Светлые времена студенчества… У каждого этот свет свой, особенный, огонек памяти, мерцающий сквозь годы, и каждому помнятся свои, незабытые лишь им, случаи-события-моменты. Но все их вспоминают с воодушевлением, тоскуя лишь о невозможности их вернуть, и вернуться самому туда, назад, чтобы еще раз пережить все заново.
«Святая троица», о которой повествовалось ранее (Паша-Буль, Серега-Петрович и Андрюха-Палыч), тоже тоскует о тех временах, причем вполне индивидуально. Но некоторые (впрочем, очень многочисленные) события являются для них общими, хотя могут и разниться в деталях – все-таки восприятием «окружающей реальности» они отличались, даже будучи участниками совместных авантюр и приключений.
Какой день недели был тогда, какое число – ничья память не удержала, все растворилось в прошедших десятилетиях. Но в легендах и преданиях тот период запомнился всем, как – «отъезд жены Петровича, неделя вторая», а может быть и третья, ведь ее, жены-то, долго не было!
Реконструкция тех событий дает представление хотя бы о времени года – сдана сессия, начались каникулы, жена Петровича уехала с ребенком к родителям, а сам он заступил на свое месячное дежурство в оперотряде, (которое гарантировало поселение в общежитие и стипендию, независимо от успехов в учебе и результатов сессии) – значит, был июль, самое его начало. Кстати, гарантия поселения и стипендии для отдельных категорий студентов – весьма распространенное тогда явление в ВУЗах. И УПИ не был исключением – такие «заслуги» предоставлялись спортсменам, защищающим «честь института» (и упаси господи ее «уронить»!), командам КВН, участникам художественной самодеятельности, членам профкомов студентов и комитетов комсомола… Да мало ли кому еще тогда были «открыты все пути»!
Дежурства были дневные, вечерние и ночные, но, поскольку заняться в свободное время было все равно нечем, эти «гарные хлопцы», отдежурив ночью и поспав часов пять-шесть, вновь заступали в дневной или вечерний «караул», переходящий в ночь – чтобы ускоренно, аккордом, отработать положенное количество смен.
Отходив таким образом, «через день – на ремень», недели две или чуть больше, эта братия решила снять накопившуюся усталость привычным и давно известным способом. Предупредив, чтобы в ближайшие три дня их «на службе» не ждали и приобретя необходимое количество «антидепрессантов» обычным, ранее описанным способом (с помощью участковых), друзья предались «разнузданному веселью», одновременно играя в преферанс – эта игра стала уже непременным атрибутом их совместных «посиделок».
Неформальная встреча «без галстуков» проходила в «летней резиденции» Петровича (она же, впрочем, была для него и Зимним дворцом), на «территории независимого государства» - в рабочем общежитии, комнату в котором он получил еще до поступления в институт, да так и закрепил ее за собой, до самого окончания оного. Поэтому враждебных действий со стороны комендантов и ОДГ (как это непременно случилось бы в студенческом корпусе) – не предвиделось. А посему «встреча высоких договаривающихся сторон в рамках национального саммита "Большой тройки ", в ходе которой обсуждались проблемы предстоящего «экономического кризиса» и предлагались пути выхода из него - деньги неумолимо заканчивались – проистекала в непринужденной дружеской обстановке.
Большая часть из совместно проведенных двух суток прошла в комнате, без выхода «на волю», где все пребывали не только без галстуков, но уже и без пиджаков, и даже без рубашек.
Уже были испробованы способы двух- и трехстороннего сотрудничества с соседями... Уже проведены предварительные переговоры с дружески настроенными «странами ближнего зарубежья» - друзьями из других городов области – «о выделении краткосрочных кредитов и займов»… Только что, казалось бы, успешно решенная проблема приобретения горячительных напитков, на третий день вновь подступила вплотную.
Десятки предложенных вариантов и способов улучшения финансового положения «большой тройки» были уже испытаны или отвергнуты, как заведомо безуспешные.
И тогда Палыч, уже с полчаса молча крутивший ус (так, по его словам, ему лучше размышлялось), внезапно объявил: «Господа, у меня есть мысль, и я ее думаю». После чего вновь замолчал, еще минут на десять. Потом резко встал, надел пиджак и буквально скомандовав, «ждите меня здесь» - удалился «в неизвестном (зачёркнуто) совершенно неизвестном направлении».
Надо заметить, что время было раннее, очень раннее – не было еще и шести утра! Раннее наступление «фазы сна» и отсутствие «допинга» подняло их на ноги задолго до рассвета.
Палыч отсутствовал долго, более двух часов. Серега с Пашей успели обсудить все возможные направления его «автономного похода», пытаясь угадать, куда тот мог направиться (как позже выяснилось, совершенно напрасно – действия Палыча оказались непредсказуемы!). Из остатков продуктов, найденных в холодильнике, было приготовлено «ирландское рагу», а «охотника-добытчика» все не было…
Он появился в дверях, мрачно улыбаясь, в девятом часу утра, когда друзья уже отчаялись ждать и вновь начали строить бесплодные «финансовые пирамиды». В его руках была стеклянная химическая колба, со стеклянной же притертой пробкой.
«Это ОН??!», - не веря своим глазам, в один голос, громким полушепотом утверждающе спросили Буль и Петрович.
«Нет, я за водой ходил, к роднику, в шесть утра!» - деланно-возмущенно завопил Палыч, «И три часа ее набирал пипеткой в колбу!».
Все разом загомонили, радостно и возбужденно. Паша был тут же отряжен в лавку, несмотря на его недовольство и отчаянное сопротивление, с наказом купить максимально возможное количество пива на остаток денег. Надо сказать, что пиво в те времена можно было купить только разливное, продававшееся в особых местах – «пивных точках». Так что путешествие, при неблагоприятном стечении обстоятельств (табличка «Пива нет» на ставнях киоска, очередь, отсутствие воды), вполне могло затянуться часа на два, отчего Паша и скандалил.
Петрович, по распоряжению «владельца винного погреба», искал пустые молочные (непременно молочные – у них горлышко шире!) бутылки, затем их мыл. Палыч, усердно, но с величайшей осторожностью, раскачивал пробку, пытаясь вытащить ее, не сломав при этом горлышко колбы. А открыв, наконец, вдыхал пары спирта, блаженно щурился, закатывая глаза, и бормотал: «Да это ОН, ОН, я его узнал!».
Все шло своим чередом, все приготовления были завершены, осталось дождаться Пашу и приступить к «дегустации вин из массандровских погребов». Ожидание затягивалось… Уже было выкурено не по одной сигарете, уже была налита и выпита «пробная порция», грамм 50, «самородного напитка». Буль задерживался…
Вот тут-то и пришла беда, откуда не ждали… Уставший от безуспешного ожидания и одуревший от «жажды» Палыч, внезапно заявил: «Э-э-э, я вот чего думаю, Серёга – давай-ка я водку стану делать, пока Пашу ждём».
- А зачем? – резонно спросил Петрович, - разведем водой, варенья добавим (где-то малиновое с прошлого года еще оставалось), потом туда пива плеснем - и получится изумительный напиток, можно сказать, коктейль, не хуже «Ханаанского бальзама»!
- Да ну! Водка-то лучше – начал спорить Палыч.
- «Пить просто водку, даже из горлышка, - в этом нет ничего, кроме томления духа и суеты» (с) – словами классика возразил Петрович.
- Отнюдь! – опять запротестовал Андрюха – когда с умом к этому вопросу подойти, ежели, конечно, ингредиенты нужные найдутся, кои в строгой последовательности следует «замесить и нарубить», да плепорцию соблюсти - я такую водку сварганю, языки пооткусываете!
- Нуу-у-у, и «чего ж тебе надобно, старче?» (с) – опасливо протянул Петрович.
- Вода, сахар, уксус; если есть - гвоздика там, кориандр, корица, короче, чего есть из приправ.
«И на старуху бывает проруха», - говорил потом, сокрушаясь, Петрович. «Это непременно чёрт меня дернул поверить этому химику-недоучке! Сбил он меня с панталыку своим незаконченным высшим образованием – ну как же, пятый год человек на четвертом курсе химфака УПИ учится, небось, знает, о чем говорит…»
- Да все есть: вода вот, в кувшине, сахар в сахарнице, приправы в баночках, на полке стоят, выберешь (только тмин не клади – не люблю запах), а уксус на подоконнике, в бутылке – сообщил Серега и отправился в туалет, дабы не мешать адепту Менделеевского учения «воду в вино превращать».
«Эх, кабы я знал, что этот «монах Исидор» не умеет по запаху отличить уксусную кислоту от столового уксуса! Так хоть бы этикетку прочитал! Но пить он, видимо, хотел больше, чем читать…» - долго еще скорбел Петрович.
Запах уксуса он учуял еще в коридоре. А когда открыл дверь, амбре, витавшее в комнате, едва не вышибло его обратно.
- И сколько ты туда налил вот ЭТОГО? – Серега покрутил рукой в воздухе.
- Одну столовую ложку на литр, как положено по рецепту!
- А в твоем гадском рецепте написано, чего именно «столовую ложку»?
- Столового уксуса, чего же еще! 9%-го, с которым пельмени едят.
- А ты, сука блокадная, читать умеешь?? – Петрович схватил бутылку, стоявшую тут же рядом, на столе и «воздух тоже не озонировавшую», сунул ее под нос Палычу – Чего тут написано, русским по зеленому, собака ты серая, лесная, енотовидная?
Палыч, сначала в ужасе отшатнувшийся, не столько от испуга быть облитым кислотой, сколько от напора и мощи Сережиного голоса, качнувшись, приблизил взгляд к этикетке:
- Уксусная кислота, 70-процентная. Производство – Ашинский химический завод, г. Аша, Челябинская область. Это чего это?- кислота? Я думал эссенция, 30-процентная. Разбавил ее, чтобы 9% получить…
Сережа медленно закупорил бутылку, поставил ее на подоконник и повернулся к Палычу… Последовавшие за этим богато «украшенные» причастные и деепричастные обороты, фразеологизмы и отдельные лексемы, целиком и полностью содержащие только обсценную лексику – литературной обработке не подлежат и приведены здесь быть не могут. Достаточно сказать только, что самыми невинными были выражения, «переносящие значение половых органов и полового акта на человека как на предмет называния».
Дальнейшие их действия походили на попытки спасателей помочь утопленнику, вытащенному из воды спустя полчаса после его «последнего ныряния» - такие же бесплодные и бесполезные.
Не помогли ни разбавление водой, ни добавки соды, ни охлаждение в морозильнике…
Когда через час вернулся Паша, аромат «спиритус ацетум» слегка выветрился – окна были раскрыты настежь – но, возможно, это только казалось Адрюхе с Серегой, уже «придышавшимся» этими парами. Потому что Буля ощутимо качнуло, когда он открыл дверь.
- Вы тут, что, биохимическое производство уксусной кислоты из этилового спирта освоили, пока меня не было? – Паша тоже был химик, пока только начинающий, но зато органик, и в совершенстве знал методы и процессы производства и синтеза спиртов и кислот.
- Или решили синтезировать этилацетат? Ликер будем пить сегодня? Палыч, опять ты какую-нибудь гадость затеял? Химфак от хлорпикрина, запущенного тобой в общую вентиляцию, только недавно отошел! Теперь общагу решил травануть?
Петрович, ядовито улыбаясь, поделился с Булем результатами опытов этого неудачного последователя Бутлерова и Зелинского. Паша ошарашенно молчал, лицо его кривилось, губы вздрагивали. После долгого, тягостного молчания, Андрюша решил сгладить ситуацию и пошутил:
- Ну, водку ацетоновую пили, теперь уксусную попробуем.
Шутка повисла в воздухе, его веселья никто не разделял. Буль уже открыл рот, чтобы выплеснуть Палычу прямо в его наглую беспардонную морду весь запас своей ненормативной лексики, когда Петровича осенило:
- Собака-Палыч, а ты весь спирт извел на свои опыты?
Тот хлопнул себя по лбу, и проорав «Чёрт меня возьми совсем», бросился к подоконнику. В колбе, которую он там и оставил, еще оставалось грамм двести чистого, неизгаженного стараниями химика-недоучки, спирта!
Настроение у компании резко улучшилось, их действия стали вновь скоординированными, приобрели общий вектор.
Через час они уже вновь расписывали «пульку», со смехом вспоминая произошедшее и тычками в бок напоминая Палычу, что он все-таки «нехороший человек».
Часа через три-четыре, попробовав налитое ранее в стакан "зелье ядовитое", стоявшее на подоконнике, Паша с восторгом заметил, что «уже почти не пахнет, пить можно». Через десять минут «этилацетатная смесь» была разлита по широким и мелким тарелкам, для ускорения выветривания уксуса.
И ещё через час друзья вновь «поднялись на борьбу со змием».
А вечером следующего дня они вновь приступили к «несению гарнизонной и караульной службы».