокоительного!  Пусть поспит, и во сне о жизни подумает.



      «...Нина вышла из душа с распущенными волосами в его голубой рубашке. Рубашка для неё была длинна, доходила до середины бёдер.
Но пуговички она никогда не застёгивала и придерживала полы рубашки одной рукой на уровне живота. В другой руке она несла  халат себе на утро.
 
      Это был священный ритуал. Так они делали всегда.
      И всегда он, затаив дыхание, изображал из себя леопарда, охотящегося на хрупкую лань.
      Нине надо было преодолеть всего три метра. Полы рубашки при ходьбе распахивались, обнажая сокровенные детали любимого тела. Нина знала об этом, хитрила, и несколько шагов до постели продолжались вечность.
      Он с рёвом выпрыгивал из своей засады, хватал её в охапку и уносил в свою нору, под простыню. И там они растворялись друг в друге.

      Но сегодня всё было не так. Он стоял у окна и смотрел на Нину, а кто-то другой прятался под простынёй в засаде. Кто-то другой хватал Нину и уносил в свою нору.
      А он стоял у окна и ничего не мог сделать».

      Он открыл глаза. Лунный свет, отражаясь от вымытого до блеска линолеумного пола, образовывал на белой штукатурке странную комбинацию жёлтых пятен. Пятна перемешивались с тенью листвы клёна  и на стене сливались в замысловатые извилины.

      Из извилин складывалась грязная морда бомжа и, кривя давно небритые щёки, выдыхала: «Ну, что-о-о? Допрыгался? А я гово-о-о-рил!»



      Дочка приходила часто. Молча садилась на стул, утыкалась лицом в его плечо и замирала. На его вопросы о доме, о первых днях в школе, отвечала односложно. Он свободной рукой гладил её волосы и молчал. Они умели молчать вдвоём.
      Им в этом молчании было уютно и спокойно.

      О Нине он не спрашивал. Он чувствовал, что она стоит за дверью и терпеливо ждёт.
       Потом дочь со словами: «Папка, я тебя очень люблю!» - уходила, а он оставался один на один со своими мыслями.


      Кошмарный сон с Ниной стал сниться каждую ночь. И каждую ночь он просыпался с ужасом, физически ощущая своё бессилие. Он, даже во сне, не мог спасти Нину от чужого прикосновения, от того – другого, который нагло крал у него любимую женщину.
       И появилась идея избавиться от этого сна любой ценой.

       Он припрятал стальную вилку, но санитарка тут же обнаружила пропажу. Вилку отобрала и доложила об этом случае врачу.

       Хирург ворвался в палату злой, как стая собак во время свадьбы.
       - Ну и хлопотные лежаки* пошли! Из автомобилиста* в скрипачи* решил записаться?

       Врач приставил ночную сиделку и пригрозил выписать из больницы раньше срока.



       Колька вошёл в палату мрачный, всклокоченный, без дежурного пакета с «витаминами». Сел на стул, открыл папку.

       - На, читай! Здесь всё, как ты хотел! Читай и подписывай.  Кретин – он и в Африке кретин! Нинку довёл до истощения! Кожа да кости от бабы остались, лица вообще нет, и дышит через раз.

        Друг протянул ему листки, ручку, помолчал и многозначительно добавил.

        - Хочешь страдать дурью – страдай!  Дело твоё. Дуракам закон не писан. А Нинку с дочкой  в беде я не брошу.

        Колька собрал подписанные  листики, резко встал и направился к выходу.

        - Ах, да! Чуть не забыл. Тут Нина тебе послание передала. Так и сказала, отдать, когда буду уходить.

        Колька бросил ему на живот запечатанный конверт. Вышел из палаты, резко хлопнув дверью.


        На листке, вырванном из ученической тетради, мелким почерком Нины написано несколько фраз.

       «...Ты настаивал на разводе – ну что же,  пусть будет по-твоему - я не против. Я сама должна была тебе всё рассказать ещё до той поездки на дачу. Но - как случилось, так случилось! Может это даже к лучшему. Извиняться не буду. Не за что.
       Мы с Николаем давно любим друг друга. Давно встречаемся с ним - то на нашей даче, пока ты шастаешь по командировкам,  то - в придорожных гостиницах. Подальше от знакомых и любопытных глаз, от людских пересудов.
       И держалась я за тебя только ради дочки. Всё ждала, когда она подрастёт и ей можно будет всё объяснить.
       Хотела на этот Новый год начинать новую жизнь с Николаем, но авария на дороге поторопила события.
       Пока ты в больнице - Николай живёт у нас. Помогает мне и дочке во всём. Дочка один раз его случайно назвала «папой». Думаю, скоро они совсем подружатся.
       Всё.  Теперь мы квиты. У меня нет на тебя камня за пазухой.  И ты не держи зла.  Тем более, на Николая.  Ты сделал свой выбор. А это - мой выбор».


       В эту ночь, во сне, он сумел выкинуть в окно того, «другого» из спальни, но Нина, играя бёдрами, прошла мимо его и растаяла в тумане.

       Морда бомжа больше не хихикала, издеваясь над ним, а, спрятавшись в дальнем углу палаты, плакала навзрыд.


       - А ну, автомобилист, покажи свой животик!

       Хирург деловито осмотрел швы, осторожно потыкал пальцами в живот, удовлетворённо хмыкнул, радуясь его ответам «не болит», и пошутил.

       - Ну, заштопали мы тебя на совесть. Дырок нигде я не нашёл. Через недельку на своей дискотеке отплясывать будешь! А общее настроение как?
        - А какое у меня должно быть общее настроение, доктор?
        - Жизнеутверждающее!  Вот какое. Мне тут сестрички доложили, что хандрить перестал, добавки в обед просишь.  Молодец! Хватит, отвалялся своё, пора делами заниматься, жизнь налаживать. А что гостей у тебя давно не было?
        - Не ходят.
        - Отшил всех по дури, вот и не ходят. Ничего! Жизнь тебе теперь предстоит длинная! Это я тебе, как врач, говорю.  Столько трудов в твоё здоровье мы все здесь вбухали – не подведи! Распорядись правильно, как мужик.
        - Распоряжусь.  Правильно.  Мне теперь здоровье, ох, как нужно! Одну проблему разрулю, как мужик, а там... Будь, что будет!
        - Ты, главное, научись головой думать, а не тем, что у тебя между ног осталось. И помни, факт не окончательный. Как хирург, я в чудеса не верю, но чудеса случаются, верим мы в них или нет.
        - Помню! Вы мне говорили.
        - Ох, парень! Такой ты мне тоже не нравишься. То, что злой на жизнь стал – это хорошо. Такие стрессы помогают организму самовосстанавливаться.  Но смотри, нары в тюрьме пожёстче будут любой больничной койки! Ты мне обещаешь глупостей не делать? Не искать лишних приключений на... ягодицы?
        - Обещаю, обещаю.
        - Хорошо. Тогда будем выписывать. Дуй домой!



        Старушки на лавочке возле подъезда, увидев его выходящим из такси, оживились, как стайка воробьев у кормушки с пшеном.
       - С выздоровлением, значит, сосед? Пошли.  Нина для тебя ключи от квартиры оставила. Как знала, что ты сегодня приедешь!  А то сама всё на работе, да на работе. А дочка ещё в школе.


        Знакомая квартира встретила его напряжённой тишиной. Он внимательно осмотрел шкафчики в прихожей. Потом – шкаф с одеждой в комнате. Везде привычный  порядок. Всё выглажено, разложено по полочкам и висит на местах.

        Ни одной чужой вещи не нашёл.

        Заглянул в ванную комнату. Только его бритвенные принадлежности. Даже зубная паста, которая ему нравилась  – на месте.
        Его голубая рубашка, чистая, выглаженная висела на плечиках,  рядом с её халатом.
        Он ничего не понимал.


        Прошел на кухню, автоматически включил чайник. И на кухне всё, как всегда.
 
         Взгляд упал на конверт за стеклянной дверцей шкафчика. На конверте, почерком Нины, одно слово – «прочитай».

        Он вскрыл конверт. Буквы с корявым, плохо читаемым почерком,  пахли больничной палатой.
        «...Своих не ругай! И Николай, и Нина просто выполнили мою просьбу. Тебя надо было встряхнуть и ничего другого мне на ум не пришло.
Жестоко получилось? Наверно. Но ты мужик и понимаешь, что хирурги должны быть жёсткими, чтобы спасти человека. Главное, что это сработало! Ты перестал жевать свои упадочные мысли и захотел жить, чтобы мстить.
        И ты выкарабкался!
        А моральную сторону такого решения вали на меня. Мне не привыкать.
Живи и радуйся жизни. Всё у тебя будет!»

        В кармане заверещал мобильник.

        - Ты дома? Как добрался? На такси?  Письмо от врача прочитал?
        - Дома. На такси. Прочитал. Нина!  Ты всё знаешь... Ты меня хоть когда-нибудь сумеешь простить?
        - А я и не сержусь! И все бумаги, которые ты подписывал, давно  сожгла. Сразу же, как Николай их принёс из больницы.
         - Но где этот гад, Колька?  Я так хочу надраить его хитрую физию, прямо сил нет терпеть!
        - Вечером, мой родной! Всё вечером.  И полный сбор, и банкет, и выяснение всех отношений с Николаем. Я тебя очень люблю!


        А через некоторое время у них родился сынишка.




       * привезли на гармошке - скорая помощь доставила больного, подключённого к аппарату искусственной вентиляции лёгких с ручным управлением.

       * цветомузыка - мигалка и сирена машины скорой помощи.

       * расстреливали всю дорогу - восстанавливали работу сердца при помощи электрического заряда дефибриллятора.

       * "бээспе" - БСП, бригада скорой помощи.

       * самоделкин - врач-травмотолог. (Работает с инструментом, похожим на слесарный.)

       * завели - восстановили ритм сердца после его остановки.

       * из остановки выдернули - оживили после клинической смерти.

       * шарманка - аппарат для записи ЭКГ.

       * мерцалка - мерцательная аритмия.

       * систолы - всплески графика ЭКГ.

       * лежаки - лежачие больные.

       * автомобилисты - пострадавшие в дорожно-транспортном происшествии.

       * скрипач - больной после попытки самоубийства, путём разрезания вен на запястье.